с другом под одеялом

Дубликат. Часть 6

II
Переходы

Электроник проснулся, когда мимо их домика, в сторону стадиона пробежала Саша, полежал еще, прислушиваясь к удаляющимся шагам, покосился на спокойно спящего соседа. «Хорошо, что вчера Шурик в кружке ночевать не остался. Надо будет все же над ним шефство взять, а то он легко может загнать сам себя. Такие гении нужны человечеству». Мысли перескочили на Сашу, а с той — на Женю: «Эта девочка, Александра, она бегать побежала. Наверное, на стадион. Хорошая девочка, сразу видно. Почему я их вчера с этой японкой Мику так испугался? Конечно! Мику же с Женей живет, теперь расскажет Жене, как я вчера на крыльце библиотеки топтался, что Женя обо мне подумает? Может уже рассказала. Стыдно. А мне сегодня обходной подписывать. Может Шурика попросить сразу два обходных подать? А Женя спросит: "Что, стыдно ему после автобуса на глаза показываться?" И что Шурик ответит? Нет, не хорошо Шурика подставлять. Пойду сам. Если Женя спросит про вчерашний вечер — скажу, что извиниться хотел, если не спросит, то сам извинюсь, может она лучше ко мне относиться будет». Электроник улыбнулся, вспоминая тяжесть Жениной головы у себя на плече и запах ее волос.
Зазвенел будильник и тут же со стороны площади зазвучал сигнал горна.
Электроник взглянул на Шурика, укрывшегося с головой одеялом, и задумался: будить или нет. Поколебался пару минут и решил все таки разбудить. Все таки первый день смены, после завтрака будет первая линейка, важные объявления и прочее. Не стоит пропускать.

А Шурику снился странный сон. Снилось, что он где-то в пустыне на полигоне. Желто-бурый песок, серо-желтые редкие кустики, какое-то белесое небо и неожиданно холодный и резкий, продувающий пальто насквозь, ветер. Шурик, в компании нескольких военных, стоит под навесом и смотрит на север, в сторону цепочки холмов, ограничивающих расстояние до горизонта парой километров. Что-то дымится на земле, между холмами и наблюдателями. За спиной заводится мотор Уазика, кто-то негромко переговаривается. Место известно: полигон Иткуль. «Собачье озеро, — переводит мысленно во сне Шурик, — двойной обман. Ни собак, ни озера», — озеро высохло еще лет пятьсот назад, а собакам здесь взяться неоткуда.
— Сейчас наша очередь. — Обращается к Шурику единственный, кроме него самого, гражданский в этой компании. — Вы готовы, Александр Александрович?
— … — Шурик только утвердительно кивает.
И, словно повинуясь этому кивку, откуда-то из-за спины, со стороны тарахтящего мотором Уазика, в степь, в сторону холмов, выходит Сыроежкин. Он в обычной пионерской форме, не смотря на холодный ветер. За спиной у Сыроежкина висит, как рюкзак на лямках, большой ящик, обтянутый зеленой тканью. «Откуда здесь миксы?» — думает Шурик, и просыпается.

— Доброе утро.
— Доброе. — Шурик огляделся вокруг, нашарил на стуле очки и огляделся еще раз.
Небольшой домик на две кровати и прихожую, отделенную от спальной зоны двумя шкафами. На кровати напротив сидит Сыроежкин и пытается сидя заправить рубашку. «Что за странный сон, — подумал Шурик, — там все выглядело так, будто и те люди, и то место мне давно знакомы. Может сон о будущем? Теоретически, какая-то информация из будущего может просачиваться в наше время. А Сергей был в пионерской форме, потому что я еще не представляю, каким он будет. И что за странное слово: Микс?»

Женя проснулась от голоса Мику.
— Женечка, ты слышишь, слышишь? Горн. Настоящий, а не запись! Вчера ко мне подошел один мальчик и попросил послушать его, как он играет. Ну вот… А потом мы пошли к Ольге Дмитриевне и, в общем, у нас теперь в лагере есть свой горнист. Лучше бы он, конечно, играл на трубе или на саксофоне, мы тогда смогли бы с ним что-нибудь…
Женя только вздохнула. Силы рычать и ругаться закончились еще вчера. Правда, и не хотелось ни рычать, ни ругаться на безобидного руководителя музыкального кружка. Хотелось убежать. «Надеюсь, она не станет записываться в библиотеку?»
— … а здесь играет только Алиса, я видела у нее гитару. И еще в кружке, в журнале выдачи, записано, что одна гитара на руках у физрука. Как ты думаешь, Женечка, может физрук тоже играет? Он славный дядька, было бы здорово, если бы он играл…
«Я завидую Мику. Вчера только мельком познакомилась с человеком и уже говорит, что тот славный дядька. А тут… Вот тот, Сыроежкин его фамилия, он какой? Он ведь действительно, наверное, не хотел меня будить. Эх, а он придет, а я буду стесняться и мне будет стыдно того, что я стесняюсь и я опять начну на него орать. Хоть бы помог кто. Подвел бы его ко мне и сказал: "Женя, познакомься, это… Сергей". Тогда я бы, может, так не стеснялась».
— … а еще этот, Сыроежкин Сережа. Он ведь тоже играть умеет, на ксилофоне. У меня в кружке даже ксилофон есть, но Сережа отказался, почему то, даже показалось, что убежал от меня. Неужели я такая страшная?..
«А мне вот убежать некуда. Вот должна была Саша со мной жить, А Мику — с Леной, но Лена наверное в автобусе еще с Сашей договорилась, и они с Мику поменялись. А я согласилась, я еще не знала что меня ждет».
— Мику, я умываться.
— … Женечка, подожди, я тоже еще не умывалась. А тут двое октябрят подходили, спрашивали про кружок, но я совсем не знаю, как с маленькими обходиться. Может быть у тебя в библиотеке есть какие-нибудь методички? Я бы записалась…
«Господи! Нет!»

В столовой Электроник не решился подсесть к Жене, которая так и позавтракала в одиночестве. Мику убежала за стол к Лене, Алисе и Саше. Ульяна с Семеном и Ольгой сидели за столом для персонала, средний и младший отряды пока, в начале смены, не смешивались со старшими и тоже завтракали в своей компании.
— И вот так каждый цикл, — грустно сказала Ольга, глядя в зал, — а потом они знакомятся и компании начинают перемешиваться, а потом разъезжаются. Хоть вы то меня, надеюсь, поймете.
— Ты, на этот раз, осталась монитором, Оль?
— Это временно, Семен. К линейке пройдет. А пока нас никто не слышит у меня получается. Надо кого-то в домик к Алисе подселять, ты то, Ульяна, уже вряд ли назад вернешься.
— А давайте Максима подселим. — хихикнула Ульяна. — Нет, на самом деле, из всего среднего отряда его первого можно в старший переводить. Одна эта его идея с горном чего стоит.
— Смешно, Ульяна. И про Максима ты правильно говоришь. Но не могу же я мальчика к девочке селить. В общем, вы подумайте. И я подумаю. И даже ментор, который сейчас проснется тоже подумает.
Ольга кивнула сама себе и словно бы прозрачное забрало при этом движении на лицо опустила. Вроде бы вот она, ничего не изменилось, а какие-то черты перестали различаться, но где-то блик на забрале мешает детали разглядеть, а где-то царапины на прозрачном пластике. И не видно ни тонкой игры разума, ни проблеска эмоций, ни глубины чувств. Так, обычная вожатка.
— Внимание, пионеры! — Рявкнула на всю столовую. — В одиннадцать ноль-ноль линейка, сбор на площади! Кто опоздает, тот первый в очереди на дежурство в столовой! — И уже нормальным голосом обратилась к соседям по столику. — Семен, Ульяна, особенно Семен. Надеюсь, смена обойдется без ваших импровизаций. А то я не могу ни одну смену согласно Плана мероприятий провести.
— Вот ведь, ментор-ментором, а помнит. А я, когда-то, в первый раз сымпровизировал — всего лишь сбежал из лагеря на лодке, — тихо сказал Семен, проводив вожатую глазами, — чтобы вырваться из этого бесконечного лета. И с тех пор только и делаю, что импровизирую, чтобы не провалиться в это лето обратно. Надоело до чертиков, я же ленивый. Знал бы, что так будет, может и не побежал бы никуда. Но тогда тебя бы не встретил. Хотя нет. Тебя бы встретил. Наш мирок слишком маленький для того чтобы мы проскочили мимо друг-друга. Пойдем, Рыжик, на площадь.

— Шурик, нам нужен, для начала, план. Чем мы будем заниматься в кружке! — Электроник, на этот раз, решил составить компанию соседу по домику, вместо того чтобы бродить вокруг библиотеки.
— План. Да-да. А чем же мы будем заниматься? — Как и положено карикатурному гению Шурик, уйдя в свои мысли, полностью отключался от собеседника, был исключительно рассеянный и забывал про режим.
Электроник задумался. Вообще-то сейчас Шурик должен был предложить построить робота, но, после создания Яны, роботостроительство в этом лагере постепенно сошло на нет. И, с каждым циклом, начатый вместо убежавшей Яны и частично даже функционирующий робот становился все менее и менее близок к завершению. Шурик проверял на нем какие-то свои идеи, часть деталей перекочевывали, с подачи Алисы, из робота в музыкальную аппаратуру или дискотечный усилитель и сейчас от робота оставалось безголовое туловище об одной руке и двух ногах, которое, при подаче питания начинало хаотически шевелить конечностями. Вот и сейчас кибернетики так толком ни до чего и не договорились. В результате Электроник пришел на площадь один, без компаньона. Шурик, сославшись на то, что у него родилась идея, которую нужно срочно обдумать, остался в кружке, предоставив соседу по домику право объясняться с вожатой. Электроник нисколько не удивился и не обиделся, как же еще быть, если тебя посетила Идея? Конечно же, надо спрятаться ото всех, чтобы тебе никто не мешал и все обдумать. И еще, на линейке будет Женя. Из-за неё то Электроник и пришел на площадь сильно заранее, когда там еще никого не было, кроме обоих физруков (Ульяна хоть и числилась начальником спорткомплекса, но все ее в лагере звали либо по имени, либо физруком, как и Семена), и девочек из старшего отряда, всех, кроме Жени. «Ну правильно, Женя девушка серьезная, что ей в этой хохочущей компании делать?»
— В общем так, — до Электроника долетел обрывок разговора, — ты теперь первый кандидат в старший отряд. Лет тебе не меньше, чем было Ульяне, так что все нормально. Мы тебя еще пронаблюдаем, а в субботу, на сборе отряда решим положительно. С Женей и кибернетиками, я думаю, проблем не будет, заместитель вожатой — за, вожатую убедим. Если отряд будет за, то в понедельник объявим на линейке о переводе. А где жить тебе, это будем думать. Наверное, можешь и, по прежнему, с Витькой в домике. Хотя и положено старших со старшими селить, но…
— Сам понимаешь, соседство с Алисой тебя до добра не доведет. — Перебил Алису Семен.
— Сенька, придушу! — Алиса потянулась руками к Семеновой шее. Потом опустила руки и, повернувшись к Максиму, произнесла. — Имей в виду, Сенька он только для меня. И еще три человека могут так его назвать без риска для здоровья и жизни. Когда будешь с ним знаком столько же, сколько мы, тогда и ты сможешь рискнуть.
«Максим будет с нами в отряде. — Понял Электроник. — Это хорошо, а то перекос в сторону девочек большой. Может удастся его кибернетикой заинтересовать?»

Площадь постепенно заполнялась пионерами. Величественно вплыла вожатая, царственно скомандовала: «Лагерь, на линейку, становись!». Младший кибернетик поколебался несколько секунд, решая где ему встать: так чтобы ему было удобнее рассматривать Женю, или чтобы Жене было удобнее видеть его, — и встал в первой шеренге, рассудив, что сейчас важнее самому понравиться девушке. А Женя всю линейку поглядывала в сторону нестриженого затылка Электроника и злилась: на себя за то, что так и не решилась извиниться за скандал в автобусе, а на Электроника за то, что тот сам до сих пор не подошел к ней. «Да хоть бы просто поговорить подошел. Хоть спросил бы о том, когда библиотека открывается?» Но все когда-то заканчивается. Закончилась и сверхдлинная первая официальная линейка смены. Пионеры получили обходные листы и были отправлены за автографами, отсутствие Шурика на линейке прошло без последствий, Ольга Дмитриевна только кивнула, когда Электроник попросил у нее два бланка обходных, и вручила требуемое.
Электроник просмотрел обходные, поискал глазами на площади — может еще не ушли те, чьи автографы он должен собрать. «Ага, Семен здесь, Мику здесь, за Шурика я и сам распишусь, осталось только в библиотеку и к доктору зайти». Вообще-то так делать не полагалось, пионер должен был сам дойти до каждого кружка и уже на месте решить: нравится ему там или нет, записываться ему в кружок или нет. Но пока Электроник решал что лучше: действовать рационально, или действовать по правилам, — все нужные ему люди разошлись по своим рабочим местам. Он еще услышал, как Мику воскликнула: «Отлично, значит в восемь вечера у меня в кружке!» — и пошел собирать автографы за себя и за Шурика.

