Тогда у них почти не было дорог, а климат был преимущественно влажный и жаркий, поэтому легче следить за гигиеной ног и их здоровьем, ноги быстрее высыхали и не прели в закрытой обуви. Кроме того в них было удобней ходить по рисовому полю, напомню, что рис выращивают совсем рядом с водой. А потом это увидела знать - и решила стать ближе к народу, поэтому гэта стала носить и аристократия, но уже не такие простые дощечки, а удобные, украшенные, из редких пород дерева.
О том что в них двигались быстрее - анимешное дерьмо, но учитывая что тогда можно было гулять босым, и не загнать себе в пятку пол бутылки балтики - дерево с ног можно всегда снять.
Дед подобрал с дороги кусок доски, должно быть, отломившийся от борта какой-то телеги, стал ловко кромсать дерево ножом.
– Это сталь особенная, плетеная да каленая, с дымчатым узором. Такую только в Японии делать умеют. Не тупится, не ломается…
Приговаривая, он вырезал четыре усеченные плашки: сверху они были длиной со ступню, книзу поуже. Ката с любопытством наблюдала: зачем это?
В чудо-мешке у Симпея нашлись гвоздики и кожаные ремешки. Он приделал их к деревяшкам.
– Подними ногу.
Крепко-накрепко привязал ей плашки к лаптям – получились вроде как подставки. Две другие прикрутил себе к сапогам.
Встал, попрыгал, проверяя крепость.
– Пора научить тебя хаяаруки, быстрому ходу, а то мы с тобой будем до Петербурга всё лето тащиться. Подставки эти называются хидзумэ, «копыта». От них нога делается длиннее, а главное легчает шаг. Обычно ведь люди как ступают? Переваливают с пятки на носок, а тут идешь в единое касание, как косуля: цок, цок, цок.
Он вдруг очень легко и быстро двинулся по дороге большущими, прыгучими шагами. Ката завизжала от восторга.
– Видишь? Получается вдвое быстрее, а устаешь вдвое меньше.
– Я тоже так хочу!
Она вскочила, сделала шаг, другой, третий, но попробовала бежать – упала.
– Не торопись, это требует навыка. Сегодня мы никуда не пойдем. Удалимся от дороги к опушке и поучимся. Все одно средь бела дня на хидзумэ не походишь – люди увидят. Днем будем с тобой идти обычно, медленно, а в темноте можно и побыстрее. Я тебя после, когда привыкнешь к хаяаруки, еще обучу искусству хаябасири, быстрого бега на ходулях. Это труднее.
И до самого вечера Ката училась копытному ходу. Набила синяки, падаючи, натрудила до нытья щиколотки, но дедушка велел на пустяки внимания не обращать – она и не стала.
Зато ночью припустили по пустой, подзвездной дороге, будто ласточки по небу. Ката аж покрикивала от радости. Часа за два отмахали, сколько обычный странник прошел бы за целый день, и около полуночи догнали тех самых теток, с которыми Ката пособачилась утром.
Паломницы пристроились ночевать у обочины. Легли, укутались мешковиной, но одной, видно, не спалось. Вскинулась, села – увидела в лунном свете две быстрые, длинные, стремительные тени.
– Святый Боже, помилуй мя! – вскинулся тонкий крик.
– Домой иди, дура, к детям! – басом прогудела Ката и закатилась сатанинским хохотом.
Хорошо!
* * *
Так дальше и шли. Днем попросту, в темноте – на копытах.
О том что в них двигались быстрее - анимешное дерьмо, но учитывая что тогда можно было гулять босым, и не загнать себе в пятку пол бутылки балтики - дерево с ног можно всегда снять.
– Это сталь особенная, плетеная да каленая, с дымчатым узором. Такую только в Японии делать умеют. Не тупится, не ломается…
Приговаривая, он вырезал четыре усеченные плашки: сверху они были длиной со ступню, книзу поуже. Ката с любопытством наблюдала: зачем это?
В чудо-мешке у Симпея нашлись гвоздики и кожаные ремешки. Он приделал их к деревяшкам.
– Подними ногу.
Крепко-накрепко привязал ей плашки к лаптям – получились вроде как подставки. Две другие прикрутил себе к сапогам.
Встал, попрыгал, проверяя крепость.
– Пора научить тебя хаяаруки, быстрому ходу, а то мы с тобой будем до Петербурга всё лето тащиться. Подставки эти называются хидзумэ, «копыта». От них нога делается длиннее, а главное легчает шаг. Обычно ведь люди как ступают? Переваливают с пятки на носок, а тут идешь в единое касание, как косуля: цок, цок, цок.
Он вдруг очень легко и быстро двинулся по дороге большущими, прыгучими шагами. Ката завизжала от восторга.
– Видишь? Получается вдвое быстрее, а устаешь вдвое меньше.
– Я тоже так хочу!
Она вскочила, сделала шаг, другой, третий, но попробовала бежать – упала.
– Не торопись, это требует навыка. Сегодня мы никуда не пойдем. Удалимся от дороги к опушке и поучимся. Все одно средь бела дня на хидзумэ не походишь – люди увидят. Днем будем с тобой идти обычно, медленно, а в темноте можно и побыстрее. Я тебя после, когда привыкнешь к хаяаруки, еще обучу искусству хаябасири, быстрого бега на ходулях. Это труднее.
И до самого вечера Ката училась копытному ходу. Набила синяки, падаючи, натрудила до нытья щиколотки, но дедушка велел на пустяки внимания не обращать – она и не стала.
Зато ночью припустили по пустой, подзвездной дороге, будто ласточки по небу. Ката аж покрикивала от радости. Часа за два отмахали, сколько обычный странник прошел бы за целый день, и около полуночи догнали тех самых теток, с которыми Ката пособачилась утром.
Паломницы пристроились ночевать у обочины. Легли, укутались мешковиной, но одной, видно, не спалось. Вскинулась, села – увидела в лунном свете две быстрые, длинные, стремительные тени.
– Святый Боже, помилуй мя! – вскинулся тонкий крик.
– Домой иди, дура, к детям! – басом прогудела Ката и закатилась сатанинским хохотом.
Хорошо!
* * *
Так дальше и шли. Днем попросту, в темноте – на копытах.