Йозеф Лада

Фельдфебель принялся свертывать цыгарку.

Швейк, разглядывавший в это время номер винтовки, вдруг воскликнул: «4268! Аккурат такой же номер был у одного паровоза на станции в Печках, на шестнадцатом пути! Его, понимаете, собирались гнать в ремонт, но оказалось, что это не так просто… У машиниста, который должен был его перегнать, была очень паршивая память на числа. Тогда, значит, начальник зовет его к себе и говорит: «Слушайте, говорит, меня внимательно, раз уж у вас с цифрами такой камуфлет получается! Номер паровоза, который вы должны перегнать в депо, — 4268! Значит, возьмем так: первая цифра — четверка, вторая — двойка. Так и запомните: 42, то есть дважды два, то есть спереди 4, ежели разделить на два, получим 2!

Значит, опять получаем рядом четверку и двойку. Дважды четыре сколько будет? Восемь, верно? Ну вот. Так и зарубите себе на носу, что восьмерка в номере стоит самой последней, остается еще как-нибудь половчей запомнить последнюю цифру — шестерку, что стоит перед восьмеркой. А это вообще проще пареной репы. Первая цифра у нас четыре, вторая — два, четыре плюс два — получаем шесть. Таким образом, вы уже знаете наверняка, что вторая цифра с конца — шестерка, и этот порядок цифр уже никогда не выскочит у вас из памяти. Или тот же самый результат мы можем получить еще проще…» Фельдфебель перестал курить, вылупил на Швейка глаза и только невнятно пробормотал: «Карре ab!», что означает «Шапки долой!»

Швейк же серьезно продолжал: «Тут, значит, начальник стал объяснять самый простой способ: «Восемь минус два — шесть, стало быть, вы уже знаете 68. Затем шесть минус два — четыре. Теперь вы уже знаете 4–68. Остается еще сунуть в промежуток двойку, получится 4–2–6–8. Не сложно запомнить тот же номер иначе — с помощью умножения и деления. Запомните, — говорит начальник, — 42 умножить на два 84. В году двенадцать месяцев. Теперь отнимем двенадцать от 84, останется 72. Отнимем от этого еще двенадцать, получим 60. Так что шестерку мы уже получили, а ноль вычеркиваем. Всего мы, тем самым, знаем, 42, 68, 4!» Неужто вам нехорошо, господин фельдфебель? Ах ты, нечистая сила! Надо за носилками сбегать!»

...Между тем в полковой канцелярии полковник Шредер на офицерском совещании излагал свои соображения относительно событий на позициях. На столе была разложена карта, но весь театр военных действий изгадил ночью кот, которого держали полковые писаря. Полковник был чрезвычайно близорук и офицеры с интересом ожидали, что произойдет. «Оттуда, господа, в Сокаль на Буг!» — пророчески изрек полковник Шредер и погрузил указательный палец в одну из кучек. «Что это такое, господа?» — «Wahrscheinlich Katzendreck. По всей вероятности кошачье г…, господин полковник», — вежливо ответил за всех батальонный командир капитан Сагнер. Полковник ринулся в соседнюю канцелярию, откуда послышались громовые раскаты ужасных угроз.

В третьем батальоне был один солдат — Боучек, пражский он, из Мотола… человек сильно набожный. На шее у него висела ладанка с мощами святого Игнатия, а на сердце образок, к которому приложил руку сам архиепископ. На фуражку Боучек нашил себе все медальоны, что по дороге раздавали монашки…

На позициях он был с самого начала, девятнадцать раз ходил в атаку и не получил ни одной, хотя бы самой пустяковой царапины. Но вот когда они шли в последний бой, он потерял в лесу свою фуражку, ночью у него кто-то стибрил чудотворный образок вместе с деньгами и блокнотом, в котором все это лежало; утром оборвался шнурок на шее, и он потерял косточку святого Игната.

Потом они пошли в наступление, и еще даже стрельбы не было толком слышно, а его уже долбануло в плечо. Идет Боучек на перевязочный пункт, доктор его перевязал и говорит: «Видите, Боучек, от пули это вас все равно не уберегло!»

А Боучек объясняет, что, дескать, всех своих святынь уже лишился, ну и всякое такое прочее. Задумался доктор: «Не переживайте, говорит, я, говорит, вас в лазарет в Прагу отправлю». А Боучек разревелся и отвечает: «Знать бы мне, что через рану домой попаду, я бы уже давно все это повыбрасывал».

— «За это, пан, — сказал один поляк, слушавший рассказ Швейка, — пусть пана возьмет холера и первая шрапнель пусть его в клочья растрясет!» — «Голуба, — ответил Швейк, — не тебе господу указывать, что ему со мной делать!»