вконтактик

Жизнь и смех Ярослава Гашека

Ярослав Гашек был товарищем породистым. Ещё дед его, Франтишек, знатно потроллил австрияков и лично, в годину Пражского восстания, и как депутат Кромержижского сейма. Фактически, Франтишек Гашек участвовал в в определении будущего своей родины…

Но это было задолго до. Его внук, Ярослав Матей Франтишек, появился на свет много позже тех славных времён в семье учителя, преподававшего в частной гимназии. Про себя Ярослав спустя годы писал, что был «пьяницей с пухлыми руками, родом из Мыдловар, округ Глубока, родился в 1883-м», и не соврал. Он вообще был человеком правдивым. Хотя иногда старался не то, чтобы соврать, скорее приукрасить уныние царящих вокруг австро-венгерских реалий. И это ему удавалось.

Не сразу, конечно.

Родители Ярослава Гашека — мать Катаржина и отец Йозеф. В центре — сам, в возрасте 4-х лет.

В гимназии первое время Гашек был прилежным школяром. Ему повезло – одним из его преподавателей оказался замечательный писатель Алоиз Ирасек, который прославился романами про Яна Гуса, Яна Жижку и других деятелей чешской истории, за что был нелюбим Веной. Много лет спустя Именно Ирасек прочтёт на Вацлавской площади прокламацию независимости Чехословакии. Но это будет потом. А пока он преподаёт тупорылым школярам чешский язык и историю Чехии.

В отличие от большинства соучеников, Ярослав Гашек проникся лекциями Ирасека. Причём настолько, что ни одна антинемецкая демонстрация в Праге не обходилась без его участия. Собственно, именно тогда юный Ярослав близко познакомился с порядками австрийской полиции.

Но время шло, его отец помер, простудившись с перепою, а у Ярослава начались проблемы с учёбой. И действительно, откуда тут взяться усердию, если семья раз в два-три месяца съезжает с очередной квартиры за неуплату?

Когда антинемецкие настроения в стране обострились, доблестные защитники государственного строя грозились расстрелять Ярослава без суда, о чём он не преминул сообщить матери. Однако это вам не Россия, тогда в Австро-Венгрии протестующих было много, а полицаев мало, так что обещанная пуля Гашека не нашла. Правда, дорогостоящую гимназию пришлось покинуть.

Чтобы заработать маленько наличности, пятнадцатилетний Ярослав служил подручным в аптеке, а затем поступил в местное училище, после окончания которого устроился в банк.

Банковский служащий. 1903 год. Вглядитесь в это счастливое лицо.

Казалось бы, неплохой старт карьеры, чего ещё желать?

Но тут он начал пописывать. Собственно, эта естественная потребность свойственна всем. Однако Гашек в пописывании явно выделялся на фоне огромного количества графоманов той эпохи.

Здесь придётся вернуться маленько назад. Уже в 1892 году, т.е. в девять лет, он министрировал в монастыре иезуитов на Карловой площади, а затем – в местном костёле. Короткое знакомство с церковным «закулисьем» ускорило разрыв Гашека с католической церковью в 1907 году, о чём свидетельствует соответствующая запись в метрической книге костёла святого Штепана в Праге.

Надо понимать, что и гораздо раньше Гашек немилосердно высмеивал в своих рассказах этих ваших обидчивых верующих. Не сразу, конечно. Первоначально-то он юморил вполне себе мягонько. Яркий пример – отец фарарж из рассказа «Вино лесов, вино земляничное», к которому автор относится с явной симпатией, хотя и ироничной.

Но эта ирония очень быстро сменилась жёсткой сатирой. Такое изменение в настроениях творчества совпадает с новыми вехами в биографии писателя. Он кладёт шершавый на службу, после чего на перекладных добирается до Македонии, где участвует в антитурецком Илинденском восстании, а потом несколько раз попадает под арест за бродяжничество. После всех своих злоключений он окончательно решает посвятить себя литературе.

Как мы понимаем, это ему удалось. Очень быстро он становится одним из популярнейших авторов, что вообще показательно для эпохи, лишённой мемасиков в интернетах. Его печатают солидные журналы и жёлтые газеты, семейные издания и напыщенные календари. Однако назвать это всё литературой у самого автора не поворачивается язык. Да он и не скрывает, что пилит хохмы исключительно ради бабосиков. А благодарным читателям и как раз.