Женя сидела в библиотеке и рычала на пионеров. Собственно, записываться никто не спешил, записались только Лена, Вася из младшего отряда, и пара человек из среднего. Физрук сказал, что зайдет попозже, когда всё успокоится, но ему нужны были спортивные методички присланные из райцентра. Но сегодня был день особенный.
Вообще-то в библиотеке должно быть тихо, а в библиотеке небольшого пионерского лагеря еще и безлюдно. Именно ради того, чтобы поменьше общаться с другими людьми Женя и попросилась, в день приезда, заведовать библиотекой. Но сегодня всему лагерю нужны были подписи в обходных листах. Всем шестидесяти с лишним пионерам. И все они решили собрать эти подписи еще до обеда, чтобы после обеда бездельничать с чистой совестью. Пионеры толкались перед столом, шумели, разбредались по залу, их нужно было контролировать, чтобы кто-то не опрокинул стенд, кто-то не утащил понравившийся журнал, не перепутал книги на стеллажах. И еще нужно был ставить эти чертовы подписи.
Женя, из-за этой суматохи, даже о Сыроежкине почти не вспоминала, пока тот не пришел, уже перед самым обедом. Она как раз закончила поправлять книги на стендах, когда услышала, как кто-то приоткрыл дверь, предварительно постучав.
— Ну кого еще с-силы небесные принесли?!
Никто не ответил, но кто-то все же зашел. Кто-то стоял за спиной, сопел и перетоптывался с половицы на половицу. Женя приготовила на лице неприязненное выражение (само приготовилось, чего уж там, не владела Женя актерским мастерством), набрала воздуха, чтобы высказать пришельцу все что думает («Говори четко! Проси мало! Уходи быстро!») и замерла, не зная как реагировать. У дверей, на расстеленной и безжалостно затоптанной сегодняшней толпой пионеров половой тряпке, робко переминался Сыроежкин. И Жене стало стыдно за эту грязную затоптанную тряпку, за своё выражение лица «Всех ненавижу!», за то, что лохматая (Опять это проклятый вихор торчит!), за то что вся она такая непривлекательная… Женя кинула быстрый взгляд на зеркало висящее у входа: точно, вихор торчит над макушкой вопросительным знаком, совершенно немодные очки и те сбились на нос, лицо раскраснелось, рубашка выбилась из под ремня, один гольф сполз до половины и, о позорище, перекрученная юбка! На кого другого было бы наплевать, но Женя чувствовала себя виноватой перед Сыроежкиным за вчерашнее. Поэтому она быстро-быстро юркнула за свой стол-конторку и села как можно сильнее прижавшись животом к столу, чтобы спрятать недостатки костюма.
— Я… вот. — Сыроежкин протянул два обходных.
— Записываться будешь? — «Господи, ну почему он пришел сейчас? Я же не хочу его выгонять, но… Эх».
— Д-да.
— Заполняй! Фамилия, имя, возраст, отряд. Внизу распишись…
На барьер конторки шлепнулись ручка и формуляр.
— … сейчас брать книги будешь?
— Д-да. Мне ч-что-нибудь по те-телемеханнике.
— Здесь нет такого, это не университет, а пионерский лагерь!
— Т-тогда я п-пойду?
Бедный Сыроежкин совсем стушевался. С одной стороны — его явно выгоняли, а с другой — Женя сняла очки, положив их на конторку и неумело поправляла прическу левой рукой. И желтые глаза смотрели на Электроника совершенно без злобы. С досадой — да, смущенно — да, но без злобы, а даже и с интересом. Противоречивые сигналы совершенно запутали бедного кибернетика и, чтобы разобраться с собой, Электроник сейчас больше всего хотел убежать. Спас Электроника горнист, подавший сигнал к обеду. Он начал пятиться назад, нащупывая за спиной дверную ручку.
— Подожди. Спроси своего друга, он будет записываться? И приходи после обеда.
Вроде бы выгнанный из библиотеки Электроник бежал к умывальнику и радостно улыбался: его пригласили прийти после обеда. «Женя очень умная и образованная девушка, даже не переспросила, что такое телемеханика! А еще она симпатичная». А Женя сидела за своей конторкой и чуть не плакала: «Ну почему! Почему я такая дура? Почему я даже нормально поговорить с человеком не могу? Сразу начинаю ругаться». Потом мысли ее переключились на Электроника: «Но этот то тоже хорош. Стоял и пялился. На что?» Женя встала из-за конторки и подошла к зеркалу. Заперла дверь, поправила злополучную юбку, натянула сползшие гольфы, заправила рубашку и завязала по новой галстук. Некоторое время боролась с торчащим вихром, потом обреченно махнула на него рукой. Расправила плечи, и распрямилась, посмотрела на своё отражение. Встала в профиль и крутнулась на пятках. Несколько раз прошла туда-сюда по комнате, оглядываясь на зеркало. Потом представила, как все это проделывает та же Мику, представила себя рядом с ней — замухрышка. «Поздравляю вас, Евгения, вы замухрышка, никому не интересная и не нужная. И сидеть вам в библиотеке до самой старости, потому что никому вы не нужны. Ну, значит и вам никто не нужен. Значит мы с вами обойдемся!» Показалось, что в конце этого монолога кто-то хихикнул под самым окном. Женя бросилась к окну и выглянула наружу — никого. Кусты, через дорогу, подозрительно качались, но добежать туда «шпион» не успел бы. Женя вернулась к столу, повертела в руках обходные листы и формуляр Электроника и убрала их в ящик. «Придет — отдам». Потом взгляд ее упал на половую тряпку. «Придется мыть пол, вместо обеда. А то после обеда Сергей придет, а у меня грязно как в подземном переходе. Если придет».

Ольга Дмитриевна и Семен обедали за одним столиком. Ульяна подсела к Алисе, доктор, сняв пробу, сказала, что есть можно и удалилась к себе.
— Семен, что ты думаешь о Максиме? О том, чтобы перевести его в старший отряд? — Размешивая ложкой сметану в борще, спросила Ольга Дмитриевна, будто и не было утреннего разговора. Впрочем, с точки зрения ментора, разговора действительно не было. — Алиса предложила его кандидатуру и я склонна согласиться.
— Я за. — Семен утвердительно кивнул, попробовал борщ и поморщился. Все-таки после ухода бабы Глаши качество блюд в лагерной столовой упало на одну ступень. — Осталось два вопроса: где селить Максима и кого из малышей переводить в средний отряд.
Ольга тоже поморщилась, попробовав борщ.
— С Максимом я что-нибудь придумаю, а вот кандидатуру из малышей ищи сам. Ты с ними больше моего общаешься. И, вот еще что… Хотя нет, это я сама. — И, взяв стакан чая, подсела за столик к кибернетикам.
А Семен отнес посуду на мойку, покрутил головой и, не обнаружив Ульяны, пошел к себе. Действительно, нужно было решить, кого из мелких перевести в средний отряд на освобождающееся место Максима, а для этого нужно было посоветоваться с теми мелкими, которые не спят. В отличие от старшего и младшего отрядов, средний, пионеры в котором не просыпались никогда, права голоса здесь не имел.
В итоге, когда пятеро мелких: Вася, Гриша, Оксана и Сергей Зайцевы и Геля, устроившись на футбольной трибуне, через час выбрали Васю, Семен огорчился. Он ждал этого результата, но все равно огорчился. Через неделю вожатая объявит о переводе, еще неделю ребята отгуляют в своих отрядах, а на следующий цикл уже приедут в новом качестве. И не спящий сейчас Васька будет неизвестно сколько жить двухнедельными циклами. Семен мысленно поздравил Максима, у которого появились шансы, и грустно посмотрел на Ваську. И на Оксану тоже. «Их обоих бы передвинуть, нет — троих, еще и брата ее». Но место в среднем отряде освобождалось только одно. «Я всегда только уходил. А вот теперь провожаю. И не знаю, когда увидимся. То есть знаю что никогда. Потому что, когда Васька проснется снова, это будет уже другой человек».
— У меня еще две недели здесь. — Васька подсел к Семену на лавку. — Я пока буду прощаться, а потом, Семен, до конца смены, поможешь мне с лодкой? Я сам не успею, а очень хочу попробовать пройти под парусом.
— Обязательно. Как Второй приедет и все устаканится, так и сделаем.


Шурик сидел за столом, перед горкой радиодеталей, высыпанных из фанерного ящика и выбирал необходимые, сверяясь с наскоро нарисованной схемой. Плата, прорисованная нитрокраской, на фольгированном гетинаксе уже лежала в фоткювете, залитая раствором. Простая и понятная работа нравилась, хотя бы потому, что отвлекала от ненужных мыслей и непонятных, всплывающих перед глазами, образов незнакомых людей. Монолог Сыроежкина о перспективах робототехники работал бы не хуже, но Сергея пришлось отпустить. Шурик пожал плечами, но, в конце-концов любой человек имеет право на личную жизнь. «Даже лаборант-микс?» — мелькнуло в голове. «Любой», — мысленно повторил Шурик, а потом спохватился: «Эй, ты кто такой?». Тишина. «Плохо. Сам с собой разговариваю. Не мысленно комментирую свои действия, а именно разговариваю. Очень плохо». Шурик даже вздрогнул и бросил найденный транзистор обратно в горку деталей, вместо того, чтобы присоединить его к уже отобранным. Наконец, все что требовалось было найдено и отложено. Невостребованные детали перекочевали обратно в ящик, который занял свое прежнее место под одним из верстаков. Шурик еще раз сверился со схемой, кивнул сам себе, посмотрел как травится плата, посмотрел на часы. «Плохо, что нет ни азотки, ни хлорного железа. В медном купоросе плата травиться будет еще часа три-четыре».
В обед к ним за столик подсела Ольга Дмитриевна.
— Ну как вам наш горнист? Нигде в лагерях уже не осталось, все пленки или пластинки крутят, а мы вот взяли и возродили традицию! Правда молодцы?
— Горнист? — Шурик пожал плечами. — Извините, Ольга Дмитриевна, не расслышал.
— Да и правда. Зачем сейчас, в эпоху электроники нужны горнисты? — Сыроежкин подключился к разговору. — Вот он подает сигнал с площади, а уже у клубов его плохо слышно, а на концертной площадке или на стадионе не слышно вовсе. Ведь пленка и пластинка хорошо слышны изо всех динамиков, а горнист только на площади.
— Вот об этом я и хотела с вами поговорить. Ваш кружок, он называется «Кружок кибернетики и радиоэлектроники», я правильно помню?
Шурик кивнул. Он уже понял, к чему клонит вожатая.
— … В общем, задание вашему кружку. Сделать так, чтобы, начиная с завтрашнего утра, сигналы горниста были слышны изо всех динамиков по всему лагерю. Усилитель вы знаете где, что еще нужно спаять — разберетесь.
— Но, Ольга Дмитриевна… У нас же программа, у нас же робот… — Сыроежкин совершенно искренне огорчился.
— Вот наладите трансляцию, и занимайтесь вашим роботом, сколько душе угодно. — Вожатая встала из-за стола, поставив точку в разговоре.
— Ну что, пойдем, посмотрим, что сделать сможем.
Кибернетики отнесли грязную посуду и покинули столовую.
По дороге в кружок Сыроежкин то и дело останавливался и оглядывался куда-то через правое плечо.
— Тебя что-то беспокоит?
— Да, понимаешь, я в библиотеке не успел подписать наши обходные, как раз на обед просигналили. И заведующая библиотекой сказала, что будет ждать после обеда. А Женя, она такая строгая, я не хочу, чтобы она ругалась потом, если я не приду. И вожатой обходные без ее подписи не отдашь.
— Ладно уж, иди. Со схемой я сам управлюсь. После ужина корпус делать будем, тогда приходи.

Максим шагал рядом с Алисой и слушал, иногда посматривая на помощника вожатой. Перед самым обедом та поймала его в дверях столовой и, не терпящим возражений тоном, скомандовала.
— Слушай сюда, Макс. После обеда не убегай, инструктировать тебя буду.
И вот «после обеда» наступило, Максим дождался Алису, сидя на лавочке у крыльца столовой и отклоняя приглашения пойти на пляж, на стадион, погулять, поиграть в карты… Катя вышла из столовой и присела рядом. У Максима вздрогнуло сердце, правда, почему то не так сильно, как это было вчера, когда Катя оглянулась в автобусе на Витькину реплику про «тухлый помидор» и мазнула глазами по сидящему рядом с Витькой Максиму.
— У тебя здорово получается. Ты долго учился?
— Нет, мне только Мику показала чуть-чуть, а дальше само получилось.
— Это значит, что у тебя талант. А я вот сколько на гитаре не учусь — не получается. Как ты думаешь, может у меня на горне получится?
Следующей репликой должна была быть: «Ты же мне покажешь?» — Но помешала появившаяся на крыльце Алиса. Смерила взглядом Катерину, вопросительно посмотрела на нее и сказала, как задним числом уже поняла, некоторую двусмысленность.
— Катерина, это место занято! — И Катька, конечно, именно так и поняла.
Та поднялась, долго посмотрела на Максима, словно ждала от него какой-то реакции — не дождалась, гордо вскинула голову, развернулась на каблуках и так, с гордо вскинутой головой, и удалилась. «Вот черт, я не хотела», — только и подумала Алиса. А Максим, он просто ничего не понял.
До домика Алисы шли молча, только зашли к Максиму за горном, благо он жил по соседству. Алиса отперла дверь, скомандовала топтавшемуся на пороге горнисту: «Заходи, можешь не разуваться», подтолкнула его, все равно не решающегося зайти, в спину и зашла следом сама. Вздохнула, глянув на пустующую кровать, махнула на нее рукой, садись мол. А сама полезла искать что-то, по шкафам и тумбочкам. Максим разглядывал домик «страшной» помощницы вожатой и волновался. Никогда раньше он здесь не был, вообще, весь средний отряд с самого первого дня знал, что с Рыжими связываться опасно и потому избегал их внимания. Наконец, Алиса нашла, что хотела: тетрадный листок с расписанием сигналов и кассету с записью горна. Села на свою кровать, напротив.
— Вот, держи. Будешь играть по этому расписанию. Часы есть?
— Есть.
— Хорошо, тогда первый пункт закрыли. Если проспишь — накажу.
— Сейчас пойдешь в музыкальный кружок, там прослушаете с Мику запись, потом ты ей сыграешь. Если что, она подскажет, что и как. А то к духовым инструментам, кроме нее здесь никто и никак. В общем, сделаешь так, как она скажет. И, третье, вожатая согласна на твой перевод в старший отряд. Через неделю на линейке объявит, если ничего не изменится. Но не думай, что у тебя какие-то права появятся после этого. Обязанности уже появились, а права еще нет. Следующую неделю будешь еще числиться в среднем отряде, а в старшем — только кандидатом. Жить будешь на старом месте, а на линейке и в столовой, со следующей недели, будешь со старшим отрядом. В общем, прав будет как у маленьких, а бить будем как взрослого. А уж в следующую смену, добро пожаловать. Вопросы есть?
Алиса ждала, глядя насмешливо и надменно, а Макс обвел глазами интерьер домика Алисы, потрогал пальцем шину на велосипедном колесе и спросил, глядя ей в глаза: «А когда ты начнешь меня учить плохому?» Вскочил и, увернувшись от подзатыльника, со смехом выбежал из домика.
Алиса откинулась на спину, на подушку, и беззвучно расхохоталась. Кажется, жизнь намечалась не такая уж и серая.

