Ars longa, vita brevis
***
Художники и поэты. Музыканты и писатели. Люди, посветившие себя искусству, люди, идущие наперекор времени. Мы преклоняемся перед их талантом, перед их способностью вдохнуть жизнь в холодный камень или символы на бумаге.
Но одно дело – воспеть красоту зимнего леса или заката на гребне волны, и совсем другое – найти красоту в первозданном ужасе. И не только найти, но и отразить, суметь показать другим. Именно это и отличает настоящий талант.
Ведь жизнь коротка, но искусство вечно!
***
— А что вы рисуете? — неожиданный вопрос, заданный с по-настоящему детской непосредственностью, заставил юношу обернуться, прервав созерцание города.
— Что? — он говорил плавно, с незнакомым акцентом.
— Простите, мне очень интересно, что вы рисуете? — девочка стояла у лестницы на крышу здания и смотрела на неожиданных визитёров.
— Город. Она рисует город. — юноша перевёл взгляд на девушку, и снова замер, любуясь ею.
Девушка стояла перед мольбертом на самом краю крыши, уголь в её пальцах быстро скользил над холстом, оставляя едва заметные черты. Иногда она замирала, словно прислушиваясь к своим ощущениям, иногда проводила пальцами по холсту, стирая черные следы, и вновь возвращалась к наброску.
— А можно мне посмотреть?
Юноша взглянул на девушку, та слегка кивнула, не отрываясь о работы.
— Можно, только говори тише, не нужно её отвлекать.
Девочка села на кирпичный выступ рядом с юношей, и принялась разглядывать девушку.
— А вы тоже художник?
— Я? — юноша на мгновение задумался, глядя в небо, но почти сразу улыбнулся. — Пожалуй, вот только я рисую с помощью этого.
Он поднял лежащий рядом с ним футляр, и аккуратно открыл застёжки.
— Этой красавице почти восемьсот лет, она была сделана в Лондоне, одним очень искусным мастером. — он нежно провёл пальцами по сложному узору из роз, покрывающему скрипку. — В отличие от неё, — юноша кивнул в сторону художницы. — Мне не нужно время на подготовку к рисунку, но он очень недолговечен, он остаётся только в сердцах людей.
— Рисунку? Это ведь музыка.
— Верно, но в чем разница? Рисунок подобен музыкальному произведению, так же как шум подобен пятнам краски на бумаге. Можно сказать, что музыка создаёт рисунок в голове человека.
— А вы будете играть?
— Буду — юноша перестал улыбаться. Он закрыл футляр и вновь посмотрел на девочку. — Ты живёшь в этом доме?
— Да, а когда вы будете играть?
— Скоро, мы здесь всего на три дня, потом она летит в другой город, а на следующий день я следую за ней. Но перед этим я сыграю. Обещаю, ты услышишь. Сколько тебе лет?
— Тринадцать. — девочка смотрела на художницу и не могла отделаться от странного ощущения, что в её движениях, в самой её работе что-то не так.
— И часто ты поднимаешься на крышу?
— Да, я тут играю с друзьями, а сегодня я хотела посмотреть рассвет. — девочка встряхнула головой, отгоняя непонятное ощущение неправильности, и вдруг вспомнила, почему не ожидала кого-либо здесь встретить. — А как вы попали на крышу? Ключи от неё есть только у мамы, я беру их иногда.
— У меня есть ключ, только никому не говори об этом. — он приложил палец к губам и прошептал: — Потому что для искусства не должно быть преград. Скажи, а ты тоже хочешь научиться оживлять мертвое?
— Ч-что? — глаза девочки расширились.
— Я про искусство. Ты тоже хочешь научиться рисовать?
— Да, а как вы узнали?
— Я смотрю на тебя и вижу, что ты не просто смотришь за работой, не любуешься ею, но и не пытаешься запоминать действия. Ты пытаешься вникнуть в сам процесс. Ты пытаешься понять, как у неё получается оживлять рисунок. Эти черты присущи только тем, кто имеет способности к искусству. Его невозможно понять, его нужно чувствовать, а у тебя есть такие задатки.
— Вы правда так думаете? — девочка улыбалась, она никому не говорила о своей мечте, а тут незнакомый человек сам говорит, что она способна стать художником.
— Я это знаю. Просто знаю. А теперь, давай не будем ей мешать, у неё не так много времени.
***
Девушка стояла напротив мольберта, склонив голову набок и прикрыв глаза. В правой руке она держала палитру, а левой рассеяно перебирала несколько кистей, словно раздумывая, какую использовать первой. На холсте перед ней был набросок будущей картины, но даже законченный, он никак не мог быть тем городом, что раскинулся перед художницей. Слишком неровные линии, не похожие на очертания зданий. Наконец, словно очнувшись, девушка взяла одну из кистей, и коснулась ею палитры.
