Собственными глазами
Премьера экранизации Need for Speed натолкнула IGN Russia на размышления о проблеме взаимоотношений видеоигр и кинематографа.
Что объединяет лучший фильм прошлого года, «Гравитацию» Альфонсо Куарона, и один из худших фильмов года 2014-го, «Need for Speed: Жажда скорости»? Роднит их тот факт, что обе картины не стесняются использовать исключительно видеоигровой прием. И если в экранизации популярного гоночного сериала это кажется само собой полагающимся, то реверанс в сторону видеоигр от фаворита американских киноакадемиков – решение куда более значимое.
Персонаж Аарона Пола вжимает педаль газа в пол, его Ford Shelby вырывается вперед, и камера тут же переключается на вид от первого лица. У голливудской экранизации Need for Speed проблем хватает, но ощущение пресловутой скорости едва ли одна из них. Впрочем, одно дело общие планы с высоты птичьего полета или натуралистичные сьемки гонок, а совсем другое – эффект погружения, достигаемый благодаря чисто видеоигровому приему. Подобную смену перспективы не назвать ни оригинальной, ни революционной (вспомнить хотя бы ее применение в довольно странной экранизации Doom), но, как ни странно, она работает. Кеды Джесси Пинкмана все еще на педали, камера трясется, а глаза невольно цепляются за декорации «Жажды скорости» – черт возьми, да это же тот самый лес из Hot Pursuit!
Правда, если применение вида от первого лица все же закрепится в голливудских блокбастерах, то законодателем этой моды наверняка нарекут Дариуша Вольски. Получивший за свою работу в «Гравитации» заслуженный Оскар, оператор задал эту тенденцию применением ракурса «из глаз» персонажа Сандры Буллок. Ведь как еще убедить зрителя в том, что отпускать тот трос героине решительно нельзя, если не показать, что именно ее ждет во всепоглощающей глубине космоса? К тому же в открытом космосе нет понятий «верх» или «низ», и именно потрясающая работа Вольски с видом от первого лица максимально наглядно это демонстрирует.
В этом, собственно, и отличие подходов «Гравитации» в использовании этой технологии от экранизаций видеоигр: в «Doom» и «Жажде скорости» ее используют прежде всего для фансервиса, в то время как команда Альфонсо Куарона применяет «first person»-перспективу в роли важного инструмента нарратива. И отличие это на самом деле фундаментально: в первом случае Голливуд использует видеоигры исключительно утилитарно, по большому счету пользуясь игровыми идеями из-за нехватки своих собственных. «Гравитация» же в свою очередь демонстрирует, что сотрудничество видеоигр и кинематографа может быть взаимовыгодным. Это же, кстати, с успехом удалось и режиссеру прошлогоднего летнего блокбастера «Тихоокеанский рубеж» Гильермо Дель Торо, который привлек к работе над своим проектом актрису Эллен МакЛейн, подарившую свой голос роботу GLaDOS из Portal 2.
В чем же, собственно, важность этой тенденции? Во-первых, в том, что она свидетельствуют о статусе видеоигр как полноценного явления в современной поп-культуре. Во-вторых, признание от голливудских мастеров уравновешивает мнения о том, что играм обязательно следует стремиться к кинематографичности (привет, Дэвид Кейдж и Хидео Кодзима!). В этом смысле очень кстати недавние слова одного из лучших сценаристов современности Стивена Моффата, который принимал участие в награждении лучших видеоигр года от Британской академии искусств: «Мне кажется, что уровень сценариев в современных видеоиграх очень высок, но я, честно говоря, не рискнул бы попробовать себя на этом поприще. Это же совершенно новый способ рассказа, новый метод повествования, и я не представляю, как именно это работает».
Кстати, о Дэвиде Кейдже. В свое время творец Fahrenheit и Heavy Rain декларировал целую программу действий, благодаря которым видеоигры, цитируем, «должны повзрослеть». Одним из главных пунктов этой программы было улучшение отношений индустрии с Голливудом, примером которого француз считал свое сотрудничество с Уиллемом Дефо и Эллен Пейдж в работе над своей последней игрой Beyond: Two Souls. Все мы знаем, чем обернулся этот эксперимент.
Разумеется, никто не запретит продюсерским компаниям и дальше скупать лицензии на экранизацию знаковых видеоигр: в этом заинтересованы и правообладатели, и киношники, и фанатская база. Только на следующий год намечены премьеры сразу нескольких заметных экранизаций, среди которых Assassin’s Creed с Майклом Фассбендером, Splinter Cell при участии Тома Харди и сиквел «Хитмена». Впрочем, было бы гораздо полезнее, если разработчики видеоигр и Голливуд сотрудничали в немного других плоскостях – скажем, над совершенствованием технологии захвата движений или же компьютерной графики.
Еще более интересным вариантом совместной работы можно считать анонсированное Гейбом Ньюэллом и Джей Джей Абрамсом на конференции DICE 2013 сотрудничество, включающее не только будущие адаптации разработок Valve для широких экранов, но и разработку полноценной видеоигры при участии компании Абрамса Bad Robot. Проблема только в том, что через год после этого анонса о проекте не говорят ни «вентили», ни сам режиссер седьмого эпизода «Звездных войн».
В 2014 году видеоигры являются не только полноценным видом искусства, но и подлинным феноменом современной культуры. И сейчас, когда Британская академия кино- и телеискусств награждает игры наравне с фильмами и телесериалами, а Стивен Спилберг трудится над сериалом по лицензии Halo, видеоиграм как явлению впору сделать шаг вперед и вырасти наконец-то из коротких штанишек своих конкурентов. Признайтесь, будь «Гравитация» интерактивной видеоигрой, вы ни за что не отпустили бы тот чертов трос.
Отличный комментарий!