прохладные истории

Первый страх

Предисловие:

Окей, мой прошлый пост оказался закидан минусами за упоминание сайта на букву "П", однако у меня есть ещё один вечер (и ночь, и немного утра) жизни, так что попробую накатать что-нибудь последовательно-автобиографичное на тему социофобии. В конце-концов именно на это был запрос в комментах к первой теме.

Вообще-то жизнь интроверта с кучей фобий не изобилует событиями и яркими деяниями, так что это скорее экспериментальный формат.

Текст:

Как и многие реакторчане, я родился в простой семье в непростые времена. Рос в старом деревянном доме на окраине промышленного города в Сибири. Под одной крышей уживались мои родители и прабабушка. Последняя, седая полуслепая старушка с суровым видом и добрым сердцем, долгое время была моим единственным другом вне детского сада.

Поскольку наш район считался не очень благополучным, родители долгое время не отпускали детей гулять одних за пределы высоких деревянных ворот даже днём. Мелкого меня это особо не заботило. Несмотря на общую болезненность, несмотря на отсутствие таких благ, как электричество и водопровод (а иногда и еда), я был счастлив. 

Когда родители уходили на работу, прабабка оставалась следить за мной. Иногда мы играли. Преимущественно в карты старой, выцветшей колодой. По особым дням прабабка садилась в угол напротив печи и раскладывала карты перед собой. Играть с ней в это время было нельзя, да и в принципе её беспокоить. 

Иногда к нам приходила соседка баба Тася, пыталась продать козу. У бабы Таси в хозяйстве было много коз, но нам она почему-то предлагала именно чёрную. Прабабка не любила её, ругалась с ней, и всякий раз просила меня спрятаться при появлении соседки. Страшно не было, скорее любопытно. Сквозь призму времени расплывчатые обрывки их диалогов звучат как скрытная битва экстрасенсов.

Страшное начиналось с закатом. Как я и упоминал, район мой считался неблагополучным, а прабабка помнила ещё послевоенные времена, когда её семье приходилось отбиваться от мародёров. Потому с наступлением темноты ставни на окнах закрывались на замки, и в доме воцарялась кромешная тьма.

Все ложились по кроватям. Опять же, мне не было особо страшно, поскольку я спал с родителями. Но однажды они отправились ночевать у друзей, решив, что в 5 лет я уже могу переночевать один. И действительно, как только прабабка меня уложила, я быстро уснул, но в определённый момент начался сильный дождь с грозой.

Замки бряцали о ставни, в щели то и дело рвался бледный свет молний, а за ними следовали, сотрясающие землю, раскаты грома. 

Надеясь найти поддержку, я встал с кровати, и стал звать прабабушку. Она не отвечала. Тогда я на ощупь стал пробираться к её комнате. Под моими детскими пальцами проскользила гладкая спинка тахты, дверной косяк, затем шершавая стена, покрытая извёсткой. Чем дальше я шёл, тем острее становились мои чувства. Постепенно ухо стало различать отдельные фрагменты какофонии. В сомне звуков, заполонивших дом, один выделялся. Он был тихим, монотонным, в чём-то пугающе знакомым. А главное - он исходил изнутри дома, а не снаружи.

Нащупав нужный дверной косяк, я сделал то, чего она вообще-то мне никогда не разрешали делать - сам открыл дверь в комнату прабабки (Иногда она вот так закрывалась, запрещая к ней заходить. Мне объясняли, что это она так болела). Старушка не спала, её явно не было в тахте. Тот монотонный звук оказался чем-то вроде молитвы. Очень странной молитвы, которую я не смогу воспроизвести, но точно могу сказать, что упоминались в ней не только святые. 

Очередная вспышка молнии ворвалась в комнату старушки. Она сидела в кресле, еле шевеля губами и смотря выцветшими глазами в пустоту перед собой. На коленях у неё лежал топор, в ногах её лежала кошка Муська, и со скучающим видом смотрела на меня. 

Я попытался позвать прабабушку вновь, но голос подвёл меня. Картина, раскрытая на миг небесным сиянием, выбила почву у меня из-под ног. Я по памяти подбежал к креслу, схватил прабабку за руку, и легонько потряс. Она не реагировала, лишь продолжала что-то бормотать. Так продолжалось некоторое время. По ощущениям прошло не меньше минуты, мне даже успелось почудиться, что она умерла. Внезапно старушка замолчала и резко схватила меня за руку.

