Праздник Движения Вперед / вечерняя нетленка :: Лит-клуб (литклуб, литературный клуб, литературныйклуб,) :: рассказ :: Реактор литературный :: Иван Абрамов :: Истории :: разное

Праздник Движения Вперед

"Бьют часы на старой башне,

Провожают день вчерашний…"

из к/ф "Приключение электроника"

Я умер, когда до Нового Года оставалась всего пара часов. 

Шел снег. Повсюду мигали лампочки гирлянд, сновали прохожие. Из постоянно открывающихся и закрывающихся дверей играла веселая, умиротворяющая музыка. Все вокруг буквально цвело и пахло надвигающимся праздником времени. 

Я не помню, о чем думал в тот момент. Возможно, я был счастлив от того, что этот год прошел для меня и для моей семьи вполне себе удачно: дочь Люда закончила учебный год на отлично, жена наконец устроилась на работу, а мой отец… а отец все еще был с нами. А может быть, я был расстроен из-за того, что в магазине не было моих любимых соленых огурцов, и встречать Новый Год пришлось бы без них. 

Не помню, как именно это произошло, но когда вспышка боли ворвалась в сердце, а волна отчаяния взорвала мой мозг, когда мой разум унесло за грани возможного, вновь показав мне отрывки из фильма под названием «Моя Жизнь», все мои радости и переживания просто перестали иметь какой-либо смысл. 

А затем был удар. 

И я умер. 

Первое, что я увидел после своей смерти – это огромные, полные ужаса, глаза водителя, вышедшего из автомобиля, сбившего меня. Судя по выражению лица этого человека, он сам не ожидал такого поворота событий. Не справился с управлением, отказали тормоза, засмотрелся в телефон… А какая разница? Сделанного не воротишь. Я был мертв. 

Каждый ребенок, со своего первого Нового Года знает, что когда человек умирает, ему отводится время на завершение своих дел на этой грешной земле вплоть до следующего праздника времени. Он прощается с близкими, закрывает долги, отправляется в заветное путешествие, о котором всегда мечтал. А может быть начинает делать добро, или зло, просто так, без причин или одобрений – у него теперь всего один путь, который он сможет пройти разными дорогами. 

Дорогами в вечное счастье, дорогами в мир без лет и годов, где время перестает неумолимо течь вперед и сливается в единое целое с тобой. В Бесконечное Лето. 

Шел снег. Мигали лампочки. Но атмосфера праздника испарилась с лиц одиноких прохожих. 

Я лежал на тротуаре, в нескольких метрах от пешеходной зебры, в рваной куртке и, почему-то, без ботинок, но до сих пор судорожно сжимая в руках дужки продуктовых пакетов. Левая рука была неестественно вывернута в сторону, а за грудной клеткой, тоже слева, неприятно саднило. 

Гудели провода под слоем замерзшего дождя. Где-то далеко играла музыка. Водитель продолжал смотреть на меня своими бешенными глазами. 

А времени в этом мире у меня оставалось все меньше и меньше. 

*** 

Не смотря на праздники, скорая приехала очень быстро. Даже быстрее дорожно-транспортной службы. 

– Эка тебе, парень, угораздило то, – молодой фельдшер, почти что мой ровесник, быстро, абсолютно без боли, вправил мертвую руку обратно, чтобы я мог наконец-то ею управлять и, в кои-то веки, отпустить злосчастный пакет, – Прям под Новый Год… Эх… 

Я молчал. 

– Так, ребра сломаны, осколок седьмого сместился и вошел прямо в сердце. Мгновенная смерть, – продолжал осматривать меня фельдшер, не замолкая ни на минуту, – Органы тоже не смещены. А если я сделаю так, говорить можете? – он надавил мне куда-то на грудную клетку чуть повыше груди. 

– Да. 

– Ну и отлично, – отряхивая руки от липкого снега и плотнее закутываясь в свою куртку, вынес вердикт сотрудник скорой помощи, – значит боле вправлять ничего не будем, существованию это мешать не будет. Так что оформляем, и можете быть свободны. 