Гашек зачитывает одно из своих произведений. 1905 год.

В каком-то смысле герой нашего небольшого исследования в тот момент стал таким своего рода пражским Есениным. Про него ходили слухи, что он заразился триппером, погиб в пьяной драке, словив перо под ребро, и вообще… Надо сказать, сам Гашек был не только не против такого «брехучего телефона», но и по возможности поддерживал атмосферу таинственности и мистификаций вокруг своего имени. Этому способствовало огромное количество псевдонимов, под которыми он издавался. Иногда, для пущей достоверности, даже вёл в прессе полемику с самим собой под разными именами. Пешков и Чехов плачут от зависти.

Устроившись на «серьёзную работу», в издательство, Гашек не переставал мистифицировать читателя, за что вскоре изведал аромат ссаных тряпок. Такой поворот не покажется удивительным, если вспомнить, что именно он, среди прочего, придумал прототип небезызвестного «еблозавра» - в одном из изданий «Мира животных» под редакцией Гашека появляется неизвестный науке ящер «идиотозавр».

К тому моменту с церковниками таки пришлось замириться. Этого потребовали родители невесты, бывшие редкостными католиками. Им было не по нутру, что их дочь связала свою жизнь с безработным анархистом. Да-да, безработным. «Идиотозавры» так просто не проходят, это вам не «ТВ-Звезда».

Что характерно, формальное возвращение в лоно не помешало Гашеку опубликовать целый ряд острых сатирических антиклерикальных рассказов. «Монастырь в Бецкове», «Смерть Сатаны», «Чаган-Куренский рассказ» - эти и другие произведения не могли не вызвать гнева церковников. Надо понимать, что Австро-Венгрия того периода была куда более развита, нежели современная Россия, и за «оскорбление верующих» запросто могли предложить два стула.

Но наш герой подобной судьбы счастливо избёг. Видимо, к нему просто не относились достаточно серьёзно. Посудите сами – лозунгов не выкрикивал, господина полицейского за рукав не хватал… Ну, на тот момент.

И всё-таки мощнейшим троллем он стал уже тогда. Открыв «кинологический институт», Гашек отлавливал местных блоховозов, каковых перекрашивал смесью сажи и говна и перепродавал любителям поиметь модный девайс за малый прайс под видом «породистых щенков». Капитализмус же. Стоит ли упоминания то, что это доходное предприятие окончилось весёлым судилищем, далеко не первым в его биографии?

После того, как 8 апреля 1911 года было объявлено о роспуске Императорского совета, Гашек объявил, что намерен остепениться и даже баллотироваться в Палату депутатов от Партии умеренного прогресса. Среди пунктов его предвыборной программы были и такие, как введение рабства, инквизиции и алкоголизма.

Интересный факт. Лозунгом партии была аббревиатура «SRK», официально расшифровывавшаяся как «солидарность, справедливость и товарищество» (Solidarität, Recht und Kameradschaft), а на самом деле — «сливовица, ром и контушовка».

Заседания партии быстро привлекли внимание полиции, однако засланцев обыкновенно раскрывали и заставляли покупать пиво всем присутствующим, после чего чаще всего напаивали до состояния полной невменяемости.

На одном из заседаний «Партии умеренного прогресса в рамках закона»

В 1912 году писателю пришлось разойтись с супругой. Одним из поводов было очередное лишение постоянного источника доходов. Так уж вышло, что на митинге Гашек выступил с пламенной речью, обличая руководство профсоюза трамвайщиков в сговоре с буржуями… Да только газета, в которой он на тот момент подвизался, издавалась тем самым профсоюзом.

Впрочем, жена основательно утомляла его и раньше. Не по нутру ей был богемный образ жизни популярного писателя. Рождение сына мало что изменило в их отношениях.

Однако Гашек действительно не был образцовым мужем и родителем. Более того, есть сведения, что он как-то потерял своего сына в одном из кабаков. Спасла ребятёнка лишь цепкая профессиональная память его отца, писателя и журналиста. Ярослав умудрился вспомнить, в какой пивной крайний раз демонстрировал собутыльникам новорожденного.

В общем, хорошее дело браком не назовут.

Писатель предаётся одному из своих любимейших занятий. Да, с пива здорово разносит.