— Не заперто! — Женя подняла голову на стук в дверь.
— З-з-з-дравствуй, это оп-пять я. За об-бходным.
— Ну заходи. Стой! Ноги вытирай! Забирай обходные.
— Спасибо. Я пойду? — Электроник чуть успокоился и перестал заикаться.
— А книги будешь брать?
— Я завтра, можно?
Электроник тропинкой шел от библиотеки, почему-то в сторону стадиона и ругал сам себя: «Ну вот, опять не решился заговорить с девушкой. Не удивительно, что она на меня рычит. Она думает, что я в автобусе к ней специально приставал, может думает, что я и хожу в библиотеку, чтобы издеваться над ней? Может над ней все смеются?» Что-то толкнулось в ноги. Электроник опустил глаза — мячик. Незаметно для себя он вышел к западному краю футбольного поля. Команда уже закончила тренировку и ушла, а сейчас четверо малознакомых пионеров из среднего отряда играли в одни ворота.
— Сыроежкин! Пни мячик!
— Сыроежкин, давай с нами!
«А почему нет? Женя выгнала, Шурик ждет меня только вечером, и, пионер должен развивать не только мозг, но и тело». Сыроежкин махнул рукой, подошел к игрокам, снял галстук, снял рубашку чтобы не испачкать, аккуратно сложил их на ближайшую лавочку, и, как и остальные, оставшись в одних шортах включился в игру.
Игра помогла отодвинуть назад грустные мысли. После первого же розыгрыша пионеры уже звали друг-друга по имени. Через час разгоряченные присели передохнуть. Один из пионеров достал бутылку воды и пустил ее по кругу.
— Серега, ты же хорошо играешь. Охота тебе в своем кружке лето просиживать?
Прежде чем ответить Электроник оглянулся и уперся взглядом в Женю. Та сидела на противоположном конце трибуны и сверлила взглядом Сыроежкина. Настроение играть мгновенно пропало, Сыроежкин накинул рубашку и, ничего не объясняя новым товарищам, убежал к умывальникам.

Семен подошел к тренерской и задержал руку на дверной ручке, услышав из-за двери голоса. Ульяна и кто? Кто-то был у них в гостях. Интересно… Он потянул ручку и чуть не упал от внезапной тяжести повисшей на плечах Ульянки. Четырнадцатилетней Ульянки из его родного лагеря.
— Я соскучилась, братишка! — Бесцеремонно и одновременно чуть смущенно заявила через минуту отстранившаяся Ульянка.
Ульяна-большая валялась на кровати, закинув ноги на спинку, и с улыбкой наблюдала за этой картиной.
— Представляешь, прохожу мимо кустов, а меня за руку хватают и в кусты тянут. А в кустах эта мелкая. Соскучилась, говорит, и пришла проведать.
— Ага, пришла. Вам привет от Алисы и Слави, и Мику! А вы же придете в среду? А то они тоже соскучились.
— Ульянка, а назад как-же? Мы-то только в среду собираемся. — Семен глянул на жену, та утвердительно кивнула. — Тебя в вашем лагере не хватятся?
— А я теперь могу в любое время приходить туда и назад, вот. Я, мне… Я научилась. Только у других девочек не получается. Жалко. — Ульянка-младшая грустно поморщилась.
— Она и меня пыталась научить. Какая-то трава должна расти на поляне, какие-то жуки особые должны водиться, а потом просто захотеть, представить того, к кому хочешь попасть, закрыть глаза и шагнуть. Всего-то.
— Да, всего-то! А ты, сестренка, не грусти. Все у тебя получится. А я еще погуляю у вас по лагерю, посмотрю, как вы живете, а потом назад, к себе. Чтобы к ужину успеть. Всё, пока! В среду увидимся, буду ждать!
И Ульянка-младшая чмокнув в щеку обоих Персуновых убежала из тренерской.

Шурик закончил паять микрофонный усилитель, отодвинул паяльник, посмотрел еще раз на схему, чуть качнул головой, подумал, что если бы сначала рассортировал имеющиеся детали, то можно было бы сделать и поизящнее. Зато сейчас получилось просто и надежно. Тем более, что задача стояла усиливать всего-лишь звуки горна и транслировать их на развешанные на фонарных столбах динамики. Подключил микрофон, подключил к выходу наушники, постучал пальцем по микрофону, потом свистнул в него. Удовлетворенно кивнул, видя как дернулось зеленое пятнышко на экране осциллографа. Осталось только согнуть корпус из листа алюминия, но это уже работа для Сыроежкина. Сам Шурик так аккуратно и точно ни за что не сделал бы. Шурик глянул на часы, через полчаса Сергей подойдет и большая часть работы будет закончена. После ужина, нужно будет закрепить коробочку с усилителем на одном из флагштоков, отдать горнисту микрофон со шнуром и протянуть провод от усилителя к радиорубке. Почему-то вожатая настаивала на том, что горнист должен подавать сигналы обязательно с площади.
Шурик выволок из кладовки лист алюминия, положил его на верстак, достал со шкафа годовую подшивку журнала «Радио» и устроился ждать Сыроежкина. В здании клубов было тихо, шум лагеря сюда не долетал, а ближайший автобус должен был подъехать только в среду. Чуть слышно потрескивал паяльник, остывая, гудел трансформатор, выдавая положенные тридцать шесть вольт, за окном чирикали воробьи и хлопали чьи-то крылья покрупнее воробьиных. Незаметно для себя Шурик начал задремывать. Показалось, что прямо над головой, по чердаку, пробежал кто-то легкий. Шурик вскинулся, покрутил головой, прислушался — тишина. Отложил журналы в сторону и, заинтересовавшись, вышел на улицу. У противоположного, пустующего здания стоял Сыроежкин и тоже внимательно смотрел на крышу.
— Понимаешь. Иду и показалось, что кто-то мелкий по крыше бегает. Я подумал на октябрят, но им лестницу не поднять.
Кибернетики переглянулись, обогнули здание клубов, посмотрели на лежащую там лестницу, длинную и тяжелую. Такую, что младший отряд в полном составе поднять не сможет. Еще раз переглянулись и синхронно пожали плечами.

Ульянка-младшая все-таки не успела уйти до ужина, и все-таки попалась на глаза вожатой. Пришлось врать вожатой и выручать, пришлось выдавать ее за сестренку, прибежавшую погостить. Пришлось сказать, что родители тут недалеко, ниже по течению, стоят с палаткой. Пришлось кормить ужином («Это, конечно, нарушение режима, но не могу же я оставить гостей голодными!» — Вот такая Ольга Дмитриевна тоже бывала). Пришлось обещать, что родители тоже придут. Пришлось знакомить со всем лагерем, объясняя одним — одно, а другим — другое. Пришлось вести вечером в музыкальный кружок к Мику на чаепитие. Надо было видеть потеплевшие глаза Алисы, Ульяна-большая даже заревновала чуть-чуть. В заключение Ульянка-младшая вынесла вердикт: «А вы неплохо устроились! Я еще немного побегаю сама по себе, и тоже пойду в физруки! Будем матчи футбольные проводить! И чаепития эти ваши, тоже понравились!»
Уже стемнело, когда дверь в спортзал открылась и на пороге показалось два силуэта. Они не торопясь прошли по главной аллее мимо столовой, на площади свернули направо, в сторону домика вожатой. Где-то со стороны клубов слышались голоса кибернетиков, тянущих последние метры кабеля к радиорубке. И еще слышалась музыка.
— Там музыка, на сцене.
— Да, Саша танцует. Хочешь посмотреть?
— Хочу.
— Только прячься, а то она стесняется жутко.
Они постояли, подглядывая из кустов на танцующую Сашу. Это завораживало настолько, что обеим захотелось выйти и присоединиться, если бы они умели еще при этом. «Очень красиво», — прошептала младшая.
Потом обе Ульянки вернулись на аллею, прокрались мимо домиков вожатой и Лены, по тропе вышли к музыкальному кружку и остановились.
— Это здесь. Видишь, вот трава, а вон жучки эти ползают. Они всегда в местах перехода обитают. Жалко, что я провести вас не смогу, это вам самим научиться нужно.
Света, падающего из окон музыкального кружка, хватало чтобы рассмотреть и траву, и жучков. В кружке Мику, сидя за роялем, объясняла что-то Максиму держащему в руках горн? Нет, не горн, а другой инструмент. Похожий на трубу, но покороче и с более широким раструбом. «Пропал Макс», — подумала старшая.
— Ну, пока сестренка, до послезавтра. Все вас очень ждут.
— Пока.
— Значит, смотри, показываю. Вот трава, вот жучки эти. Это значит место перехода здесь. Потом ты закрываешь глаза и представляешь себе человека, к которому хочешь попасть. И всё. Нужно только очень сильно хотеть. Делаешь шаг вперед и ты на месте.
Ульянка-младшая прыгнула вперед, делая кувырок через руки, и пропала в высшей точке кувырка.
Ульяна-большая представила себе «сестренку» и, не задумываясь о последствиях, закрыла глаза и шагнула следом. Открыла глаза. Ничего не изменилось. Оглянулась на музыкальный кружок: Максим стоял прижав инструмент к губам и пытался что-то играть. Мику страдальчески морщилась, отвернувшись, чтобы не обидеть Макса. Никуда она не переместилась. «Видимо, это не всем дано. Видимо, придется, как в прошлый раз, ногами топать». Вспомнила еще, как показалось на секунду, что, в момент кувырка младшей, на нее из кустов, с противоположной стороны поляны, глянули как-будто два желто-зеленых глаза, принадлежащих очень большой кошке. «Всё, сестренку проводила, пора спать. Или может посидим еще с Сёмкой. Посмотрим». И пошла в сторону музыкального кружка, где Мику уже запирала дверь, а Максим терпеливо ждал, засунув руки в карманы и зажав горн под мышкой.

Возле первого отряда остановилась вожатая и окинула взглядом собравшихся.

- Доброе утро. Что-то вас мало.

- Так Алиса и Ульяна в столовой дежурят, Лена пошла за Женей, Семён вон на подходе, - ответила Славя, махнув на показавшегося с противоположной стороны площади парня. Все непроизвольно проследили за её рукой, указывающей на неторопливо идущего пионера.

- Опять галстук абы как повязал. Сколько можно показывать? – недовольно проворчала Ольга.

- Доброе утро, - кивнул собравшимся Семён.

- Доброе. А почему ты один, где Саманта? – вожатая развязала галстук Семёна и сноровисто принялась повязывать вновь.

- Вы же её сегодня с подъёма должны опекать, - парень следит за руками вожатой, в который раз пытаясь запомнить последовательность действий.

- Нет, сегодня ты.

- Нет, вы.

- Я её с утра не видела.

- Представьте себе, я тоже.

Окружающие их пионеры притихли, следя за перепалкой.

- Семён, где Саманта? – злится Ольга, недовольно хмуря брови.

- Да не знаю я, постучался в домик, а там пусто.Решил, что вы уже над ней шефство взяли, вспомнили материнский долг.

- Семён! – прикрикивает вожатая.

- Что Сёма, опять накосячил? – поинтересовалась Женя, приход которой из-за спора и не заметили.

- Женя, откуда у тебя эти жаргонизмы? Вроде с Двачевской не общаешься, - переключила своё внимание на библиотекаря Ольга, - и где Лена?

- За Алёной пошла, - буркнула Женя, - вон, уже возвращается.

- Ох, мать моя, пресвятая революция, - вздыхает вожатая, глядя какой растерянной идёт к ним Лена через площадь, - А Алёна-то где?

- Какая-какая революция? – с самым невинным видом интересуется Семён.

- Семён, я из тебя когда-нибудь чучело сделаю. И поставлю рядом с Гендой. В назидание потомкам, - мягко, с ласковой улыбкой говорит Ольга, поправляя тому ворот рубашки. Затем подбоченилась и гаркнула, -Понял?!

- Ольга Дмитриевна, а Алёны нигде нет, - с дрожью в голосе произносит подошедшая Лена, - и фонарик из домика пропал.

- А фонарика-то ты как заметила пропажу? –спросила Славя.

- Так он на столе лежал, а сейчас его нет. Сразу и увидела. А ещё она вчера про старый корпус меня спрашивала. Я как-то сразу и подумала... – стушевалась Лена.

- Что она пошла в старый корпус? – уточняет вожатая.

- Ну, да... – совсем уже тихо прошелестело вответ.

- Значит, Саманты нет, Алёны нет, фонарик тоже ушёл погулять. Можно предположить, что ушли втроём? Ну что же, предположим, -принялась размышлять вслух Ольга, затем расстроено вздохнула.

- Каждую смену... Одно и то же... Старый корпус...А давайте найдём Чёрную вожатую... А где здесь живёт девочка с хвостом как у кошки... – простонала вожатая, схватившись за голову.

- Да одному искателю в прошлом году кости на ногах еле сложили, запнулся там на лестнице! Ещё одну свои же подруги чуть заикой не оставили... Пошутить захотели, закрыли её там в подвале... Сколько я уже докладных писала... Чтобы снесли к едрене фене этот корпус...

И заметив, с каким любопытством на неё смотрят пионеры, скомандовала.

- Что рты пораскрывали? Становись! Смирно!