– А можно как-нибудь… побыстрее? У меня жена, дочка… 

– И то верно, – он похлопал меня по плечу, – мдам… сколько у тебя? – глянул на наручные часы, – Полтора часа? Ох, твою же ма… кхм. Короче, давай, заскакивай к нам в карету, довезем до дома, а по пути оформим как-нибудь. Эй, Мишань, заводи свою тарантайку, у нас экстренный случай! 

– Что, живой он, чтоль? – донеслось откуда-то из недр белоснежной машины с красной лентой на боку. 

– Да нет, мертв как наша с тобой зарплата! В этом то все и дело! 

*** 

Кира не любила плакать. 

Дома пахло мандаринами. На кухне работал телевизор, в котором повседневно пели песни, шутили, веселились. Из комнаты дочери доносилась тихая грустная музыка. Отце храпел у себя. 

Дома было спокойно. 

Я поставил сумки в прихожей, разулся, снял грязную и мокрую куртку. Жена стояла напротив меня и смотрела, грызя ногти. Кира все поняла по въезжающей во двор скорой и по рваной одежде, но до сих пор не давала себя даже шанса на то, чтобы поверить в самое страшное. 

Подошел к ней. Молча, без слов, нежно обнял и прижал к себе, отчетливо чувствуя разницу температур наших с ней тел. Положил руку ей на голову, прижался к волосам щекой, вдохнул смесь запахов ее шампуня и духов, которые подарил ей на десятую годовщину свадьбы. 

– Прости меня, дорогая, – тихо прошептал я ей на ухо, – прости, но я умер. 

Она прижалась еще ближе, уткнувшись носом в мое безжизненное, больше не греющее плечо. 

Кира не любила плакать. 

Но сейчас не смогла себя сдержать и зарыдала в голос. 

– Сережа… – мы стояли в прихожей, схватившись друг за друга в желании больше никуда и никогда не отпускать, будто это могло бы что-нибудь изменить, – как так…? Сереженька… 

На звук маминых стенаний из комнаты показалась лохматая голова моей тринадцатилетней дочурки. Закряхтел, отец, вставая со своего старого дивана. 

Я стоял в прихожей, и не знал, что сказать. Все свое время после смерти и до этого самого момента я думал лишь о том, что скажу своим родным. Что сделаю для них в свои последние минуты. Сидя в мокром сугробе, в процессе поиска слетевших ботинок, трясясь в карете скорой и диктуя свои паспортные данные фельдшеру, я думал о своей семье, моделировал ситуации, представлял их поведение. Но сейчас… Сейчас я стоял и не знал, что мне делать. Мир перевернулся вверх ногами, сузился до размеров этой маленькой квартиры, стал таким же бессмысленным и пустым, как сердце в моей груди, переставшее биться. 

А время неумолимо приближало Новый Год, новый мир, в котором мне уже не было места. 

Может быть, я бы тоже заплакал. 

Но я больше уж не мог. 

*** 

– Как это произошло? 

Мы с женой сидели на кухне одни. Кира выключила треклятый телевизор, убрала со стола тарелки с готовыми салатами и разделочную доску с так и не дорезанным сыром. Уселась напротив, уставилась на меня красными от слез глазами. 

А мне было стыдно на нее смотреть. Такую красивую. Такую молодую. Такую… живую. 

– Автомобиль. Сбил меня на переходе у магазина напротив офиса. Фельдшер сказал, ребро проткнуло сердце. Мгновенная смерть. Не переживай, больно мне не было. 

– Сережа… 

– Не говори ничего, – я потянулся к ней через стол и нежно погладил по щеке, – Молчи. Я знаю, это трудно, но уже ничего не изменить. И мне… Мне стыдно за то, что я ухожу от вас так рано. Что оставляю вас одних в такое тяжелое время. Я… я… 

И вновь слова застряли в горле. 

– Любимый? 

– Помнишь нашу с тобой первую встречу? Я тогда работал в забегаловке, стоял за кассой, когда вы с подругами зашли после колледжа перекусить. Я сразу заприметил тебя, как только ты вошла в двери. Солнце буквально озарило твой силуэт, оставив отпечаток в моей душе. 