— Вы говорили, что она рисует город, но рисунок совсем не похож. — девочка казалась расстроенной, она встала рано утром, чтобы успеть на крышу раньше этой пары, но всё равно не успела, она даже подумала, что они не уходили отсюда вовсе.
— Терпение. Она уникальный художник. Ты увидишь, картина будет отражать город, не хуже любой фотографии. Хоть я и не люблю сравнивать эти два вида искусства. Подожди, пока работа не будет закончена.
Юноша, как и прежде, сидел на небольшом возвышении, скрестив ноги, и наблюдал за работой художницы.
— Считать, что художник должен в точности скопировать увиденное — неверно. Он создаёт картины, а не копирует реальность. Он вносит в неё своё видение, не отражая, а показывая. Да, цветок у фотографа выйдет куда качественней, быстрей и точней, чем у художника, но это не совсем то, что способно затронуть душу другого человека. А художник сделает цветок живым. Вложит в краски и холст частичку себя, даст жизнь мертвому…
Он осёкся, и взглянул на лицо девочки. Она казалась удивлённой, но отнюдь не словами юноши, она смотрела на художницу.
— Она ведь не смотрит на город! — воскликнула девочка, но сразу понизила голос, вспомнив, на каком условии ей позволили наблюдать за работой. — Вчера я подумала, что что-то не так, я думала об этом и ночью, но только сейчас, вспомнив, как я сама рисую, поняла, что за эти два дня она ни разу не посмотрела на город.
— Я ведь говорил, — юноша улыбнулся, глядя на художницу, которая при словах девочки застыла, глядя на холст широко раскрытыми глазами. — Она уникальный художник. Ей не нужно смотреть, чтобы видеть.
— Но как…
— Тише, у нас не так много времени, чтобы она отвлекалась и рассказывала тебе о своём таланте. — художница снова прикрыла глаза, как бы вспоминая что-то, и кисть скользнула к мольберту.
— Да, время… Даже если это не заметно со стороны, мы всегда несемся наперегонки с ним. И создаем произведения искусства наперекор ему. Ведь только то, что не подвластно времени, может быть ценно в глазах вечности.
— Мы вообще счастливые люди. — юноша кивнул в сторону художницы и улыбнулся. — Мы нашли смысл своей жизни, как нашли друг друга. И с тех пор время перестало быть для нас приговором.
Он на несколько минут замолчал, постукивая пальцами по футляру.
— Она улетает этой ночью, я следую за ней завтра вечером. — он коснулся пальцами замка футляра. — Но перед этим я, как и обещал, сыграю на скрипке. Придёшь попрощаться?
— Конечно. А когда?
— Завтра рано утром, часов в семь.
***
Августовское солнце уже поднялось над городом, его яркие лучи падали на ровную площадку крыши. Девочка запыхалась, видно, что по лестнице она бежала очень быстро.
— Простите… — выдохнула она, выбежав на крышу и увидев одинокую фигуру. — Я опоздала, мама не выпускала меня, но я взяла ключи и убежала.
— Я всё понимаю. — юноша смотрел на небо, стоя там, где прежде стоял мольберт. — И спасибо, что пришла. Это тебе. — он махнул рукой в сторону прямоугольного свертка из грубой бумаги.
— Что это? — девочка уже догадывалась, но не верила, своей догадке.
— Картина. Она сказала, чтобы я сам распорядился её судьбой, и я выбрал подарить её тебе. Бери, не бойся, я ничего не прошу взамен. Хотя… Только одно условие: прямо сейчас ты идёшь домой, к матери, и забираешь картину с собой.
В лучах утреннего солнца его лицо, казалось, сияет. Он улыбался, но глаза оставались серьёзными.
— А вы?
— А я, буду играть. — он указал на футляр, лежащий рядом с картиной. — Я ведь обещал.
— Вы ещё вернётесь сюда?
— Возможно, я не могу сказать точнее.
— Значит, мы увидимся? — девочка нерешительно коснулась картины.
— Нет. Бери картину и иди домой. Прошу, я хочу уже начать.
— Спасибо, я не знаю, как вас отблагодарить. — девочка аккуратно подняла сверток.
— Не нужно, это я должен извиняться. Прощай. — он поднял футляр и осторожно достал скрипку.
— Прощайте.
Девочка, понимая, что он не скажет больше ни слова, аккуратно закрыла за собой дверь.
Юноша замер на краю крыши, смычок из белого дерева замер над струнами. Юноша смотрел на небо, точнее, на ещё не заметную точку, далеко за пределами человеческого зрения.
Он глубоко вздохнул, закрыв глаза.
Музыка, казалось, лилась со струн, касалась крыши и стремилась дальше, проникая между камнем и деревом, двигаясь в здание, обволакивая его невидимой вуалью. И, достигнув земли, замерла. Он продолжал играть, но музыка застыла вокруг дома, словно собирая силы.
