Пасха

If there's something strange in your neighborhood. Who you gonna call??

Джон Сноу воскресе!

Джон Сноу таки сумел ожить на Пасху! Вот что Пасха животворящая делает!

Пасха на войне, 1916 год

Воспоминания офицера Р.М.
У Колодца

Наш отряд занимал большой луг. Были вырыты глубокие окопы, где мы и жили. Против нас стояла венгерская пехота, тоже окопавшаяся. Мы наблюдали друг за другом, но в дело не вступали. На этом участке фронта царило полное затишье.

Галицийская весна давно вступила в свои права, покрыла землю сочной травой. Солнце жгло, в полдень стояла духота. Людей мучила жажда, воды нигде не было.

Посредине луга, между нами и венгерцами, чернел низкий колодезный сруб, а над ним — багор, одинокий, покинутый. Вероятно, раньше здесь находилась ферма, но артиллерия, свирепствовавшая в течение многих дней, сделала свое дело; уцелел только колодец и багор.

Занялся день.

— Братцы, да ведь сегодня–Пасха. Христос Воскресе! — раздался чей–то хриплый голос.

— Воистину воскрес! — вяло раздалось в ответ.

Удивительное дело: с каким нетерпением ожидался Светлый Праздник, как внимательно считали недели, дни, и вдруг… равнодушие. Вот они — лишения–то! Чего с людьми не сделают.

Кой у кого просветлели лица. Заглушенно послышались пасхальные приветствия. Где–то христосовались.

— Хорош праздничек! — иронизировал кто–то.

— Кабы водицы, то ничего бы…

Солнце поднималось все выше, становилось душно.

Вдруг в окопах народ поредел. Я высунул голову. Вижу, двое моих солдат направляются к колодцу, за ними еще человек десять, Хотел было крикнуть, да почему–то не сделал этого. Я полез к своему месту за биноклем. Смотрю — вся моя рота и другие мирно стоят у колодца, по очереди прикладываются к ведру и, напиваясь, отходят и дают место товарищам.

Никто не отдавал солдатам приказания, никто не разрешал. Как так? Мысленно ругаюсь, мысленно угрожаю, но через момент оправдываю их — жажда!

Гляжу в бинокль: венгерцы лежат, ружья у них на прицел, не сводят глаз с колодца, но не стреляют. Ждут, видно, что будет дальше.

Время тянется мучительно долго, минута кажется часом. Ну, на душе полегчало: люди мои идут обратно. Но не спешат, точно за спиной свои же. А что, если неприятель вдруг откроет огонь? Но нет — тихо.

Наконец–то! Молитвенно поднимаю глаза к небу, уста невольно шепчут благодарственные слова: все кончилось благополучно. Люди на своих местах, никто не пострадал, ничто не изменилось.

Один только солдатик еще на лугу. Что–то держит бережно в одной руке, а другой машет перед неприятельскими окопами.

Прислушиваюсь, и до ушей явственно долетает:

— Ну, честной враг, теперь твоя очередь! Выходи, напейся! Христос Воскресе!

Там поняли. Один за другим выпрыгивают из окопов венгерцы и направляются к колодцу. Противника, видно, тоже донимает жажда. У колодца повторяется та же картина, только действующие лица иные: вместо грязных хаки, пестрые венгерские куртки.

Проходит полчаса. Напились и враги. Почему–то решаю пробрать своих людей. Отнимаю бинокль от глаз — предо мною солдатик, тот самый, что задержался на лугу дольше всех.

— Ваше благородие, с великим праздничком! Христос Воскресе! Извольте испить…

У меня перед носом фляга, полная воды. Забыв все, хватаю флягу, опорожняю ее. Хочется ее самое проглотить. Но тут же бросаю ее в сторону и обнимаю солдатика:

— Воистину воскрес!

Сзади раздался сигнал о наступлении. Зашевелилось все в окопах у нас — «там» тоже. Началась перестрелка, затявкал, как злая собака, пулемет, за ним другой, третий…

Пошли в атаку, завязался бой…

Через час вокруг колодца, где так мирно утоляли свою жажду противники, валялись убитые, стонали раненые.

По–прежнему чернел колодезный сруб и возвышался багор, молчаливый свидетель столь быстро сменившихся картин боевой жизни…

(«Задушевное слово». № 24. Журнал для старшего возраста. Пасхальный номер. 10 апреля 1916 года)