- Так. Женя, в библиотеку. Мику – клуб. Саша –клуб. Славя, Лена – пройтись ещё на всякий случай по лагерю, может где-нибудь здесь спрятались. Семён, Сергей – вы идёте со мной в Старый корпус. Всем понятно?

 

- Саманта, вставай! – потрясла за плечо спящую девочку Алёна.

- Ну, вставай же, засоня! – нетерпеливо притопнула ногой, подёргала Саманту за нос.

- А, что случилось? – девочка открыла глазаи принялась крутить головой, пытаясь освободиться от пальцев Алёны.

- Вставай, засоня. Надо идти. Понимаешь? Идти.

- Куда? Что случилось? Да хватит меня уже дёргать! Перестань! – Алёну бьют по рукам, а если бы ноги не запутались в одеяле, то и пнули бы.

- Вставай, мы пойти вместе должны были, я тебе записку в двери оставляла. Вот же она у тебя на столе, - со стола берёт немного помятый весь в каких-то небольших рисунках тетрадный лист и крутит перед лицом Саманты.

- Тут же всё понятно. Вот ты, - тыкает пальцем в нарисованную девочку в пилотке.

- Вот я, - показывает на девочку с двумя хвостиками на голове.

- И вот я иду к тебе в домик в 6 утра, - переводит палец на следующий рисунок, на котором изображён домик и часы рядом.

- А потом мы вместе идём гулять, - две девочки стоят рядом с калиткой в заборе.

- Так это ты мне написала? Зачем нам надо идти?– Саманта отбрасывает одеяло в сторону, садится на кровати.

- Ну, Саманточка, ты же тут ничего и не видела. И не увидишь с нашей Ольгой. Пойдём, я тебе такие места покажу. Давай, одевайся,- Алёна берёт со стула аккуратно сложенную форму и протягивает американке.

- А мисс Ольга знает? – Саманта протягивает руки и берёт форму.

- Да далась тебе эта Ольга. Строит из себя взрослую, скучную. А сама, девчонка девчонкой, - отвечает Алёна, одновременно утвердительно кивая головой, видимо поняв, о чём её спрашивают.

- Отвернись, пожалуйста, я переоденусь, -просит её американка, показывая на свою пижаму, а потом тыкая пальцем в Алёну и крутя им.

- Что? Ты? Я? Что я должна? Отвернуться? Да у меня такие же. Хочешь, покажу? Ох, расти им ещё до Лениных и расти, - девочка начинает расстёгивать свою рубашку.

- Алёна, прекрати! Что ты делаешь? – её опять бьют по рукам.

- Да хватит уже, синяки же будут. Не хочешь смотреть, и не надо, было бы с чем сравнивать, - Алёна от обиды скрещивает руки на груди, надувает губы и отворачивается. Затем до её слуха доносится шорох одежды и спустя пару минут.

- Я готова!

Девочка оборачивается, смотрит на Саманту, довольно-таки придирчиво, затем улыбается, берёт её за руку и командует.

- Пошли!

Дорожка, тропинка, вломились водни кусты, вторые, и вот, калитка.

- На ночь закрывают, а то, что через неё запросто перелезть можно, как будто и не знают, - рассмеялась Алёна.

- Вот смотри, наступай сначала сюда, а потом сюда, - хлопает она по правой ноге Саманты, потом по щели в столбе, а затем по левой и по перекладине на калитке.

- Понятно? Сюда и сюда.

Саманта кивнула и осторожно начала подниматься, попытавшись перекинуть ногу, сообразила, что будут видны её трусики, ойкнула, покраснела и прижала подол юбки к ногам.

- Пф! Думаешь, что твой ненаглядный Семён за тобой подсматривает?

- Что? Сэм? Он здесь? –всполошилась американка.

- А-ха-ха! – рассмеялась Алёна,- Прячутся, в столовой глаз друг с друга не сводят, за ручки держатся, когда ходят. И все ничего не замечают? Да нет здесь Семёна, успокойся. Нет, Семён, нет.

Поняв это Саманта, по-прежнему розовая от смущения, осторожно перелазит через забор. А следом, с изяществом и проворством кошки, перелетает Алёна, отряхивается, берёт Саманту за руку и тянет в сторону леса.

- Идти, Саманта. Идти.

Идут сначала по широкой протоптанной тропе, затем сворачивают около неприметной сосны и углубляются в лес. Молчат. Алёна улыбается, слегка щурится от удовольствия, видимо, ей очень нравятся такие прогулки, задрав голову смотрит на макушки деревьев, заметив птицу следит за её полетом. Саманта же почти всю дорогу смотрит себе под ноги,боясь запнуться о некстати вылезший корень дерева. Замечает фонарик, заткнутый сзади за ремень у Алёны. Хлопает по нему.

- Алёна, зачем он нужен?

Спутница достаёт его, крутит в руках.

- Представляешь, идём мы, идём,и вдруг медведь нам навстречу. Медведь, - Алёна поднимает руки вверх, слегка косолапя ногами и громко рыча, надвигается на Саманту.

- У-у-у, я медведь, голодный медведь, сейчас я тебя съем!

Американка ойкает со страха, в испуге отступает.

- И тогда включаю фонарь, свечу ему в глаза, - Алёна щёлкает несколько раз кнопкой включения, - А если не помогает, по голове ему ка-ак дам! Бум! И он убегает.

Девочка машет фонариком как дубинкой, изображая удар.

- Ура! Я победила! Да здравствует Алёна - победительница медведей! – ставит правую ногу на вовремя попавшийся пенёк, будто на поверженного врага, поднимает руку с фонариком вверх, - Хвалите меня! Прославляйте меня!

Затем видит, с каким недоумением на неё смотрит Саманта, вздыхает, берёт её за руку и ведёт дальше.

- Обычная хитрость. Весь день вчера Лене уши прожужжала разговорами про старый корпус, оставила фонарик на видном месте. И с собой забрала. На линейке, наверно, будут решать, кто отправится нас искать там. А нас там и нет, - тихонько хихикнула, - Какая я хитрая придумщица.

- О, Лена, она довольно странная девочка, - ухватилась американка за единственное ею понятое слово.

- Да, Лена. Я её очень люблю,хоть и не всегда понимаю. Зато, она тоже не всегда понимает меня. Так и живём,такие все загадочные-загадочные. Аж жуть.

- Подстроила такое, никогда бы на неё не подумала.

 - Грустит часто, а потом такое может выкинуть, что прямо ой. Наверно, замуж надо отдавать срочно. Вон хоть за Шурика или за Семёна. Не, за Шурика не надо, он ещё страннее Лены, - девочки перепрыгивают через небольшой ручеек, Саманта пытается пойти вдоль его берега,но её тянут дальше.

- И я никак не пойму,всё-таки как она ко мне относится. Мне Сэм, что-то пытался объяснить, но у него с английским беда, слов не хватает.

- Ах да, с Семёном тоже не выйдет, он твой. Это что, один Сыроега остаётся? Бр-р, не надо. Я ей получше жениха найду, - Алёну от этого предположения даже передёргивает.

- Но я её простила, надо будет с ней поговорить.

- Ты уж прости сестрёнку. А, Саманта? Простишь ведь? Ты добрая. И она тоже добрая, - просительно смотрит на американку.

- Да, обязательно поговорить, - кивает Саманта, Алёна радостно хлопает в ладоши и обнимает её,смеётся, - Ура, Алёне помирительнице! Ой, нет, примирительнице.

- Алёна, прекрати, ты меняс егодня или запугаешь до смерти, или задушишь. Куда мы вообще идём? Заблудимся ещё тут.

- Пойдём, ну что остановилась?Ещё чуть-чуть осталось. Пойдём, - машет рукой куда надо дальше идти, - А то живёшь здесь, а что видела? Домик, столовая, пляж, библиотека. А тут такие замечательные места есть. Вот, смотри.

Раздвигает в стороны ветви молодой поросли и девочки выходят на поляну.

- И зачем ты меня сюда привела? Обычная поляна, обычный дуб, на поляне где костры жгут и то красивей,- разочарованно тянет Саманта.

- Ты чего это? Это знаешь,какое дерево? Дерево Снов. Нигде больше такого нет. Полезли. Ну, давай, не пожалеешь. Смотри, как я делаю.

Говоря это, Алёна подходит к дубу и показывает, куда надо наступать, за какие ветки удобней держаться.Видно, что сюда нечасто, но приходят люди, кое-где к стволу, в особо трудных местах, прибиты доски. И вот, спустя несколько минут, девочки осторожно лезут вверх, сначала Алёна, постоянно оглядываясь и подсказывая, затем Саманта. Наконец залезли до развилка двух толстых ветвей. Алёна машет вдоль одной,показывая на несколько досок, сколоченных в подобие небольшой площадки.Девочки, балансируя руками, идут к ней.

- Ф-фу! Пришли, - облегчённо вздыхает Алёна. Садится и, хлопая ладонью по доскам, приглашает Саманту сесть рядом.

- Если бы я знала, что надо будет делать, то ни за что бы не пошла с тобой. Это же разбиться можно. И это я Лену называла странной, да она тебе в подмётки не годится, – тяжело дыша,говорит американка, опасливо косясь на край площадки и дальше на землю, до которой, - Да тут метров восемь, как мы слезать будем? Ждать пока нас найдут и принесут лестницу?

- Да, мне Лена это место показала, по секрету. И не бойся ничего, давай ложись, - и Алёна легла на спину, заложила руки за голову. И зажмурилась улыбаясь.

Саманта посмотрела на неё, потом опять на край площадки, вздохнула и осторожно сначала села, потом вытянула ноги, вновь покосилась на Алёну, и легла как она. Жёстко, неровные доски, сучок какой-то в спину впился, надо немного подвинуться. Слабый ветер, шелест листьев, скрип веток, кое-где сквозь прорехи кроны виднеется небо. Вот бабочка летит над их головами, а внезапный порыв ветра сбивает её с пути. Чуть сильнее зашелестели листья. Шелестят, убаюкивают, шелестят, шелестят.Убаюкивают. Убаюкивают.

 

- Здравствуй, Саманта.

- Здравствуй, мама. А где папа?

- Хорошая сегодня погода,тепло, солнечно. Тебе такая нравится.

- Да, хорошо сегодня.

- Посылка вот пришла и письмо с ней. Из советского посольства.

- Здорово! А что там?

- Написали, что в «Артеке» какой-то мальчик тебя фотографировал, но снимки напечатал только дома. Сделал из них два одинаковых альбома и отправил туда. Один для «Артека», а второй просил,чтобы тебе переслали. Не знаю, как и где он путешествовал, но вот только сейчас добрался до Америки. Пишут ещё, что какая-то советская девочка, эти их чудные имена, так не вспомню, собралась в США. Как ты когда-то в Союз. Спрашивают,можно ли приехать к нам.

- Конечно! Обязательно! Пусть приезжает.

- Я сегодня вечером напишу им ответ.

- Мама.

- Ох, доченька...

- Мама, я здесь. Почему ты на меня не смотришь? Вот же я, рядом.

- Как мне вас не хватает, - заплакала женщина, становясь на колени перед памятником и обнимая его.

 

- Здравствуй, Саманта.

- Здравствуй, мама. А где папа?

- Да ты же знаешь, как он паркуется, может до сих пор место ищет, - рассмеялась женщина и обняла девушку. Поцеловала её. Погладила по плечу. Посмотрела вниз.

- И это все твои вещи? Один чемодан?

- А мне больше и не надо, -улыбнулась Саманта, - Если что, советское правительство выделит.

- Привет, Сэмми!

- Папа! – радостно воскликнула девушка.

- Ну вот скажи нам, как мы тебе разрешили ехать учиться в Союз? До сих пор понять не можем? Ты нас загипнотизировала? И что это за помпезное название? Институт Дружбы Народов. Такое только коммунисты могли придумать.

- Да, папа. Это был гипноз,меня завербовало КГБ, ваше разрешение поехать – это первый экзамен, а институт на самом деле прикрытие для школы разведчиков, - расхохоталась Саманта.

- Пойдёмте уже, скоро регистрация на рейс.

...

По территории «Совёнка»торопливо идёт девушка. Иногда смотрит по сторонам, всего на пару мгновений,ведь это сейчас не самое важное. Главное там, впереди.

- Саманта? Привет! – внезапнос лышит она. Оборачивается, смотрит на поприветствовавшую её девушку.

- Славя? Ты? Здесь? Откуда?

- Я уже третий год езжу сюда на лето вожатой, - Славя подходит, с любопытством оглядывая американку.

- О! А у тебя хороший английский, - удивляется та.

- Спасибо, Семёну.

- Какому Семёну?

- Семёну Владимировичу Горюнову, моему преподавателю английского в институте, - рассмеялась Славя.

- А где мой... Ой, а где Сэм? – смутившись, спрашивает Саманта. Славя грустнеет, берёт её за руку.

- Пойдём к Ольге, она теперь здесь замначальника лагеря.

И спустя несколько минут, плачущая Саманта сидит на диване рядом с Ольгой, та её обнимает, утешает. Говорит, а Славя переводит.

- Пропал зимой. Никто не знает куда. Нашли только смятую постель, испорченные продукты на столе. Криминального точно ничего не было, милиция приезжала, кинолог с собакой, всё здесь проверили, обнюхали. Как будто лежал на кровати, раз, и исчез. Вот только потом в вещах бумажку с адресом нашли, а чей это, не знаю...

...

Скрипнула открываясь дверь лифта. Из него робко вышла Саманта, покрутила головой по номерам квартир, нашла нужную, подошла. Глубоко вздохнула и нажала кнопку звонка. Послышались шаги, и дверь открыла молодая девушка.

- Привет.

- Привет, - опешила от такого приветствия девушка.

- Вы говорите по-английски?

- Немного.

- А Сэм, то есть Семён дома?

- Да, - лёгкая улыбка.

- Могу я его видеть? – забилось сердце. «Неужели он здесь?»