Всё это ни коим образом не помешало гашековскому творчеству. Более того, его литературный язык в этот период становится всё более острым и узнаваемым, а его издатели всё больше богатеют на пухнущих тиражах, несмотря на разжигание ненависти к социальным группам «полицейские», «кретины» и «священники».

Кстати, обидчивые верующие в долгу не оставались. Периодически доходило до открытой травли писателя с битьём стёкол в съёмной квартире и регулярными полицейскими проверками ни с того, ни с сего. Мочой не обливали, правда, это придумали уже православные российские казаки и офицеры в наше высокодуховное время.

В этот период окончательно выявляется противостояние Гашека «трём армиям», подпирающим любую монархию: «стоя́щей», т.е. собственно армии и полиции, «сидящей», т.е. бюрократии и «коленопреклонённой», т.е. церкви. Такой подход к государственному устройству привёл Ярослава в дурдом.

Что характерно, его лечащий врач не сомневался в полной вменяемости пациента. А полиции рассказал, что «он всюду ходит, всем интересуется, и, видимо, собирает материалы для новых рассказов». Тем не менее, австрийская психиатрия оказалась не настолько карательной, как много позже советская. Гашек вышел из жёлтого дома бодрым, весёлым и годным к строевой… Чтобы сразу загреметь в участок как русский шпион, ибо в первой же гостинице, где остановился, он записался как «Лев Тургенев из Петрограда».

Да-да, именно из Петрограда, т.к. Первая мировая уже подкатила. Забавно, что вместо статьи о шпионаже ему вменили хулиганство, ибо любой полицейский знал, кто такой этот дебошир, алкоголик и нарушитель общественного порядка. Так что за хулиганку его продержали пять суток с бомжами и выдали путёвку на оздоровительные курорты русского фронта чартерным арестантским вагоном. Самоочевидно, что многочисленные приключения, пережитые им по пути на фестиваль тифа и расчленёнки, были впоследствии описаны в небезызвестном романе.

Среди сослуживцев перед отправкой на фронт. Сам Гашек отмечен стрелкой.

Вскоре наш герой благоразумно перебежал к проклятым русакам вместе с сотней сослуживцев, несмотря на полученную ранее австрийскую цацку «За эту вашу храбрость».

В плену он активно агитировал за Чешский легион, поэтому австрияками был признан изменником. И, знаете, это его волновало чуть больше, чем результаты Чемпионата Кубы по фехтованию на палках (а был и такой, но это не точно). Основную часть времени он занимался тем же, чем и на родине – пил всё, что течёт, обстёбывал всё, что видел и старался не помереть от всяких неприятных болезней. И ему это удалось.

Однако работал он не только языком. Первого июня 1917 г. разразилось мощное сражение у Зборова, что на Тернопольщине. Тогда он впервые поднял оружие против отважных воинов многострадальной родины, или что там писали в тогдашних газетах…

В общем, 1-й чехословацкий полк «Ян Гус», в составе которого и пребывал Гашек, получил от русского командования почётное наименование «Полк 18 июня» и георгиевские ленты на знамя. Этот бой удостоился памятников в нынешней Чехии, а Гашек поимел соответствующий крестик (подобных наград просто так не давали обычно), однако решил, что с него хватит. В ходе той кампании русские больше не одерживали побед. Связано ли это с позицией Гашека? Поди знай…

Интересный факт. Т.н. «Чехословацкий легион», сформированный из военнопленных соответствующих национальностей, формально подчинялся штабу во Франции. Предполагалось, что через Сибирь, Америку и Атлантику «легионеры» должны быть переправлены на Западный фронт.

После перехода Гашека в русский плен по Праге разнеслась весть, что его расстреляли за государственную измену. Но вы ведь в курсе, что это было не первое сообщение о его смерти.

В Киеве, 1917.

А тут внезапно «караул устал».

Хитрый Ярослав кладёт на т.н. «национальное самосознание» и прочие кукареку, и «ходи до мо́сквы», где и вступает в говно и партию. Потом возвращается к соотечественникам, но уже как агитатор большевиков. «3ачем вам этот длинный унылый путь во Францию, если можно уже сейчас чпокать селянок и потреблять самогонку в Твери, Уфе да Воронеже?», это вот всё. Кто-то верил, кто-то – нет.