– А затем ты очень плохо пытался меня закадрить своими пикаперскими методами, из-за чего тебя и выгнали из этой забегаловки, – Кира улыбнулась, предаваясь светлым воспоминаниям, – а потом ты на все плюнул и купил мне цветы на последние гроши. 

Но, вновь посмотрев на меня, на мою уже серую, устрашающую кожу, она снова вернулась в реальность. Жестокую. Холодную. Неуютную. 

Но настоящую. 

Закипел стоящий на плите чайник. Кира встала из-за стола, резким, то ли злым, то ли раздраженным движением руки выключила плиту и встала у окна, уставившись куда-то в даль. Может быть в попытках узреть там смысл бытия. А может быть в мольбе за жизнь. 

Я подошел к ней сзади, обнял. Кира схватилась за мою ладонь, будто утопающий в море за спасательный круг. 

Мне никогда не понять, что творится сейчас у нее в душе. Да куда уж там, мне не понятно даже то, что творится сейчас в душе собственной. 

А за окном падал снег. Ему не нужно знать, зачем он падает, он просто летит вниз, опадает на землю крохотными снежинками. И остается лежать там, пока ему не придет время растяать.

– Я не хочу уходить, – сказал я то, что так и не решался признать, – я боюсь. Все это происходит слишком быстро. У меня нет времени даже на то, чтобы нормально попрощаться со своей семьей, не то что позаботиться о них до того, как меня окончательно не станет. Я… я хочу вам всего самого лучшего, вы для меня – все. И я… Я люблю тебя, Кира. Люблю, любил и всегда буду любить. Я не хочу оставлять тебя одну. 

– Любимый… И я тебя люблю...! 

Кира не любила плакать. 

*** 

Люда сидела за компьютером, уткнувшись в экран. Она даже не повернула голову, когда я зашел к ней в комнату. Большие наушники, которые всегда были обязательным атрибутом внешности моей маленькой девочки, теперь лежали на столе, и из них лилась тихая грустная мелодия. 

– Привет, милая. Можно мне присесть? 

Абсолютно никакой реакции. Ни «Да», ни «Нет», ни бунтарского «Делай что хочешь». 

Тринадцать лет. Трудный возраст. Особенно, если завтра ей стукнет четырнадцать. 

Но я этого уже не увижу. Я не увижу, как в один единственный миг, когда настанет Новый Год, она станет на один год старше, как изменится внутренне и внешне. Не увижу, как изменится моя жена, как еще на один год постареет мой отец. Я не увижу будущего своей семьи. 

Не дождавшись ответа, я сел на краешек незаправленной кровати. 

– Я… Я умер, Люда. Так… так бывает. Меня сбила машина. Совершенно случайно. Так… повторюсь, так бывает. Жизнь, она такая штука… Не простая. В ней может случится абсолютно все что угодно. В жизни много плохого, но это совсем не значит, что она такая плохая вся. На самом деле жизнь прекрасна сама по себе, в ней гораздо больше действительно хороших, светлых моментов. Уж поверь мертвецу. 

Одинокий всхлип носом. 

– И жизнь лишь такова, какой ты сама видишь ее. Жизнь – это величайший дар, который когда-либо может дать человек. И чтобы ты ни сделала, какой бы ни стала, помни – я всегда буду гордиться тобой. 

Молчание. 

Неизвестная мне группа допела свою грустную песню, и ее место заняла другая, почти что идентичная предыдущей – с такой же заунывной, грустной и меланхоличной песней. 

– Мне жаль, что все вышло именно так. 

Второй одинокий всхлип. 

Еще с минуту я молча просидел на краешке кровати, рассматривая спину своей маленькой бунтарки. 

Видно, я совсем не разбираюсь в женской психологии. 

И лишь когда я встал и открыл дверь из комнаты, Люда вскочила со своего компьютерного кресла и крепко вцепилась в меня, дав волю слезам. 

Вся в мать, пронеслось у меня в голове. 

– Папочка, не уходи… Прошу! Папа! 

Она рыдала в моих объятьях, а я лишь молча гладил ее по голове. 

*** 

– Привет, папа. 

Когда я вошел, отец сидел на диване в ожидании своего непутевого сына. Посмотрев на меня строгим оценивающим взглядом, он жестом пригласил меня сесть рядом. 