Девочка подняла голову и прислушалась. Сначала тихая, еле заметная мелодия, постепенно становилась всё сильнее. Она была очень грустной и одновременно торжественной. И, казалось, она не имела источника. Она была всюду, становясь частью всего, чего касалась. Она была живой.
— Смотри, мама, что мне подарили. — она аккуратно поставила картину на стул и начала разворачивать бумагу.
— Кто подарил? — женщина была возмущена поведением дочери, которая сбежала из дома, несмотря на строгий запрет. Хоть всё и обошлось, она сердилась на дочь, не понимающую, что могло случиться.
— Художница и музыкант, они были на крыше и рисовали город. — девочка замерла, прислушиваясь. — Слышишь?
— Город? — мать посмотрела на картину и вздрогнула. Но тут же её внимание привлекла музыка. Сначала ей показалось, что это скрипка, но потом поняла, что это — лишь часть того, что помогает музыке ожить. Вуаль вокруг дома была соткана из чистой музыки, такой, какую не может создать ни один музыкальный инструмент, такой, которая звучит в голове композитора.
— Да, город! — девочка, наконец, взглянула на картину и замерла, словно вбирая в себя ожившую стихию.
Города не было. Точнее, он был когда-то, но сейчас, здесь были руины, охваченные пламенем. Развалины домов, буквально выжженные улицы, тени.
— Это не город, это какой-то кошмар. — женщина тоже была поражена развернувшейся картиной, ей казалось, что она смотрит на изображение ада. Картина завораживала, не позволяя отвести взгляд, заставляя его, словно в лабиринте, метаться по искусному переплетению цветов и красок. Сбивая дыхание, ускоряя сердцебиение, вызывая благоговение перед настоящим ужасом, оживленным художником. Или… это делала музыка, уже ставшая частью картины?
Девочка стояла, и смотрела в окно. Музыка полностью захватила её, а где-то на границе восприятия появились слова.
«Ты увидишь, картина будет отражать город, не хуже любой фотографии».
Юноша замер. Музыка замерла.
И тысяча нитей потянулась во все стороны, накрывая город, словно укутывая невидимой тканью. Тихая и ненавязчивая, она скользила по улицам и проникала в дома, лилась вдоль дорог и касалась людей. Проникая в сознание, струясь между листьями деревьев. Она становилась частью всего, и уже было невозможно представить мир без неё.
Юноша замер. Музыка замерла.
Лавина зависла над городом, словно демонстрируя собственную мощь. Упиваясь ею. И даже с закрытыми глазами юноша видел, как черная точка, появившаяся из-за горизонта, приобрела очертания самолёта.
Лавина дрогнула, и, взревев, понеслась на город.
Юноша стоял, широко распахнув глаза. Смычок скользил по струнам самостоятельно. Ему больше не нужен был музыкант. Им управляла сама суть музыки.
Ей больше не нужно было таиться. Она обрушилась на город, заставляя людей смотреть в небо. Словно шторм, она бушевала в душах людей, наслаждаясь последними мгновениями своей жизни в этом месте.
А несколько нитей потянулись к самолёту, обвивая его, проникая в кабину. Пилот моргнул, отгоняя непонятное видение, и встряхнул головой. Ему показалось, что сквозь шум двигателя пробилась музыка, яростная, властная, завораживающая, заставляющая остановиться и слушать только её. Пилот отгоняет непрошеную гостью, глубоко вздыхает и нажимает на кнопку.
***
— Вы художник? — мужчина, сидевший за рулём машины, посмотрел в зеркало заднего вида, пытаясь поймать взгляд девушки.
— Почему вы так решили?
— У меня сестра рисует, у неё тоже пальцы всегда в краске. — девушка улыбнулась и кивнула.
— Вы наблюдательны. Да, я художник.
— И сюда приехали по работе?
— Вы снова правы, я путешествую и хочу здесь кое-что нарисовать. — она прикрыла глаза, словно мечтая. — Кое-что особенное.
— И что же особенного есть в нашем городе?
— Скоро увидим. — несмотря на хорошее настроение, девушка никак не желала продолжать разговор.
— А сюда вы откуда приехали? — водитель всё ещё пытался наладить общение.
— Из Хиросимы. Пожалуйста, остановите здесь.
Водитель остановил машину рядом с тротуаром и помог девушке достать сумку.
— Спасибо за помощь. — она заглянула ему в глаза. — Прошу, прямо сейчас езжайте к вашей сестре, я уверена, она будет рада вас видеть.
— Не за что. Хорошо, прямо сейчас поеду. — мужчина улыбается, и понимает, что девушка права, ведь с сестрой он и правда не виделся уже давно.
— Прощайте.
Когда машина отъехала, художница несколько минут разглядывала ближайшие дома. Найти её в городе юноша сможет легко, он наверняка прибудет вечером вместе с ранеными. А сейчас для неё важно найти подходящую площадку. Остается не так много времени.
Наконец, девушка удовлетворённо кивнула, и, подхватив сумку, направилась к одному из домов.