С этим периодом связан очередной героический эпизод гашековской биографии. В один момент чехи положили на пропаганду вообще и Гашека в частности, и вошли в Самару, как Рафик в твою бывшую. Красные драпанули с такой скоростью, что профтыкали собственный архив с личными делами бойцов. Надо ли говорить, чем подобная инфа оборачивается в ходе гражданской войны, подкреплённой интервенцией?

Вот тогда-то Гашек ничтоже сумняшеся пробрался обратно в город и сжёг все документы буквально за несколько минут до того, как ими заинтересовались агрессивные булкохрусты. Как он после этого три месяца пробирался по тылам беляков – это вообще отдельная поэма, достойная того, чтобы её отлить в граните.

Интересный факт. На тот момент уже существовало предписание на арест «изменника Ярослава Гашека из Мыдловар». Фактически это означало расстрел сразу же после установления личности.

Красные оценили сей подвиг и стремительным домкратом направили новоиспечённого пролетарского героя на политработу. Гашек редактировал несколько газет на разных языках, не переставая при этом писать, в том числе и на русском. В этот период появляются такие рассказы, как «Жизнь по катехизису», «Христос и попы», «В мастерской контрреволюции». В Пятой армии он стал начальником Интернационального отделения политотдела, переводил свои произведения и издавался на немецком, венгерском и многих других языках.

Этот период жизни ярко отражён в творчестве писателя. Чего стоит одна только юмореска «Крестный ход», изданная уже в 1921 году. В ней Гашек описывает один из эпизодов своей деятельности в качестве «красного коменданта» города Бугульмы осенью 1918. Он рассказывает, как даже монашек заставил трудиться на Советы и, что характерно, с энтузиазмом. «Теперь я спокойно сплю, потому что знаю, что ещё и сейчас под старыми дубовыми лесами Бугульмы стоит монастырь Пресвятой богородицы, где живёт старушка-игуменья, которая молится за меня, грешного». И это при том, что предыдущий комендант-большевик пообещал повесить чешского товарища на самом высоком холме. Сам Гашек про него пишет, что «расстались мы лучшими друзьями».

Кроме того, писатель впоследствии рассказывал, что выполнял «секретную миссию в Монголии». Достоверной информации об этом не сохранилось, хотя известно, что он активно изучал китайский язык. Больше того, он был избран депутатом в Иркутске, где редактировал газеты на немецком, венгерском и бурятском языках. Нет, серьёзно, он знал все эти языки (кроме бурятского) и собирался остаться в Сибири навсегда. Даже купил в Иркутске дом, где с новой женой готовился встречать триумф новой власти…

Гашек (третий справа в первом ряду) в Иркутске с товарищами.

Но тут полыхнуло на родине, и Фрунзе послал импортных товарищей поддержать местное коммунистическое движение и вообще готовить мировую пролетарскую революцию. Не то, чтобы Гашек поверил в «мировой пожар», но комиссар с наганом был так красноречив…

Интересный факт. Незадолго до отъезда неизвестный стрелял Гашеку в спину. След от пули навсегда остался на шее писателя. То ли красные намекали, что пора убираться, то ли соотечественники пытались избавиться от «предателя»… А, быть может, местным просто понравились «комиссарские» сапоги? Поди знай…

Вы же понимаете, насколько в Праге малость прихуели с такого здрасте? Неоднократно в печати появлялись некрологи, типа «расстрелян», «повешен», «забит пьяными матросами во Владивостоке»… А тут внезапно ОПАНЬКИ! Ходит по кафешантанам, шутит, даже кое-где публикуется… И это после того, как «лично зарезал десятки ни в чём неповинных чехов и словаков, ибо изменил легионерскому движению», или как там высерались журналисты в тот период… В общем, наш герой, как обычно, произвёл фурор. Что характерно, он так «спешил» на родину, что за время пути революционный движ как-то сам собой рассосался.

Один из друзей не поленился и собрал все некрологи на писателя. Получилась толстенькая такая стопка. В ходе одной из попоек эта подборка была вручена виновнику торжества. Да, у Гашека имелись друзья, не продавшие его даже в ходе революции и распада штруделехрустной империи.