- Пока нет? – «как нет,где он?»

- А когда он будет?

- Месяца через 3, - девушка вновь улыбается и гладит заметно выступающий живот.

Сердце остановилось.

- До свидания.

Еле переставляя ноги Саманта разворачивается и идёт к лифту. Не сразу находит кнопку вызова. Хорошо что он остался на этом этаже. Затуманившимися от слёз глазами ищет цифру «1».

- Что вы хотели? –доносится до неё вопрос.

- У вас будет замечательный сын, - шепчет Саманта в закрывающиеся двери лифта.

 

 

По территории «Совёнка» торопливо идёт девушка. Иногда смотрит по сторонам, всего на пару мгновений, ведь это сейчас не самое важное. Главное там, впереди.

- Саманта? – внезапно слышит она. Оборачивается на звук голоса. А, там же скамейка в тени деревьев. Всматривается в сидящих. Девушка с очень длинными косами. Прикрывшись газетой дремлет какой-то парень.

- Славя? Ты? Здесь? Откуда?

- Я уже третий год езжу сюда на лето вожатой, - Славя подходит, с любопытством оглядывая американку.

- О! А у тебя хороший английский, - удивляется та.

- Спасибо, Сёме.

- Сёме?

- Да, моему мужу, - поднимает правую руку, показывая обручальное кольцо.

- Сёма, посмотри кто приехал! – окликает спящего.

Парень лениво поднимает руку,стягивает с лица газету.

- Сэм?

- Саманта?

 

Хлопнула, закрываясь, дверь машины.Девушка опускает дорожную сумку на пыльный асфальт. Оглядывает ворота, статуи пионеров возле них. Недавно красили похоже. Всего-то по паре надписей на постаментах. Тихо. Знойный воздух. Одни неугомонные насекомые жужжат. Послышался шелест в кустах, и оттуда показалась любопытная мордашка мальчика лет 10.

- Привет!

- Привет!

- А ты к кому приехала?

Саманта улыбнулась, подошла к пареньку, потрепала того по макушке и порывшись в боковом кармане джинсов достала пару карамелек, протянула их ему.

- Спасибо, - ответил ей мальчик, взял конфеты и юркнул в своё укрытие.

Девушка развернулась и пошла назад, чтобы взять сумку.

- Здравствуй, Саманта. Наконец-то я тебя дождался!

 

 

- Саманта! Что с тобой? Саманта! Проснись!

Алёна обеспокоенно трясёт девочку за плечо. Саманта открывает глаза, подносит к ним руки и вытирает слёзы, швыркает носом.

- Что это было?! Что это было, Алёна?!

Вскакивает, хватает Алёну за руки. Кричит.

- Что это было?! Почему я всё это увидела?! Почему?! Почему?! Это правда?

- Отпусти, мне больно! - Алёна пытается освободиться, дёргает руками. Наконец ей это удаётся, обнимает Саманту, притягивает её к себе. Американка обнимает её и, уткнувшись в плечо, плачет.

Алёна гладит её по голове.

- Что это? Это всё со мной может произойти? Я не хочу. Я хочу быть только с Сэмом.

- Я не знаю, что Дерево тебе показало. Мне оно показывает всегда один и тот же сон. Радостный. Поэтому я тебя и взяла с собой, думала, и ты такой же увидишь. Прости меня. Всё будет хорошо. Вот увидишь.

Такими их, спустя час, Лена и нашла. Две девочки сидели на дереве обнявшись и плакали.

Продолжение
Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2062463
Глава 2 http://joyreactor.cc/post/2074551
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2121739
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/2146027
Глава 5 http://vn.reactor.cc/post/2165923
Глава 6 http://vn.reactor.cc/post/2193107

VII
Тамбурины судьбы

Предпоследний день смены начинается удивительно спокойно. Утром просыпаюсь в прекрасном состоянии духа. Шесть утра, а сна ни в одном глазу. Хочется переводить старушек через дорогу, подсаживать выпавших птенцов обратно в гнезда и помогать белочкам собирать запасы. Причем делать это все, непременно, радостно и с доброй улыбкой. А старушки в ответ будут крестить меня в спину, птички щебетать над головой, а белочки провожать, прыгая по веткам. Даже ледяной душ настроение не портит, а только добавляет оптимизма. Вспоминаю, что у нас, вроде как, футбольный матч запланирован на сегодня. Остаются две проблемы: идти ли на линейку, и, чем занять вторую половину дня. Памятуя болезненное самолюбие вожатой, решаю согласовать с ней это мероприятие, пусть поставит где надо галочку и отчитается, не знаю уж перед кем, так что, жди меня – линейка.
Но еще до линейки прибегает Саша, приносит железную кружку с вареньем.
– Вот, возьми. - И застенчиво улыбается.
Все таки, это не Славя. Похожа – да и, наверное, со временем и характер будет похожий, но, вот эта застенчивая улыбка – это её. У Слави этого не было, а я представил себе, как Саша, через несколько циклов встречает такой улыбкой очередного запоздавшего пионера у ворот лагеря, и даже пожалел, что не я буду этим пионером. Даже ерничать не хочется, и спрашивать про варенье: «Что мол, в банку не влезло?» Вообще, или Саша изменилась за вчерашнюю вторую половину дня, или, может, мое отношение к ней. Еще сутки назад не воспринимал ее никак, а сейчас вот смотрю в эти глаза и вижу там маленькую, ну не совсем маленькую, конечно, а так, примерно лет десяти, девочку. Очень славную девочку, по ошибке попавшую в семнадцатилетнее тело. Одна надежда, что догонит и выровняется. Тут, кстати, вспоминаю, что есть одно дело, с которым лучше Саши никто не справится.
– У тебя почерк хороший? Должен быть хороший.
– Почерк? Да, наверное. – И опять фирменная улыбка, Саша не дразнись.
– Тогда у меня к тебе «малэнькое, но атвэтствэнное поручэнье!»
Где-то я их видел… Ага, вот они. В недрах шкафа нахожу стопку бланков почетных грамот. Отбираю по пять штук с золотой и серебряной каймой, достаю ручку, показываю на стол.
– Садись и пиши.
«Футбольная команда п/л «Совенок. За участие в финальной игре».
Надо же, чем-то октябрят моих отметить, если вожатой наплевать. А ведь они старались, и на игре еще постараются, я уверен. Корявый текст получился, но сочинять некогда было, вот все в течение пяти минут придумалось.
– Спасибо огромное, Ляксандра, а то я бы понаписал. Дети бы обижались потом.
– Нет, на тебя обижаться не будут. Они тебя любят. Жаль, что, когда я тут маленькая отдыхала у нас такого тренера не было.
Это мы уже вышли из спортзала и движемся в сторону Генды.
– А ты здесь раньше отдыхала? В этом лагере?
– Ага, каждый год. И когда маленькая была, и сейчас.
Какие интересные сведения иногда на нас сваливаются. Дети все таки здесь растут. Надо будет еще порасспрашивать, если не забуду. Если не забуду и если успею. Времени то осталось всего-ничего — завтра же отъезд.
– Меня папа Ляксандрой зовет, когда настроение хорошее.
– Понятно. А братья и сестры у тебя есть?
– Нет, я одна у родителей.
Да, это точно не Славя, но как похожа.
– А то я девочку встречал, ну копия твоя.
– Да, мне говорили, ее Славяна зовут. Нет, это не моя сестра.
Логичным был бы следующий вопрос: «А где ты была, когда она здесь отдыхала?» Но не решился, вдруг услышу в ответ: «На центральном складе, стеллаж пять, место четырнадцать», или что-то подобное.
Против опасений, линейка никак не нарушает возникшей гармонии между мной и здешней вселенной, и проходит гладко и бесконфликтно. Ольга Дмитриевна объявляет о завтрашнем отъезде, бубнит про образцовых пионеров, оглашает, очевидно, планы на день, каюсь, я опять пропустил этот момент, я оглашаю свои планы. ОД благосклонно кивает, что-то записывает в блокнотик и закрывает линейку. Про наше вчерашнее приключение ни слова. То, что амазонки никуда этой ночью караулить никого не ходили, тоже не всплыло. Спросил у Ульяны перед завтраком, не хотелось ли им в старом лагере в засаде посидеть? На что получил ответ: «Мы что, больные? Ну, вообще то, была такая мысль, но мы ее по-бо-ро-ли!» Кстати, приходит в голову, что здешний лагерь — первый, где я боле-менее регулярно посещаю линейки, и вообще, э-э-э-э… участвую в лагерной жизни. Дожили! Представляю себе, как я втянулся, мне понравилось, и я превращаюсь во вторую Ольгу Дмитриевну. Не сдержавшись фыркаю, Ульяна принимает это на свой счет.
– Что я смешного сказала?
– Нет, ничего, это я так, о своем. Ты тут не причем.
– А все таки?
– Хочешь все знать? Ну, если хочешь – держи, я представил себя на месте вожатой. Это меня и рассмешило.
Ульяна серьезно смотрит на меня.
– Не вижу ничего смешного, у тебя бы получилось. Уж точно не хуже, чем у Ольги!
Как меня «Совенок» то искалечил, оказывается. Сказал бы мне кто подобное, в прошлых жизнях. Да и не сказал бы никто, никому и в голову бы не пришло. Второй сигнал за сегодняшнее утро: первый был от Ляксандры, а это второй. Надо что-то менять
– Это вряд ли. Я и пионером то никогда не был, и так вдохновенно нести чушь на линейках тоже не умею.
Тут уже фыркает Ульяна:
– Не умеешь — научим!
Посмотреть на футбол собралось пол лагеря. Видимо здешний мир настолько беден развлечениями, что даже рядовой детский междусобойчик, если назвать его красиво: «Отчетная игра детской футбольной секции», – собирает трибуны. Вспомнил же, кстати, и похожую историю с концертом в «родном» своем лагере. Это вам не мифический кошкоробот. Когда увидел полную трибуну народу, стало как-то неудобно и за то, что у нас всего по пять человек в каждой команде, и за то, что провел-то всего две ленивых тренировки. Ну чему, спрашивается, бывший игрок юношеской команды может научить за две тренировки? Но игра прошла на ура, видимо создатели здешнего мира знали о футболе только то, что он существует. Недостаток техники и сыгранности октябрята заменяли азартом, азартом заражали и публику. На награждении вылезла Ольга и опять несла что-то про «образцовых пионеров». А я стоял, скучал и думал: «Покажите мне этих образцовых пионеров». А еще зародилась мысль-шутка: «А не разбудить ли в Ольге Дмитриевне человека?» Проблема одна, я не знаю с какой стороны за вожатую взяться (гусары, молчать!), но будет так доставать — обязательно разбужу.
А после обеда накатила хандра. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Взял лодку и уплыл на остров Длинный, там меня точно никто не станет домогаться.
Есть тут в лесу место непроходимо заросшее кустарником и дикой смородиной. Кустарник растет столь плотно, что между стволами приходиться протискиваться, если только ты вырос чуть крупнее Ульянки. Так вот, если все же протиснуться между стволами, то можно выйти на небольшую, где-то с половину волейбольной площадки, поляну, я ее случайно открыл, в один из ранних своих разведочных выходов и, не похоже, чтобы кто-то, кроме меня про эту поляну знал. Вот туда я и направился.
На поляне завалился в траву и, заложив руки за голову, уставился на облака. К черту всю эту компанию: одержимую вожатую, амазонок, Лену с её проблемами, октябрят, Ляксандру и бабу Глашу. Что, вон тем облакам до нас всех, пусть даже эти облака и не настоящие. Полчаса или сколько то там ни о чем не думалось, потом, сам собой стал складываться стишок:

Вот лагерь, в который приехал Семен…

Да уж, лагерь. Пионерский лагерь «Совенок», он же объект «Убежище» образца 1987 года. Это он, получается, на семь лет младше меня, только я вырос, а он застрял в том лете. Он в этом лете, в этом лете навсегда… м-да. Кстати, с сезонами здесь полный бардак. Сирень цветет, одновременно-же и земляника созрела, дотянулся до куста дикой смородины — сорвал одну ягоду: бр-р-р-р… Ну и кислятина, хотя, тоже созрела. Полный лес грибов, опять же и всякой мелкой непуганой живности. Из крупных птиц мы имеем сову — одна штука, а самое крупное животное, это барсук, тоже одна штука. А пшеница в полях вокруг лагеря еще зеленая и только-только колоски показались. Что еще странного? Каждую ночь полнолуние, да.

А это пшеница,
Которой много в полях колосится.
Вокруг лагеря,
В который приехал Семен...

Квазизамкнутая система пространственных вакуолей. Ежику же все понятно! А живут в этой системе квазиживые: квазипионеры и их квазивожатая. Пять тысяч Семенов, пять тысяч Алис, пять тысяч Ольг Дмитриевн, в общем всех по пять тысяч. Ну, в семье не без урода, поэтому отклонения встречаются. Вот, одно из них сейчас лежит, облака разглядывает, поправка — квазиоблака.

А это девица.
С косой цвета спелой пшеницы,
Которой много в полях колосится...

Не так то все просто, с обитателями. Ну, допустим есть пять тысяч Славь со сроком жизни в две недели. Ну, можно взять одну, поковыряться в настройках, и сделать из Слави Славяну, с неопределенным жизненным циклом. Некрасиво, конечно, так говорить, и не дай бог такое ковыряние в своих настройках пережить, но получилось удачно. Это даже если отвлечься от моего отношения к Славяне. Сомневаюсь я, что с живым человеком такое получится. Но вот откуда возникла Ляксандра, я не понимаю. Как будто, однажды, из этого лагеря выдернули Славю и системе пришлось срочно создавать замену.

А это вожатая,
Не пьяная и не помятая.
К которой Семена приводит девица.
С косой цвета спелой пшеницы…

«Вожатая» рифмуется еще и с «бесноватая», но я все же не рискнул. Интересно, есть ли у Ольги Дмитриевны реальный прототип, или это продукт исключительно программный? Тут оба варианта равновероятны, ничего не могу сказать.

