Играю в Skyrim - разболелось колено. Чувствую себя стражником!
Главная
>
Смешные картинки
>
Истории
Истории
Подписчиков: 2846 Сообщений: 12100 Рейтинг постов: 42,378.2story песочница
Американский юмор... Поржать как кто то проблевался на говно.
В американском Сиэтле один парень решил незаконно откачать себе бензинчика из чужого припаркованного домика на колёсах...
Проезжавшие мимо полицейские увидели согнувшегося в три погибели мужчину, которого рвало рядом с лужей экскрементов, разлившейся рядом с фургоном. Мужчина признался в том, что хотел украсть бензин, но по ошибке вставил шланг в отверстие накопителя туалета...
Хозяин домика не стал подавать заявление о краже, сказав, что никогда так не ржал.
В американском Сиэтле один парень решил незаконно откачать себе бензинчика из чужого припаркованного домика на колёсах...
Проезжавшие мимо полицейские увидели согнувшегося в три погибели мужчину, которого рвало рядом с лужей экскрементов, разлившейся рядом с фургоном. Мужчина признался в том, что хотел украсть бензин, но по ошибке вставил шланг в отверстие накопителя туалета...
Хозяин домика не стал подавать заявление о краже, сказав, что никогда так не ржал.
песочница story
Много букаф, но как говорится для тех у кого еще не отрофировался мозг...
Меметическое оружие, или Вашингтонский демократизационный шаблон
Ирина ЛЕБЕДЕВА
К «глобальной» акции протеста «за справедливые российские выборы», запланированной её координационными центрами на 10 декабря, стали подключать столицы европейских стран и, конечно же, крупнейшие города Америки. В Бостоне, откуда я пишу эти строки, последние дни странички «fair vote» в Фейсбуке оживленно бурлят: «У нас есть кто-нибудь в Голландии?... Придется самой туда ехать» ... «А в Сан-Франциско?.. Отлично! Неужели сто человек можешь привести? Супер!...» Все реплики на редкость единодушны, и все эти ребята, составляющие представление о России по Интернету, рвутся включиться в «борьбу с несправедливостью».
В решительную атаку пошла в эти дни космополитическая оппозиция, стремящаяся вернуть Россию в эпоху 90-х. Пресловутое RTVi Гусинского – самое мощное русскоязычное телевидение в Америке, ретранслирующее пропаганду «Эха Москвы» и идеологов русофобии из вашингтонского истеблишмента, 9 декабря уже отрапортовало о своей победе. Постоянный корреспондент RTVi при Конгрессе США Владимир Кара-Мурза-младший вёл репортаж из Американского института предпринимательства (крупнейшего стратегического центра республиканцев), навязывая представление о «начале конца Путина». «Как считают ведущие американские эксперты, эпоха Путина скоро завершится», - с улыбкой сообщала ведущая теленовостей. Картинка высвечивала сосредоточенные лица Эндрю Качинса, Леона Арона, Андерса Ослунда, на разные лады предвещавших «конец диктатору» и кодировавших публику навязчивым внушением: сколько же можно «диктатора» терпеть?
Новости в прайм-тайм крупным планом подавали говорящие головы «лидеров многотысячных протестующих», представляющих свою ультимативную программу. Один из таких «лидеров», некто Михаил Шнайдер из «Солидарности», оглашал программу «протестующих»: отмена результатов выборов 4 декабря и проведение новых «свободных и демократических» выборов в марте, регистрация оппозиционных партий, освобождение политзаключенных, отставка главы Центризбиркома Владимира Чурова, отрешение от власти «партии жуликов и воров»…
«Либеральная» оппозиция, не имеющая никаких шансов на заметное участие в политической жизни России без мощной финансовой поддержки Вашингтона, раскрыла свои крапленые карты. Нынешняя истерия вокруг российских выборов в Думу - пристрелка, подготовка почвы для недопущения В. Путина к президентским выборам, срыв самих выборов через дестабилизацию политической ситуации в России…
* * *
Многие американские газеты открывалась в тот день передовыми статьями, в которых отповедь Владимира Путина госпоже Клинтон была вынесена в заголовки, прямо сочившиеся недовольством. У влиятельных Washington Post и New York Times недовольство выглядело почти одинаково: «Путину пришло в голову, что Хиллари Клинтон подтолкнула россиян на протесты». Словно некто невидимый взмахнул дирижёрской палочкой и оркестр заиграл заученную мелодию.
8 декабря на встрече с представителями Общероссийского народного фронта В. Путин, оценивая ситуацию в России после выборов, констатировал, что "на внутриполитические процессы пытаются повлиять по заказу из-за рубежа" и госсекретарь США уже дала «сигнал» тем в России, кто этот сигнал должен услышать. «Страна обязана защищать свой суверинитет», - заявил В.Путин, предложив «подумать над ужесточением ответственности для тех, кто выполняет задачи иностранного государства».
Та же New York Times недавно поместила беседу со старичком Джином Шарпом, отцом «цветных революций», и потом взахлёб рассказывала о его методах осуществления государственных переворотов в постсоветских странах.
«Цветная революция» – это частный случай геополитического передела мира, в котором решающую роль играет организация извне путча, маскируемого под демократическое движение. Известный британский исследователь Джонатан Моуэт в заглавии своего фундаментального труда о цветных революциях воздал должное роли в них американцев: «Скрытый государственный переворот: вашингтонский демократизационный шаблон». По «вашингтонскому шаблону» провокация на переворот должна быть приурочена к выборам, когда есть наготове «иностранные наблюдатели» и «экзит-пулы», натренирована «сердитая» молодежь, оснащенная современными средствами связи, в режиме реального времени взаимодействуют блоги и сайты, предназначенные для корректировки операций, мобильной перегруппировки «роя», возможна мгновенная интернационализация самого незначительного местного события согласованно действующими глобальными СМИ… «Вашингтонский шаблон» - это спланированное и финансируемое извне нападение на законные институты другого государства…
От этого «шаблона» надо не просто защищаться – его нужно жёстко, бескомпромиссно ломать!
Под картинку греческих анархистов с коктейлями Молотова Фокс-ньюс пугает сейчас нарастающей волной российского протеста. Точно такой же информационный подлог уже был в Ливии, теперь в Сирии – значит, в такой сценарий хотят вписать и Россию? На современном политологическом жаргоне такие имитации называются «когнитивными политтехнологиями», «меметическим оружием». На Западе о меметике написано много книг, существуют целые школы. Суть явления – психическое заражение специальным образом распространяемой «вирусной» информацией и способность вброшенных в определенную среду (ту же социальную сеть) единиц такой информации («мемов») срабатывать по принципу самоиндукции, вызывая определенную настроенность – гнев, энтузиазм, упадок сил и т.п. В США вопросам «когнитивного зазхвата» уделяют повышенное внимание, а руководитель информационной политики в администрации Барака Обамы Кас Санстейн слывет убежденным «когнитивистом». Терминология новая - идеи старые.
В Америке весьма серьезно изучают российский сегмент Интернета в когнитивном контексте, корректируя умонастроения потенциальных друзей и врагов. Тот же Кас Санстейн даже написал научную работу о необходимости явного и скрытого вмешательства в социальные сети для достижения «когнитивного диссонанса». Что такое этот «когнитивный диссонанс», популярно объяснил политолог Валерий Коровин на примере «проекта Навальный» (1). Навальный транслирует своей интернет-аудитории незатейливую формулу: «Единая Россия – партия жуликов и воров». Когда это ретранслируется тысячами пользователей социальной сети, то человек, не имеющий отношения к политике, заходя в Интернет, всё время натыкается на эту формулу, на комиксы, карикатуры с её использованием - и начинает приобретать убежденность, что так считают все. Происходит привыкание, возникает ощущение, что это очевидная вещь, общее место. Последствия подобной убежденности могут быть самые серьёзные. Когда человек видит ежедневно, на тысячах блогов этот и подобные ему мемы – это уже становятся фактором, имеющим влияние на власть. Объявление населению результатов выборов должно привести население, считают создатели данного мема, в состояние «когнитивного диссонанса»: ведь все уверены, видели повсюду, что "Единая Росиия - партия жуликов и воров", это теперь "общее место", а значит, она не может столько набрать... «Этот диссонанс, - объясняет В. Коровин, - и должен спровоцировать население, по планам конструкторов данного мема, на уличные выступления. А дальше всё по обычной схеме, т.е. дело техники…»
Особенно, заметим, если «техника» уже поставлена в России на поток щедрым западным финансированием «мем-правозащитных» организаций. Координируют их, прав Валерий Коровин, «специально обученные люди», и они совсем не обязательно сидят непосредственно в Госдепартаменте США, хотя основные «модераторы» находятся именно там. Социальные сети в РФ и других постсоветских странах «экстерриториально ангажируются». Русские «сетевики» в буквальном смысле покупаются (с помощью тех же грантов).
«Протестную работу» закупленных сетевиков иллюстрирует, к примеру, сайт «Международные сети» - молодежное правозащитное движение (2), работающее на деньги не только американских, но и европейских фондов. На этом сайте можно получить подробную информацию о «глобальной географии» нынешней акции мем-протеста вместе с инструкцией, как защититься от полиции и ссылкой на сайт Гарри Каспарова. В сетях можно запутаться, но в конце концов они непременно выведут все к тем же недобиткам «Другой России» и вездесущим «мемориалам», скрывающимся за зловещими вывесками «стратегическое управление» или отправляющим куда подальше - в штаб-квартиру в Воронеж… Не удивляет, что именно в Воронеже, куда через Фонд Мак-Артуров «вашингтонский обком» направляет сотни тысяч долларов, особенно высок процент «фальсификации» выборов. Элементы провокаций, сговора, операций «ложный флаг» для дискредитации противника - рутина спецопераций американских работодателей «правозащитников».
Сайт «Международные сети» информирует, что для «сетевого взаимодействия и оказания помощи участникам сети сформированы и действуют ряд структур, задачами которых являются информационная и ресурсная поддержка участников и сети в целом». Создается впечатление, что участников человекоподобной сети – легион, что задачи у легиона – архиважные. Одна из правозащитных структур, тоже щедро финансируемая американцами, называется «Комитетом против пыток». Его руководитель – известная персона, недавно получил высокую правозащитную награду в одной из мировых столиц. В связи с запланированными протестами вокруг российских выборов тема «российских застенков» будет актуализирована. Другой участник сети и тоже американский грантополучатель - сайт Кавказский узел - расписывает ужасы «пыточных камер» России.
Итак, машина «скрытого государственного переворота» запущена. Ломать её придётся со всей подобающей в таких ситуациях решительностью и жёсткостью.
* * *
Сценарии «немыслимого» давно вошли в практику западных «демократических преобразований». К самой «мирной оппозиции», не побившей ни одной витрины, как рассказывала недавно на ТВ Гусинского очередная «поборница справедливости», в подходящий момент добавят снайпера, убивающего желательно ребенка или подростка (так протест пройдет по ускоренному сценарию), - и крайний дестабилизационный вариант автоматически «самоиндуцируется».
В статье не перечислить неимоверное количество мем-НПО, экспертных сообществ, «независимых» изданий, радиостанций, религиозных, правозащитных и бесчисленных сетевых образований, щедро финансируемых лишь за то, что те, как умеют, работают на подрыв суверенитета России.
Никаких «компромиссов» с такой «оппозицией» быть не может! Даже Джин Шарп согласен, что есть вещи, по которым народы не пойдут на компромисс, но и тут, считает мэтр «цветных революций», можно подготовить подмену, мем-симулякр. Главное правило переворотов – участники должны быть убеждены, что действуют по собственной воле. Иммунитет к мем-вирусам дают убеждения, идеология, вера. Об этом написаны тома, а мы все не знаем, как защититься, допуская дискуссию о том, о чём дискутировать не следует, о коренных вопросах жизни человека и общества, и забывая, что манипуляторам для произведения подмены «дискуссия» необходима, как воздух…
http://oko-planet.su/first/93110-memeticheskoe-oruzhie-ili-vashingtonskiy-demokratizacionnyy-shablon.html
Меметическое оружие, или Вашингтонский демократизационный шаблон
Ирина ЛЕБЕДЕВА
К «глобальной» акции протеста «за справедливые российские выборы», запланированной её координационными центрами на 10 декабря, стали подключать столицы европейских стран и, конечно же, крупнейшие города Америки. В Бостоне, откуда я пишу эти строки, последние дни странички «fair vote» в Фейсбуке оживленно бурлят: «У нас есть кто-нибудь в Голландии?... Придется самой туда ехать» ... «А в Сан-Франциско?.. Отлично! Неужели сто человек можешь привести? Супер!...» Все реплики на редкость единодушны, и все эти ребята, составляющие представление о России по Интернету, рвутся включиться в «борьбу с несправедливостью».
В решительную атаку пошла в эти дни космополитическая оппозиция, стремящаяся вернуть Россию в эпоху 90-х. Пресловутое RTVi Гусинского – самое мощное русскоязычное телевидение в Америке, ретранслирующее пропаганду «Эха Москвы» и идеологов русофобии из вашингтонского истеблишмента, 9 декабря уже отрапортовало о своей победе. Постоянный корреспондент RTVi при Конгрессе США Владимир Кара-Мурза-младший вёл репортаж из Американского института предпринимательства (крупнейшего стратегического центра республиканцев), навязывая представление о «начале конца Путина». «Как считают ведущие американские эксперты, эпоха Путина скоро завершится», - с улыбкой сообщала ведущая теленовостей. Картинка высвечивала сосредоточенные лица Эндрю Качинса, Леона Арона, Андерса Ослунда, на разные лады предвещавших «конец диктатору» и кодировавших публику навязчивым внушением: сколько же можно «диктатора» терпеть?
Новости в прайм-тайм крупным планом подавали говорящие головы «лидеров многотысячных протестующих», представляющих свою ультимативную программу. Один из таких «лидеров», некто Михаил Шнайдер из «Солидарности», оглашал программу «протестующих»: отмена результатов выборов 4 декабря и проведение новых «свободных и демократических» выборов в марте, регистрация оппозиционных партий, освобождение политзаключенных, отставка главы Центризбиркома Владимира Чурова, отрешение от власти «партии жуликов и воров»…
«Либеральная» оппозиция, не имеющая никаких шансов на заметное участие в политической жизни России без мощной финансовой поддержки Вашингтона, раскрыла свои крапленые карты. Нынешняя истерия вокруг российских выборов в Думу - пристрелка, подготовка почвы для недопущения В. Путина к президентским выборам, срыв самих выборов через дестабилизацию политической ситуации в России…
* * *
Многие американские газеты открывалась в тот день передовыми статьями, в которых отповедь Владимира Путина госпоже Клинтон была вынесена в заголовки, прямо сочившиеся недовольством. У влиятельных Washington Post и New York Times недовольство выглядело почти одинаково: «Путину пришло в голову, что Хиллари Клинтон подтолкнула россиян на протесты». Словно некто невидимый взмахнул дирижёрской палочкой и оркестр заиграл заученную мелодию.
8 декабря на встрече с представителями Общероссийского народного фронта В. Путин, оценивая ситуацию в России после выборов, констатировал, что "на внутриполитические процессы пытаются повлиять по заказу из-за рубежа" и госсекретарь США уже дала «сигнал» тем в России, кто этот сигнал должен услышать. «Страна обязана защищать свой суверинитет», - заявил В.Путин, предложив «подумать над ужесточением ответственности для тех, кто выполняет задачи иностранного государства».
Та же New York Times недавно поместила беседу со старичком Джином Шарпом, отцом «цветных революций», и потом взахлёб рассказывала о его методах осуществления государственных переворотов в постсоветских странах.
«Цветная революция» – это частный случай геополитического передела мира, в котором решающую роль играет организация извне путча, маскируемого под демократическое движение. Известный британский исследователь Джонатан Моуэт в заглавии своего фундаментального труда о цветных революциях воздал должное роли в них американцев: «Скрытый государственный переворот: вашингтонский демократизационный шаблон». По «вашингтонскому шаблону» провокация на переворот должна быть приурочена к выборам, когда есть наготове «иностранные наблюдатели» и «экзит-пулы», натренирована «сердитая» молодежь, оснащенная современными средствами связи, в режиме реального времени взаимодействуют блоги и сайты, предназначенные для корректировки операций, мобильной перегруппировки «роя», возможна мгновенная интернационализация самого незначительного местного события согласованно действующими глобальными СМИ… «Вашингтонский шаблон» - это спланированное и финансируемое извне нападение на законные институты другого государства…
От этого «шаблона» надо не просто защищаться – его нужно жёстко, бескомпромиссно ломать!
Под картинку греческих анархистов с коктейлями Молотова Фокс-ньюс пугает сейчас нарастающей волной российского протеста. Точно такой же информационный подлог уже был в Ливии, теперь в Сирии – значит, в такой сценарий хотят вписать и Россию? На современном политологическом жаргоне такие имитации называются «когнитивными политтехнологиями», «меметическим оружием». На Западе о меметике написано много книг, существуют целые школы. Суть явления – психическое заражение специальным образом распространяемой «вирусной» информацией и способность вброшенных в определенную среду (ту же социальную сеть) единиц такой информации («мемов») срабатывать по принципу самоиндукции, вызывая определенную настроенность – гнев, энтузиазм, упадок сил и т.п. В США вопросам «когнитивного зазхвата» уделяют повышенное внимание, а руководитель информационной политики в администрации Барака Обамы Кас Санстейн слывет убежденным «когнитивистом». Терминология новая - идеи старые.