Но без приключений ему не жилось и в этот период. И не всегда эти приключения были весёлыми…

Например, как-то раз на него, пьяного, поздно вечером отважно напали бывшие «легионеры» в количестве от трёх до пяти настоящих патриотов. Ну а как иначе было поступать верным сынам Отечества, по́том, кровью и вазелином служившим «чешке мышленку», когда они видят «красного комиссара»? Как и положено неравнодушным гражданам, они отобрали у него бумажник, малость побили и отправились в ближайший кабак, пропивать «большевистские» деньги.

Окончательно утомившись воевать с местными засранцами, писатель но наущению товарища в один прекрасный день вышел за пивом — и не вернулся. Прямо в домашних брюках и халате он на перекладных добрался до другого города, где и поселился. Супруга только через три недели узнала, где находится её непутёвый муж, но вместо развода, пиздюлей и прочих семейных ценностей однозначно признала, что там, в Липницах, всем будет лучше.

С сыном Рихардом в Липницах, 1921.

Там и обосновались. Гашек активно работал. Но пошатнувшееся в ходе войны здоровье поправить всё же не удалось.

Смерть, наступившая 3 января 1923 года, застала писателя в самый разгар работы над прославленным романом, который так и остался неоконченным. И вот, что интересно: атмосфера мистификаций вокруг имени Гашека была настолько однозначной, а количество сообщений о его преждевременной кончине в период с 1913 по 1920 годы было настолько огромным, что очередному (на этот раз реальному) некрологу поверило народу чуть менее, чем нихуя, и при погребении присутствовали только местные пейзаны, семья и ближайшие друзья.

Потом-то все спохватились, но Гашек уже ссал на них из красного рая фиолетовым дождиком.

___________________________

Автор - Павел Заикин

Вот такой пиздец творится в местной группе, по поводу запрета посещения кладбищ в Родительский день..

Людям глубоко насрать на то, что они могут заболеть и заразить остальных..

Православие и онанизм

Дрочка – грех. Это вам любой православный скажет. 

Правда, в основополагающем документе христианства нет ни слова про удушение удава, но всё равно грех. Однако есть нюанс. 

Когда заходит речь о затворном механизме старого доброго ремингтона, служители культа обычно ссылаются на Феофана Затворника. Тот считал, будто это дело «лишает Царствия», как он его понимал. 

Какого царствия? Небесного, очевидно же. Там, где благодать, святой дух и жратва. 

При этом сам Феофан источником своего убеждения называл библейский стих 1Кор. 6:9. В синодальном (т.е. наиболее канонiчном с точки зрения господствующей по тутошнюю сторону Линии Керзона финансово-пропагандистской конфессии) переводе этот фрагмент выглядит так: «Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники - Царства Божия не наследуют». 

Осознаёте масштаб подвоха? Да-да, слова «онанизм» там нет. И слова «рукоблудие». И «мастурбация». Про «наяривать» тоже не упоминается. 

Зато есть слово «малакия». Именно его Феофан и считает синонимом ручной экстракции эякулята. Вот только происходит это малопонятное слово от греческого, означающего «мягкий, податливый, слабый» и, внезапно, «моллюск». Кальмаров в рай не пустят, так-то. 

Но при чём тут всеми нами нежно любимое занятие? Давайте разбираться. 

Начнём с того, что синодальный перевод – не единственный в Сколенвстающей. Немало знающих людей занималось адаптацией Греческих Писаний для понимания их широкими массами трудящихся. Например, деятели Российского библейского общества много сил положили на то, чтобы мы поняли, кто же такие малакии. 

Так вот. Читая Первое послание Коринфянам, мы не находим там никаких малакий. Вместо этого там написано, что «наследие в Царстве Бога» не получают «развратники, идолопоклонники, неверные мужья и жёны, извращенцы, педерасты…», а также прочие вуглускры и гниды. 

Таким образом, на месте таинственных «малакий» появляются вполне доступные рядовому читателю «извращенцы». Что характерно, «педерасты» пристраиваются к ним следом, что как бы намекает… 

И ведь действительно, намекает! Во-первых, на то, что педераст – это не тот, кого порят в туза, а тот, кто как раз-таки вонзает. Правда, тут свои нюансы, но сейчас не о них. А во-вторых, открывая другие переводы, в т.ч. иностранные, мы находим в этом послании такие слова: «пассивные и активные гомосексуалисты-мужчины» (Восточный перевод, CARST), «those who make women of themselves» - «те, кто делает из себя женщин» (Darby, 1890), «som lar seg bruke til homoseksualitet» - «может быть использован для гомосексуализма» (En Levende Bok)… А порой – и просто «homoseksualci» (Knijga O Kristu). 

