ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЛИ САНКЦИИ. ДЕРЕВЕНСКАЯ ИСТОРИЯ (Автор: Константин Крылов)
- Петровна, где дрель? – закричал Степаныч из сарая.
- Миша, не надо! – взмолилась Петровна. – Мишенька, ну пожалуйста, не надо!
- Ты чё, старая, совсем плохая стала? – Степаныч заорал громче, злее. – Дрель неси!
- Мишенька! Ну пожалуйста! – у Петровны затряслись губы.
- Дрель! – рявкнул муж. Петровна, утирая глаза рукавом, полезла в шкафчик, куда ещё вчера спрятала ненавистную приспособу.
Со Степанычем Петровна прожила, почитай, всю жизнь. Миша был правильным мужиком – дельным, рукастым, по-хорошему прижимистым. У него всё как-то само собой выходило, спорилось – что работа, что семья, что дети, что дача. Правда, дети давно разъехались по разным странам: взрослый сын выучился в Обнинске и теперь жил в Германии, старшая дочка вышла замуж за чеха, младшая – за украинца. Работа у Степаныча тоже накрылась медным тазом, ещё в девяностые. Ничего, съехали с Нюрой Петровной на дачу, там прожили первые, самые страшные годы, на огурцах и картохе. Потом сын начал зарабатывать на импортных заказах и пересылать какие-то деньги. Дальше жизнь снова потихоньку-полегоньку пошла в горку, так что Петровна даже перестала беспокоиться насчёт того, что не на что будет хоронить.
Одна беда пришла: Степаныч увлёкся яблочным самогоном. Всю жизнь был малопьющим, а вот теперь почал прикладываться к проклятой. Причиной тому был яблоневый сад, оставшийся от нюриной матери. Та любила деревья, ухаживала, заботилась об урожае: варила компоты, варенье, остатки отдавала соседям, которые водили свиней. Однако в девяноста третьем мама померла, некому стало варить компоты и закатывать банки, да и свиньи соседям стали без надобности. А яблони всё плодоносили и плодоносили, и что было делать с урожаями – непонятно. На беду, сосед – тот самый, который раньше водил свиней – научил Степаныча делать яблоневую бражку и перегонять. Рукастый Степаныч соорудил аппарат, который держал в сарае, забил весь подпол вёдрами для бражки, а чтобы мельчить яблоки в пюре, приспособил электродрель с насадкой.
Не то чтобы Степаныч всерьёз заалкашил, нет. По деревенским меркам, пил он умеренно и без закидонов: руку на супружницу не подымал, не буянил, не свинничал. Максимум, что он себе позволял в пьяном образе – достать из сарая трофейный немецкий аккордеон, доставшийся от отца, да спеть «Подмосковные», или там «По долинам и по взгорьям». Но Нюрка, как и всякая русская баба, всю жизнь до одури боялась, что муж сопьётся. И боролась с этим обычными бабскими способами – скандалёзничала, выливала спрятанный самогон, портила аппарат, ну и, конечно, пилила Степаныча как могла. Тот, однако, от этого только больше упирался: аппарат и готовый продукт прятал у соседа, подпол запирал, а Степановну не подпускал к процессу. Все же попытки запилить Михал Степаныча бабским пилением кончались только тем, что он сбегал из дому к соседям и там уж давал себе волю.
Одно было хорошо: Степаныч, кроме яблочной, ничего в рот не брал. Пива он не любил, вино считал потерей времени, а магазинной водке не доверял с той самой поры, как его старинный друг Алексей Петрович помер от поллитры дагестанской. Картофельным же бимбером он по молодости траванулся в Белоруссии, после чего не мог его переносить даже на запах. Но всё это не особенно утешало Петровну: яблок всегда было столько, что заготовки Степаныча хватало на год.
Нюрка жаловалась на пьющего мужа деревенским бабонькам, ища совета. Бабоньки Нюрке сочувствовали и советовали ей по-тихому извесли треклятые яблони, но вот на это она как раз пойтить не могла: матушка, умирая, просила дочку заботиться о саде и особенно о деревьях. Материнскую волю Петровна не уважить не смела. Так она и маялась, изводясь сама и изводя мужа.
