чурки чурбан-байрам песочница
Я родился в Москве. Здесь – мой город, мой дом.
Только к чьей-то чиновной отраде
Нам навязана догма. А может, закон,
Что живем мы теперь – в Москвабаде.
Здесь дозволено все. Но отныне – не нам.
Толерантность готовит награду:
Робко жаться, подобно безмолвным теням
В лабиринте хрущоб Москвабада.
Что ж. Прости и прощай, лубяное жилье:
«Притесняемым» жить где-то надо.
Безнаказанно грает с небес воронье,
Хорошо воронью в Москвабаде.
Мы – добры. Мы на дочек напялим хиджаб,
Будем туфли ларечникам чистить,
А того, кто сочтет, что он – дома и прав,
Заклеймим подлецом и фашистом.
…Алым стягом - рассвет. Тишина… Соловей.
Нам пора выбираться из ада.
Я хочу жить в своей, златоглавой Москве,
А не жаться в углах Москвабада.
Только к чьей-то чиновной отраде
Нам навязана догма. А может, закон,
Что живем мы теперь – в Москвабаде.
Здесь дозволено все. Но отныне – не нам.
Толерантность готовит награду:
Робко жаться, подобно безмолвным теням
В лабиринте хрущоб Москвабада.
Что ж. Прости и прощай, лубяное жилье:
«Притесняемым» жить где-то надо.
Безнаказанно грает с небес воронье,
Хорошо воронью в Москвабаде.
Мы – добры. Мы на дочек напялим хиджаб,
Будем туфли ларечникам чистить,
А того, кто сочтет, что он – дома и прав,
Заклеймим подлецом и фашистом.
…Алым стягом - рассвет. Тишина… Соловей.
Нам пора выбираться из ада.
Я хочу жить в своей, златоглавой Москве,
А не жаться в углах Москвабада.