Если вчитаться повнимательнее, то становится очевидно: в тех случаях, где переводчики хотят подчеркнуть принципиальную разницу между активными и пассивными жопотрахами, в качестве «малакий» обозначают именно вторых. Ну а первые, т.е. активные – это, получается, мужеложцы. 

Обращает на себя неиллюзорное внимание так же тот вопиющий факт, что в наиболее подробных и ответственных переводах не упоминаются лесбиянки! Розовая бездна безгреховна, так что ли? Может, женщины в любом случае в обозначенное Царство не попадают? Или – наоборот. Опять же, «блудники» всё же упоминаются… 

Короче, темна вода во облацех. 

Иногда в доказательство греховности нашего дела (а тот самый Феофан так и называет рукоблудие – «ваше дело») приводят историю Онана – дескать, «когда входил к жене брата своего, изливал семя на землю». Но тут всё просто. Этот хитрец просто в неё не кончал. За что бог его и убил. Почитайте на досуге, это история занятная. 

В общем, дрочите, граждане! Фапайте, шликайте, душите одноглазую змею, полируйте ствол, теребите вареник. Только руки мойте до и после. Мало ли что…

____________________

Автор - Павел Заикин

Страна вечного карантина или необыкновенный фашизм

Что, бездельники, хорошо вам на карантине сидится? Ну посидите ещё немножко, тем более что уже в скором будущем колдуны-учёные изобретут средства, которые вырвут мир из цепких лап вирусной летаргии, и всё вернётся на круги своя. Ну а пока я развлеку вас занимательной историей о том, что куда страшнее любых вирусов - злостной человеческой натуре, по сравнению с которой очередной мутировавший китайский грипп - это не более чем детский лепет.

Мы с вами мысленно перенесемся в экзотический Парагвай. Бедная, маленькая, убогая южноамериканская страна, которую большинство людей даже не найдут на карте. Она была таковой почти всю свою историю. Когда в XVI веке сюда пришли испанские колонизаторы, то они обнаружили лишь кочующие племена индейцев, бороздивших непроходимые джунгли, зловонные болота и засушливые полупустыни региона. Здесь не было никаких особых богатств и ценных ресурсов. Тем не менее, покорение Парагвая европейцами шло быстро и довольно успешно. Больше ста лет здесь хозяйничали иезуитские миссионеры, приучившие индейских кочевников к оседлой жизни, упорному труду на земельных наделах и прочим ценностям христианской цивилизации. Во второй половине XVIII столетия иезуитской автономии пришел конец и территория Парагвая вошла в состав огромного вице-королевства Рио-де-ла-Плата, превратившись в совершенно заштатный, тихий уголок Испанской колониальной империи.

Когда могучие европейские метрополии оказались затянуты в вихрь Наполеоновских войн, вся Латинская Америка пришла в движение. В бескомпромиссной борьбе за независимость от испанской короны, новые суверенные государства возникали здесь как грибы после дождя. Парагвай объявил о своей независимости одним из первых - уже в 1811 году. И вот тут-то началось самое интересное...

После недолгого периода внутренней борьбы главой Парагвая стал "верховный" правитель Хосе Гаспар Родригес де Франсия. Сын армейского офицера и знатной дамы с примесью индейской крови, он был человеком неординарных способностей. Уже в 15 лет Франсия поступил в Кордовский университет, где с успехом прошел 5-летний курс теологии, а плюс к тому успел и стать доктором гражданского права. С таким мощным образованием у паренька не было никаких других разумных вариантов, кроме как двигать в политику. Начав свое восхождение к вершине с регионального уровня, Хосе обходил своих конкурентов с потрясающей легкостью. В 1819 году он сумел добиться для себя фактически безграничной власти. Став единоличным диктатором, Франсия теперь мог перестроить весь Парагвай в соответствии со своими мечтами.

"Доктор" Франсия в рабочем кабинете. В библиотеке тирана всегда было множество иностранных книг, читать которые простым парагвайцам было запрещено.

А мечты у человека были весьма суровые. