Я одиночка. / много текста :: anon

Я одиночка. Но при этом не принадлежу к числу социофобов, спрятавшихся от людских глаз за занавешенными шторами, и не страдаю от своего одиночества. Более того, извлекаю из своего состояния максимальную пользу, а будучи человеком не полностью замкнутым, поддерживаю связь и дружбу с теми, с кем общаюсь с детства... Их не так много, несколько человек. И они жуткие "социобляди".

Не нахожу это слово оскорбительным, но с остервенением осуждаю и ненавижу это качество, эту характерность человека. Всё их существо, похоже, только и ищет общества многолюдных компаний, такое чувство, что они опасаются остаться одни, хоть на минуту оказаться наедине со своими мыслями. Они просто не понимают, как можно часами прогуливаться одному по солнечному городу, или встретить новый год, лежа на диване, просматривая свой любимый фильм и лопая мандарины. Для них это сродни безумию. Социобляди постоянно стремятся уйти с головой в водоворот социальных взаимоотношений, их телефонные книги подтормаживают при прокрутке от забитых там имен и номеров, и всякий раз, когда они принимают входящий вызов, для того, чтобы получить руководство к действию или в очередной раз сцепиться языками в вербальной страсти, я с благодарностью поднимаю взор к небу и шепчу еле слышно "дякую, Боже, что я не социоблядь".
— Вчера в клуб гоняли, — восторженно молвит один из них.
— И как? — почти безучастно отвечаю я.
— Да заебись отдохнули... о, погоди-ка, да, а-алло, да, здор.. здорово.
Их жизнь — это бесконечный диалог и движение в никуда. Они, как правило, невежественны почти до безобразия, их чело никогда не бывает омрачено мучительными раздумьями о чём-нибудь неземном. Они не знают что Пешков — это настоящая фамилия Горького, а Козьма Прутков — псевдоним, под которым писали четыре человека, не понимают и не задумывались никогда, что огромное дерево и крохотное семя — это суть одно и тоже, только в разных формах. Они не думают о вечности, не смотрят на звёздное небо. Всё, что им нужно — это компания, с которой они дружно шагают по широкой дороге в пропасть. Они мешают друг другу остановиться, хотя бы на мгновение прекратить это дикое вращение колеса, по которому они бегут за своими земными радостями, материальными благами и плотскими утехами.
"Суета сует..." — вздыхает старина Еклессиаст.

Что лежит в основе этого социального блуда? Что движет этими людьми, когда они просыпаются среди ночи, чтобы встретить на вокзале знакомую, которую сами же навязались встретить, знакомую, у которой туева хуча родни на машинах? Что влечёт их каждый вечер в бесчисленные заведения, где они играют в бильярд, фотая друг друга, ведут неспешные беседы за столиками в кафешках, ужинают, завтракают, обедают в чьей-то компании? Их подташнивает от выпитого кофе в бесконечных "гостях", куда они самым откровенным образом навязываются.
Они повсюду. У них дефицит общения. В одной руке мобилка, где они строчат кому-то текст вконташе, другой рукой они жестикулируют, объясняя что-то своему новому собеседнику, которого поймали в очереди в поликлинике.
— Здрасти, далеко едете? В Рязань? О, хорошо, я почти туда же, два дня ехать будем, поезд этот, говорят, медленно ходит, один друг мне рассказывал, как-то зимой поехал он...

И я вовсе не являюсь противником человеческих взаимоотношений. Язык, способность взаимодействовать, общение — это чуть ли не главное людское достояние. Беда в том, что этот дар растрачивается в совершенно бессмысленных и ими же усложненных действиях, в бесконечных толках и пересудах, в разговорах о деньгах, о политике, о всяком вздоре, который можно выразить в одной простой фразе - "из пустого в порожнее".
Эти люди не ищут одиноких путей в решении даже незначительных и ничтожных проблем. Они боятся этого одиночества, содрогаются при одной мысли о нём, ведь одиночество предполагает остаться с самим собой, хотя бы даже на малое время. Впрочем, они уже и сами не помнят, кем являются на самом деле, ибо давно уже утратили себя в этом шумном маскараде, в одноразовых спутниках, в окружении масок и кривых зеркал. Страх — причина этого социального явления. Страх и тревога толкают этих людей в самую гущу событий, дабы забыться, не думать, не размышлять над тем, над чем размышляет каждый обремененный разумом. Они и не поймут, не почувствуют даже, когда стрелки отмеренного им времени остановятся. Когда смерть бесцеремонно, не стучась в дверь, войдет в их дом...