А это Ульянка.
Малолетняя хулиганка,
Которую часто ругает вожатая.
Ни разу не пьяная и не помятая…

Как получится с Ульянкой и Алисой? Вот вопрос. А еще, если я уеду со всеми на автобусе, вернусь ли я в этот же лагерь? Славяна то уехала и не вернулась. Это вопрос номер два. Рискнуть, и поставить эксперимент: остаться в лагере в день отъезда? Что там Пионер говорил, кажется, что просто засыпал, а просыпался в автобусе? То есть, пока не заснул, то ничего и не происходит, так выходит? Вот еще мысль: если я засыпаю, причем явно недобровольно засыпаю, значит все черные дела здесь происходят пока мы спим. Значит я такая же часть всей системы, как и все остальные, только с чуть большей автономией. Значит, чтобы не уснуть придется выпить весь запас кофе у бабы Глаши? Баба Глаша мне не простит. Любопытно, как сочетается в одном человеке повариха из пионерлагеря и человек из научной среды? Но ведь сочетается же.

– Сбежал от всех? А ведь тебя по всему лагерю уже ищут!
Помяни черта, он и придет.
– Официально ищут, или только отдельные личности?
– Ну, в эти детали я не собираюсь за тебя вникать. Твой лагерь, сам и разбирайся.
Поворачиваю голову, отводя взгляд от облаков.
– Давно не появлялся. Ты, конечно, нематериальная проекция, но не возвышайся надо мною башней. Сядь, посиди.
Пионер обходит меня и пристраивается рядом, усевшись на траву. Однако для нематериальной проекции он траву эту ощутимо приминает. Нехотя спрашиваю:
– Все царствуешь? Ты там хоть короновался уже? Или, может, божеством себя объявил, земным воплощением Великого Генды?
– А ты все бегаешь? Понимаешь же, что ТАК отсюда нет выхода.
– Всё лучше, чем твой метод. Зачем пришел?
– Вот забеспокоился, как ты там? А тебя на старом месте нет! Пришлось попотеть, пока нашел.
– И кто там, вместо меня, на старом месте? А у меня, как видишь, все без изменений.
– Не скажи, ты вот лично между лагерями путешествовать теперь можешь.
– Так и ты можешь. Разница в том, что меня лично перебрасывает куда-то без моего ведома, а ты попадаешь в виде проекции, но, зато, по своему выбору.
– С поварихой здешней общался.
– Ты тоже общался, и на тебя она, до сих пор, обижается, понял, говорит, ее не так, и теперь дел наворотил.
– Ну, знаешь, после того, что тут устроил этот кружок физиков, мои лагеря, это просто детская игра в куклы.
– В куклы, да. Ну, ничего другого я от тебя и не жду.
Кого, интересно, принцессой нарядил?..
– Кого то принцессой назначил и в домик посадил, кому то руки и ноги оторвал.
– Слушай, оставь свое морализаторство при себе. Знаешь же, что это бесполезный спор.
Лица Пионера я, как обычно, не вижу. Это даже не тень, а просто взгляд на нем не задерживается, вот такая магия. А еще я, к сожалению, даже ударить его по этому лицу не могу, нематериальные проекции, они такие. И все таки, что ему надо?
– И все таки, ты же не просто так меня искал?
– Я пришел напомнить о своем предложении.
– Присоединиться к тебе? Видел я этих присоединившихся. Уж лучше безмозглым аборигеном-репликантом быть.
– Ну зачем так грубо? Им не так плохо живется, как ты думаешь, а, во-вторых, если не хочешь, давай просто договоримся, хоть на словах. Меня устроит.
– О чем нам договариваться? Не воевать между лагерями? Так это глупо, как ты это себе представляешь? А о чем еще? Информацией делиться? Так делимся же, а всю информацию все равно никогда друг-другу не отдаём.
– Да ты пойми, что таких, как мы здесь единицы. Которые что-то знают, понимают, осознают себя и хотят действовать! Мы вместе держаться должны. Мы вырваться сможем только объединив все усилия!
– Зачем вместе? Знаешь, - говорю, я, пока, сам по себе похожу. А то пять тысяч пионеров, как вырвутся на свободу. Все разом и в одном городе.
– Ну, смотри, я ведь не в последний раз к тебе прихожу. Времени у нас вагон и маленькая тележка.
Молчим, глядя на облака.
– Ладно, мне пора. А вот тебе от меня подарок: в мозгу у каждого из твоих «репликантов» есть личность кого то из создателей лагеря. Это мне твоя повариха рассказала, они, таким образом, личного бессмертия достичь пытались.
– Пока. А вот тебе уже от меня подарок: отсюда, действительно, нет выхода. По крайней мере тот наш коллега, он сидит с наполовину стертой памятью, в специально созданном для него макете города, хотя и свято верит, что вырвался в реальный мир.
– Пока. В любом случае, приятно было с живым человеком поговорить.
Поворачиваю голову — Пионера уже нету, нету и на траве никаких следов от него. Вот умеют же люди оказываться там, где им нужно. А что там сейчас, в моем родном лагере, он так и не сказал.

Слышу, кто-то зовет меня. Ульяна?
– Вот ты где! Тебя вожатая по всему лагерю обыскалась и уже собралась в милицию звонить!
Хотел бы я увидеть здешнюю милицию, хоть раз.
– А с чего она меня обыскалась то?
– Ну как же, обед пропустил, ужин пропустил, лодки одной нет. Она решила, что ты сбежал! Ну, или утонул. Хорошо я лодки пересчитала, все на месте, на одной только Лена на Ближний уплыла.
Вот как мой побег на лодке обернулся. Он теперь, похоже, зашит в коллективную память системы.
– Интересно, как думаешь, что бы она стала делать, если бы я действительно сбежал? Стоп! Я что ужин пропустил? Ведь всего-то на полчаса прилег.
– Пропустил. А там котлеты давали… А у тебя тут хорошо. Почему я про это место раньше не знала?
«А в тюрьме сейчас ужин. Макароны дают...», – киноклассика вспомнилась.
– Гм. Наверное потому, что это моё место.
– И что, мне совсем-совсем нельзя сюда приходить?
– А если я скажу «Нет», как я это проконтролирую? И что я тебе сделаю? Главное, не пакости здесь: битое стекло, окурки, консервные банки, кострища, пр… прочее. Ну, ты поняла. Ладно, пошли, действительно, скоро уже темнеть начнет.
Пробираемся через кустарник, а когда под ногами появляется тропинка Ульянка поворачивается ко мне и говорит:
– Гад ты, Семен. Мог бы и предупредить, чтоб не теряли.
– Ульяна, знаешь такое волшебное слово «проспал»?
На опушке, в самом начале тропинки нас встречает Алиса, и не похоже, чтобы она собиралась пропускать меня в лагерь. Вид у нее такой, как будто хочет закатить мне оплеуху, но сдерживается.
– Сволочь ты! Ладно — вожатая, но хоть кому из нас мог бы сказать, что с тобой все в порядке!
Они с Ульянкой сговорились, что ли? Я ведь не давал и повода, и обещаний. Интересно, как я мог сказать, если меня не было в лагере? Однако монолог продолжается:
– Собрался удирать — беги, но предупреди, хоть кого-нибудь!
Значит, в моё утопление не верят, а вот побег считают реальностью. Я же вроде не рассказывал, как из лагерей бегал. Или рассказал, не помню. Нет, не рассказывал, никому, кроме Славяны. Точно, коллективная память.
Пока все это происходит я, на всякий случай, перехватываю ладонь Алисы и слегка ее сжимаю.
– А почему ты решила, что я сбежал? Я уйду отсюда, когда буду готов и сочту нужным, но постараюсь, чтобы вы об этом узнали. До бункера бы, ушел по английски, а сейчас уже нет. И вообще…
А что «вообще», я придумать не могу. Пауза затягивается и я только машу рукой.
– Ладно, я к себе. Если хотите продолжить ругаться — пойдемте со мной.
Обхожу Алису и не торопясь иду в сторону спортзала. Чем-то эта сцена напомнила мне мой первый день здесь. Алиса возмущенно фыркает и направляется следом.
– Имей в виду, ужин давно закончился, колбасу ты позавчера сожрал, так что кормить мы тебя не будем.
– Ничего, консервами перекушу. Две банки и пакет сухарей у меня еще остались.
Пока идем к площади стремительно темнеет.
– Подожди, - Алиса меняет гнев на милость, пошли уж в столовую.
В столовой Алиса приносит из буфета несколько булок и пару пакетов кефира. Ульянка, откуда то с кухни, котлету на тарелке. Сижу, жую бутерброд из сладкой булки и холодной котлеты, запиваю кефиром, просто царский ужин. Алиса читает мне нотацию, что-то о моей ответственности, кажется, и о их беспокойстве. Позавчера я на нее орал, сегодня она мне нотацию читает, гармония. А ведь волновались за меня они, совершенно искренне. Жаль, что волновались, но приятно, что искренне, но жаль, что волновались, и далее по кругу.
– Мне жаль, что я заставил вас волноваться, но вины я за собой не чувствую.
– Да все, проехали, но ты, все равно, гад.
Потом, возникает пауза…
– Знаете что, девчонки, завтра же отъезд, и я, наверное, с вами не поеду, коль уж вожатая решила, что я сбежал, я и ей на глаза показываться не буду, так что, считайте это нашим прощальным ужином.
В столовой свет, только от уличных фонарей, но я вижу, что лица у девчонок вытягиваются совершенно одинаково.
– Мы что, больше никогда не увидимся?
– Если бы это от меня зависело. Я, попробую вас встретить здесь, хотя, меня обычно выкидывает на неделю позже, чем вас. Так что, постарайтесь случайно не застрелить меня.
– Ну вот опять ты…
– Шучу я. Не обижайтесь, все будет нормально.
Девки мои, я почти серьезно об этом. Я хочу, чтобы вы сохранили полную память, и действовали по собственной воле, вот как сейчас, а не так, как вам навязывает программа.
– Семен, а можно серьезный вопрос?
– …
– Как ты к нам относишься?
– Сестренки мои, понятно?
Я, на самом деле, даже к вожатой так отношусь, она в той же ловушке, что и все мы.
– А подробнее?
– Что подробнее? Про искусственных людей читали в справочнике? Вот, все мы из одной колбы выбрались. Только воспоминания чужие, о прошлой жизни, которые мы считаем своими. И свои, о жизни в «Совенке», у одних полные и настоящие, а у других порезанные, подчищенные и заново записанные. Мне просто повезло чуть больше чем вам.
– А как у тебя все началось?
– Со случайной записки к самому себе «Ты здесь не просто так!» Я тогда ничего еще не знал, не понимал и не помнил, и написал записку по какому то наитию. А потом пошло по нарастающей.
– А лет тебе сколько?
А кой тебе годик...
– Я года на два постарше Ольги Дмитриевны, это если верить чужим воспоминаниям. Ну и вас, лет на десять - двенадцать, соответственно.
– Семен, а можно еще один вопрос? - это Ульянка.
– Ну задавай, - вздыхаю. Раз уж у нас начался вечер вопросов и ответов.
– Только он секретный, Алиса, выйди, пожалуйста.
Алиса только качает головой и выходит. Из дверей на кухню говорит:
– Ульянка, у тебя время, пока я стаканы помою.
Ульянка серьезно смотрит на меня, а потом тихо спрашивает:
– Семен?
– Что?
Очень долгая пауза, а потом Ульянка слегка краснеет и отводит глаза:
– Нет, ничего, я так.
Ульяна пододвигает стул и садится рядом со мной прижавшись к моему боку.
– Девушка, не слишком ли часто ты так стала сидеть?
– Нет, не слишком.
В этот момент входит Алиса, окидывает нас взглядом и встав в позу «руки в боки» передразнивает вожатую:
– Вы же пионеры, Семен, Ульяна! Как вы себя ведете? Ульяна, ты же еще маленькая, а у тебя Семен, девушка есть, и вообще, ты Ульяну в два раза старше!
– Иди сюда, сестренка, у меня второе плечо свободное.
Алиса еще раз меряет нас взглядом, принимает нормальный вид и садится рядом, тоже прижимаясь ко мне, а я обнимаю их обеих и чувствую, как они расслабляются. Забавно, но кроме ощущения теплоты и заботы о девках, во мне сейчас нет ничего. Сказал бы мне кто об этом три дня назад.
– Алис, а почему ты решила, что я маленькая? Семен вон на десять лет старше, чем кажется. Может и мне уже скоро двадцать четыре?
– Так и веди себя на двадцать четыре, а не воруй чужие котлеты и не пугай Лену кузнечиками.
Аргумент убойный и Ульяна временно замолкает.
А вечер личных вопросов продолжается, девки хотят все знать:
– Семен, а расскажи еще, как ты жил в «Совенке»?
– Плохо жил. Как будто меня окружали роботы из дурной фантастики. Всегда одни и те же слова, одни и те же поступки, я всегда знал, что будет завтра, послезавтра, через три дня… Помнишь, Ульяна, нас в библиотеку отправили? Вот тогда я, как раз воспользовался своим опытом... Я тогда сел с тобой в столовой за один столик, а дальше все пошло по сценарию, ты облила меня супом, вожатая оставила нас убираться, а потом отправила в библиотеку и ни от тебя, ни от нее ничего уже не зависело. Я злой был на тебя тогда, но все равно неприятно было, не люблю я этого. Еще раз прости меня.
– Гад ты, Семен, - беззлобно произносит Ульянка, и тычет меня пальцем в бок.
– Я знаю, третий раз за сегодня слышу про гада. И такое в каждом лагере... Развлекался тем, что задавал вам неудобные вопросы и смотрел, как вы выкрутитесь. А если с кем подружишься, тот, как-то постепенно очеловечивается, и в последние день-два раскрывается. А на следующий цикл ждешь этого человека, а для него все по новой началось, с нуля – готов болванчик, знаешь как мне было плохо от этого. А если кого из вас оттолкнуть на пятый день, то с вами тогда трагедия и беда происходит. Вы же не роботы, все таки, вы же тоже чувствуете, свободы вас лишили, но эмоции и чувства оставили. Так и держался на дистанции от вас. Не знаю, из жалости к вам, или из жалости к самому себе.
Алиса чуть сильнее прижимается ко мне.
– Плохо же тебе было...
– Семен, я тебе обещаю, что мы в болванчиков обратно не превратимся! – Это уже Ульянка. А дальше что – рассказывай.
– Дальше совсем тоска заела, решил сбежать из лагеря. Долго готовился – сбежал, вот с тех пор бегаю от лагеря к лагерю. А еще хочу, чтобы тут было побольше людей и поменьше роботов.
Ладно, засиделись мы, давайте по койкам уже. Завтра меня не дергайте тогда, а я буду в засаде отсиживаться.
– Мы только поесть тебе принесем!
– Ульян, вот исключительно на твои способности по добыванию еды и надеюсь.