Из сарая Петровна вышла, как обычно, обиженная. Немножко поплакала, потом пошла ставить картошку: Степаныч затребовал на ужин варёную в мундире. «Наверняка с этой своей гадостью наворачивать будет», привычно и зло подумала баба.
Керосинка чадила: фитили замазутились. Взгромождённая наверх кастрюля тихо побулькивала. Петровна сидела, пригорюнившись, на табуретке и жалела себя.
Внезапно в кастрюле что-то булькнуло совсем уж непривычно громко. Зло зашипела вода. Потом оттудова раздался крик – совершенно детский.
Петровна подскочила, сунулась в кастрюлю и увидела там крошечного рыжего человечка в смешном зелёном костюмчике, который пытался выпрыгнуть из кипятка и уцепиться за край посудины.
Не думая, Нюрка сунула руку в кипяток, ухватила человечка, и тут же чуть не выронила – кипящая вода больно вцепилась в руку. Однако Петровна не выронила человечка, а ухватила за рыжий вихор, вытащила из воды, поставила на стол, и только после этого затрясла обваренной кистью и завыла в голос.
- Не суетись, глупая женщина! – пропищал человечек, выждал момент и плюнул на трясущуюся руку. Боль тут же исчезла – как будто её выключили. Степановна ещё пару раз – скорее по инерции – ей взмахнула, потом недоумённо уставилась на неё: вздувшаяся красная кожа как бы опадала и белела. Через пару секунд от ожога не осталась ничего.
- Спасибочки, - только и вымолвила она, таращась на маленького.
- Не стоит, - отмахнулся человечек. – В сущности, это я должен быть вам признателен, - с некоторым неудовольствием сказал он.
- В… вы откуда? – с трудом выталкивая воздух, вышептала Нюрка.
- Вы хотите спросить, кто я и что здесь делаю, - поправил её человечек, отсторожными движениями отряхивая и приглаживая костюмчик. – Удовлетворю ваше любопытство. Меня зовут Мармадьюк. Я демон, - последнее он произнёс с гордостью.
Петровна сообразила, что у человечка имеется уважаемая национальность, и тут же пробормотала положенное «да мы чего, да мы ничего, был бы человек хороший».
Мармадьюк, однако, остался недоволен.
- Я же сказал: я не человек, я демон! – он даже собрался было грозно топнуть ножкой, но, увидев испуганное лицо Нюрки, смягчился. – В общем, я весьма могущественное существо. Имею честь состоять вторым помощником первого советника Его Темнейшества Веельзевула, - он сделал паузу, явно ожидая какой-то реакции, скорее всего – восторженной.
Петровна наморщила лоб: слово «Веельзевул» ей смутно напомнило что-то церковное. Её подружка Вика Терентьева, когда врачи с Каширки ей сказали, что лечиться поздно, стала набожной и всё читала какие-то тоненькие книжечки про Бога, рок-музыку и штрихкод. В этих книжечках такие слова попадались.
- Зевул… Ангел, что-ли? – робко спросила Нюра.
- В каком-то смысле мы все ангелы, - несколько неопределённо ответил Мармадьюк. – К сожалению, я пал жертвой интриг недоброжелателей. Ничтожные чертеняки! – человечек всё-таки топнул ножкой. Из-под каблучка посыпались искры, Петровна тихо охнула и всплеснула руками. – В общем, меня застали врасплох и понизили в онтологическом статусе. До картофелины, - демон скрипнул зубами. – От таких заклятий можно освободиться только соединёнными силами огня, воды и доброго сердца. Но тут условия совпали в точности. Ну теперь я им покажу! – в тоненьком голоске почувствовалась нешуточная угроза.
- В общем, я вам кое-чем обязан, - признал с сожалением маленький человечек. – И теперь, чтобы окончательно освободиться, я должен исполнить одно ваше желание. Надеюсь, - угрожающе закончил он, - вы не потребуете от меня ничего слишком хорошего. Я всё-таки демон и добро лююдям делаю только в исключительных случаях и сугубо локально.
- Да что вы, - всплеснула руками Нюра. – Да зачем так… Да чего я… Вы идите, - наконец, собралась она с мыслями, - по своим делам, ежели чего.
- Глупая женщина! Я не могу уйти, не выполнив твоего желания! Это магическое условие, неужели это так трудно понять? – демон снова топнул ножкой, выбив из стола сноп искр. – Быстро говори, что тебе надо. Деньги?
- Ой, не надо горя этого! – вскрикнула испуганная Петровна и заплакала.
Мармадьюк посмотрел на неё внимательно и, кажется, немного смягчился.
- Понимаю, - протянул он. – Отберут и накажут, у вас такая страна. Ладно. Новый дом?
Петровна в ужасе замахала руками.
- Понимаю, сельсовет, соседи, будут тянуть деньги, потом сожгут… - пробормотал он. – Картиру в Москве и хорошую пенсию?
- Никогда мы хорошо не жили, не стоит и начинать, - вздохнула Петровна.
- Гм, гм… Ну, может, всё-таки чего-то хочется? Чего-нибудь безобидного? Морщины на лице вывести? Кошка старая чтобы подольше пожила? У соседа чтоб корова сдохла? – последнее он сказал с явной надеждой в голосе.
От сарая донеслись звуки аккордеона. Степаныч, пока работал, изрядно угостился прошлогодней продукцией и ему захорошело.
- Чтоб Степаныч не пил! – выплеснула Нюрка заветное.
- Не пил? Прямое вмешательство в свободную волю человека, к сожалению, доступно только высшим тёмным силам, - нахмурился человечек.
- Ну чтоб не гнал эту свою яблочную, - поправилась Петровна и рассказала маленькому человечку о своём горе.
Мармадьюк задумался, уселся на край стола, поболтал ножками.
- Так-так-так, - протянул он. – Значит, яблоки… Кроме этого своего домашнего кальвадоса, другого не пьёт… При этом сад изводить нельзя… Ломать аппарат бесполезно – будет гнать у соседа… Гм, вот что! – он щёлкнул пальцами, осыпав искрами столешницу. – А если эти яблоки будут у вас покупать? Продашь весь урожай, мужику запилишь, что в хозяйстве деньги нужны. Нормально будет?
- Покупать? – не поняла Нюрка. – Кто ж наши яблоки купит, когда их как грязи?
- Городские купят, - демон ухмыльнулся, явно радуясь какой-то пришедшей в голову идее. – В Москву повезут.
- Да кому ж в Москве наша антоновка нужна?! – Петровна посмотрела на демона как на глупого. – Москвичи всё дорогое едят, иностранное…
- Ну а если не будет иностранного? – демон снова улыбнулся, как-то уже совсем нехорошо.
- То есть как? – не поняла бабка.
- А вот так. Говорю же, я второй помощник первого советника Его Темнейшества… Одну минуту, - он вытащил из внутреннего кармана костюмчика крошечную телефонную трубку, что-то понажимал, прикрыл трубу ладонью и заговорил очень тихо. Доносились только отдельные слова и фразочки «да, это я», «всё нормально», «есть идейка», «поддержка отечественного производителя, например», «это ещё лучше», «пусть сами всё запретят», «да, и вайфай по талонам», «позвони Володину, ему понравится».
Закончив разговор, Мармадьюк подмигнул бабке и заявил:
- В общем, в следующем году приедут перекупщики и все яблоки у тебя заберут. Не то чтобы дорого, но всё-таки копейка в хозяйство. Степанычу привет.
Он оправил зелёный сюртучок, явно намереваясь исчезнуть.
- Спасибочки, - выдохнула бабка.
- Не благодари, - усмехнулся демон. – Я всё-таки тёмная сила. Смотри, - начал он загибать пальцы. – Много денег вам за яблоки не дадут. Зато Степаныча ты лишила единственной радости в жизни. Будет он вечно угрюмым, нервным, ты его запилишь, он и помрёт быстрее. А вот миллионы людишек по всей вашей странишке прищемят и ущучат. Не сильно, а всё-таки ущемят, - он потёр маленькие ручки и окончательно испарился.
«Па далинам и пааа взгорьям…» - донеслось от сарая.
- Ну хоть пить не будет, - вздохнула бабка. – Главное чтоб не пил.
)(
Источник: http://krylov.livejournal.com/3365965.html
- Петровна, где дрель? – закричал Степаныч из сарая.
- Миша, не надо! – взмолилась Петровна. – Мишенька, ну пожалуйста, не надо!
- Ты чё, старая, совсем плохая стала? – Степаныч заорал громче, злее. – Дрель неси!
- Мишенька! Ну пожалуйста! – у Петровны затряслись губы.
- Дрель! – рявкнул муж. Петровна, утирая глаза рукавом, полезла в шкафчик, куда ещё вчера спрятала ненавистную приспособу.
Со Степанычем Петровна прожила, почитай, всю жизнь. Миша был правильным мужиком – дельным, рукастым, по-хорошему прижимистым. У него всё как-то само собой выходило, спорилось – что работа, что семья, что дети, что дача. Правда, дети давно разъехались по разным странам: взрослый сын выучился в Обнинске и теперь жил в Германии, старшая дочка вышла замуж за чеха, младшая – за украинца. Работа у Степаныча тоже накрылась медным тазом, ещё в девяностые. Ничего, съехали с Нюрой Петровной на дачу, там прожили первые, самые страшные годы, на огурцах и картохе. Потом сын начал зарабатывать на импортных заказах и пересылать какие-то деньги. Дальше жизнь снова потихоньку-полегоньку пошла в горку, так что Петровна даже перестала беспокоиться насчёт того, что не на что будет хоронить.
Одна беда пришла: Степаныч увлёкся яблочным самогоном. Всю жизнь был малопьющим, а вот теперь почал прикладываться к проклятой. Причиной тому был яблоневый сад, оставшийся от нюриной матери. Та любила деревья, ухаживала, заботилась об урожае: варила компоты, варенье, остатки отдавала соседям, которые водили свиней. Однако в девяноста третьем мама померла, некому стало варить компоты и закатывать банки, да и свиньи соседям стали без надобности. А яблони всё плодоносили и плодоносили, и что было делать с урожаями – непонятно. На беду, сосед – тот самый, который раньше водил свиней – научил Степаныча делать яблоневую бражку и перегонять. Рукастый Степаныч соорудил аппарат, который держал в сарае, забил весь подпол вёдрами для бражки, а чтобы мельчить яблоки в пюре, приспособил электродрель с насадкой.
Не то чтобы Степаныч всерьёз заалкашил, нет. По деревенским меркам, пил он умеренно и без закидонов: руку на супружницу не подымал, не буянил, не свинничал. Максимум, что он себе позволял в пьяном образе – достать из сарая трофейный немецкий аккордеон, доставшийся от отца, да спеть «Подмосковные», или там «По долинам и по взгорьям». Но Нюрка, как и всякая русская баба, всю жизнь до одури боялась, что муж сопьётся. И боролась с этим обычными бабскими способами – скандалёзничала, выливала спрятанный самогон, портила аппарат, ну и, конечно, пилила Степаныча как могла. Тот, однако, от этого только больше упирался: аппарат и готовый продукт прятал у соседа, подпол запирал, а Степановну не подпускал к процессу. Все же попытки запилить Михал Степаныча бабским пилением кончались только тем, что он сбегал из дому к соседям и там уж давал себе волю.
Одно было хорошо: Степаныч, кроме яблочной, ничего в рот не брал. Пива он не любил, вино считал потерей времени, а магазинной водке не доверял с той самой поры, как его старинный друг Алексей Петрович помер от поллитры дагестанской. Картофельным же бимбером он по молодости траванулся в Белоруссии, после чего не мог его переносить даже на запах. Но всё это не особенно утешало Петровну: яблок всегда было столько, что заготовки Степаныча хватало на год.
Нюрка жаловалась на пьющего мужа деревенским бабонькам, ища совета. Бабоньки Нюрке сочувствовали и советовали ей по-тихому извесли треклятые яблони, но вот на это она как раз пойтить не могла: матушка, умирая, просила дочку заботиться о саде и особенно о деревьях. Материнскую волю Петровна не уважить не смела. Так она и маялась, изводясь сама и изводя мужа.
Из сарая Петровна вышла, как обычно, обиженная. Немножко поплакала, потом пошла ставить картошку: Степаныч затребовал на ужин варёную в мундире. «Наверняка с этой своей гадостью наворачивать будет», привычно и зло подумала баба.
Керосинка чадила: фитили замазутились. Взгромождённая наверх кастрюля тихо побулькивала. Петровна сидела, пригорюнившись, на табуретке и жалела себя.
Внезапно в кастрюле что-то булькнуло совсем уж непривычно громко. Зло зашипела вода. Потом оттудова раздался крик – совершенно детский.
Петровна подскочила, сунулась в кастрюлю и увидела там крошечного рыжего человечка в смешном зелёном костюмчике, который пытался выпрыгнуть из кипятка и уцепиться за край посудины.
Не думая, Нюрка сунула руку в кипяток, ухватила человечка, и тут же чуть не выронила – кипящая вода больно вцепилась в руку. Однако Петровна не выронила человечка, а ухватила за рыжий вихор, вытащила из воды, поставила на стол, и только после этого затрясла обваренной кистью и завыла в голос.
- Не суетись, глупая женщина! – пропищал человечек, выждал момент и плюнул на трясущуюся руку. Боль тут же исчезла – как будто её выключили. Степановна ещё пару раз – скорее по инерции – ей взмахнула, потом недоумённо уставилась на неё: вздувшаяся красная кожа как бы опадала и белела. Через пару секунд от ожога не осталась ничего.
- Спасибочки, - только и вымолвила она, таращась на маленького.
- Не стоит, - отмахнулся человечек. – В сущности, это я должен быть вам признателен, - с некоторым неудовольствием сказал он.
- В… вы откуда? – с трудом выталкивая воздух, вышептала Нюрка.
- Вы хотите спросить, кто я и что здесь делаю, - поправил её человечек, отсторожными движениями отряхивая и приглаживая костюмчик. – Удовлетворю ваше любопытство. Меня зовут Мармадьюк. Я демон, - последнее он произнёс с гордостью.
Петровна сообразила, что у человечка имеется уважаемая национальность, и тут же пробормотала положенное «да мы чего, да мы ничего, был бы человек хороший».
Мармадьюк, однако, остался недоволен.
- Я же сказал: я не человек, я демон! – он даже собрался было грозно топнуть ножкой, но, увидев испуганное лицо Нюрки, смягчился. – В общем, я весьма могущественное существо. Имею честь состоять вторым помощником первого советника Его Темнейшества Веельзевула, - он сделал паузу, явно ожидая какой-то реакции, скорее всего – восторженной.
Петровна наморщила лоб: слово «Веельзевул» ей смутно напомнило что-то церковное. Её подружка Вика Терентьева, когда врачи с Каширки ей сказали, что лечиться поздно, стала набожной и всё читала какие-то тоненькие книжечки про Бога, рок-музыку и штрихкод. В этих книжечках такие слова попадались.
- Зевул… Ангел, что-ли? – робко спросила Нюра.
- В каком-то смысле мы все ангелы, - несколько неопределённо ответил Мармадьюк. – К сожалению, я пал жертвой интриг недоброжелателей. Ничтожные чертеняки! – человечек всё-таки топнул ножкой. Из-под каблучка посыпались искры, Петровна тихо охнула и всплеснула руками. – В общем, меня застали врасплох и понизили в онтологическом статусе. До картофелины, - демон скрипнул зубами. – От таких заклятий можно освободиться только соединёнными силами огня, воды и доброго сердца. Но тут условия совпали в точности. Ну теперь я им покажу! – в тоненьком голоске почувствовалась нешуточная угроза.
- В общем, я вам кое-чем обязан, - признал с сожалением маленький человечек. – И теперь, чтобы окончательно освободиться, я должен исполнить одно ваше желание. Надеюсь, - угрожающе закончил он, - вы не потребуете от меня ничего слишком хорошего. Я всё-таки демон и добро лююдям делаю только в исключительных случаях и сугубо локально.
- Да что вы, - всплеснула руками Нюра. – Да зачем так… Да чего я… Вы идите, - наконец, собралась она с мыслями, - по своим делам, ежели чего.
- Глупая женщина! Я не могу уйти, не выполнив твоего желания! Это магическое условие, неужели это так трудно понять? – демон снова топнул ножкой, выбив из стола сноп искр. – Быстро говори, что тебе надо. Деньги?
- Ой, не надо горя этого! – вскрикнула испуганная Петровна и заплакала.
Мармадьюк посмотрел на неё внимательно и, кажется, немного смягчился.
- Понимаю, - протянул он. – Отберут и накажут, у вас такая страна. Ладно. Новый дом?
Петровна в ужасе замахала руками.
- Понимаю, сельсовет, соседи, будут тянуть деньги, потом сожгут… - пробормотал он. – Картиру в Москве и хорошую пенсию?
- Никогда мы хорошо не жили, не стоит и начинать, - вздохнула Петровна.
- Гм, гм… Ну, может, всё-таки чего-то хочется? Чего-нибудь безобидного? Морщины на лице вывести? Кошка старая чтобы подольше пожила? У соседа чтоб корова сдохла? – последнее он сказал с явной надеждой в голосе.
От сарая донеслись звуки аккордеона. Степаныч, пока работал, изрядно угостился прошлогодней продукцией и ему захорошело.
- Чтоб Степаныч не пил! – выплеснула Нюрка заветное.
- Не пил? Прямое вмешательство в свободную волю человека, к сожалению, доступно только высшим тёмным силам, - нахмурился человечек.
- Ну чтоб не гнал эту свою яблочную, - поправилась Петровна и рассказала маленькому человечку о своём горе.
Мармадьюк задумался, уселся на край стола, поболтал ножками.
- Так-так-так, - протянул он. – Значит, яблоки… Кроме этого своего домашнего кальвадоса, другого не пьёт… При этом сад изводить нельзя… Ломать аппарат бесполезно – будет гнать у соседа… Гм, вот что! – он щёлкнул пальцами, осыпав искрами столешницу. – А если эти яблоки будут у вас покупать? Продашь весь урожай, мужику запилишь, что в хозяйстве деньги нужны. Нормально будет?
- Покупать? – не поняла Нюрка. – Кто ж наши яблоки купит, когда их как грязи?
- Городские купят, - демон ухмыльнулся, явно радуясь какой-то пришедшей в голову идее. – В Москву повезут.
- Да кому ж в Москве наша антоновка нужна?! – Петровна посмотрела на демона как на глупого. – Москвичи всё дорогое едят, иностранное…
- Ну а если не будет иностранного? – демон снова улыбнулся, как-то уже совсем нехорошо.
- То есть как? – не поняла бабка.
- А вот так. Говорю же, я второй помощник первого советника Его Темнейшества… Одну минуту, - он вытащил из внутреннего кармана костюмчика крошечную телефонную трубку, что-то понажимал, прикрыл трубу ладонью и заговорил очень тихо. Доносились только отдельные слова и фразочки «да, это я», «всё нормально», «есть идейка», «поддержка отечественного производителя, например», «это ещё лучше», «пусть сами всё запретят», «да, и вайфай по талонам», «позвони Володину, ему понравится».
Закончив разговор, Мармадьюк подмигнул бабке и заявил:
- В общем, в следующем году приедут перекупщики и все яблоки у тебя заберут. Не то чтобы дорого, но всё-таки копейка в хозяйство. Степанычу привет.
Он оправил зелёный сюртучок, явно намереваясь исчезнуть.
- Спасибочки, - выдохнула бабка.
- Не благодари, - усмехнулся демон. – Я всё-таки тёмная сила. Смотри, - начал он загибать пальцы. – Много денег вам за яблоки не дадут. Зато Степаныча ты лишила единственной радости в жизни. Будет он вечно угрюмым, нервным, ты его запилишь, он и помрёт быстрее. А вот миллионы людишек по всей вашей странишке прищемят и ущучат. Не сильно, а всё-таки ущемят, - он потёр маленькие ручки и окончательно испарился.
«Па далинам и пааа взгорьям…» - донеслось от сарая.
- Ну хоть пить не будет, - вздохнула бабка. – Главное чтоб не пил.
)(
Источник: http://krylov.livejournal.com/3365965.html