Сильно ругаясь, она оттащила меня за ухо в родительскую комнату, и наказала больше её не тревожить. Раскрасневшийся от обиды и плача, я долго не мог уснуть. 

Дождь закончился, ухо перестало болеть, но прабабка, даже находясь в другой комнате, всё равно напоминала о своём присутствии. На этот раз заливистым храпом. В доме стало ничуть не тише, чем было во время грозы. Тем не менее, страх отступил. На время. 

Похороны Гоблина

Сегодня я считерю, и выложу чутка отредаченный текст, который давно публиковал на Пикабу. Там он всё равно не возымел особого интереса у аудитории + у меня скоро собеседование, а потому я ещё не уверен, смогу ли в ближайшее время накатать что-то ещё.

По окончанию ВУЗа я оказался на распутье: меня ждали либо санитары, либо военком. В обычных условиях я бы предпочёл первый вариант, но благодаря правильным знакомствам появилась возможность пройти службу в относительно комфортных условиях. Конечно, был ещё вариант штурмовать военкомат с огромным крестом на плече и зычным: "ОООООТЧЕЕЕ НААААШ, ИЖЕ ЕСИИИ НА НЕБЕСИИИ...", а потом ещё зачитать военкому лекцию о каиновом грехе. Но в таком случае велика была вероятность попасть не на альтернативную гражданскую службу, а откатиться к варианту с дуркой.

Так я попал в отделение охраны. Маленькая, неприметная часть посреди города с ограниченным контингентом. По факту местечко, где рядовые выполняли функции посыльных, компуктерщиков, нянек, автомоек и разнорабочих, но только не охранников. Год, проведённый в этом месте, был не так уж плох и в первую очередь запомнился как отличный полигон для практики по социализации. Не обошлось, конечно, и без эксцессов.

Один из таких случился рано утром, когда офицер, выезжая, переехал дворовую кошку. Животное не умерло сразу, но страшно страдало. Командир отделения приказал кошку добить и выкинуть. Так уж вышло, что среди сослуживцев я, насколько понял, оказался единственным, кто считал эвтаназию этически приемлемым решением. Потому, когда цепочка перекладывания ответственности за судьбу животного дошла до меня, я просто сделал, что считал должным. Не беспокойтесь - её смерть была быстрой.

После этого инцидента товарищ сержант и товарищ прапорщик почему-то решили, что будет здорово отдать мне на попечение "служебную" кошку и весь её свежий выводок в виде пятерых котят. Один котёнок пропал сразу, ещё один каким-то образом забрался в машину ефрейтора и уехал с ним на дачу, ещё одного я сбагрил по объявлению. Остались двое: Алёша и Гоблин. Алёша был резвый малый и, следуя по стопам матери, успешно охотится на голубей на плацу. Гоблин же рос болезненным и получил своё прозвище за скверный характер, большие уши и сломанный хвост.

Алёшка слева, Гоблин справа

Бедолага Гоблин в последние свои дни. Тут плохо видно, но у него сильно раздут живот и глаза как будто гноились. Когда он засыпал, на веки слеталась мошка.

Я честно пытался уломать прапорщика обследовать гниющего и разбухающего Гоблина у ветеринара, но смог добиться только стерилизации кошки-матери.

Кормить котов приходилось уставным паштетом, поскольку то был единственный мясосодержащий продукт, которого в части хватало с избытком. Как не трудно догадаться, кошачий желудок к армейским паштетам был не приспособлен. А потому коты, облюбовавшие комендатуру, гадили. Много и часто, совершенно не признавая лотка, приучить к которому я их так и не смог. Каждое утро мне приходилось совершать шестой подвиг Геракла (который про Авгиевы конюшни) с помощью ударных доз хлора.

Другим важным элементом для понимания финальной истории будет описание одиозной личности одного из офицеров. Майор Тупогубов (имена и фамилии изменены) оказался прикомандирован к нашей части примерно спустя два месяца после начала моей службы. Это был высокий, сутулый лысый мужчина с печальными голубыми глазами и по-детски большими губами. Некогда сильное тело к моменту нашего знакомства обременял пивной живот, удерживаемый над землёй непропорционально-длинными ногами. Гротескная внешность огромного ребёнка отлично ложилась на характер человека. Он любил громко покричать, присосаться к титьке с пивандеполой и раздать абсурдные приказы, которые тут же отменял командир части. Не любил Тупогубов начальника, рано вставать и работать, а потому утро отделения охраны периодически начиналось с квеста "Найди, где уснул товарищ майор" (если с этой задачей не справлялся дневальный).

Кроме обычных васянских замашек, выделяющейся чертой Тупогубова была особая форма духовности. Так, он считал невероятно романтичным поднять в час ночи водителя, заставить его гнать под сотку по городу, игнорируя светофоры, чтобы как можно скорее оказаться на смотровой площадке, с которой открывался вид на ночной город. В приступе патриотических чувств товарищ майор садился на корты, пускал скупую мужскую слезу, а затем звал водителя присесть рядом, чтобы вместе спеть что-нибудь из Любэ.

Другим проявлением его теплоты была своеобразная забота о кошках. Нет, ни денег на обследование Гоблина, ни приказов отвести его к ветеринару он давать не хотел, но периодически подкармливал котеек Вискасом, приговаривая что-то вроде: "Вооот, смотрите, что вам папка принёс". Самих котят тов. майор именовал, как и нас, "бойцами".

Финальный элемент истории - дрязги проверяющего полковника и командира части. Не знаю, что между ними произошло, но проверки, которые раньше случались не чаще двух раз в год, стали ежемесячными. К нам приезжал бойкий, невысокий старичок, который и на турнике раз двадцать подтянется и устав от корки до корки перескажет. А приезжал он, чтобы спросить: "А почему у вас в половой ветоши дыры?", "А почему у вас спортивный зал такой чистый? Совсем не занимаетесь?!", "А почему у вас снег серый?". Но особняком стоял следующий вопрос: "Ну-ка, бойцы, рассказывайте, вас тут бьют?". Не знаю, на какой ответ он каждый раз рассчитывал. Драки в части случались, но только среди офицеров.

Длились такие проверки целый день, и вся часть занималась тем, что старалась всячески избежать контакта с ревизором, параллельно натирая до блеска даже те вещи, которым блестеть по своей природе было не положено.

Во время одной и таких ревизий, и без того полуживой, Гоблин сдох в комендатуре. А ревизор уже вошёл в расположение части. Тов. сержант приказал быстро от трупа избавиться, ну я и выкинул его в мусорное ведро на кухне, прикрыв сверху картофельными очистками. От разгромной критики нашу часть это не спасло, но трупик Гоблина хотя бы остался незамеченным. О моей маленькой авантюре знали рядовые и сержант. Он же приказал как можно быстрее выкинуть содержимое ведра в мусорку, что я и сделал.

Было в районе пяти часов вечера, ревизор отстал от рядового состава и начал кошмарить офицеров, чем разбудил майора Тупогубова, которого командир части хотел уже откровенно слить. Тот, выбравшись (вывалившись) из офицерского расположения через окно на крышу барака, успешно избежал встречи с душнилами. По дороге из своей располаги в солдатскую он прихватил Вискас. Не обнаружив в комендатуре Гоблина, тов. майор вызвал тов. сержанта. Тот в свою очередь отчитался о печальной судьбе котёнка, чем навлёк на отделение гнев Тупогубова. Он потребовал немедленно откопать из мусорки труп Гоблина и перезахоронить его под ёлочкой со всеми почестями. Аргументы от разума проиграли в неравной схватке уставу и принципу единоначалия в армии.

Чтобы проститься с Гоблином, Тупогубов построил всё отделение, и пока двое моих сослуживцев закапывали яму под ёлочкой, майор произнёс проникновенную прощальную речь, упоминая в каждом втором предложении "Царствие божие", в котором должен был упокоиться котёнок. 

А тем временем проверяющий закончил свои дела (чаепитие, которое обычно длилось несколько часов) в кабинете начальника части. Движ на плацу ревизора привлёк. Тот вышел в сопровождении краснеющего командира части и поинтересовался, по какому поводу построение. Тов. майор, нисколько не сомневаясь в правильности своих действий и благотворном влиянии воспитательной работы, заявил: "Бойца хороним".

В этот момент лицо командира налилось такой краской, что любой помидор позавидует. 

Так началась неделя проверок, учебных тревог и пожаров.

Пьяный я, собираюсь выспаться перед работой, ложась в 5 утра.

Вкратце: женщина возмущена тем что её (и других женщин) на работе игнорирует коллега-мужчина и ведёт себя с ней холодно.

Мы и р.наука