Когда подходил к спортзалу услышал звуки со стороны бадминтонной площадки. В голубоватом свете фонаря видно, как взлетает воланчик. Все верно, сегодня, в это время там должна быть Лена. Не хотел идти, а ноги сами понесли, да и попрощаться надо. Пришел, сел поодаль, смотрю. Играть Лена так и не научилась.

Вот девушка, с романтической книжкой,
Которая прячет ножик под мышкой.
Которую часто пугает Ульянка,
Которая малолетняя хулиганка.

– Привет. А я не верила, что ты сбежал.
Лена меня заметила, подошла, присела рядом. Сегодня на ней веселая и приветливая личина. Ох Лена, не завидую я своему двойнику, разбираться в тебе ему предстоит долго и упорно, не знаю, справится ли за 20 лет. Хотя, в любом образе, ты, конечно, исключительно мила. Гм, почти в любом.
– Привет, а почему одна ракеткой машешь? Саша спит уже?
– Ну да, она знаешь какая, все-таки правильная. Если в десять отбой, значит в половину одиннадцатого она уже под одеялом.
– Слушай, если у тебя есть настроение, расскажи, пожалуйста, как там у тебя с моим сиамским близнецом все заканчивается?
Лена грустнеет.
– Это важно?
– Ты знаешь, я думаю да. Я знаю, ты врать не будешь, но и фактами не манипулируй, пожалуйста, как ты умеешь. Если не хочешь, то лучше не отвечай вовсе.
– Ну почему, если важно, то я отвечу. Обычно я говорю вожатой, что у меня тут дела и я уеду на рейсовом автобусе. Когда все уезжают, я привожу его в лагерь, мы остаемся вместе до вечера, а вечером уезжаем на четыреста десятом.
Ну слава богу, как я и думал. А то я боялся, что сон Лены, о котором она рассказала не просто сон.
– Понятно. А автобус во сколько?
– А вот, как раз сейчас, в половину одиннадцатого где-то.
– Ну, завтра тебе можно будет вместе со всеми уехать. В чем-то, правда, и по моей вине.
– Ты же пообещал, что он вернется?
– Лен, я сказал, что есть очень большая вероятность. И, я считаю, что да – вернется. Потерпи, пожалуйста, только, моё общество еще одну смену и всё.
– Твоё общество я согласна потерпеть.
– Вот и славно. А можно я еще вопрос задам?
Полчаса назад меня амазонки терроризировали, а теперь я пытаю Лену.
– Задавай.
– Вот вы садитесь в автобус, по дороге засыпаете, а когда ты просыпаешься, его уже нет. Так?
– Так. Просыпаюсь, его уже нет.
– А когда возвращаешься сюда, и встречаешься с ним, он что-нибудь помнит?
– Нет, мне все приходится начинать заново. Остальные тоже мало что помнят, в основном, только, как зовут друг-друга, да где что находится.
– Спасибо Лен. Больше тебя вопросами мучить не буду, я знаю, ты не любишь откровенничать. Я вообще то попрощаться подошел. Если уж вожатая считает, что я сбежал, то не буду ее расстраивать.
– На 410-м уедешь? Хочешь, вместе уедем?
Преувеличенно активно машу руками.
– Ни-ни-ни-ни-ни… А то мой индийский брат-близнец ревновать будет. Я, пожалуй, пешком. До трассы доберусь, а там на попутке. Ладно, до свиданья. Еще встретимся.
– Конечно.

Позже, когда уже лежал под одеялом — думал: получается, как я и предполагал, Лена сейчас, где-то в той же стадии, что и я несколько десятков циклов назад, и ей какого то толчка не хватает, чтобы начать осознавать себя, а я, значит, ее разговорами к этому подталкиваю, разговорами и запиской этой дурацкой. Ну и ладно, ну и хорошо. А потом вспомнил Толика, как он мне одобрительно подмигнул, когда застал меня за рисованием плана лагеря. Да, тут есть над чем подумать.
И, уже засыпая, пожалел о том, что не простился с моими октябрятами и с Александрой. Больше, пожалуй, мне никто в лагере и не дорог.

Продолжение

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682

VIII
Второе начало

Поздно уже. Просидели в клубе у Мику часа два. Как и следовало ожидать, девочки мне не поверили, но, по крайней мере, совесть свою очистил – я им больше не вру и недоговаривать что-либо в их присутствии не намерен. Может задуматься их заставил, может вспомнят мои слова, когда проснуться, не важно.
Проводил девочек по домам, обходя площадь с танцующими и сейчас иду к себе, а надо бы сходить на остановку – Второй выбрал путь одиночки, так наверняка сейчас там автобус облизывает. Но мне неохота, да и не нянька я ему, пусть вожатая за ним бегает. Вообще, кстати, не факт, что Второй сейчас на остановке – четверо самостоятельно действующих обитателей и, минимум трое потенциально готовых проснуться, это я опять про Второго, Мику и Сашу, если что, переворачивают лагерную жизнь вверх дном. А ведь есть еще младшие, те же зайцы или Катя, или Васька, к примеру. Бедный-бедный управляющий компьютер, простите, управляющая ЭВМ. Я, кажется, нашел одну из причин применения людьми выключателя.
В медпункте светятся окна – подхожу поближе, на занавеске тень от головы, вот она повернулась чуть и стало видно прическу, ага, хвостики, которые ни с чем не спутаешь. Лена читает. Интересно, вот прочитает она «Унесенных» и не забудет на следующий цикл, и что она будет читать, когда кончатся все книжки в библиотеке? Стучусь в окно, занавеска отодвигается, Лена всматривается в темноту, потом замечает меня и улыбается. Я машу ей рукой – спокойной ночи, мол, а она кивает головой в сторону входа. Ну, как скажешь, а я с удовольствием – до обеда выспался, спать не хочу.
– Привет, опять у нас свидание? – Спрашиваю в шутку у Лены.
– Ну, я не знаю, а ты хочешь, чтоб было свидание?
– Мне Второй тогда голову оторвет. Ох прости, – замечаю, как Лена вздрагивает. Когда ты прятала его в лесу…
– Я понимаю, – перебивает меня Лена. У него просто выбора не было, но, все равно, обидно.
– А ты, один раз и на всю жизнь?
Лена кивает, а я думаю, что, в данном случае, программа просто совпала с личностью Лены, а еще думаю, что неизвестно, как я сам в следующем цикле к Лене отнесусь, личность то отключится. Зато, если Второй ее выберет – это будет его собственный выбор.
– Лен, не сдавайся и не унывай. И, давай сменим тему.
А тут у Лены соперниц, в общем-то… Алиса в сочинительство песен уходит, Ульяна при мне крутится, Саша и Мику остаются. Нет, хватит, даже мысленно кости перемывать не хочу, пусть сами разбираются.
– Гришка как?
– Спит.
– А ты, тут и заночуешь?
– Нет, доктор обещала сменить меня до полуночи и от линейки меня отпросить.
– Ну, она забудет отпросить – я скажу, что ты здесь была. Я тут с девочками говорил…
И пересказываю Лене разговор с девочками и их скептическую реакцию.
– Это они меня проверяли, – отвечает Лена. Саша меня утром спрашивала о том же и тоже не поверила.
Ну вот, теперь будут заговор искать, или у Алисы с Ульяной спросят.
– … но про то, что лагерей много, я не знала.
– Триста восемьдесят четыре, если верить Глафире Денисовне. Я же и сам пришелец из другого лагеря.
И как раз сейчас, где-то, в каком-то лагере тамошний Семен ведет тамошнюю Лену танцевать на пристань. Романтика, но не для нас – мы продолжаем беседовать.
– Глафира Денисовна это?…
– Доктор наук, бывший зам начальника здешней богадельни по научной части. Из оставшихся здесь людей – самая старшая по рангу и возрасту. Тебе известна, как повариха баба Глаша. – Вываливаю на бедную Лену еще информацию.
– Дальше.
– Лена, ты готова слушать?
Лена готова, и я продолжаю рассказывать все, что знаю, зарабатывая мозоль на языке. И о тайниках, и о бомбоубежище, и о двойниках моих, и о беседах с ГД. Рассказываю и о активной фазе, в коей она сейчас пребывает и о конце этой фазы, приводя в качестве примера себя.
Лена гладит меня по щеке.
– Бедный.
– Не надо, Лен. Я, все-таки, неплохо прожил эти полторы сотни циклов, и если по мне сейчас не долбанут выключателем, то есть еще надежда на новое пробуждение. И, пожалуйста, я же не умирать от рака собираюсь, так-что не нужно меня жалеть. Считай, что я уеду далеко, но может еще и встретимся.
Я, незаметно так, в разговоре с Леной, сформулировал своё собственное отношение к своей судьбе. По обкатывал мысленно – да, так оно и есть.
– Ну, если ты так говоришь… Но смотреть на тебя больно будет.
– А ты не смотри. Видишь лагерь? Мы вчетвером ставим его на уши так, что никакая программа не справляется. Все же обитатели ведут себя самостоятельно, вон, хоть поджигатели эти. Только и разницы, что четверо обитателей течение жизни меряют циклами, а остальные – днями. Так что придется тебе за четверых работать, чтобы среди живых жить.
– А что за выключатель?
– Да, лежит прибор у меня на шифоньере.
Рассказываю Лене еще и про выключатель, про его назначение, про то, что это еще одна забота на мою голову – что с ним делать, потому-что мне уснувшему этот прибор доверять страшно, а выкидывать его нельзя – вдруг кто найдет.
Лена впитывает каждый бит информации, который я на нее вываливаю. Вспоминаю, как амазонки мои, цикл назад, меня вопросами засыпали, и думаю – какая жалость, что мне никто ничего не рассказывал, сколько я времени потерял, доходя до всего сам. И еще…
– Лен, раз уж у нас разговор случился, мне твой совет нужен, а то я голову сломал.
И рассказываю Лене об ответственности, которую, как я считаю, несет баба Глаша за применение выключателя. Косвенной ответственности, конечно, но все-равно.
– Ты знаешь, ты, скорее всего махнешь рукой и отставишь эту проблему, как несущественную, я, все-таки, неплохо тебя изучила. А еще, не в твоем характере не выслушать вторую сторону. Ты, когда остынешь, пойдешь к ней разбираться, а уж потом махнешь рукой.
Тут приходит доктор, подозрительно смотрит на нас, смотрит на топчан – нет, простыня не помята, заглядывает к Гришке в изолятор.
– Лена, я тебя отпускаю, до утра тут сама посижу. И с Ольгой я договорилась – можешь спать до завтрака. Семен, вы что-то хотели?
– Доктор, с Гришкой как?
– Да нормально с ним все будет, я надеюсь. Он больше напугался, когда в дыму в дверь не попал, вовремя вы его вытащили. Завтра утром еще гляну, и перед завтраком выгоню, нечего тут отлеживаться, когда товарищи работают.
Прощаемся с доктором, я, к стыду своему, так и не знаю, как ее зовут – неужели тоже Виолой? Почему я, кстати, так пренебрежительно о ней думал? Нормальная тетка, неприветливая – да, но не злая, и дело, похоже, знает. По крайней мере, при виде Гришки ахать или в ступор впадать не стала, а сразу его в оборот взяла.
Провожаю Лену. Уже и дискотека затихла, только кузнечики трещат. Провожаю и продолжаю разговор.
– Я думал, это я за вами наблюдаю, а, оказывается – это процесс обоюдный. Что я еще не знал?
Лена задумывается.
– Чтобы сказать тебе – что ты не знал, нужно выяснить – что ты знаешь. Хотя… Ты знаешь, что Саша к тебе неровно дышит?
– Саша? Я это про Ульяну думал.
– Ульяна-то? Нет, ты ей нравишься, конечно, но она еще сама не определилась. А когда определится, то будет, наверное, как к старшему брату относиться. А еще она считает, что только она права на тебя имеет, раз она первая с тобой подружилась. Вот и ревнует тебя ко всем и к Саше особенно. А у Саши серьезно все.
– Да уж, сериал наклевывается. Ну, четыре дня можно перетерпеть, а там и цикл закончится. Но ведь ни одним вздохом себя девочка не выдает. Ровное, приветливое и доброжелательное отношение.
– Характер у нее такой. Переживать будет, но внутри, а снаружи сделает вид, что все хорошо, раз ты на нее не смотришь. Так что – не обижай её.
Блин! Ну и что мне делать с этой информацией? Спросил на свою голову. Потом еще скажут, что я не чуткий.
– Только, Семен, Сашке ни слова. Она это даже от меня прячет.
– Не буду. Но кто мог подумать? Еще две недели назад была дитё-дитём. Лет пяти, если не меньше.
– А это талант у тебя такой. Все, с кем ты долго общаешься – начинают меняться.
Угу. Все бы менялись. Вспоминаю свой первый лагерь, уж как я там общался. Большую часть активной фазы прожил, и что?
Дошли до домика, распрощались – можно и к себе. Время, кстати, уже за полночь, а мне еще автобиографию для тайника писать – вдруг еще прочитаю, чем черт не шутит.
От Лены на площадь и мимо столовой к себе. У себя достаю лабораторный журнал, тот, последний, за 1992 год, незаконченный. Открываю первую чистую страницу и пишу заголовок: «Узел ??, Семен. Запись №1. Последний цикл активной фазы». Собственно заголовком все и заканчивается, минут пятнадцать думаю – что написать, потом решаю, что утро вечера мудренее и отправляюсь спать.
Мне снится, что я обгорел, вытаскивая Гришку, и сейчас лежу там в медпункте в маленькой палате, но медпункт этот не здешний, а в моем первом лагере. Лежу в медпункте, а Славя принесла мне обед, и вот я старательно скребу ложкой по нержавеющей миске, а Славя смотрит как я ем, подперев подбородок рукой. Вот она приоткрывает рот чтобы сказать, конечно-же, что я волнуюсь. Но, вместо этого звучит.
– Послушай, у меня такое чувство, что мы уже виделись.
– Конечно виделись, и не один раз. Последний раз, когда мы виделись, ты стояла на пристани и смотрела в бинокль, как я уплываю от вас в темпе двадцать гребков в минуту. Я тебе улыбнулся, а ты опустила бинокль и отвернулась.
Кажется, Славя вот-вот вспомнит, через тридцать с лишним циклов вспомнит. Но я просыпаюсь.
Просыпаюсь и сразу смотрю на часы – пять утра. Черт, с этим позавчерашним чтением и сегодняшним сном до обеда, все ритмы сбились. Подремать бы еще, а то после обеда буду спать на ходу, но понимаю, что это бесполезно. Какие там у меня великие планы на сегодня? Объявить войну Англии? Ладно, чтобы строить планы забьем несколько километровых столбов: линейку, завтрак, обед, ужин, тренировку, утром с Ульяной и Александрой окунуться, в пять – волейбол. Сейчас буду заполнять промежутки… Вспомнил! Сегодня-же это кибернетик очкастый теряется! Хотя, конечно, вся программа цикла к чертям слетела, но пойду к клубам проверю. Если Шурик и отправится на поиски приключений, то только оттуда. Мешать не буду, но прослежу. А потом вернусь, к приходу физкультурниц, кстати, вспомнил, как второго Сашиного сателлита зовут – Вика. Забавная, слегка полноватая, девчонка одиннадцати с половиной лет, которая пытается похудеть бегая по утрам.
Проходя мимо столовой, замечаю на той стороне площади сутулую спину. Ага, значит, все-таки, четырехглазка решился и великий поход в подземелье состоится. Шурик скрывается в здании клубов, а я прижимаюсь к высоким, выше моего роста, кустам около восемнадцатого домика, между прочим – домика Кати и Вики, и жду. Шурик пойдет либо через главные ворота, либо по боковой аллее к калитке в старый лагерь. В любом случае – мимо меня не проскочит, а если не шевелиться, то есть шанс, что меня не заметят.
Ну да, мимо меня Шурик и не проскакивает, он выходит на крыльцо осторожно держа в руках что-то завернутое в одеяло. Больше всего этот сверток напоминает мне грудного ребенка, только атласной ленточки не хватает. Шурик медленно садится на крыльцо, кладет сверток рядом с собой и начинает его осторожно разматывать. А ведь в этом свертке что-то шевелится, да там и вправду младенец что-ли? Вон, кажется, рука мелькнула. Мое воображение рисует картину: ночь, дождь, стук в окно, Шурик открывает дверь, а на крыльце плачущий сверток, бутылочка молочной смеси и записка: «Как хочешь, но это твой!», – и подпись, «Когда-то твоя Кибернетика».
Шутки в сторону, Шурик, наконец, справился с одеялом, поднимает содержимое свертка и сам встает рядом. Рядом с крыльцом, вцепившись в руку Шурика, стоит и крутит головой в разные стороны девочка-кошкоробот. Шурик осторожно высвобождает свою руку, пятясь задом делает пять шагов по направлению к воротам, садится на корточки и обеими руками манит робота к себе. Та поворачивается к Шурику, потом неуверенно делает первый шаг, едва не падая, потом еще один, а потом бежит в объятия создателя, а Шурик ловит ее, прижимает к себе, вставая с корточек подбрасывает к небу, ловит и опять прижимает к себе. Кажется он еще и плачет при этом. А я, я выхожу из кустов, чтобы меня заметили, и стою, замерев, посередине главной аллеи, а когда мы встречаемся глазами с Шуриком, нет, он точно только что плакал, молча показываю ему большой палец, разворачиваюсь и ухожу к себе. Ай да Шурик, ай да сукин сын. Интересно, презентация будет? Наверное нет.
А новый день в лагере начинается. Что-то гремит в столовой, напротив склада меня обгоняет троица бегуний, с которыми я здороваюсь, я, не заходя в спортзал, прохожу на спортплощадку, сажусь на лавочку и смотрю, как другие работают. Ну, не работают – бегают, но все равно. Подходит не выспавшаяся Ульяна и пристраивается рядом. Ага, к моему теплому боку.
– Доброе утро, засоня.
– Не дразнись. Ты почему вчера с танцев сбежал?
– А ты сама то там была? Я вот им, – показываю на Сашу, лекцию читал об устройстве мира. Естественно не поверили, хотя сами же просили. Хорошо хоть в дурку не отправили.
Ульяна кивает, а потом предлагает.
– А давай и мы пару кругов сделаем? А то я чувствую, как мхом зарастаю. Ты то старенький уже, тебе можно, а мне всего четырнадцать, почти.
Девочки, действительно, бегут с видимым удовольствием, и это удовольствие вызывает зависть. Выползаем на дорожку, пропускаем Сашу, пропускаем Вику, пропускаем Катю и пристраиваемся в хвост колонны. Саша на ходу оглядывается на нас и приветливо улыбается. Ну, парой кругов мы не отделались, но все заканчивается и вот мы, как бежали цепочкой, так и сворачиваем на пляж. Ульяна только забегает в спортзал за полотенцами.
Все время наблюдаю за Сашей: или Лена ошиблась, или девочка, действительно, так хорошо маскируется, что ни одним глазом не заметно. Ну ладно, буду делать вид, что я ничего не знаю.
На линейке я ищу глазами Шурика, а мне опять напоминают о завтрашнем походе. Шурика нет, неужели сбежал в подземелье? А с походом я смирился, осталось только придумать: где, что и как. Вопрос о Шурике всплывает на крыльце столовой, но, поскольку, меня пока не трогают, я просачиваюсь мимо вожатой, иду к окну раздачи и сталкиваюсь там с бабой Глашей.
– Я понимаю, что вам некогда, Глафира Денисовна, но ответьте мне на один вопрос. Что мне с вами делать? Я ведь прочел все журналы из той папки, в том числе и за последние пять лет. Вы не ждали от меня такой прыти, а я прочел.
Права Лена, черт побери, не могу я не послушать вторую сторону.
Баба Глаша ставит передо мной поднос с завтраком и говорит: «Садитесь, где-нибудь, я сейчас подойду.» А коли так, то приходится идти и искать место.
Столовая спроектирована с большим талантом. Кажется пока стоишь в очереди, что мест за столами нет и не будет, но, к тому времени, когда ты отходишь с подносом от раздачи, обязательно наличествуют два-три свободных столика, и это даже на обеде, не говоря о завтраке или ужине. Поэтому я занимаю ближайший ко входу на кухню свободный столик, половину кусочка масла намазываю на хлеб, половину отправляю в тарелку с геркулесовой кашей, и жду бабу Глашу, лениво ковыряя ложкой в тарелке и отгоняя от свободного столика пионеров с подносами.
– Нет Лена, у меня здесь разговор с бабой Глашей, как ты и предполагала.
Наконец, со стаканом чая и коржиком, появляется Глафира свет Денисовна, или может Глафира тьма Денисовна, кто ее сейчас разберет?
Баба Глаша молчит, размачивает коржик в чае и по чуть-чуть от него откусывает. Я тоже молчу, доедаю кашу и примеряясь уже к своему коржику. Надо что-то сказать, но разговаривать мне с ней совершенно не хочется. Сейчас съем коржик и попрощаюсь. А баба Глаша, наконец, решается.
– Вот такие мы существа – люди. Всю свою историю мы ищем кого-то, кто посмотрит на нас со стороны: выдумываем богов, шлем сигналы инопланетянам, изобретаем искусственный разум, пытаемся расшифровать язык дельфинов и обучаем обезьян языку глухонемых, а, когда осознаем, что у себя под боком сами создаем новую цивилизацию, почти таких-же как мы – пугаемся ее и уничтожаем. А потом и вовсе взрываем все входы. А я остаюсь тут, расплачиваться за собственное малодушие. Прощайте Семен, библиотеку и выключатель можете не возвращать – книги я знаю наизусть, а прибор я в руки больше не возьму.
Баба Глаша собирается встать, потом вспоминает что-то и снова поворачивается ко мне.
– И еще, если вам будет легче, то лично мне вы… Не знаю, это, смотря как считать, или отомстили, или помогли. Я ведь чертовски не хотела помирать и организм на замену для себя приготовила, но тянула, тянула… А пришли вы и за меня решили. Дали пинка этому организму и запустили процесс, он и осознал себя. Это у вас талант такой – изменять всех, с кем общаетесь. Вот и в эту девочку уже не перепишешься, – Глафира Денисовна кивает куда-то мне за спину. А снова все начинать – я и не успею, и не решусь, слишком уж это похоже… А все благодаря вам.
Глафира Денисовна вздыхает, поднимается, опираясь о стол, и уходит на кухню, а я оглядываюсь назад и натыкаюсь на взгляд Саши.
Поднимаюсь и я, отношу грязную посуду на мойку, нахожу футболиста-Артема, говорю ему, что сбор, как обычно, в половину одиннадцатого на поле и выхожу из столовой. Дался им этот мой талант, и ведь одними и теми-же словами, кстати. Нету у меня никакого таланта, опять вспоминаю первый лагерь, хоть кто-нибудь из тех пионеров изменился?
После завтрака иду к погорельцам, смотреть, как дела. А дела совсем даже не плохо: торцевая стена снаружи уже отмыта от сажи, осколки стекла убраны, закопченные обои наполовину ободраны, новые уже готовятся к поклейке, а в ведре набухает клей. Вся бригада погорельцев обдирает последнее.
– Вась, как самочувствие?
– Хорошо. Доктор сказала вечером ей показаться и завтра утром.
Интересно, если докторица сказала мне, что все нормально, зачем ей Ваську смотреть вечером? И завтра утром? Надо будет спросить.
– Сами то поклеите? – Показываю на рулоны обоев.
– Нам Саша помочь обещала.
Ну да, с мелочью тут водимся только я да Сашка.
– Как поклеите – ищите Электроника и договаривайтесь, чтобы стекло вам порезал и вставил. Скажите, что после обеда я смогу ему помочь, на какое время договоритесь – мне сообщите, чтоб я подошел. Работу сдавать будете или Ольге Дмитриевне, или Алисе.
Ну вот, этих проверил, теперь можно и на тренировку. По дороге перехватываю бегущего в библиотеку Сыроежкина.
– Нет, нету Шурика, до обеда не появится – придется искать.
Тренировка сегодня не клеится, прямо начиная с разминки. Все, начиная с меня, косятся на те места в строю, где обычно стоят зайцы и Гришка, и на ту скамейку, где часто сидит с книгой Вася.
Останавливаю процесс, собираю всех вокруг себя.
– И что делать предлагаете? Я же вижу, что вы заставляете себя. Можно потренироваться, без удовольствия, можно просто разойтись, но тогда это последняя тренировка будет, а можно…
Думаю. У мелких идей нет, мелкие моего решения ждут. Ненавижу, но придется.
– … ладно, слушайте сюда. Сейчас пять кругов по стадиону, а потом – марш погорельцам помогать.
Такое решение мелкие одобряют и орда отправляется крушить, ломать и курочить, а у меня появляется время, чтобы поискать Шурика. Вообще-то это Второго забота поэтому, даже если найду, то если Шурику ничего не угрожает я просто тихо уйду, никого не беспокоя, и, во-вторых, наверное Шурик просто в лес ушел, чтобы со своим электронным детищем без помех пообщаться.
Уже на подходе к старому лагерю вижу, что на крыльце кто-то сидит. Шурик. Сидит и курит. Интересно, сигареты хранятся там-же, где бутылка водки, или где-то в другом месте? И нужны они для проверки герметичности воздуховодов, конечно-же. Подхожу и сажусь рядом, Шурик молча бросает взгляд в мою сторону, но ничего не говорит, а только чуть пододвигается. Наконец, сигарета заканчивается и окурок улетает в кучу осыпавшейся штукатурки.
– Ищут меня?
– Пока еще не активно, ждут, что сам выйдешь. После обеда начнут меры принимать.
– Понятно.
– Если не хочешь, я никому не скажу, что тебя видел. Пусть тебя Второй сам ищет – это его головная боль.
– Да я и не прячусь. Пошли?
– Пошли.
Мы идем по тропинке к «Совенку», а перед калиткой сворачиваем вдоль забора к главным воротам. Я не спрашиваю о роботе, Шурик тоже помалкивает, и только перед воротами сообщает.
– Отпустил я её. Забрать с собой не могу, выключить и здесь в кружке запереть не смогу. А так: электричество в старый лагерь и в бомбоубежище подается, где ключи от клубов она знает, сама себе регламент провести сумеет. Не пропадет.
– Познакомил бы ты меня с ней, что-ли.
– Если она захочет.
– Само-собой.

В штате Флорида мужчина откусил член своему брату, который занимался с их кузиной сексом на его любимом одеяле Dragon Ball Z.

сегодня день военного разведчика, все пьем молча под одеялом и закусываем варёными огурцами )))

"Мой папа называет это Одеялом для Защиты моей Девстенности или сокращенно О.З.Д."