– Не думал я, что вновь придется переживать смерть родного мне человека. – мрачно хмуря брови произнес отец в пустоту, – Тебе было больно? 

– Нет. Авто сбила. Смерть была мгновенной. 

– Хорошо. Хоть это успокаивает. 

Достав из-за дивана старую заначку – бутылку водки и две стопки, отец разлил нам с ним по чуть-чуть. Пили молча, не чокаясь. Пищевод обожгло, но «живая вода» приземлилась на мертвую почву. 

– Ты помнишь, как ушла мама? 

– Да. 

Я отлично помню тот Новый Год. Мне тогда должно было исполниться десять. Помню бледную мама, грустно улыбающуюся и прижимающую к себе. Помню, как она уже больше ничем не пахла. И помню ее любящий и полный нежности взгляд, когда ее тонкий силуэт стал таять в воздухе, стоило курантам пробить двенадцать. 

И как мне уже исполнилось десять. Но уже без мамы. 

На этот раз я разлил по стопкам. Снова выпили. 

– В моем возрасте уже не боятся смерти. Но даже у меня до сих пор трясутся поджилки, когда я думаю о ней. Не могу даже представить, каково тебе сейчас. 

– Я уже умер, папа. Мне уже незачем ее бояться. 

– И то верно, и то верно… 

– Прости, что я был плохим сыном. 

– Ты был отличным сыном. Это я был плохим отцом, раз не научил сына смотреть по сторонам, когда тот переходит дорогу. 

Мы улыбнулись друг другу. Снова выпили. 

*** 

До заветного мига осталось пятнадцать минут. 

Стол ломился от обилия еды и питья. Этот Новый Год должен был стать праздником мира, спокойствия и нового начала. Праздник нового времени, когда эта безжалостная стихия наконец-то берет свое и переворачивает лист космического календаря. 

И для многих – это воистину будет так. Человечество в очередной раз шагнет еще на один шажок в будущее, станет взрослее. По всему земному шару, в один единый миг единения всех и вся, родятся миллионы младенцев, миллиарды детей станут взрослее, миллиарды взрослых мудрее, и миллионы мудрецов… исчезнут, дав дорогу молодым, на прощанье передав им свою науку. 

И все же… Не смотря на бесконечный опыт предыдущих поколений, не смотря на воспитание и психологию… 

Это все так же страшно. 

Вот я был, и вот меня не стало. 

Так что же страшнее? Сама смерть, или ожидание конца? 

Мы вчетвером сидим за столом и слушаем выступление президента. Он как всегда радуется за пополнение в огромной семье под названием государство, переживает за каждого, кто боится преступить черту во взрослую жизнь, и скорбит вместе со всеми, кто потеряет своих родных и близких. Но такова жизнь, говорит он. И у нас нет никаких возражений. 

– С Новым годом, граждане. Пусть в новом году вас ждет все самое хорошее. С праздником. 

Я в последний раз встаю, в последний раз открываю бутылку с шампанским, в последний раз разливаю по бокалам. 

Глаза у моих девочек на мокром месте, но они держатся. Ведь Новый Год не праздник смерти. Новый Год – это праздник перемен. Праздник чего-то нового. Праздник движения вперед. 

Я поднимаю бокал и смотрю, как пузырьки бегут вверх сквозь жидкость, дабы исчезнуть на самом верху. 

Бом! 

Мои родные тоже встают, берут свои бокалы, поднимают над столом. 

Бом! 

– Не нужно о грустном. 

Бом! 

– Впереди вас ждет еще много прекрасного. 

Бом! 

– Я не жалею ни о чем, совершенным в жизни. 

Бом! 

– У меня замечательная жена… 

Бом! 

– Замечательная любящая дочь… 

Бом! 

– Великолепный отец. 

Бом! 

– И сейчас, перед лицом будущего, скажу… 

Бом! 

– ...будьте счастливы, ведь жизнь… 

Бом! 

– … замечательная штука, и я рад… 

Бом! 

– … что моя жизнь была связана с вами. 

Бом! 

Автор: Иван Абрамов