В Америке весьма серьезно изучают российский сегмент Интернета в когнитивном контексте, корректируя умонастроения потенциальных друзей и врагов. Тот же Кас Санстейн даже написал научную работу о необходимости явного и скрытого вмешательства в социальные сети для достижения «когнитивного диссонанса». Что такое этот «когнитивный диссонанс», популярно объяснил политолог Валерий Коровин на примере «проекта Навальный» (1). Навальный транслирует своей интернет-аудитории незатейливую формулу: «Единая Россия – партия жуликов и воров». Когда это ретранслируется тысячами пользователей социальной сети, то человек, не имеющий отношения к политике, заходя в Интернет, всё время натыкается на эту формулу, на комиксы, карикатуры с её использованием - и начинает приобретать убежденность, что так считают все. Происходит привыкание, возникает ощущение, что это очевидная вещь, общее место. Последствия подобной убежденности могут быть самые серьёзные. Когда человек видит ежедневно, на тысячах блогов этот и подобные ему мемы – это уже становятся фактором, имеющим влияние на власть. Объявление населению результатов выборов должно привести население, считают создатели данного мема, в состояние «когнитивного диссонанса»: ведь все уверены, видели повсюду, что "Единая Росиия - партия жуликов и воров", это теперь "общее место", а значит, она не может столько набрать... «Этот диссонанс, - объясняет В. Коровин, - и должен спровоцировать население, по планам конструкторов данного мема, на уличные выступления. А дальше всё по обычной схеме, т.е. дело техники…»
Особенно, заметим, если «техника» уже поставлена в России на поток щедрым западным финансированием «мем-правозащитных» организаций. Координируют их, прав Валерий Коровин, «специально обученные люди», и они совсем не обязательно сидят непосредственно в Госдепартаменте США, хотя основные «модераторы» находятся именно там. Социальные сети в РФ и других постсоветских странах «экстерриториально ангажируются». Русские «сетевики» в буквальном смысле покупаются (с помощью тех же грантов).
«Протестную работу» закупленных сетевиков иллюстрирует, к примеру, сайт «Международные сети» - молодежное правозащитное движение (2), работающее на деньги не только американских, но и европейских фондов. На этом сайте можно получить подробную информацию о «глобальной географии» нынешней акции мем-протеста вместе с инструкцией, как защититься от полиции и ссылкой на сайт Гарри Каспарова. В сетях можно запутаться, но в конце концов они непременно выведут все к тем же недобиткам «Другой России» и вездесущим «мемориалам», скрывающимся за зловещими вывесками «стратегическое управление» или отправляющим куда подальше - в штаб-квартиру в Воронеж… Не удивляет, что именно в Воронеже, куда через Фонд Мак-Артуров «вашингтонский обком» направляет сотни тысяч долларов, особенно высок процент «фальсификации» выборов. Элементы провокаций, сговора, операций «ложный флаг» для дискредитации противника - рутина спецопераций американских работодателей «правозащитников».
Сайт «Международные сети» информирует, что для «сетевого взаимодействия и оказания помощи участникам сети сформированы и действуют ряд структур, задачами которых являются информационная и ресурсная поддержка участников и сети в целом». Создается впечатление, что участников человекоподобной сети – легион, что задачи у легиона – архиважные. Одна из правозащитных структур, тоже щедро финансируемая американцами, называется «Комитетом против пыток». Его руководитель – известная персона, недавно получил высокую правозащитную награду в одной из мировых столиц. В связи с запланированными протестами вокруг российских выборов тема «российских застенков» будет актуализирована. Другой участник сети и тоже американский грантополучатель - сайт Кавказский узел - расписывает ужасы «пыточных камер» России.
Итак, машина «скрытого государственного переворота» запущена. Ломать её придётся со всей подобающей в таких ситуациях решительностью и жёсткостью.
* * *
Сценарии «немыслимого» давно вошли в практику западных «демократических преобразований». К самой «мирной оппозиции», не побившей ни одной витрины, как рассказывала недавно на ТВ Гусинского очередная «поборница справедливости», в подходящий момент добавят снайпера, убивающего желательно ребенка или подростка (так протест пройдет по ускоренному сценарию), - и крайний дестабилизационный вариант автоматически «самоиндуцируется».
В статье не перечислить неимоверное количество мем-НПО, экспертных сообществ, «независимых» изданий, радиостанций, религиозных, правозащитных и бесчисленных сетевых образований, щедро финансируемых лишь за то, что те, как умеют, работают на подрыв суверенитета России.
Никаких «компромиссов» с такой «оппозицией» быть не может! Даже Джин Шарп согласен, что есть вещи, по которым народы не пойдут на компромисс, но и тут, считает мэтр «цветных революций», можно подготовить подмену, мем-симулякр. Главное правило переворотов – участники должны быть убеждены, что действуют по собственной воле. Иммунитет к мем-вирусам дают убеждения, идеология, вера. Об этом написаны тома, а мы все не знаем, как защититься, допуская дискуссию о том, о чём дискутировать не следует, о коренных вопросах жизни человека и общества, и забывая, что манипуляторам для произведения подмены «дискуссия» необходима, как воздух…
http://oko-planet.su/first/93110-memeticheskoe-oruzhie-ili-vashingtonskiy-demokratizacionnyy-shablon.html
песочница story
Я помню как в детстве меня лечили от страха. Привели к какой-то бабке и она что-то шептала надо мной, потом просила задуть свечу и что-то еще. Я плохо помню саму процедуру, но все же помню.
Дело в том, что я забыла от какого именно страха меня лечили… какие воспоминания запечатывали для меня? Недавно я начала вспоминать и, анон, я очень жалею о возвращении этих воспоминаний.
Мне наверное было года четыре, но я точно помню те дни… помню и некоторые дни до этого, когда ЭТО появлялось снова и снова. Тогда я жила у своей тети какое-то время, возможно просто гостила, но гостила довольно долго, определенно больше года, хотя родители и приезжали ко мне.
В тот день я сидела в комнате своего двоюродного брата одна, играла коллекцией его машинок, когда услышала странной шепот за спиной. Я обернулась. На кровати брата сидели мальчик и девочка лет двенадцати, они были бледные, у них были широко открыты глаза и они улыбались. Улыбались обнажая зубы, это сложно объяснить, но выглядело это довольно жутко. Они разговаривали шепотом друг с другом (при этом их губы не шевелились, рот не открывался, они говорили сквозь эти жуткие улыбки), а потом мальчик помахал мне рукой. Что было еще странно, их зрачки тоже не шевелились. Они просто повернули свои головы в мою сторону. Я перестала играть машинками и выбежала из комнаты.
Был вечер и моя семья собиралась ужинать, я уже сидела за столом, когда в кухню вошла высокая женщина. Она была бледная, с той же улыбкой обнажающей зубы. Она повернулась в мою сторону, казалось улыбнулась еще шире и пожелала приятного аппетита, после чего залезла под стол и достала оттуда поднос с несколькими тарелками. Таких тарелок у нас небыло, я никогда не видела их прежде, как и эту женщину или тех детей, которые в тот момент как раз вошли в кухню следом за матерью. Я следила за ними как завороженная и не обращала внимание на тетю, которая уже в который раз звала меня по имени и спрашивала на что я смотрю.
В это время женщина усаживала своих детей за стулья напротив меня и поставила перед ними тарелки, затем она взглянула на меня и поставила еще одну тарелку передо мной говоря: «Кушай, девочка, ведь ты такая худенькая!», после чего она снова развернулась к своим детям и стала что-то говорить им. Тогда я посмотрела на содержимое своей тарелки… Почему я так отчетливо это запомнила? Почему это воспоминание стоит у меня перед глазами каждый раз стоит лишь мне начать засыпать? На тарелке передо мной лежала часть человеческого лица… обваренная, с глазом почему-то сохранившимся в глазнице, а по краям тарелки лежали пальцы. Я закричала. Закричала так громко, что тетя схватила меня на руки и начала успокаивать и спрашивать что случилось, а я говорила ей о пальцах в тарелке, о странной женщине и ее детях, которые не обращали уже на меня никакого внимания. Когда меня все еще трясло, я услышала голос девочки: «Можно я заберу ее глаз? Она не стала это есть, мама», и девочка через стол потянулась к моей тарелке. К моей тарелке, которую поставила для меня ее мать. Я вновь заплакала.
Ночью они сидели на полу моей комнаты и играли в какую-то игру, с их лиц не пропадали омерзительные улыбки, а я плкала так тихо, как только могла, мечтая о том, чтобы не видеть их больше.
Шли дни, я рассказывала тете о женщине и ее детях, рассказывала о их страшных улыбках и о том, как просыпаясь ночью я видела женщину стоявшую перед моей кроватью. О том, что каждый вечер они ужинают с нами за одним столом и едят человеческое мясо. Еще дети той женщины играли в странные игры, иногда они разделывали тельце котенка прямо посреди комнаты и наматывали кишки на себя, не боясь испачкать одежду, иногда они трогали друг друга там, где нельзя трогать чужим людям и издавали странные стоны при этом, причем их мать видя эту игру казалось улыбалась только сильнее (став старше, когда ко мне вернулись эти воспоминания я уже поняла как называлась их последняя «игра»).
Тетя сначала не верила моим рассказам, ругалась и кричала, чтобы я перестала сочинять эти ужасы, а ночью почему-то плакала.
Видимо последней каплей было то, что однажды эти «люди» решили взять меня в свою игру, женщина стаскивала меня с кровати и говорила, что хочет чтобы я подружилась с ее детьми, а я кричала и вырывалась, а ногти ее впивались мне в кожу и оставляли жуткие следы. Именно тогда моя тетя вбежала в комнату и увидела меня сидящую на полу, в слезах и крови вытекающей из длинных царапин на ногах. Тогда она отвела меня к той бабке «лечить от страха», хотя мне кажется она знала о жителях своего дома, но когда я вернулась к родителям не общалась с ней больше. Через несколько лет они уехали оттуда и я больше не слышала о тете, двоюродном брате и ее муже.
А сейчас… Сейчас я снова вижу этих людей. Эту женщину и ее детей, они иногда появляются в моей квартире, сидят за столом на кухне и ужинают, или смотрят выключенный телевизор что-то шумно обсуждая не раскрывая рта, улыбаясь всеми зубами. А я плачу, зажмуриваюсь и кричу чтобы они ушли. Иногда они уходят, а иногда начинают смеятся… этот смех снится мне в кошмарах, я слышу его всегда где бы не находилась.
Женщина ставит передо мной тарелку с человеческим мясом, я вновь угадываю какие-то части тела, а она говорит улыбаясь:
«Кушай, девочка, ведь ты такая худенькая!»
Дело в том, что я забыла от какого именно страха меня лечили… какие воспоминания запечатывали для меня? Недавно я начала вспоминать и, анон, я очень жалею о возвращении этих воспоминаний.
Мне наверное было года четыре, но я точно помню те дни… помню и некоторые дни до этого, когда ЭТО появлялось снова и снова. Тогда я жила у своей тети какое-то время, возможно просто гостила, но гостила довольно долго, определенно больше года, хотя родители и приезжали ко мне.
В тот день я сидела в комнате своего двоюродного брата одна, играла коллекцией его машинок, когда услышала странной шепот за спиной. Я обернулась. На кровати брата сидели мальчик и девочка лет двенадцати, они были бледные, у них были широко открыты глаза и они улыбались. Улыбались обнажая зубы, это сложно объяснить, но выглядело это довольно жутко. Они разговаривали шепотом друг с другом (при этом их губы не шевелились, рот не открывался, они говорили сквозь эти жуткие улыбки), а потом мальчик помахал мне рукой. Что было еще странно, их зрачки тоже не шевелились. Они просто повернули свои головы в мою сторону. Я перестала играть машинками и выбежала из комнаты.
Был вечер и моя семья собиралась ужинать, я уже сидела за столом, когда в кухню вошла высокая женщина. Она была бледная, с той же улыбкой обнажающей зубы. Она повернулась в мою сторону, казалось улыбнулась еще шире и пожелала приятного аппетита, после чего залезла под стол и достала оттуда поднос с несколькими тарелками. Таких тарелок у нас небыло, я никогда не видела их прежде, как и эту женщину или тех детей, которые в тот момент как раз вошли в кухню следом за матерью. Я следила за ними как завороженная и не обращала внимание на тетю, которая уже в который раз звала меня по имени и спрашивала на что я смотрю.
В это время женщина усаживала своих детей за стулья напротив меня и поставила перед ними тарелки, затем она взглянула на меня и поставила еще одну тарелку передо мной говоря: «Кушай, девочка, ведь ты такая худенькая!», после чего она снова развернулась к своим детям и стала что-то говорить им. Тогда я посмотрела на содержимое своей тарелки… Почему я так отчетливо это запомнила? Почему это воспоминание стоит у меня перед глазами каждый раз стоит лишь мне начать засыпать? На тарелке передо мной лежала часть человеческого лица… обваренная, с глазом почему-то сохранившимся в глазнице, а по краям тарелки лежали пальцы. Я закричала. Закричала так громко, что тетя схватила меня на руки и начала успокаивать и спрашивать что случилось, а я говорила ей о пальцах в тарелке, о странной женщине и ее детях, которые не обращали уже на меня никакого внимания. Когда меня все еще трясло, я услышала голос девочки: «Можно я заберу ее глаз? Она не стала это есть, мама», и девочка через стол потянулась к моей тарелке. К моей тарелке, которую поставила для меня ее мать. Я вновь заплакала.
Ночью они сидели на полу моей комнаты и играли в какую-то игру, с их лиц не пропадали омерзительные улыбки, а я плкала так тихо, как только могла, мечтая о том, чтобы не видеть их больше.
Шли дни, я рассказывала тете о женщине и ее детях, рассказывала о их страшных улыбках и о том, как просыпаясь ночью я видела женщину стоявшую перед моей кроватью. О том, что каждый вечер они ужинают с нами за одним столом и едят человеческое мясо. Еще дети той женщины играли в странные игры, иногда они разделывали тельце котенка прямо посреди комнаты и наматывали кишки на себя, не боясь испачкать одежду, иногда они трогали друг друга там, где нельзя трогать чужим людям и издавали странные стоны при этом, причем их мать видя эту игру казалось улыбалась только сильнее (став старше, когда ко мне вернулись эти воспоминания я уже поняла как называлась их последняя «игра»).
Тетя сначала не верила моим рассказам, ругалась и кричала, чтобы я перестала сочинять эти ужасы, а ночью почему-то плакала.
Видимо последней каплей было то, что однажды эти «люди» решили взять меня в свою игру, женщина стаскивала меня с кровати и говорила, что хочет чтобы я подружилась с ее детьми, а я кричала и вырывалась, а ногти ее впивались мне в кожу и оставляли жуткие следы. Именно тогда моя тетя вбежала в комнату и увидела меня сидящую на полу, в слезах и крови вытекающей из длинных царапин на ногах. Тогда она отвела меня к той бабке «лечить от страха», хотя мне кажется она знала о жителях своего дома, но когда я вернулась к родителям не общалась с ней больше. Через несколько лет они уехали оттуда и я больше не слышала о тете, двоюродном брате и ее муже.
А сейчас… Сейчас я снова вижу этих людей. Эту женщину и ее детей, они иногда появляются в моей квартире, сидят за столом на кухне и ужинают, или смотрят выключенный телевизор что-то шумно обсуждая не раскрывая рта, улыбаясь всеми зубами. А я плачу, зажмуриваюсь и кричу чтобы они ушли. Иногда они уходят, а иногда начинают смеятся… этот смех снится мне в кошмарах, я слышу его всегда где бы не находилась.
Женщина ставит передо мной тарелку с человеческим мясом, я вновь угадываю какие-то части тела, а она говорит улыбаясь:
«Кушай, девочка, ведь ты такая худенькая!»
песочница story
Я не ищу понимания, да и вряд ли вы меня поймёте. В ваших глазах я вижу своё отражение, и понимаю кем вы меня считаете. Нет, правда, понимаю.
Для вас я просто чудовище, и даже если вы поверите в мою историю, вы скажите, что я это заслужил. Что-же, я полностью с этим согласен, но мать вашу! Я не хочу умирать. Не в свои же, блять, 20 лет!!! Я конечно много дерьма сделал за свою короткую жизнь, глаза той девочки будут преследовать меня до конца моих дней, а свист стали, рассекающий воздух, теперь превратился в сатанинскую песню, которую я слышу повсюду….
Но, стоп. Простите меня, я сбиваюсь и моя история становится немного сумбурной. Сейчас. Сейчас я глубоко затянусь, может быть это моя последняя сигарета, затянусь…. соберусь с мысл…. Что там? Вы это слышали?! Да, да. Именно там… Ах, сквозняк…. Извините, нервы ни к чёрту… Можно ещё одну сигарету? Благодарю. На чём я остановился? Ах, да.
Итак, я чудовище. Нет, не та страшная херня с когтями, клыками и иже с ним. Монстр внутри меня. И нет, я не грёбаный Ганнибал Лектер, мне не нужно как Чикатило раз в несколько месяцев расчленять детей. Я просто отморозок. Дурная компания, подвальное детство… Вернее наоборот. Клей в пакете, отжатая мобила, избитый до полусмерти бродяга, налёт на магазин. И наконец убийство. Конечно оно вышло случайно. И конечно мы не стали вызывать тогда полицию.
Кого, говорите? Сторожа вино-водочного склада, который мы хотели ограбить. И который охранял в ту самую злополучную ночь мой отчим. Я до сих пор помню его молящий и удивлённый взгляд. Его крик – Серёжа! За что!!! И его предсмертный полу-хрип полу-шёпот – …я же…. тебя… как сына….. – после того как я ударил его ломом которым он подпирал дверь.
А ведь его последние слова будто током меня ударили… Он воспитывал меня с полутора лет, и любил меня наверное даже больше моей матери, для которой я всё таки был не желанным ребёнком. Я упал на колени возле его остывающего тела и зарыдал. Зарыдал так, как не рыдал в жизни… Очнулся от толчка в плечо – Валим, придурок, пока не замели! Это был Влад, заводила нашей компании, уже имеющий судимость и подающий надежды среди блатных. И тут словно что-то переключилось. Передо мной лежал не человек, полжизни отдавший на то что бы заботиться обо мне, а всего лишь пустая оболочка, хладный труп, который уже никогда не предложить мне сходить на рыбалку, не даст денег на сигареты, выпивку и девчонок. А следовательно он потерял для меня смысл и пользу. Поднявшись с колен, я отряхнулся, презрительно пнул тело и улыбнувшись, сказал – Валим, братва!
Что, что, простите? История ведь не об этом… Что же, я увлёкся, пршу прощения, просто с этого всё и началось…
Луна была яркая. Помню до сих пор, что нам не пришлось даже зажигать фары. Заставив весь багажник ящиками со спиртным и посовещавшись мы решили залечь на дно. Сразу вспомнили про заброшенную делянку на берегу реки, в лесу, в достаточном отдалении от цивилизации. Нас было четверо, я, Влад, Лопух и Тёртый. Уже выезжая на трассу подобрали двух девчонок, ищущих приключений на свои пиздёнки… Шалавы, ненавижу таких, за банку ягуара готовы на всё!
Что? сильно много выражаюсь? А не пошли бы вы на хуй! То, что случится позже, когда эти полупьяные канавы уже будут мертвы, без нецензурной лексики не опишешь…
Но, что-то я опять отвлёкся… Выехав на лесную колею, мы уже через пару часов были на месте. Ветхая сторожка распахнула нам свои объятия, и мы сразу принялись хозяйничать планируя остаться здесь ещё на пару дней.
В ход пошла водка, для нас, и какая то настойка для девок. Как вы понимаете через час, после всего случившегося и пережитого стресса, все уже были в говно. Влад, захватив с собой бутылку вина, покачиваясь, увёл по понятным делам одну из девах, а меня чёрт дёрнул пргуляться… Ну на хуя я это сделал!!! Почему просто не прикончил водку и не уебался спать!!! Кретин…
Ладно обо всём по порядку. Я спустился к реке. В темноте она казалась мне гигантской змеёй, с тихим плеском ползущую куда то за горизонт. Выглядело это до ужаса зловеще. Присев на камень у берега, я закурил и задумался. Нет, не о том, что я сделал. На это мне было наплевать. Уже наплевать. О чём? Знаете, уже и не упомню. Да и не важно это, по большему счёту…
Докурив, я уже собирался идти обратно, как вдруг увидел какой то огонёк. Ноги сами понесли меня к нему. Пройдя с пол километра вдоль берега, я увидел, что это на излучине реки горит костёр. Отдыхает кто-то… Ну что же, мешать не буду. Я подкурил новую сигарету и пошел обратно. Ещё не дойдя до избушки я услышал какие то крики. Быстро сорвавшись неспешного шага бег, я пулей подлетел к дверям.
Буянил Влад. – Куда, суки, мою тёлку дели!!! Я вам всем ебала поразбиваю!!! Я сразу смекнул в чём дело. На него иногда находит…. Прошу прощения, находило.
Так вот, Когда он перепивал свою норму, а сверху ещё и отравы закидывался…. С ним лучше было не связываться. Он просто слетал с катушек. Придумывал себе любой повод, и просто психовал на всех окружающих. Насколько я смог понять из его бессвязного рёва, пропала та девчонка, с которой он уединялся. Он вернулся к машине за гондонами, а когда пришел, её уже не было.
Внезапно вторая, зарёванная деваха, встала и пошла к двери. Это была её ошибка. Так как сторожка размерами была не с Эмпайр Стэйт Билдинг, она неизменно должна была пройти в притирку с нашим отмороженным другом. Никто не успел заметить удара. Худенькое тельце пролетело через всю комнату и вылетело в окно. Я бросился на улицу. Следом Лопух и Тёртый. Даже Влад будто пришел в себя и прекратил орать. С самыми хуёвыми мыслями я повернул за угол… Её тело лежало на непонятно кем, и не понятно на хера приволоченной в эти дебри, бороне. А зубья это херовой бороны выходили у неё из груди… Самое страшное, что она ещё дышала. И с каждым вздохом, между плотью и сталью зубцов выступала и скатывалась по красивой груди кровь… Влад еле слышно выругался сквозь зубы.
Не буду рассказывать, как мы прятали труп. Смывали кровь с бороны. И всё остальное. Просто в один прекрасный момент нас одновременно пронзила одна и та же шальная мысль.
Вторая девка!!!
Куда она могла пойти? Мы обошли то место где Влад оставил её, когда пошел к машине. Там сиротливо лежала одна девичья туфля. Но ведь не могла она ушуршать в лес в одной туфле! Вот тут то я и вспомнил про увиденный мною огонёк. Зачем!!! Зачем только!!! Но я вспомнил, а сделанного уже не воротишь…
Что? Говорите время поджимает? Ну что ж. Я буду опускать ненужные подробности.
Как вы уже поняли, мы решили отправиться туда. На всякий случай, было какое то дурное предчувствие, я захватил топор. Позже он спасёт мне жизнь, но, Господи, какой ценой!
Подходили со стороны леса. Подобравшись к костру, я, как самый ловкий продвинулся вперёд, на разведку. Стараясь как можно меньше шуметь, я под прикрытием кустов достиг освещённого круга. И тут я увидел ТАКОЕ, что мои волосы… Нет, нет, не поседели, что вы, просто у меня ранняя седина…. Мои волосы просто встали дыбом от того что я там увидел…
Простите, можно ещё одну сигарету. Благодарю. Просто не могу это вспоминать без дрожи, а никотин меня успокаивает…. Первое, на что наткнулся мой взгляд, это туфля. Точь в точь такая же, какую мы нашли возле сторожки. Затем мой взгляд сместился на ступню. икрУ. Бедро и… И всё. Бедро заканчивалось лохмотьями мяса, лоскутами рваной кожи, и крошевом из кости и тазобедренного сустава. Мой мозг словно отстранился от сознания. Он воспринимал это зрелище как динамическую картинку. Некое слайд-шоу. Именно это спасло меня в тот момент от того, что бы дико не закричать и впасть в панику. Отведя взгляд от жуткого предмета, я пригляделся у тому, что творилось с другой стороны костра. Лучше бы я это, блять, не делал… Там сидело двое. Судя по всему мужчина и женщина. Оборванные, грязные, заросшие. Я бы сказал это бомжи, если бы не одно но. Слишком холёные, лоснящиеся щёки. Довольные, сытые глаза, странно поблёскивающие в игре костра и лунного света… А на костре. На самом костре, вернее над костром висело надетое на стальной прут, человеческое тело…. Обезглавленное, без рук и без ног… И судя по всему женское. Я с ужасом догадался кому оно принадлежало…
Но самое дикое и отвратительное было то, что двое у костра с явным удовольствием ПОЖИРАЛИ, ещё не полностью прожаренное, сочащееся кровью девичье тело…
Я впал в ступор. Я просто стоял и глазел как идиот, вместо того что бы вернуться к своим друзьям и делать ноги. Зато они не заставили себя долго ждать. Внезапно раздался крик, и мимо меня, прямо к костру побежал Влад, держась руками за живот и в чём то путаясь. В свете костра я увидел что это были его собственные внутренности, кроваво-красными от света костра, кольцами, выпирая из вспоротого живота…
Уёбки возле костра, даже не встали, а только смотрели и СМЕЯЛИСЬ, глядя как Влад споткнулся о собственные потроха и упал прямо в костёр. О, этот смех…. Этот смех будет сниться мне до конца моих дней….., которых как я уже упоминал осталось не так уж и много…. Резкая вспышка света в глазах, и боли в затылке погрузило меня в спасительную пучину беспамятства…
Сознание возвращалось неохотно. Первая мысль была о Владе. Но вторая, более рациональная мысль успокаивающе прошептала – его уже не спасёшь… Значит надо спасаться самому, но перед этим… Пацаны!!! Что с паца….
Головы Лопуха и Тёртого. Вот первое на что наткнулся мой взгляд. Их хуевы головы посаженные на ёбаные шесты!!! И смех. Проклятый смех, всё не стихал в моей голове… И тут я полностью пришел в себя. Я сидел облокоченный на какой то камень. Мои руки были связаны, голова нестерпимо болела, а уёбков возле костра было уже четверо. Теперь понятно кто пришил ребят. Пацаны, простите!!!! Да не плачу я! Уберите свой блятский платок на хуй! Просто слушайте дальше….
Эти твари жрали человечину. Они ели моих друзей! У меня на глазах! А я ничего не мог с этим сделать. От бессилия, отчаяния и обиды из моих глаз покатились слёзы. А эти выблядки продолжали жрать, и о чём то тихо переговаривались. Я не мог разобрать ни слова, да не особо то и напрягался. Я готовился умереть.
Вдруг рядом со мной что то дёрнулось. Одновременно с этим произошли ещё две вещи. Нелюди вдруг замолчали и стали к чему то прислушиваться, а я увидел свой топор! Он лежал в кустах на том самом месте где меня оглушили.
Между тем, каннибалы вдруг резко, не сговариваясь, подошли к краю светлого пятна и немного постояв растворились в лесу. Всё ещё не веря своему счастью я кинулся за топором. Будь что будет! Даже если эти твари со мною играют, я не сдамся им просто так! Инстинкт самосохранения заработал…
Я кинулся к своему единственному спасению… и упал. Матерясь сквозь зубы я посмотрел назад. рядом лежал какой то мешок. И он, блять, шевелился! Но это были ещё не все сюрпризы. изнутри мешка, к моей правой щиколотке тянулась довольно таки толстая стальная цепочка. И как я её раньше не заметил!? Подтянувшись к топору и волоча за собой мешок, я быстро перетёр верёвку на руках о лезвие. Затем развернулся к мешку, и собравшись с духом резко его раскрыл.
И чуть не закричал от удивления. Там была маленькая, лет семи – восьми, заплаканная девочка. Её голубые, пронзительные глаза смотрели на меня с диким ужасом и затаённой мольбой. Она не говорила, не звала на помощь, не просила помощи… Она просто смотрела, и столько боли было в этом взгляде… Господи, какие же страдания она перенесла….
Я осторожно вытащил её голенькое, трясущееся, тельце из мешка. Херова цепь которая уходила от моей щиколотки, заканчивалась стальным же ошейником у неё на шее! И…О Господи!!! У неё не было ног. Эти твари отрезали ей ноги! Но надо было уходить. Я взял её на руки и сделал шаг, по направлению к топору. Блять! Цепь! Короткая, сука! Я мог идти только на полусогнутых.
Подобрав топор, я начал углубляться в лес. Господи, как же медленно это происходило. Я пробирался уже пятнадцать минут, по внутренним часам, но когда я оглядывался, сзади всё ещё отчётливо был виден костёр, и головы моих друзей.
Внезапно я услышал голоса. ИХ голоса. Они возвращались к стоянке. Нет, нет, нет! Дайте же нам ещё немного времени…. Просто ещё чуть чуть времени….
НАМ? Я посмотрел на девочку, затем аккуратно положил её на землю…
Я никогда не забуду её пронзительно голубые глаза, полные мольбы и страха… Никогда не забуду собственное перекошенное отражение в радужке её глаз… Никогда не забуду свист стали рассекающей воздух… И до самой смерти буду помнить вкус и теплоту крови забрызгавшей мне лицо….
…Двумя короткими ударами я отрубил ей голову и содрал с фонтанирующей кровью шеи проклятую цепь. А затем я бежал. Бежал и бежал. С одной лишь мыслью. Выжить.
…Они выросли словно из под земли. Две тени кинулись за мною, постепенно заходя с боков. И ещё две появились в ярком свете луны, прямо на опушке, загораживая мне выход к уже виднеющейся трассе… Я проиграл, но так просто я сдаваться не собирался. Поудобнее перехватив топор, я кинулся вперёд…
Я прорвался!!! Я оставил позади себя тело истекающее кровью, чью то отрубленную руку. Но сзади я всё слышал топот, двух других охотников. Вот кто они такие. Они охотники. Эта мысль придала мне силы. Ну уж нет, твари ёбаные! Я не собираюсь быть дичью. Я не соби….
Я упал. Споткнулся и упал. В метре от спасительной дороги. Я почему то знал – на дорогу они не полезут. Но мне было уже всё равно. Я проиграл.
Вдруг кто то схватил меня. Какой то мужик. Схватил и с криком – Врёшь, паскуда! Рано тебе подыхать! – швырнул меня с нечеловеческой силой на дорогу…
Дальше вы всё знаете… Машина. Мой бред. Скорая. Потом менты. Психиатрическая экспертиза. Психушка…
Что, что? А, не знаю ли я кто меня спас? Знаю конечно. Как я мог его не узнать… Отчим мой это был…. Отчим…
Погодите, постойте секунду… Можно мне ещё закурить? Благодарю… И да, ещё одно, после того как он меня из леса спас, я шепот услышал, прежде чем отрубиться…. В общем спас он меня, потому что сам убить хочет….
Для вас я просто чудовище, и даже если вы поверите в мою историю, вы скажите, что я это заслужил. Что-же, я полностью с этим согласен, но мать вашу! Я не хочу умирать. Не в свои же, блять, 20 лет!!! Я конечно много дерьма сделал за свою короткую жизнь, глаза той девочки будут преследовать меня до конца моих дней, а свист стали, рассекающий воздух, теперь превратился в сатанинскую песню, которую я слышу повсюду….
Но, стоп. Простите меня, я сбиваюсь и моя история становится немного сумбурной. Сейчас. Сейчас я глубоко затянусь, может быть это моя последняя сигарета, затянусь…. соберусь с мысл…. Что там? Вы это слышали?! Да, да. Именно там… Ах, сквозняк…. Извините, нервы ни к чёрту… Можно ещё одну сигарету? Благодарю. На чём я остановился? Ах, да.
Итак, я чудовище. Нет, не та страшная херня с когтями, клыками и иже с ним. Монстр внутри меня. И нет, я не грёбаный Ганнибал Лектер, мне не нужно как Чикатило раз в несколько месяцев расчленять детей. Я просто отморозок. Дурная компания, подвальное детство… Вернее наоборот. Клей в пакете, отжатая мобила, избитый до полусмерти бродяга, налёт на магазин. И наконец убийство. Конечно оно вышло случайно. И конечно мы не стали вызывать тогда полицию.
Кого, говорите? Сторожа вино-водочного склада, который мы хотели ограбить. И который охранял в ту самую злополучную ночь мой отчим. Я до сих пор помню его молящий и удивлённый взгляд. Его крик – Серёжа! За что!!! И его предсмертный полу-хрип полу-шёпот – …я же…. тебя… как сына….. – после того как я ударил его ломом которым он подпирал дверь.
А ведь его последние слова будто током меня ударили… Он воспитывал меня с полутора лет, и любил меня наверное даже больше моей матери, для которой я всё таки был не желанным ребёнком. Я упал на колени возле его остывающего тела и зарыдал. Зарыдал так, как не рыдал в жизни… Очнулся от толчка в плечо – Валим, придурок, пока не замели! Это был Влад, заводила нашей компании, уже имеющий судимость и подающий надежды среди блатных. И тут словно что-то переключилось. Передо мной лежал не человек, полжизни отдавший на то что бы заботиться обо мне, а всего лишь пустая оболочка, хладный труп, который уже никогда не предложить мне сходить на рыбалку, не даст денег на сигареты, выпивку и девчонок. А следовательно он потерял для меня смысл и пользу. Поднявшись с колен, я отряхнулся, презрительно пнул тело и улыбнувшись, сказал – Валим, братва!
Что, что, простите? История ведь не об этом… Что же, я увлёкся, пршу прощения, просто с этого всё и началось…
Луна была яркая. Помню до сих пор, что нам не пришлось даже зажигать фары. Заставив весь багажник ящиками со спиртным и посовещавшись мы решили залечь на дно. Сразу вспомнили про заброшенную делянку на берегу реки, в лесу, в достаточном отдалении от цивилизации. Нас было четверо, я, Влад, Лопух и Тёртый. Уже выезжая на трассу подобрали двух девчонок, ищущих приключений на свои пиздёнки… Шалавы, ненавижу таких, за банку ягуара готовы на всё!
Что? сильно много выражаюсь? А не пошли бы вы на хуй! То, что случится позже, когда эти полупьяные канавы уже будут мертвы, без нецензурной лексики не опишешь…
Но, что-то я опять отвлёкся… Выехав на лесную колею, мы уже через пару часов были на месте. Ветхая сторожка распахнула нам свои объятия, и мы сразу принялись хозяйничать планируя остаться здесь ещё на пару дней.
В ход пошла водка, для нас, и какая то настойка для девок. Как вы понимаете через час, после всего случившегося и пережитого стресса, все уже были в говно. Влад, захватив с собой бутылку вина, покачиваясь, увёл по понятным делам одну из девах, а меня чёрт дёрнул пргуляться… Ну на хуя я это сделал!!! Почему просто не прикончил водку и не уебался спать!!! Кретин…
Ладно обо всём по порядку. Я спустился к реке. В темноте она казалась мне гигантской змеёй, с тихим плеском ползущую куда то за горизонт. Выглядело это до ужаса зловеще. Присев на камень у берега, я закурил и задумался. Нет, не о том, что я сделал. На это мне было наплевать. Уже наплевать. О чём? Знаете, уже и не упомню. Да и не важно это, по большему счёту…
Докурив, я уже собирался идти обратно, как вдруг увидел какой то огонёк. Ноги сами понесли меня к нему. Пройдя с пол километра вдоль берега, я увидел, что это на излучине реки горит костёр. Отдыхает кто-то… Ну что же, мешать не буду. Я подкурил новую сигарету и пошел обратно. Ещё не дойдя до избушки я услышал какие то крики. Быстро сорвавшись неспешного шага бег, я пулей подлетел к дверям.
Буянил Влад. – Куда, суки, мою тёлку дели!!! Я вам всем ебала поразбиваю!!! Я сразу смекнул в чём дело. На него иногда находит…. Прошу прощения, находило.
Так вот, Когда он перепивал свою норму, а сверху ещё и отравы закидывался…. С ним лучше было не связываться. Он просто слетал с катушек. Придумывал себе любой повод, и просто психовал на всех окружающих. Насколько я смог понять из его бессвязного рёва, пропала та девчонка, с которой он уединялся. Он вернулся к машине за гондонами, а когда пришел, её уже не было.
Внезапно вторая, зарёванная деваха, встала и пошла к двери. Это была её ошибка. Так как сторожка размерами была не с Эмпайр Стэйт Билдинг, она неизменно должна была пройти в притирку с нашим отмороженным другом. Никто не успел заметить удара. Худенькое тельце пролетело через всю комнату и вылетело в окно. Я бросился на улицу. Следом Лопух и Тёртый. Даже Влад будто пришел в себя и прекратил орать. С самыми хуёвыми мыслями я повернул за угол… Её тело лежало на непонятно кем, и не понятно на хера приволоченной в эти дебри, бороне. А зубья это херовой бороны выходили у неё из груди… Самое страшное, что она ещё дышала. И с каждым вздохом, между плотью и сталью зубцов выступала и скатывалась по красивой груди кровь… Влад еле слышно выругался сквозь зубы.
Не буду рассказывать, как мы прятали труп. Смывали кровь с бороны. И всё остальное. Просто в один прекрасный момент нас одновременно пронзила одна и та же шальная мысль.
Вторая девка!!!
Куда она могла пойти? Мы обошли то место где Влад оставил её, когда пошел к машине. Там сиротливо лежала одна девичья туфля. Но ведь не могла она ушуршать в лес в одной туфле! Вот тут то я и вспомнил про увиденный мною огонёк. Зачем!!! Зачем только!!! Но я вспомнил, а сделанного уже не воротишь…
Что? Говорите время поджимает? Ну что ж. Я буду опускать ненужные подробности.
Как вы уже поняли, мы решили отправиться туда. На всякий случай, было какое то дурное предчувствие, я захватил топор. Позже он спасёт мне жизнь, но, Господи, какой ценой!
Подходили со стороны леса. Подобравшись к костру, я, как самый ловкий продвинулся вперёд, на разведку. Стараясь как можно меньше шуметь, я под прикрытием кустов достиг освещённого круга. И тут я увидел ТАКОЕ, что мои волосы… Нет, нет, не поседели, что вы, просто у меня ранняя седина…. Мои волосы просто встали дыбом от того что я там увидел…
Простите, можно ещё одну сигарету. Благодарю. Просто не могу это вспоминать без дрожи, а никотин меня успокаивает…. Первое, на что наткнулся мой взгляд, это туфля. Точь в точь такая же, какую мы нашли возле сторожки. Затем мой взгляд сместился на ступню. икрУ. Бедро и… И всё. Бедро заканчивалось лохмотьями мяса, лоскутами рваной кожи, и крошевом из кости и тазобедренного сустава. Мой мозг словно отстранился от сознания. Он воспринимал это зрелище как динамическую картинку. Некое слайд-шоу. Именно это спасло меня в тот момент от того, что бы дико не закричать и впасть в панику. Отведя взгляд от жуткого предмета, я пригляделся у тому, что творилось с другой стороны костра. Лучше бы я это, блять, не делал… Там сидело двое. Судя по всему мужчина и женщина. Оборванные, грязные, заросшие. Я бы сказал это бомжи, если бы не одно но. Слишком холёные, лоснящиеся щёки. Довольные, сытые глаза, странно поблёскивающие в игре костра и лунного света… А на костре. На самом костре, вернее над костром висело надетое на стальной прут, человеческое тело…. Обезглавленное, без рук и без ног… И судя по всему женское. Я с ужасом догадался кому оно принадлежало…
Но самое дикое и отвратительное было то, что двое у костра с явным удовольствием ПОЖИРАЛИ, ещё не полностью прожаренное, сочащееся кровью девичье тело…
Я впал в ступор. Я просто стоял и глазел как идиот, вместо того что бы вернуться к своим друзьям и делать ноги. Зато они не заставили себя долго ждать. Внезапно раздался крик, и мимо меня, прямо к костру побежал Влад, держась руками за живот и в чём то путаясь. В свете костра я увидел что это были его собственные внутренности, кроваво-красными от света костра, кольцами, выпирая из вспоротого живота…
Уёбки возле костра, даже не встали, а только смотрели и СМЕЯЛИСЬ, глядя как Влад споткнулся о собственные потроха и упал прямо в костёр. О, этот смех…. Этот смех будет сниться мне до конца моих дней….., которых как я уже упоминал осталось не так уж и много…. Резкая вспышка света в глазах, и боли в затылке погрузило меня в спасительную пучину беспамятства…
Сознание возвращалось неохотно. Первая мысль была о Владе. Но вторая, более рациональная мысль успокаивающе прошептала – его уже не спасёшь… Значит надо спасаться самому, но перед этим… Пацаны!!! Что с паца….
Головы Лопуха и Тёртого. Вот первое на что наткнулся мой взгляд. Их хуевы головы посаженные на ёбаные шесты!!! И смех. Проклятый смех, всё не стихал в моей голове… И тут я полностью пришел в себя. Я сидел облокоченный на какой то камень. Мои руки были связаны, голова нестерпимо болела, а уёбков возле костра было уже четверо. Теперь понятно кто пришил ребят. Пацаны, простите!!!! Да не плачу я! Уберите свой блятский платок на хуй! Просто слушайте дальше….
Эти твари жрали человечину. Они ели моих друзей! У меня на глазах! А я ничего не мог с этим сделать. От бессилия, отчаяния и обиды из моих глаз покатились слёзы. А эти выблядки продолжали жрать, и о чём то тихо переговаривались. Я не мог разобрать ни слова, да не особо то и напрягался. Я готовился умереть.
Вдруг рядом со мной что то дёрнулось. Одновременно с этим произошли ещё две вещи. Нелюди вдруг замолчали и стали к чему то прислушиваться, а я увидел свой топор! Он лежал в кустах на том самом месте где меня оглушили.
Между тем, каннибалы вдруг резко, не сговариваясь, подошли к краю светлого пятна и немного постояв растворились в лесу. Всё ещё не веря своему счастью я кинулся за топором. Будь что будет! Даже если эти твари со мною играют, я не сдамся им просто так! Инстинкт самосохранения заработал…
Я кинулся к своему единственному спасению… и упал. Матерясь сквозь зубы я посмотрел назад. рядом лежал какой то мешок. И он, блять, шевелился! Но это были ещё не все сюрпризы. изнутри мешка, к моей правой щиколотке тянулась довольно таки толстая стальная цепочка. И как я её раньше не заметил!? Подтянувшись к топору и волоча за собой мешок, я быстро перетёр верёвку на руках о лезвие. Затем развернулся к мешку, и собравшись с духом резко его раскрыл.
И чуть не закричал от удивления. Там была маленькая, лет семи – восьми, заплаканная девочка. Её голубые, пронзительные глаза смотрели на меня с диким ужасом и затаённой мольбой. Она не говорила, не звала на помощь, не просила помощи… Она просто смотрела, и столько боли было в этом взгляде… Господи, какие же страдания она перенесла….
Я осторожно вытащил её голенькое, трясущееся, тельце из мешка. Херова цепь которая уходила от моей щиколотки, заканчивалась стальным же ошейником у неё на шее! И…О Господи!!! У неё не было ног. Эти твари отрезали ей ноги! Но надо было уходить. Я взял её на руки и сделал шаг, по направлению к топору. Блять! Цепь! Короткая, сука! Я мог идти только на полусогнутых.
Подобрав топор, я начал углубляться в лес. Господи, как же медленно это происходило. Я пробирался уже пятнадцать минут, по внутренним часам, но когда я оглядывался, сзади всё ещё отчётливо был виден костёр, и головы моих друзей.
Внезапно я услышал голоса. ИХ голоса. Они возвращались к стоянке. Нет, нет, нет! Дайте же нам ещё немного времени…. Просто ещё чуть чуть времени….
НАМ? Я посмотрел на девочку, затем аккуратно положил её на землю…
Я никогда не забуду её пронзительно голубые глаза, полные мольбы и страха… Никогда не забуду собственное перекошенное отражение в радужке её глаз… Никогда не забуду свист стали рассекающей воздух… И до самой смерти буду помнить вкус и теплоту крови забрызгавшей мне лицо….
…Двумя короткими ударами я отрубил ей голову и содрал с фонтанирующей кровью шеи проклятую цепь. А затем я бежал. Бежал и бежал. С одной лишь мыслью. Выжить.
…Они выросли словно из под земли. Две тени кинулись за мною, постепенно заходя с боков. И ещё две появились в ярком свете луны, прямо на опушке, загораживая мне выход к уже виднеющейся трассе… Я проиграл, но так просто я сдаваться не собирался. Поудобнее перехватив топор, я кинулся вперёд…
Я прорвался!!! Я оставил позади себя тело истекающее кровью, чью то отрубленную руку. Но сзади я всё слышал топот, двух других охотников. Вот кто они такие. Они охотники. Эта мысль придала мне силы. Ну уж нет, твари ёбаные! Я не собираюсь быть дичью. Я не соби….
Я упал. Споткнулся и упал. В метре от спасительной дороги. Я почему то знал – на дорогу они не полезут. Но мне было уже всё равно. Я проиграл.
Вдруг кто то схватил меня. Какой то мужик. Схватил и с криком – Врёшь, паскуда! Рано тебе подыхать! – швырнул меня с нечеловеческой силой на дорогу…
Дальше вы всё знаете… Машина. Мой бред. Скорая. Потом менты. Психиатрическая экспертиза. Психушка…
Что, что? А, не знаю ли я кто меня спас? Знаю конечно. Как я мог его не узнать… Отчим мой это был…. Отчим…
Погодите, постойте секунду… Можно мне ещё закурить? Благодарю… И да, ещё одно, после того как он меня из леса спас, я шепот услышал, прежде чем отрубиться…. В общем спас он меня, потому что сам убить хочет….
песочница story
Ето крипи Одно из моих любмых))
Когда я была маленькая, меня часто оставляли на ночь одну дома. Наверно именно по этой причине мне разрешили завести собаку. Отец был дальнобойщиком, а мать часто оставалась на ночную смену в больнице, где она работала медсестрой. В очередной раз, когда мама захлопнула за собой двери, я заперла все замки и даже накинула цепочку. Я проверила в доме все окна, все кроме одной форточки были заперты, я оставила форточку открытой, что бы хоть какой то воздух попадал в дом. Я как обычно отправилась спать, а мой пес забрался под кровать и мирно сопел там.
В эту ночь я уснула быстро, но посреди ночи меня разбудил странный капающий звук, похоже что я не закрутила кран в ванной. Я была слишком напугана, чтобы пойти и проверить. Я только опустила руку под кровать и почувствовала, как мой пес лизнул меня. Это настолько успокоило меня, что я тут же уснула. Я просыпалась от этого капающего звука еще раз пять и каждый раз успокаивалась, когда мой пес лизал мою руку под кроватью. Наконец мне это надоело настолько, что я решилась и стремительно направилась в ванную.
Звук усиливался по мере приближения к ванной. И вот я стою на пороге ванной, включаю свет... Крик ужаса застрял у меня в горле. Моя собака была привязана хвостом к душу, а из ее горла капала кровь, издавая этот ужасный звук. Когда я смогла отвести взгляд от этой ужасной картины, я увидела надпись кровью на зеркале: «Мне понравился вкус твоих пальцев»...
Когда я была маленькая, меня часто оставляли на ночь одну дома. Наверно именно по этой причине мне разрешили завести собаку. Отец был дальнобойщиком, а мать часто оставалась на ночную смену в больнице, где она работала медсестрой. В очередной раз, когда мама захлопнула за собой двери, я заперла все замки и даже накинула цепочку. Я проверила в доме все окна, все кроме одной форточки были заперты, я оставила форточку открытой, что бы хоть какой то воздух попадал в дом. Я как обычно отправилась спать, а мой пес забрался под кровать и мирно сопел там.
В эту ночь я уснула быстро, но посреди ночи меня разбудил странный капающий звук, похоже что я не закрутила кран в ванной. Я была слишком напугана, чтобы пойти и проверить. Я только опустила руку под кровать и почувствовала, как мой пес лизнул меня. Это настолько успокоило меня, что я тут же уснула. Я просыпалась от этого капающего звука еще раз пять и каждый раз успокаивалась, когда мой пес лизал мою руку под кроватью. Наконец мне это надоело настолько, что я решилась и стремительно направилась в ванную.
Звук усиливался по мере приближения к ванной. И вот я стою на пороге ванной, включаю свет... Крик ужаса застрял у меня в горле. Моя собака была привязана хвостом к душу, а из ее горла капала кровь, издавая этот ужасный звук. Когда я смогла отвести взгляд от этой ужасной картины, я увидела надпись кровью на зеркале: «Мне понравился вкус твоих пальцев»...
песочница story
Ета хороша))
Зелёная дверь
Разумеется, он был пьян в стельку. Только очень пьяный человек станет рассказывать подобные вещи случайному собутыльнику в грязном темном баре, где играет отвратительная музыка, подают не первой свежести пиво по цене втрое выше, чем в магазине и вдесятеро выше цены, которой оно заслуживает, где тараканы спокойно беседуют, шевеля усами, на липкой стойке, за которой дремлет потасканного вида девица, которая обращает на окружающий ее мир внимания не больше, чем на следы чьего-то перепоя в углу. Таких вещей не рассказывают порой даже самым близким людям – из боязни показаться сумасшедшим. Но на дне его глаз, красных от выпивки и слезящихся от табачного дыма, столь густого, что его можно было зачерпнуть стаканом, не светился – сиял желтым огнем столь неподдельный ужас, что понимание пришло сразу – он страстно желал бы, чтобы выслушавший его человек воскликнул: «Да ты совсем сумасшедший! Такого быть просто не может!». Тогда он, вздохнув облегченно, пошел бы к врачу, рассказал о кошмаре, который преследует его, и врач, человек с добрым и всепонимающим взором, сделал бы ему укол и отправил отдохнуть пару месяцев в тихое место, где в палате на четыре койки живут такие же, как он, сумасшедшие – каждый со своим кошмаром, который никогда не был явью. Знать, что это была галлюцинация, бред, страшный сон – вот была бы награда для него. Но его придавливало к земле осознание одного факта – это было, было в реальности, и это не только его кошмар. Кто знает, сколько еще людей были там? Сколько вернулось? И сколько сейчас сидит всю ночь в грязных барах, лишь бы не заснуть, смотрят на мир сквозь красную пелену бессонницы, ходят на работу, как сонные мухи лишь потому, что не смогли побороть любопытство?
- Ты в детстве любила читать? – повернулся ко мне прилично одетый мужчина лет тридцати восьми, а может, сорока, только что залпом засосавший стакан водки и, судя по его виду, далеко не первый в этот вечер. Глаза его слезились, разило от него, как от старого алкаша, но щеки были гладко выбриты.
Я не люблю общаться с пьянчугами, особенно в таких местах, где следующим предложением будет «пошли ко мне, выпьем и все такое». Я вообще случайно забрела в этот бар в чужом городе, но до поезда оставалось еще три часа, и сидеть на вокзале с бомжами в обнимку мне не особенно хотелось. Я открыла рот, чтобы, как обычно в таких случаях, вежливо объяснить, что ценю тишину и покой, за чем обычно грубо посылаю, а если и это не помогает – то следует удар, но его лицо, а особенно – взгляд, остановили меня. Я поняла, что этот человек не намерен ни приставать ко мне, ни тем более нарываться. Он просто отчаянно хочет выговориться, а я, как незнакомый человек, который через три часа растворится в ночи, чтобы никогда больше в его жизни не появиться, являюсь идеальным объектом для этого.
- Да, любила, – ответила я, выжидающе глядя на него. Скорее всего, сейчас последует вопрос, любила ли я любовные романы и слезливая история о покинутом и одиноком печальном мужчине. Или нет?
- Я тоже. Особенно я любил Уэллса. Сначала меня очаровала и напугала «Война миров», больше у нас дома ничего не было, но после я взял в библиотеке сборник рассказов. Пожалуй, это единственная вещь, которую я за свою жизнь украл. Я не вернул ее, потому что не смог с ней расстаться, понимаешь?
Я кивнула. Сама-то я за свою жизнь зачитала в библиотеках огромное количество книг. Тем не менее, беседа начала меня занимать, я отчаянно надеялась, что его рассказ меня не разочарует. Судя по всему, этот человек интересен, и хотя он едва ворочал языком, мыслил он ясно и излагал не хуже.
- Знаешь, от какого рассказа я не мог оторваться и перечитал его раз пятьдесят? «Зеленая дверь». Господи, как я хотел когда-нибудь найти эту дверь! Чтобы там было ясное небо, красивые дома, доброжелательно настроенные дети, которые не прогонят меня, а сразу позовут играть. И та леди, которая накормила его вкусным обедом… Я говорил себе, что если бы нашел такую дверь, остался бы за ней навсегда. Ч-черт, если б я знал… Как же теперь я ненавижу этот рассказ! Эй, налей-ка мне еще! – крикнул он девице за стойкой. Та вздрогнула, подняв голову и разлепив веки. Затем она посмотрела на него так, словно он был собачьим экскрементом, прилипшим к туфле.
- У тебя деньги-то есть? Сидишь тут весь вечер, алкаш. Плати давай, с тебя восемьдесят три рубля сорок копеек. Он безропотно полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда потертый бумажник, в котором нашлась единственная пятидесятирублевка.
- Слушай, я тебе в среду принесу, – моляще обратился он к девице. – У меня получка в среду.
- Не ври, не принесешь ты ничего. Давай деньги, или сейчас мента позову, – у разбуженной девицы в глазах вспыхнуло пламя непримиримой борьбы. А у моего собеседника был вид одновременно униженный и полный того странного достоинства, которое присуще некогда уважаемым, но теперь опустившимся людям.
- Да будь же ты человеком! – с отчаянием воскликнул он, но тут я достала из кошелька две сотни и протянула девице.
- Пожалуйста, наливайте, пока хватает, – попросила я. Девица взяла деньги, смерив меня уничтожающим взглядом, но налила два стакана водки. Придвинув свой к себе, я принялась крутить его по стойке. Собеседник же выпил свой залпом, поморщился, занюхал рукавом.
- Спасибо, – сказал он и протянул руку. – Сергей.
Я пожала его руку и представилась, но он замахал на меня руками.
- Не надо, не говори мне, как тебя зовут. Я хочу тебе рассказать одну историю, а если мы будем знакомы, то я ничего тебе не расскажу.
Я пожала плечами, отхлебнула из стакана, запила кока-колой.
- Так на чем я остановился? Ах, да, на мечте найти зеленую дверь в белой стене. Честно говоря, я удивлялся, как она могла оказаться в Лондоне. Потому что мне не нужно было ее искать, я точно знал, где она находится. Только у Уэллса она исчезала, а моя-то всегда на месте была. Но я мечтал ее найти, потому что у меня никогда не хватало духу просто открыть ее и заглянуть вовнутрь. Не то, чтобы я боялся. То есть я, конечно, боялся. Боялся увидеть за ней то, что там и должно быть – сырой грязный подвал, почуять вонь затхлой воды. А я хотел, чтобы все, как в рассказе.
- Ты так туда и не пошел? – спросила я, потому что он замолчал, обхватив стакан ладонями и глядя в него, как в колодец.
- Да нет, пошел. И не один раз. Но ты не торопи меня. Мне об этом трудно говорить.
- Почему?
- Потому что мне страшно.
Тут замолчала я. Страшно?
- Мне было лет пятнадцать тогда. Я даже ребенком в чудеса не верил. Ужасно хотел верить, заставлял себя, но даже в Деда Мороза не верил никогда, да и с аистом мне все было ясно. Бывало, сижу, мечтаю, зажмурю глаза, потому что ожидание чуда было очень сильно, думал – открою их, и увижу чудо. Но когда уже был готов, внутри говорил голос – да не будет там ничего, ерунда это все. И никаких чудес не происходило. А вот в тот вечер случилось поверить. Я был у друга на дне рождения, там впервые в жизни попробовал спиртного и напился в стельку. Сейчас я еще трезвый, а тогда «мама» сказать не мог. Я приполз домой на карачках, в дверь постучал, мать открыла да и говорит мне: «Иди-ка сперва протрезвей, свинья, потом домой иди». Я даже просить ее не стал, мамочка у меня была кремень-баба, покойница. И я вышел на улицу, была осень, конец октября. Ливень холоднющий, ветер жуткий, я промок до нитки, хоть выжимай. А тут смотрю – тот самый дом. Был у нас дом один, белый такой, никто в нем не жил. Он на снос шел, но все никак его не сносили. А рядом с подъездом, знаешь, такие двери, где мусоропровод? Вот в том доме был мусоропровод, хоть он и старый был. А тамошняя дверь была зеленая. Облупленная, грязная, но все же зеленая дверь в белой стене. И я как раз мимо того дома и шел. Дверь в подъезд заколочена была, да и та тоже, но тут смотрю – открыта. А у меня знаешь, какое настроение было! Мне плохо, я перепил, мне холодно, мать выгнала, да я еще на днях с девчонкой своей рассорился, ну, думаю, будь что будет! Зайду сейчас в зеленую дверь, а там солнце, тепло и все меня любят. Там и останусь. Ну и зашел.
- И что? – я подалась вперед. Рассказ захватил меня целиком. Может, он и врет, но до чего же складно врет, собака! Можно слушать весь вечер.
- Водки налей, красавица! – он снова потревожил девицу. Та налила, не открывая глаз. Сергей выдохнул, зажмурился и заглотнул водку, как жидкое пламя. Я забеспокоилась было, что он отрубится раньше, чем доскажет, что же увидел за дверью, но его, похоже, не брало. Он протянул руку и откусил от бутерброда, который растягивал на весь вечер, малюсенький кусочек и уставился на меня.
- А ты чего не пьешь? Ночь долгая, а я долго говорить буду. Ты лучше выпей, я-то уж малость поуспокоился, а тебе первый раз слушать. Я знаю, о чем говорю. Я посмотрела еще раз на его красные глаза, на его черные волосы, тут и там пронизанные сединой. Что же там было? Я послушно хлебнула еще водки и вновь обратилась в слух.
- Открыл я дверь. Смотрю – паутина, лопата старая в углу стоит, пустая пачка сигаретная смятая лежит. Только вот одно необычно – в таких каморках и повернуться-то негде, а эта здоровущая такая. Но я думаю – дом-то старый, там все помещения большие, почему бы и этому здоровенным не быть? Ничего-то здесь нет, думаю, но хоть дождь не каплет. Сижу на каком-то ящике, вдруг слышу – откуда-то из угла смех доносится, девичий смех, звонкий такой! И мне тут в голову приходит – Маринка! Башка-то пьяная, не соображаю, откуда Маринке взяться в пол-второго ночи в каморке мусорной! Я встаю, говорю: Марин, это ты? А сам вижу, Маринка в углу стоит. Голая совсем, волосы по плечам рассыпались, улыбается, смеется, рукой манит. Я как сумасшедший стал, мальчишка совсем, девки голой отродясь не видал. В глазах потемнело, бросился я к ней, бегу, а сам раздеваюсь на ходу. Пиджак сбросил, рубаху содрал вместе с пуговицами, из ботинок просто выпрыгнул. Вот только я шаги делаю, а она ближе не становится. Главное, бегу-то уже минуту, не меньше. Таких помещений быть не может, чтоб вот так за минуту не пробежать! Вот бегу без ботинок, в носках да брюках, тут Маринка остановилась. Смотрю, а стою я на траве, как в рассказе. Только там день был ясный, а тут ночь, да какая! Луна полная, огромная, в полнеба, как на Марсе каком-нибудь, красная как кровь, но похоже, как будто на небе нарисованная, потому что вокруг кроме этой самой луны да Маринки не видно ничего. А вот Маринка светится, таким светом голубоватым, как привидение в фильме. Стоит она, смотрит на меня, а я остановился. У меня весь хмель из башки вылетел. И тут понимаю, что это не Маринка. Но повторяю, а голос-то дрожит: «Марин, это ты?». И тут она ко мне подходит, обняла меня, прижимается, у меня все торчком, но сам понимаю – не хочу я это, чем бы оно ни было. Но с собой ничего поделать не могу. Тут чувствую – боль дикая в спине, где ее руки. Я ее было от себя оторвал, отпихнул подальше, да только без толку. У меня руки через нее прошли. А она улыбается, по мне руками водит, спереди, по груди. Смотрю, а там, где она провела, кровища ручьем стекает. Тут я заорал во всю мочь и обратно бежать бросился. Бегу, а она за мной плывет, смеется этим своим смешком развратным и время от времени меня рукой – рраз, раз, я ору, а она за мной. Так вот, туда я с минуту бежал, а оттуда – полчаса. Никогда бегать не умел, а тут лечу, как птица. Я думаю, я в ту ночь олимпийский рекорд поставил. А все равно выбирался дольше, чем забирался.
Он без слов толкнул стакан через стойку. Стакан задержался на самом краю, покачался там, но падать не стал. Девица, очнувшись, вновь налила. Его била крупная дрожь, как всегда бывает, когда что-то рассказываешь, что давно мучает. Я поняла, что мы с девицей – первые слушатели этой истории. Возможно, что и последние.
- Я оттуда удрал тогда. Вылетел, как ошпаренный. Приполз домой. Матери сказал, что меня избили и ограбили – я ж в одних штанах да носках домой приполз. И вот, веришь или нет, с того вечера и до прошлой недели я не выпивал больше трех рюмок вина, и то по праздникам. Не, еще один раз был. На следующий день мне казалось все это просто кошмаром. Чего в бреду не привидится. Да и память мне подсунула каких-то четверых пьяных парней, которые меня отколошматили за то, что в чужой район спьяну влез. Смотри!
Он расстегнул рубаху. На его груди росла густая шерсть. Везде, кроме двух мест. Длинные полосы шрамов тянулись по его груди, начинаясь наверху как отпечатки ладоней. Семипалых ладоней. Меня как током ударило. Я смотрела на эти шрамы, не в силах поверить в то, что вижу. Я в шрамах толк знаю, и могу точно сказать – такие шрамы остаются, когда с какого-либо места срезается кожа. Не вся, но очень толстый верхний слой.
- Господи, как ты сознание тогда не потерял? – прошептала я, протягивая руку, чтобы дотронуться. Но он внезапно взволнованно воскликнул:
- Ты мне веришь? Ты веришь? Это было, я не псих, это было! Или не было? Скажи-ка мне, было или нет?
- Судя по шрамам, было, – сказала я.
- У меня еще на спине таких несколько. Ты ладони видишь, отпечатались? Могут такие ладони быть, ты мне скажи?
Я покачала головой. Ужас, пылающий в его глазах, казался мне теперь отражением моего собственного. Я отхлебнула добрых полстакана, чтобы унять дрожь.
- Хочешь слушать дальше? – спросил он, пристально глядя на меня. – Ты скажи, если не хочешь, я пойму. Я и сам бы не хотел такое слушать.
- Да, хочу, – ответила я, но не была уверена в этом. Но теперь, после того, что он уже рассказал, я не чувствовала себя вправе оставить человека наедине с его кошмаром.
- Марина умерла через три дня, – продолжал Сергей, уставившись на свои руки, сложенные на коленях. – Я был на ее похоронах, хотя меня трясло, когда я туда шел. Все вместе на меня обрушилось, я любил ее безумно, а тут мне звонит ее мать и говорит: «Мариночку током ударило, в ванной. Она умерла сегодня в три часа ночи». Она говорит сквозь рыдания, а я сам стою, как пришибленный. Потом чувствую – задыхаюсь. Я от горя онемел, что сказать, не знаю, и тут как молнией – смех ее в этой каморке, руки, которы с меня заживо кожу сдирали. И словно сон наяву – все вижу, вот стена, телефон, окно, но все вижу как будто через нее, она напротив меня стоит, улыбается, смеется. Ее мать слышу, а ее смех в ушах звенит. Потом все пропало. Когда ее хоронили, я сзади всех шел, плакать стеснялся, да и родственников впереди уж больно много было. Потом, когда прощаться стали, все прошли мимо, в лоб ее поцеловали по разу, я подошел. Не знаю, поцеловать мне ее или нет, а она в гробу, как живая лежит. Решил – поцелую. Наклонился к ней, хотел поцеловать в щеку, вот лицо опускаю, вдруг вижу – а она глаза открывает, на меня смотрит и улыбается. А во рту у нее полно зубов, острые, как пики, кровь сквозь них течет, а она меня взглядом сверлит. Я чуть было не заорал, но сморгнул – и все пропало. Она опять мертвая, и вовсе не улыбается, и никаких зубов. Но мне показалось тогда, что уголки губ у нее все же приподняты. Она как будто приготовилась улыбнуться, как будто говорила: «Подожди, дружок, сегодня ночью я к тебе приду, малыш». Но никто тогда не заметил ничего.
Он замолчал. Тут я подняла голову и заметила, что девица смотрит на нас во все глаза. Выражение ее лица не сулило ничего хорошего. Она решительным шагом направилась к нам, уперла руки в бока и заявила:
- Так, ну-ка, выметайся! Нечего тут пугать приличных людей! Вот сдача, мне не надо! Чтоб духу твоего здесь не было! Через минуту чтоб ушел! По ее лицу я поняла, что она напугана до полусмерти. Я ждала, что сейчас Сергей замкнется и я больше ни слова не услышу. Я почти надеялась на это. Но он встал, посмотрел на меня и сказал:
- Если хочешь дослушать, пойдем, тут недалеко детская площадка есть, там домики – грибочки, можно посидеть.
- Да, пожалуй, – согласилась я.
- Эй, девушка, можно вас! – окликнула меня девица. Я подошла к ней.
- Ну ты че, в своем уме, нет? Это же маньяк, точно тебе говорю! – театральным шепотом возвестила она, косясь на моего собеседника. – Зарежет тебя, и поминай, как звали. Сиди здесь, будет приставать, я милицию позову, тут милиция через дом. Не ходи с ним никуда!
- Спасибо вам, – сказала я, оценив заботу. – Но я не думаю, что он маньяк. Я позабочусь о себе, не волнуйтесь.
- Ну и иди, дурища! – неожиданно рассердилась девица. – Мне-то что, о тебе забочусь. Иди, пусть он тебе кишки выпустит!
Я пожала плечами и вышла вслед за Сергеем, который стоял, ссутулившись, и прикуривал, прикрывая слабый огонек зажигалки от порывистого ветра. Закурила и я. По дороге мы взяли еще бутылку, зашли в темный, пропахший кошками двор, немного помолчали.
- Я с тех пор плохо понимаю, сплю я или бодрствую. Мне сейчас тридцать четыре, а я уже весь седой. С тех пор девятнадцать лет прошло, но если бы все кончилось тогда, я бы, может, и забыл обо всем. Через четыре года дом наконец-то снесли, и я надеялся, что смогу про все это забыть. Четыре года я ходил в обход, делая полтора квартала крюка, лишь бы не проходить рядом с этим проклятым домом. Однажды мне приснилось, что я стою перед этой дверью, держу ее обеими руками, но она все равно открывается, медленно, неторопливо, но верно. Она открывается, и в щель между косяком и дверью высовывается рука, вся гнилая, с червяками. И смех, все тот же смех. Я тогда воплем весь дом перебудил, мать прибежала, а я лежу, смотрю на свои руки и ору. Она ничего не заметила, но я тебя скажу: у меня между пальцами застряли кусочки облупившейся зеленой краски. Я тогда кровать намочил, но ничуть этого не стесняюсь.
Любой бы на моем месте намочил. Скажи, могло это быть, а? Могла эта проклятущая краска, которая где-то далеко на свалке валяется вместе с дверью, попасть мне на руки из сна? Может, эту дверь кто-то на дрова взял, в печке ее сжег. Но я надеюсь, что никто к ней не притрагивался, никому я этого не желаю.
Сергей говорил, уже не глядя на меня. Я поняла, что если сейчас, например, уйду куда-нибудь, он будет продолжать говорить. И я не перебивала его. Мне было страшно даже просто смотреть на человека, с которым случилось такое.
- Я был там еще дважды, – неожиданно сообщил он. – Не веришь? Через шесть лет после того случая, через два года после того, как дом снесли. Я слонялся взад и вперед, не знал, чем бы заняться. Был день, вполне ясный и обыкновенный. Я шел куда глаза глядят. Куда-то сворачивал, не смотрел ни на кого. Потом подумал, а не зайти ли к другу в гости, как раз мимо его дома проходил. Панельный дом, плиткой белой отделанный. Маляры возятся с соседним подъездом, красят дверную коробку. Если б я посмотрел, что делаю, в жизни бы не пошел туда. Но как-то не подумал, идиот. Ну, ты представь себе, день ясный, солнышко светит, птички поют, люди кругом ходят. Какая разница, что дверь покрасили зеленой краской?
Я задохнулась в ожидании.
- Я зашел в подъезд, вызвал лифт, доехал до последнего этажа, где жил мой друг. Он мне открыл, но вид у него был какой-то обескураженный, словно у него, скажем, девушка и я в неподходящий момент пришел. Но он провел меня в кухню, поставил чайник. Мы с ним немного побеседовали, а потом он извинился, сказал, что ненадолго выйдет и пошел зачем-то в ванную. Через некоторое время, а друг все не шел, я прислушался и услышал, что из ванной доносятся какие-то странные удары. Как будто по матрасу чем-то лупят, плеск воды и чертыхание Витьки. Я зашел в ванную и остолбенел. Витька стоял, голый по пояс, вся ванная заляпана кровью, она была везде, на полу, на стенах, на потолке, в руке у него топор, а в ванной женский труп, без рук, без ног. А в раковине лежит голова. Я пригляделся, а это Витькина мать, я с трудом ее узнал. Витька повернулся ко мне, ухмыляется во весь рот да и говорит:
- Ну, раз ты видел, помог бы!
Я, как рыба на берегу, рот разеваю, а слова не проходят, воздух не идет. Наконец я справился и говорю:
- Ты что наделал, идиот!
А он мне:
- Будет знать, как не давать мне денег, старая сука!
Потом он повернулся к раковине и плюнул ей на лицо. А она открыла глаза и скрипит таким голосом, знаешь, как будто дверь несмазанная, такой пронзительный визг:
- И не дам, и не проси! Я не денежный мешок!
Потом посмотрела на меня, засмеялась и говорит:
- Что ж ты стоишь, Сереженька, помоги другу, раз пришел!
Я вылетел из квартиры, как пробка. Выбегаю на лестницу и вижу – это не Витькин подъезд. Старая такая лестница, с широким пролетом, и марши по обеим сторонам от него. Я бегу вниз, перепрыгиваю через ступеньки – смотрю, а прибежал-то наверх! Обратно прибежал! И обе лестницы ведут только вверх. А вниз нет маршей. То есть они есть, но этажом ниже, а туда прыгать – метра три, только ноги ломать. А тут хлопает дверь и Витька выходит, в одной руке топор, в другой – голова. И оба на меня смотрят и орут, орут так, что уши закладывает, визжат истошно, особенно башка старается. Я через перила ноги перебросил, а они орать перестали, Витька мне в глаза смотрит и говорит:
- Ты думаешь, что сможешь от нас убежать? Зеленые двери – они везде. С сегодняшнего дня даже твоя сортирная дверь – зеленая.
Тут-то я про высоту и позабыл, в пролет прыгнул. С тех пор хромаю слегка. И знаешь, что дальше было?
Я покачала головой.
- Я выбежал из подъезда. И это не был Витькин дом! Я стоял посреди стройки, на том месте, где был тот старый дом. Я выбежал на площадку, и возле меня вообще не было ни одной двери – ни зеленой, ни любой другой. Сергей хотел выпить, но, встряхнув бутылку и посмотрев на нее с отвращением, не стал. Зато я стала. Чуть-чуть полегчало, и я вновь уставилась на него.
- Я болел долго. Меня лечили, думали, это стрессы на работе. Ясное дело, я никому про дверь не рассказывал, боялся, с одной стороны, на всю жизнь загреметь в психушку, а с другой, боялся, что у меня не найдут никакого психического заболевания. Вот чего я боялся. Надо ли говорить, что через неделю ни Витьки, ни его матери не стало. Пожар среди ночи, выгорело все. Хоронили их в закрытых гробах, но на похороны я не пошел. Я вообще не выходил из дому.
Я снял все двери в квартире, даже в туалете снял, благо жил один. Моя боязнь дверей переросла в манию. Я уволился с работы, причем сделал это по телефону. Слава богу, что на свете есть друзья! Я не пошел бы даже в магазин. Я позвонил другу, объяснил, что сломал ногу, не могу ходить, и он привез мне мешок картошки и ящик тушенки. На этом я прожил месяц, но потом страх не то, чтобы ослабел, он отодвинулся куда-то на задний план. Я жил с ним, дышал им, но он уже не маячил у меня перед глазами. Я нашел в себе силы, нет, я заставил себя, открыть свою белую дверь и выйти на улицу. Если бы дверь в подъезде перекрасили в зеленый цвет, думаю, я спустился бы из окна по веревке, так сильно я хотел выйти на улицу. Спустя полгода я понял, что смогу избежать беды, если буду внимательно осматривать дверь, перед тем как войти. Мне даже пришло в голову, что нужно носить с собой бутылочку с краской, и если мне будет очень нужно зайти в зеленую дверь, я вымажу ее краской. и она уже будет не зеленая, а полосатая. Тогда-де она станет безопасна. Сергей посмотрел на небо. Луна в третьей четверти сияла очень ярко, фонари не светили, но света хватало. В этом свете я разглядела две мокрые дорожки, прочерченные на его лице. Отчаяние, ужас и тоска были в его глазах. Я протянула ему бутылку, он кивнул, и в один глоток прикончил ее содержимое.
- Я счастливо избегал проклятой двери тринадцать лет. Я переходил на другую строну улицы, даже если оттенок был чуть-чуть близок к зеленому. Я уяснил, что любой другой цвет не опасен. Я уходил от беды, ловчил и петлял, как заяц. Моя фирма потеряла солидную сумму денег, только потому, что я не смог заставить себя открыть дверь офиса одного возможного партнера, но я об этом не жалею. Я-то знаю, что за ней оказался бы не он и сделки все равно не случилось бы. Но теперь я проиграл, и проиграл по-крупному. Я именно поэтому все тебе и рассказываю.
- Ты опять вляпался? – спросила я.
- Вроде того. И вляпался по-глупому. Глупее не придумаешь. Ничего особенного в этот раз не было. Я съел что-то весьма несвежее и мчался к туалету очертя голову. Какой цвет, какая дверь! Я просто влетел туда и распахнул дверцу кабинки. На толчке кто-то сидел, я хотел извиниться и выйти, но тот, кто сидел на нем, поднял голову и посмотрел на меня. Я сперва не мог понять, где же я видел его. А он смотрел и начал смеяться, просто громко хохотать, держась за живот. Он смеялся до слез, но вместо слез текла кровь, у него отовсюду текла кровь, он ею сочился. Он поднял руку и показал на меня пальцем, перестав смеяться так же внезапно, как и начал.
- Ты! – громко крикнул он. – Теперь ты! Попался! Попался!
Я захлопнул дверь, прижав ее спиной. Из-за нее доносились гневные крики, звон бьющегося фаянса, смех и брань. Но мне не было до этого дела. Потому что там, внутри, был я! Это я сидел на том толчке и показывал на себя пальцем, и сочился кровью и бушевал там, внутри – я!
Подавленная, я смотрела на него. Он вцепился себе в волосы, тряся головой, словно силясь отогнать кошмар.
- Слушай, а почему бы тебе куда-нибудь не уехать? – сказала я, просто чтобы подать ему хоть какую-то надежду.
- Глупости! Куда мне уезжать? Куда можно уехать от этого проклятия? А кроме того, у поездов зеленые двери…
- Но должен же быть выход! Просто веди себя осторожно! Избегай всего!
- Я не смогу избежать ничего. Уверен, все случится просто и естественно. Я могу сидеть дома и умереть от инфаркта, когда дверь какого-нибудь шкафа окрасится зеленым и из нее вылезет рука. Нет! Я пропал, это уже свершившийся факт. Я просто хотел кому-нибудь рассказать свою грустную историю, вот тебе и рассказал. А теперь – прощай. Спасибо тебе, что дослушала до конца. Пойду-ка я домой. Ты хорошая девушка.
Он пожал мне руку и побрел в глубь двора. Я смотрела ему вслед до тех пор, пока он не перестал быть виден, а затем, терзаемая переживанием за этого человека, повернулась и пошла к вокзалу. Время поджимало, поезд уходил через полчаса. По пути я завернула в тот самый бар, чтобы купить себе чего-нибудь в дорогу, точно зная, что не смогу уснуть. Девицы в баре уже не было, там бойко суетилась другая, вероятно, ее сменщица. Купив бутылку пива и пяток бутербродов, я вышла.
Я уже направилась к вокзалу, когда сзади донесся скрежет и вой тормозов, удар, а следом – короткий крик. Я оглянулась. На асфальте кто-то лежал ничком. Возле головы растекалось темное пятно. Машина, сбившая его, умчалась в ночь, не оказав помощи. Поняв, кого именно сбило, я даже не попыталась оказать помощи. Я знала, что Сергей мертв. Вместо того, чтобы смотреть на тело, я посмотрела на бар. Вернее, на его вывеску. Не знаю, почему, но я ожидала того, что увидела.
Переливаясь блеклыми неоновыми трубками, часть из которых не горела, над входом в бар светилось его название. «Зеленая дверь».
Зелёная дверь
Разумеется, он был пьян в стельку. Только очень пьяный человек станет рассказывать подобные вещи случайному собутыльнику в грязном темном баре, где играет отвратительная музыка, подают не первой свежести пиво по цене втрое выше, чем в магазине и вдесятеро выше цены, которой оно заслуживает, где тараканы спокойно беседуют, шевеля усами, на липкой стойке, за которой дремлет потасканного вида девица, которая обращает на окружающий ее мир внимания не больше, чем на следы чьего-то перепоя в углу. Таких вещей не рассказывают порой даже самым близким людям – из боязни показаться сумасшедшим. Но на дне его глаз, красных от выпивки и слезящихся от табачного дыма, столь густого, что его можно было зачерпнуть стаканом, не светился – сиял желтым огнем столь неподдельный ужас, что понимание пришло сразу – он страстно желал бы, чтобы выслушавший его человек воскликнул: «Да ты совсем сумасшедший! Такого быть просто не может!». Тогда он, вздохнув облегченно, пошел бы к врачу, рассказал о кошмаре, который преследует его, и врач, человек с добрым и всепонимающим взором, сделал бы ему укол и отправил отдохнуть пару месяцев в тихое место, где в палате на четыре койки живут такие же, как он, сумасшедшие – каждый со своим кошмаром, который никогда не был явью. Знать, что это была галлюцинация, бред, страшный сон – вот была бы награда для него. Но его придавливало к земле осознание одного факта – это было, было в реальности, и это не только его кошмар. Кто знает, сколько еще людей были там? Сколько вернулось? И сколько сейчас сидит всю ночь в грязных барах, лишь бы не заснуть, смотрят на мир сквозь красную пелену бессонницы, ходят на работу, как сонные мухи лишь потому, что не смогли побороть любопытство?
- Ты в детстве любила читать? – повернулся ко мне прилично одетый мужчина лет тридцати восьми, а может, сорока, только что залпом засосавший стакан водки и, судя по его виду, далеко не первый в этот вечер. Глаза его слезились, разило от него, как от старого алкаша, но щеки были гладко выбриты.
Я не люблю общаться с пьянчугами, особенно в таких местах, где следующим предложением будет «пошли ко мне, выпьем и все такое». Я вообще случайно забрела в этот бар в чужом городе, но до поезда оставалось еще три часа, и сидеть на вокзале с бомжами в обнимку мне не особенно хотелось. Я открыла рот, чтобы, как обычно в таких случаях, вежливо объяснить, что ценю тишину и покой, за чем обычно грубо посылаю, а если и это не помогает – то следует удар, но его лицо, а особенно – взгляд, остановили меня. Я поняла, что этот человек не намерен ни приставать ко мне, ни тем более нарываться. Он просто отчаянно хочет выговориться, а я, как незнакомый человек, который через три часа растворится в ночи, чтобы никогда больше в его жизни не появиться, являюсь идеальным объектом для этого.
- Да, любила, – ответила я, выжидающе глядя на него. Скорее всего, сейчас последует вопрос, любила ли я любовные романы и слезливая история о покинутом и одиноком печальном мужчине. Или нет?
- Я тоже. Особенно я любил Уэллса. Сначала меня очаровала и напугала «Война миров», больше у нас дома ничего не было, но после я взял в библиотеке сборник рассказов. Пожалуй, это единственная вещь, которую я за свою жизнь украл. Я не вернул ее, потому что не смог с ней расстаться, понимаешь?
Я кивнула. Сама-то я за свою жизнь зачитала в библиотеках огромное количество книг. Тем не менее, беседа начала меня занимать, я отчаянно надеялась, что его рассказ меня не разочарует. Судя по всему, этот человек интересен, и хотя он едва ворочал языком, мыслил он ясно и излагал не хуже.
- Знаешь, от какого рассказа я не мог оторваться и перечитал его раз пятьдесят? «Зеленая дверь». Господи, как я хотел когда-нибудь найти эту дверь! Чтобы там было ясное небо, красивые дома, доброжелательно настроенные дети, которые не прогонят меня, а сразу позовут играть. И та леди, которая накормила его вкусным обедом… Я говорил себе, что если бы нашел такую дверь, остался бы за ней навсегда. Ч-черт, если б я знал… Как же теперь я ненавижу этот рассказ! Эй, налей-ка мне еще! – крикнул он девице за стойкой. Та вздрогнула, подняв голову и разлепив веки. Затем она посмотрела на него так, словно он был собачьим экскрементом, прилипшим к туфле.
- У тебя деньги-то есть? Сидишь тут весь вечер, алкаш. Плати давай, с тебя восемьдесят три рубля сорок копеек. Он безропотно полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда потертый бумажник, в котором нашлась единственная пятидесятирублевка.
- Слушай, я тебе в среду принесу, – моляще обратился он к девице. – У меня получка в среду.
- Не ври, не принесешь ты ничего. Давай деньги, или сейчас мента позову, – у разбуженной девицы в глазах вспыхнуло пламя непримиримой борьбы. А у моего собеседника был вид одновременно униженный и полный того странного достоинства, которое присуще некогда уважаемым, но теперь опустившимся людям.
- Да будь же ты человеком! – с отчаянием воскликнул он, но тут я достала из кошелька две сотни и протянула девице.
- Пожалуйста, наливайте, пока хватает, – попросила я. Девица взяла деньги, смерив меня уничтожающим взглядом, но налила два стакана водки. Придвинув свой к себе, я принялась крутить его по стойке. Собеседник же выпил свой залпом, поморщился, занюхал рукавом.
- Спасибо, – сказал он и протянул руку. – Сергей.
Я пожала его руку и представилась, но он замахал на меня руками.
- Не надо, не говори мне, как тебя зовут. Я хочу тебе рассказать одну историю, а если мы будем знакомы, то я ничего тебе не расскажу.
Я пожала плечами, отхлебнула из стакана, запила кока-колой.
- Так на чем я остановился? Ах, да, на мечте найти зеленую дверь в белой стене. Честно говоря, я удивлялся, как она могла оказаться в Лондоне. Потому что мне не нужно было ее искать, я точно знал, где она находится. Только у Уэллса она исчезала, а моя-то всегда на месте была. Но я мечтал ее найти, потому что у меня никогда не хватало духу просто открыть ее и заглянуть вовнутрь. Не то, чтобы я боялся. То есть я, конечно, боялся. Боялся увидеть за ней то, что там и должно быть – сырой грязный подвал, почуять вонь затхлой воды. А я хотел, чтобы все, как в рассказе.
- Ты так туда и не пошел? – спросила я, потому что он замолчал, обхватив стакан ладонями и глядя в него, как в колодец.
- Да нет, пошел. И не один раз. Но ты не торопи меня. Мне об этом трудно говорить.
- Почему?
- Потому что мне страшно.
Тут замолчала я. Страшно?
- Мне было лет пятнадцать тогда. Я даже ребенком в чудеса не верил. Ужасно хотел верить, заставлял себя, но даже в Деда Мороза не верил никогда, да и с аистом мне все было ясно. Бывало, сижу, мечтаю, зажмурю глаза, потому что ожидание чуда было очень сильно, думал – открою их, и увижу чудо. Но когда уже был готов, внутри говорил голос – да не будет там ничего, ерунда это все. И никаких чудес не происходило. А вот в тот вечер случилось поверить. Я был у друга на дне рождения, там впервые в жизни попробовал спиртного и напился в стельку. Сейчас я еще трезвый, а тогда «мама» сказать не мог. Я приполз домой на карачках, в дверь постучал, мать открыла да и говорит мне: «Иди-ка сперва протрезвей, свинья, потом домой иди». Я даже просить ее не стал, мамочка у меня была кремень-баба, покойница. И я вышел на улицу, была осень, конец октября. Ливень холоднющий, ветер жуткий, я промок до нитки, хоть выжимай. А тут смотрю – тот самый дом. Был у нас дом один, белый такой, никто в нем не жил. Он на снос шел, но все никак его не сносили. А рядом с подъездом, знаешь, такие двери, где мусоропровод? Вот в том доме был мусоропровод, хоть он и старый был. А тамошняя дверь была зеленая. Облупленная, грязная, но все же зеленая дверь в белой стене. И я как раз мимо того дома и шел. Дверь в подъезд заколочена была, да и та тоже, но тут смотрю – открыта. А у меня знаешь, какое настроение было! Мне плохо, я перепил, мне холодно, мать выгнала, да я еще на днях с девчонкой своей рассорился, ну, думаю, будь что будет! Зайду сейчас в зеленую дверь, а там солнце, тепло и все меня любят. Там и останусь. Ну и зашел.
- И что? – я подалась вперед. Рассказ захватил меня целиком. Может, он и врет, но до чего же складно врет, собака! Можно слушать весь вечер.
- Водки налей, красавица! – он снова потревожил девицу. Та налила, не открывая глаз. Сергей выдохнул, зажмурился и заглотнул водку, как жидкое пламя. Я забеспокоилась было, что он отрубится раньше, чем доскажет, что же увидел за дверью, но его, похоже, не брало. Он протянул руку и откусил от бутерброда, который растягивал на весь вечер, малюсенький кусочек и уставился на меня.
- А ты чего не пьешь? Ночь долгая, а я долго говорить буду. Ты лучше выпей, я-то уж малость поуспокоился, а тебе первый раз слушать. Я знаю, о чем говорю. Я посмотрела еще раз на его красные глаза, на его черные волосы, тут и там пронизанные сединой. Что же там было? Я послушно хлебнула еще водки и вновь обратилась в слух.
- Открыл я дверь. Смотрю – паутина, лопата старая в углу стоит, пустая пачка сигаретная смятая лежит. Только вот одно необычно – в таких каморках и повернуться-то негде, а эта здоровущая такая. Но я думаю – дом-то старый, там все помещения большие, почему бы и этому здоровенным не быть? Ничего-то здесь нет, думаю, но хоть дождь не каплет. Сижу на каком-то ящике, вдруг слышу – откуда-то из угла смех доносится, девичий смех, звонкий такой! И мне тут в голову приходит – Маринка! Башка-то пьяная, не соображаю, откуда Маринке взяться в пол-второго ночи в каморке мусорной! Я встаю, говорю: Марин, это ты? А сам вижу, Маринка в углу стоит. Голая совсем, волосы по плечам рассыпались, улыбается, смеется, рукой манит. Я как сумасшедший стал, мальчишка совсем, девки голой отродясь не видал. В глазах потемнело, бросился я к ней, бегу, а сам раздеваюсь на ходу. Пиджак сбросил, рубаху содрал вместе с пуговицами, из ботинок просто выпрыгнул. Вот только я шаги делаю, а она ближе не становится. Главное, бегу-то уже минуту, не меньше. Таких помещений быть не может, чтоб вот так за минуту не пробежать! Вот бегу без ботинок, в носках да брюках, тут Маринка остановилась. Смотрю, а стою я на траве, как в рассказе. Только там день был ясный, а тут ночь, да какая! Луна полная, огромная, в полнеба, как на Марсе каком-нибудь, красная как кровь, но похоже, как будто на небе нарисованная, потому что вокруг кроме этой самой луны да Маринки не видно ничего. А вот Маринка светится, таким светом голубоватым, как привидение в фильме. Стоит она, смотрит на меня, а я остановился. У меня весь хмель из башки вылетел. И тут понимаю, что это не Маринка. Но повторяю, а голос-то дрожит: «Марин, это ты?». И тут она ко мне подходит, обняла меня, прижимается, у меня все торчком, но сам понимаю – не хочу я это, чем бы оно ни было. Но с собой ничего поделать не могу. Тут чувствую – боль дикая в спине, где ее руки. Я ее было от себя оторвал, отпихнул подальше, да только без толку. У меня руки через нее прошли. А она улыбается, по мне руками водит, спереди, по груди. Смотрю, а там, где она провела, кровища ручьем стекает. Тут я заорал во всю мочь и обратно бежать бросился. Бегу, а она за мной плывет, смеется этим своим смешком развратным и время от времени меня рукой – рраз, раз, я ору, а она за мной. Так вот, туда я с минуту бежал, а оттуда – полчаса. Никогда бегать не умел, а тут лечу, как птица. Я думаю, я в ту ночь олимпийский рекорд поставил. А все равно выбирался дольше, чем забирался.
Он без слов толкнул стакан через стойку. Стакан задержался на самом краю, покачался там, но падать не стал. Девица, очнувшись, вновь налила. Его била крупная дрожь, как всегда бывает, когда что-то рассказываешь, что давно мучает. Я поняла, что мы с девицей – первые слушатели этой истории. Возможно, что и последние.
- Я оттуда удрал тогда. Вылетел, как ошпаренный. Приполз домой. Матери сказал, что меня избили и ограбили – я ж в одних штанах да носках домой приполз. И вот, веришь или нет, с того вечера и до прошлой недели я не выпивал больше трех рюмок вина, и то по праздникам. Не, еще один раз был. На следующий день мне казалось все это просто кошмаром. Чего в бреду не привидится. Да и память мне подсунула каких-то четверых пьяных парней, которые меня отколошматили за то, что в чужой район спьяну влез. Смотри!
Он расстегнул рубаху. На его груди росла густая шерсть. Везде, кроме двух мест. Длинные полосы шрамов тянулись по его груди, начинаясь наверху как отпечатки ладоней. Семипалых ладоней. Меня как током ударило. Я смотрела на эти шрамы, не в силах поверить в то, что вижу. Я в шрамах толк знаю, и могу точно сказать – такие шрамы остаются, когда с какого-либо места срезается кожа. Не вся, но очень толстый верхний слой.
- Господи, как ты сознание тогда не потерял? – прошептала я, протягивая руку, чтобы дотронуться. Но он внезапно взволнованно воскликнул:
- Ты мне веришь? Ты веришь? Это было, я не псих, это было! Или не было? Скажи-ка мне, было или нет?
- Судя по шрамам, было, – сказала я.
- У меня еще на спине таких несколько. Ты ладони видишь, отпечатались? Могут такие ладони быть, ты мне скажи?
Я покачала головой. Ужас, пылающий в его глазах, казался мне теперь отражением моего собственного. Я отхлебнула добрых полстакана, чтобы унять дрожь.
- Хочешь слушать дальше? – спросил он, пристально глядя на меня. – Ты скажи, если не хочешь, я пойму. Я и сам бы не хотел такое слушать.
- Да, хочу, – ответила я, но не была уверена в этом. Но теперь, после того, что он уже рассказал, я не чувствовала себя вправе оставить человека наедине с его кошмаром.
- Марина умерла через три дня, – продолжал Сергей, уставившись на свои руки, сложенные на коленях. – Я был на ее похоронах, хотя меня трясло, когда я туда шел. Все вместе на меня обрушилось, я любил ее безумно, а тут мне звонит ее мать и говорит: «Мариночку током ударило, в ванной. Она умерла сегодня в три часа ночи». Она говорит сквозь рыдания, а я сам стою, как пришибленный. Потом чувствую – задыхаюсь. Я от горя онемел, что сказать, не знаю, и тут как молнией – смех ее в этой каморке, руки, которы с меня заживо кожу сдирали. И словно сон наяву – все вижу, вот стена, телефон, окно, но все вижу как будто через нее, она напротив меня стоит, улыбается, смеется. Ее мать слышу, а ее смех в ушах звенит. Потом все пропало. Когда ее хоронили, я сзади всех шел, плакать стеснялся, да и родственников впереди уж больно много было. Потом, когда прощаться стали, все прошли мимо, в лоб ее поцеловали по разу, я подошел. Не знаю, поцеловать мне ее или нет, а она в гробу, как живая лежит. Решил – поцелую. Наклонился к ней, хотел поцеловать в щеку, вот лицо опускаю, вдруг вижу – а она глаза открывает, на меня смотрит и улыбается. А во рту у нее полно зубов, острые, как пики, кровь сквозь них течет, а она меня взглядом сверлит. Я чуть было не заорал, но сморгнул – и все пропало. Она опять мертвая, и вовсе не улыбается, и никаких зубов. Но мне показалось тогда, что уголки губ у нее все же приподняты. Она как будто приготовилась улыбнуться, как будто говорила: «Подожди, дружок, сегодня ночью я к тебе приду, малыш». Но никто тогда не заметил ничего.
Он замолчал. Тут я подняла голову и заметила, что девица смотрит на нас во все глаза. Выражение ее лица не сулило ничего хорошего. Она решительным шагом направилась к нам, уперла руки в бока и заявила:
- Так, ну-ка, выметайся! Нечего тут пугать приличных людей! Вот сдача, мне не надо! Чтоб духу твоего здесь не было! Через минуту чтоб ушел! По ее лицу я поняла, что она напугана до полусмерти. Я ждала, что сейчас Сергей замкнется и я больше ни слова не услышу. Я почти надеялась на это. Но он встал, посмотрел на меня и сказал:
- Если хочешь дослушать, пойдем, тут недалеко детская площадка есть, там домики – грибочки, можно посидеть.
- Да, пожалуй, – согласилась я.
- Эй, девушка, можно вас! – окликнула меня девица. Я подошла к ней.
- Ну ты че, в своем уме, нет? Это же маньяк, точно тебе говорю! – театральным шепотом возвестила она, косясь на моего собеседника. – Зарежет тебя, и поминай, как звали. Сиди здесь, будет приставать, я милицию позову, тут милиция через дом. Не ходи с ним никуда!
- Спасибо вам, – сказала я, оценив заботу. – Но я не думаю, что он маньяк. Я позабочусь о себе, не волнуйтесь.
- Ну и иди, дурища! – неожиданно рассердилась девица. – Мне-то что, о тебе забочусь. Иди, пусть он тебе кишки выпустит!
Я пожала плечами и вышла вслед за Сергеем, который стоял, ссутулившись, и прикуривал, прикрывая слабый огонек зажигалки от порывистого ветра. Закурила и я. По дороге мы взяли еще бутылку, зашли в темный, пропахший кошками двор, немного помолчали.
- Я с тех пор плохо понимаю, сплю я или бодрствую. Мне сейчас тридцать четыре, а я уже весь седой. С тех пор девятнадцать лет прошло, но если бы все кончилось тогда, я бы, может, и забыл обо всем. Через четыре года дом наконец-то снесли, и я надеялся, что смогу про все это забыть. Четыре года я ходил в обход, делая полтора квартала крюка, лишь бы не проходить рядом с этим проклятым домом. Однажды мне приснилось, что я стою перед этой дверью, держу ее обеими руками, но она все равно открывается, медленно, неторопливо, но верно. Она открывается, и в щель между косяком и дверью высовывается рука, вся гнилая, с червяками. И смех, все тот же смех. Я тогда воплем весь дом перебудил, мать прибежала, а я лежу, смотрю на свои руки и ору. Она ничего не заметила, но я тебя скажу: у меня между пальцами застряли кусочки облупившейся зеленой краски. Я тогда кровать намочил, но ничуть этого не стесняюсь.
Любой бы на моем месте намочил. Скажи, могло это быть, а? Могла эта проклятущая краска, которая где-то далеко на свалке валяется вместе с дверью, попасть мне на руки из сна? Может, эту дверь кто-то на дрова взял, в печке ее сжег. Но я надеюсь, что никто к ней не притрагивался, никому я этого не желаю.
Сергей говорил, уже не глядя на меня. Я поняла, что если сейчас, например, уйду куда-нибудь, он будет продолжать говорить. И я не перебивала его. Мне было страшно даже просто смотреть на человека, с которым случилось такое.
- Я был там еще дважды, – неожиданно сообщил он. – Не веришь? Через шесть лет после того случая, через два года после того, как дом снесли. Я слонялся взад и вперед, не знал, чем бы заняться. Был день, вполне ясный и обыкновенный. Я шел куда глаза глядят. Куда-то сворачивал, не смотрел ни на кого. Потом подумал, а не зайти ли к другу в гости, как раз мимо его дома проходил. Панельный дом, плиткой белой отделанный. Маляры возятся с соседним подъездом, красят дверную коробку. Если б я посмотрел, что делаю, в жизни бы не пошел туда. Но как-то не подумал, идиот. Ну, ты представь себе, день ясный, солнышко светит, птички поют, люди кругом ходят. Какая разница, что дверь покрасили зеленой краской?
Я задохнулась в ожидании.
- Я зашел в подъезд, вызвал лифт, доехал до последнего этажа, где жил мой друг. Он мне открыл, но вид у него был какой-то обескураженный, словно у него, скажем, девушка и я в неподходящий момент пришел. Но он провел меня в кухню, поставил чайник. Мы с ним немного побеседовали, а потом он извинился, сказал, что ненадолго выйдет и пошел зачем-то в ванную. Через некоторое время, а друг все не шел, я прислушался и услышал, что из ванной доносятся какие-то странные удары. Как будто по матрасу чем-то лупят, плеск воды и чертыхание Витьки. Я зашел в ванную и остолбенел. Витька стоял, голый по пояс, вся ванная заляпана кровью, она была везде, на полу, на стенах, на потолке, в руке у него топор, а в ванной женский труп, без рук, без ног. А в раковине лежит голова. Я пригляделся, а это Витькина мать, я с трудом ее узнал. Витька повернулся ко мне, ухмыляется во весь рот да и говорит:
- Ну, раз ты видел, помог бы!
Я, как рыба на берегу, рот разеваю, а слова не проходят, воздух не идет. Наконец я справился и говорю:
- Ты что наделал, идиот!
А он мне:
- Будет знать, как не давать мне денег, старая сука!
Потом он повернулся к раковине и плюнул ей на лицо. А она открыла глаза и скрипит таким голосом, знаешь, как будто дверь несмазанная, такой пронзительный визг:
- И не дам, и не проси! Я не денежный мешок!
Потом посмотрела на меня, засмеялась и говорит:
- Что ж ты стоишь, Сереженька, помоги другу, раз пришел!
Я вылетел из квартиры, как пробка. Выбегаю на лестницу и вижу – это не Витькин подъезд. Старая такая лестница, с широким пролетом, и марши по обеим сторонам от него. Я бегу вниз, перепрыгиваю через ступеньки – смотрю, а прибежал-то наверх! Обратно прибежал! И обе лестницы ведут только вверх. А вниз нет маршей. То есть они есть, но этажом ниже, а туда прыгать – метра три, только ноги ломать. А тут хлопает дверь и Витька выходит, в одной руке топор, в другой – голова. И оба на меня смотрят и орут, орут так, что уши закладывает, визжат истошно, особенно башка старается. Я через перила ноги перебросил, а они орать перестали, Витька мне в глаза смотрит и говорит:
- Ты думаешь, что сможешь от нас убежать? Зеленые двери – они везде. С сегодняшнего дня даже твоя сортирная дверь – зеленая.
Тут-то я про высоту и позабыл, в пролет прыгнул. С тех пор хромаю слегка. И знаешь, что дальше было?
Я покачала головой.
- Я выбежал из подъезда. И это не был Витькин дом! Я стоял посреди стройки, на том месте, где был тот старый дом. Я выбежал на площадку, и возле меня вообще не было ни одной двери – ни зеленой, ни любой другой. Сергей хотел выпить, но, встряхнув бутылку и посмотрев на нее с отвращением, не стал. Зато я стала. Чуть-чуть полегчало, и я вновь уставилась на него.
- Я болел долго. Меня лечили, думали, это стрессы на работе. Ясное дело, я никому про дверь не рассказывал, боялся, с одной стороны, на всю жизнь загреметь в психушку, а с другой, боялся, что у меня не найдут никакого психического заболевания. Вот чего я боялся. Надо ли говорить, что через неделю ни Витьки, ни его матери не стало. Пожар среди ночи, выгорело все. Хоронили их в закрытых гробах, но на похороны я не пошел. Я вообще не выходил из дому.
Я снял все двери в квартире, даже в туалете снял, благо жил один. Моя боязнь дверей переросла в манию. Я уволился с работы, причем сделал это по телефону. Слава богу, что на свете есть друзья! Я не пошел бы даже в магазин. Я позвонил другу, объяснил, что сломал ногу, не могу ходить, и он привез мне мешок картошки и ящик тушенки. На этом я прожил месяц, но потом страх не то, чтобы ослабел, он отодвинулся куда-то на задний план. Я жил с ним, дышал им, но он уже не маячил у меня перед глазами. Я нашел в себе силы, нет, я заставил себя, открыть свою белую дверь и выйти на улицу. Если бы дверь в подъезде перекрасили в зеленый цвет, думаю, я спустился бы из окна по веревке, так сильно я хотел выйти на улицу. Спустя полгода я понял, что смогу избежать беды, если буду внимательно осматривать дверь, перед тем как войти. Мне даже пришло в голову, что нужно носить с собой бутылочку с краской, и если мне будет очень нужно зайти в зеленую дверь, я вымажу ее краской. и она уже будет не зеленая, а полосатая. Тогда-де она станет безопасна. Сергей посмотрел на небо. Луна в третьей четверти сияла очень ярко, фонари не светили, но света хватало. В этом свете я разглядела две мокрые дорожки, прочерченные на его лице. Отчаяние, ужас и тоска были в его глазах. Я протянула ему бутылку, он кивнул, и в один глоток прикончил ее содержимое.
- Я счастливо избегал проклятой двери тринадцать лет. Я переходил на другую строну улицы, даже если оттенок был чуть-чуть близок к зеленому. Я уяснил, что любой другой цвет не опасен. Я уходил от беды, ловчил и петлял, как заяц. Моя фирма потеряла солидную сумму денег, только потому, что я не смог заставить себя открыть дверь офиса одного возможного партнера, но я об этом не жалею. Я-то знаю, что за ней оказался бы не он и сделки все равно не случилось бы. Но теперь я проиграл, и проиграл по-крупному. Я именно поэтому все тебе и рассказываю.
- Ты опять вляпался? – спросила я.
- Вроде того. И вляпался по-глупому. Глупее не придумаешь. Ничего особенного в этот раз не было. Я съел что-то весьма несвежее и мчался к туалету очертя голову. Какой цвет, какая дверь! Я просто влетел туда и распахнул дверцу кабинки. На толчке кто-то сидел, я хотел извиниться и выйти, но тот, кто сидел на нем, поднял голову и посмотрел на меня. Я сперва не мог понять, где же я видел его. А он смотрел и начал смеяться, просто громко хохотать, держась за живот. Он смеялся до слез, но вместо слез текла кровь, у него отовсюду текла кровь, он ею сочился. Он поднял руку и показал на меня пальцем, перестав смеяться так же внезапно, как и начал.
- Ты! – громко крикнул он. – Теперь ты! Попался! Попался!
Я захлопнул дверь, прижав ее спиной. Из-за нее доносились гневные крики, звон бьющегося фаянса, смех и брань. Но мне не было до этого дела. Потому что там, внутри, был я! Это я сидел на том толчке и показывал на себя пальцем, и сочился кровью и бушевал там, внутри – я!
Подавленная, я смотрела на него. Он вцепился себе в волосы, тряся головой, словно силясь отогнать кошмар.
- Слушай, а почему бы тебе куда-нибудь не уехать? – сказала я, просто чтобы подать ему хоть какую-то надежду.
- Глупости! Куда мне уезжать? Куда можно уехать от этого проклятия? А кроме того, у поездов зеленые двери…
- Но должен же быть выход! Просто веди себя осторожно! Избегай всего!
- Я не смогу избежать ничего. Уверен, все случится просто и естественно. Я могу сидеть дома и умереть от инфаркта, когда дверь какого-нибудь шкафа окрасится зеленым и из нее вылезет рука. Нет! Я пропал, это уже свершившийся факт. Я просто хотел кому-нибудь рассказать свою грустную историю, вот тебе и рассказал. А теперь – прощай. Спасибо тебе, что дослушала до конца. Пойду-ка я домой. Ты хорошая девушка.
Он пожал мне руку и побрел в глубь двора. Я смотрела ему вслед до тех пор, пока он не перестал быть виден, а затем, терзаемая переживанием за этого человека, повернулась и пошла к вокзалу. Время поджимало, поезд уходил через полчаса. По пути я завернула в тот самый бар, чтобы купить себе чего-нибудь в дорогу, точно зная, что не смогу уснуть. Девицы в баре уже не было, там бойко суетилась другая, вероятно, ее сменщица. Купив бутылку пива и пяток бутербродов, я вышла.
Я уже направилась к вокзалу, когда сзади донесся скрежет и вой тормозов, удар, а следом – короткий крик. Я оглянулась. На асфальте кто-то лежал ничком. Возле головы растекалось темное пятно. Машина, сбившая его, умчалась в ночь, не оказав помощи. Поняв, кого именно сбило, я даже не попыталась оказать помощи. Я знала, что Сергей мертв. Вместо того, чтобы смотреть на тело, я посмотрела на бар. Вернее, на его вывеску. Не знаю, почему, но я ожидала того, что увидела.
Переливаясь блеклыми неоновыми трубками, часть из которых не горела, над входом в бар светилось его название. «Зеленая дверь».
песочница story
Шёпот за вашей спиной
Оно появляется только ночью. В тёмных комнатах, мрачных подвалах и пустых коридорах можно услышать его… Однажды, например, идя ночью в туалет, если вам не повезёт, вы услышите шёпот за своей спиной. Он будет так невнятен, что вам не удастся разобрать слов, его составляющих. Вам будет очень страшно, но вы всё равно посмотрите в ту сторону: быть может, рефлекторно, а быть может, и сознательно…
Нет, оно не злое. Оно лишь предупреждает. Мало кому удалось разобрать его шёпот, но нашёлся тот, кто смог это сделать… В нём всего два слова, всего два слова сейчас отделяют вашу жизнь от мучительной смерти…
«НЕ ОБОРАЧИВАЙСЯ…«
Оно появляется только ночью. В тёмных комнатах, мрачных подвалах и пустых коридорах можно услышать его… Однажды, например, идя ночью в туалет, если вам не повезёт, вы услышите шёпот за своей спиной. Он будет так невнятен, что вам не удастся разобрать слов, его составляющих. Вам будет очень страшно, но вы всё равно посмотрите в ту сторону: быть может, рефлекторно, а быть может, и сознательно…
Нет, оно не злое. Оно лишь предупреждает. Мало кому удалось разобрать его шёпот, но нашёлся тот, кто смог это сделать… В нём всего два слова, всего два слова сейчас отделяют вашу жизнь от мучительной смерти…
«НЕ ОБОРАЧИВАЙСЯ…«
песочница story
Подъезд
Эту историю я расскажу от первого лица. Так, как мне рассказал её мой однокурсник, с которым всё это произошло. Рассказ был подробный, и, похоже, искренний. Я не нашёл происшедшему никакого рационального объяснения. Так что слушай, Анон, и сам решай: что же это было.
На третьем курсе я, наконец-то, свалил из общаги, и снял комнату у одной старушки (батя договорился через знакомых за недорого). Я был идеальный квартирант: безвылазно сидел у себя в комнате за компьютером, музыку слушал через наушники, не ругался с соседями и чистил после себя унитаз ёршиком. Даже курить я выходил на улицу – так что этот грех мне прощался. Два месяца я прожил у бабки безо всяких происшествий. А потом случилось это…
Была зима, ударили морозы, и как-то засидевшись допоздна в инете, я пошёл покурить перед сном. На улицу выходить не хотелось. И я решил по-быстрому курнуть в подъезде. Стоя внизу, возле двери, я достал сигаретку, и начал чиркать зажигалкой.
Да, совсем забыл. Коротко опишу обстановку: обычный подъезд пятиэтажной хрущёвки. Грязный, воняющий мочой и подвальной сыростью. С разбитыми дверьми и обожжеными почтовыми ящиками. Ночью там стоит непроглядная темнота: лампочки вывернуты, а фонари у нас на улице гасят после полуночи. И, да, на лестничной площадке первого этажа, где висят почтовые ящики, дверей нет – потому что первый этаж занимает продуктовый магазин.
Было около двух часов ночи. Я почти наощупь спустился с третьего этажа по лестнице вниз. Было кромешная темнота. К лестнице, ведущей на площадку первого этажа, я стоял в пол оборота, прислонившись к стене. В подъезде был только я один.
Чирканье зажигалки разорвало тишину, и сноп искр на мгновение высветил исписанные стены лестничного пролёта, ступени, и площадку первого этажа. Не загорелась. Похоже, заканчивался газ. Я на всякий случай потряс зажигалку. Выждал пару секунд. Чиркнул снова – и меня как будто током ударило, а спину обдало ледяным холодом. Краем глаза я вдруг заметил, что на лестничной площадке кто-то есть. Следующие несколько секунд были самыми страшными мгновеньями моей жизни: невыносимо пугающей была темнота – но ещё страшнее было увидеть то, что она скрывает. Ноги моментально стали ватными, и я не то что бежать – даже двинуться не мог.
Я судорожно крутнул колёсико зажигалки. Новая короткая вспышка… На лестничной площадке, спиной ко мне, стоял человек. Это была девушка. Я успел разглядеть беспорядочные пряди тёмных волос, струящиеся по спине, тоненький силуэт, и очертания её нагого тела. Густой волной накатил страх. Что-то внутри меня орало от ужаса, от того, что здесь, сейчас, в этой темноте не должно было быть никакой девушки. Бешено колотилось сердце и тряслись руки. Я судорожно чиркал зажигалкой, и в коротких вспышках света, как в свете стробоскопа, было видно что она поворачивается ко мне.
Я замешкался на несколько секунд. Возможно, я даже на пару мгновений потерял сознание от ужаса. Но палец, как будто живший своей жизнью, вновь чиркнул зажигалкой. Внезапно, громко пшикнув, она сработала. Заплясал огонёк, и обжёг мне палец. Но боль не прогнала наваждение: касаясь рукой перил, как будто намереваясь сойти ко мне, передо мной стояла девушка. За несколько секунд я успел хорошо рассмотреть её. Наверное красивое, когда-то, лицо было изуродовано: заплывшие чернотой глаза, разбитые в лепёшку губы. Стройное тело покрыто синяками и порезами. Какая-то нелепая, болезненная поза. Неестественно вывернутая рука. Она была похожа на изломанную, истерзанную куклу. И мне вдруг совершенно ясно стало, что она – мёртвая.
Две-три секунды, плясал живой огонёк. И вдруг – погас. Тьма ударила глазам как плётка. Из груди моей вдруг вырвался тонкий, заячий вскрик, и я, стряхнув оцепенение, рванулся из каменного склепа наружу, на улицу, в метель.
Там, в холодной режущей круговерти снега и холода я вновь ощутил реальность и себя. Там меня встретили два припозднившихся алкаша из соседнего подъезда. Полуживого, трясущегося, они увели к себе. Человеческая речь успокоила меня. А обжигающая водка и чифирь развязали язык. Мой рассказ заставил собеседников помрачнеть. Оказывается, два года назад, магазин на первом этаже нашего дома выкупил какой-то чурка. Однажды, под наркотой, он, вместе с парой своих соплеменников, затащил в подсобку молоденькую продавщицу. Звери всю ночь надругались над ней. А когда изнасилованная, растерзанная девочка потеряла товарный вид – её просто забили до смерти, а тело вывезли за город, и скинули в канализационный коллектор недалеко от химзавода.
Вот и вся история. Я съехал с квартиры на следующий день, и вернулся в общежитие. Я теперь смертельно боюсь тишины и одиночества. Я никогда не зайду в тёмный подъезд один. Я с содроганием смотрю на темноволосых девушек с длинными волосами, распущенными по спине. Но самое страшное, чего я боюсь до дрожи в коленях, до потери сознания – это… чирканье зажигалки. Мерзкое, невыносимое шуршание колёсика по кремню – и перед глазами встают страшные слайды, навсегда отпечатавшиеся в моей памяти… Она смотрит на меня. Её губы шевелятся. Что шепчет она? Может быть, моё имя…
Эту историю я расскажу от первого лица. Так, как мне рассказал её мой однокурсник, с которым всё это произошло. Рассказ был подробный, и, похоже, искренний. Я не нашёл происшедшему никакого рационального объяснения. Так что слушай, Анон, и сам решай: что же это было.
На третьем курсе я, наконец-то, свалил из общаги, и снял комнату у одной старушки (батя договорился через знакомых за недорого). Я был идеальный квартирант: безвылазно сидел у себя в комнате за компьютером, музыку слушал через наушники, не ругался с соседями и чистил после себя унитаз ёршиком. Даже курить я выходил на улицу – так что этот грех мне прощался. Два месяца я прожил у бабки безо всяких происшествий. А потом случилось это…
Была зима, ударили морозы, и как-то засидевшись допоздна в инете, я пошёл покурить перед сном. На улицу выходить не хотелось. И я решил по-быстрому курнуть в подъезде. Стоя внизу, возле двери, я достал сигаретку, и начал чиркать зажигалкой.
Да, совсем забыл. Коротко опишу обстановку: обычный подъезд пятиэтажной хрущёвки. Грязный, воняющий мочой и подвальной сыростью. С разбитыми дверьми и обожжеными почтовыми ящиками. Ночью там стоит непроглядная темнота: лампочки вывернуты, а фонари у нас на улице гасят после полуночи. И, да, на лестничной площадке первого этажа, где висят почтовые ящики, дверей нет – потому что первый этаж занимает продуктовый магазин.
Было около двух часов ночи. Я почти наощупь спустился с третьего этажа по лестнице вниз. Было кромешная темнота. К лестнице, ведущей на площадку первого этажа, я стоял в пол оборота, прислонившись к стене. В подъезде был только я один.
Чирканье зажигалки разорвало тишину, и сноп искр на мгновение высветил исписанные стены лестничного пролёта, ступени, и площадку первого этажа. Не загорелась. Похоже, заканчивался газ. Я на всякий случай потряс зажигалку. Выждал пару секунд. Чиркнул снова – и меня как будто током ударило, а спину обдало ледяным холодом. Краем глаза я вдруг заметил, что на лестничной площадке кто-то есть. Следующие несколько секунд были самыми страшными мгновеньями моей жизни: невыносимо пугающей была темнота – но ещё страшнее было увидеть то, что она скрывает. Ноги моментально стали ватными, и я не то что бежать – даже двинуться не мог.
Я судорожно крутнул колёсико зажигалки. Новая короткая вспышка… На лестничной площадке, спиной ко мне, стоял человек. Это была девушка. Я успел разглядеть беспорядочные пряди тёмных волос, струящиеся по спине, тоненький силуэт, и очертания её нагого тела. Густой волной накатил страх. Что-то внутри меня орало от ужаса, от того, что здесь, сейчас, в этой темноте не должно было быть никакой девушки. Бешено колотилось сердце и тряслись руки. Я судорожно чиркал зажигалкой, и в коротких вспышках света, как в свете стробоскопа, было видно что она поворачивается ко мне.
Я замешкался на несколько секунд. Возможно, я даже на пару мгновений потерял сознание от ужаса. Но палец, как будто живший своей жизнью, вновь чиркнул зажигалкой. Внезапно, громко пшикнув, она сработала. Заплясал огонёк, и обжёг мне палец. Но боль не прогнала наваждение: касаясь рукой перил, как будто намереваясь сойти ко мне, передо мной стояла девушка. За несколько секунд я успел хорошо рассмотреть её. Наверное красивое, когда-то, лицо было изуродовано: заплывшие чернотой глаза, разбитые в лепёшку губы. Стройное тело покрыто синяками и порезами. Какая-то нелепая, болезненная поза. Неестественно вывернутая рука. Она была похожа на изломанную, истерзанную куклу. И мне вдруг совершенно ясно стало, что она – мёртвая.
Две-три секунды, плясал живой огонёк. И вдруг – погас. Тьма ударила глазам как плётка. Из груди моей вдруг вырвался тонкий, заячий вскрик, и я, стряхнув оцепенение, рванулся из каменного склепа наружу, на улицу, в метель.
Там, в холодной режущей круговерти снега и холода я вновь ощутил реальность и себя. Там меня встретили два припозднившихся алкаша из соседнего подъезда. Полуживого, трясущегося, они увели к себе. Человеческая речь успокоила меня. А обжигающая водка и чифирь развязали язык. Мой рассказ заставил собеседников помрачнеть. Оказывается, два года назад, магазин на первом этаже нашего дома выкупил какой-то чурка. Однажды, под наркотой, он, вместе с парой своих соплеменников, затащил в подсобку молоденькую продавщицу. Звери всю ночь надругались над ней. А когда изнасилованная, растерзанная девочка потеряла товарный вид – её просто забили до смерти, а тело вывезли за город, и скинули в канализационный коллектор недалеко от химзавода.
Вот и вся история. Я съехал с квартиры на следующий день, и вернулся в общежитие. Я теперь смертельно боюсь тишины и одиночества. Я никогда не зайду в тёмный подъезд один. Я с содроганием смотрю на темноволосых девушек с длинными волосами, распущенными по спине. Но самое страшное, чего я боюсь до дрожи в коленях, до потери сознания – это… чирканье зажигалки. Мерзкое, невыносимое шуршание колёсика по кремню – и перед глазами встают страшные слайды, навсегда отпечатавшиеся в моей памяти… Она смотрит на меня. Её губы шевелятся. Что шепчет она? Может быть, моё имя…
песочница story
Возбудилo :D
Незнакомка
Анончики вот вам ориджинал кул стори. Верить или нет, вам решать, но блядь мне реально стремно теперь выходить на улицу в темное время суток.
Суть такова, вышел пройтись по городу. И познакомился я на улице с красивой тян. Выглядела она просто мечтой, такая вся стройная, длинные черные волосы до пояса, сиськи третьего размера. Говорила на любые темы, но при этом так умилительно тупила глазки и какбэ смущалась, чуть краснея – эта ваша Ханю со своими унылыми рожками отсасывает причмокивая. Время пролетело совершенно незаметно, бродили туда-сюда. Тут случайно достал телефон смотрю – пол четвертого ночи, блеать. Говорю что надо бы домой, давай я тебя провожу и не успел обернуться, как ее ручка с тоненькими пальчиками легла мне на плечо и сдавила ее мертвой хваткой, даже вскрикнул от боли. Я далеко не слабый парень, но мои попытки вырваться потерпели сокрушительный фэйл. Она толкнула меня вниз, почти впечатывая мои колени в землю.
Как жаль что ты оказался таким хорошим. – она прошептала мне в ухо, нежно касаясь его губами. В другой раз наверное это было бы дохуя эротично, но не сейчас, когда я как мышь трепыхался в ее стальной хватке.
Машинально ударил головой назад, в голове немедленно вспыхнула боль – как будто в стену ударил. Но видимо эффекта добился, так как что-то хрустнуло. В этот же момент меня как ватку швырнули вперед и я покатился по земле обдирая руки. Не веря в такую удачу я рванул не разбирая дороги и попал прямо в обьятия патруля ППС. Им сказал что на меня напали гопники, но вырвался. На удивление менты оказались нормальными и предложили подвезти до дома. Живу на втором этаже, но даже при свете трясся когда заходил домой. Закрылся на все замки и вот пишу сюда. Блядь анон, что за хуита то такая?
Незнакомка
Анончики вот вам ориджинал кул стори. Верить или нет, вам решать, но блядь мне реально стремно теперь выходить на улицу в темное время суток.
Суть такова, вышел пройтись по городу. И познакомился я на улице с красивой тян. Выглядела она просто мечтой, такая вся стройная, длинные черные волосы до пояса, сиськи третьего размера. Говорила на любые темы, но при этом так умилительно тупила глазки и какбэ смущалась, чуть краснея – эта ваша Ханю со своими унылыми рожками отсасывает причмокивая. Время пролетело совершенно незаметно, бродили туда-сюда. Тут случайно достал телефон смотрю – пол четвертого ночи, блеать. Говорю что надо бы домой, давай я тебя провожу и не успел обернуться, как ее ручка с тоненькими пальчиками легла мне на плечо и сдавила ее мертвой хваткой, даже вскрикнул от боли. Я далеко не слабый парень, но мои попытки вырваться потерпели сокрушительный фэйл. Она толкнула меня вниз, почти впечатывая мои колени в землю.
Как жаль что ты оказался таким хорошим. – она прошептала мне в ухо, нежно касаясь его губами. В другой раз наверное это было бы дохуя эротично, но не сейчас, когда я как мышь трепыхался в ее стальной хватке.
Машинально ударил головой назад, в голове немедленно вспыхнула боль – как будто в стену ударил. Но видимо эффекта добился, так как что-то хрустнуло. В этот же момент меня как ватку швырнули вперед и я покатился по земле обдирая руки. Не веря в такую удачу я рванул не разбирая дороги и попал прямо в обьятия патруля ППС. Им сказал что на меня напали гопники, но вырвался. На удивление менты оказались нормальными и предложили подвезти до дома. Живу на втором этаже, но даже при свете трясся когда заходил домой. Закрылся на все замки и вот пишу сюда. Блядь анон, что за хуита то такая?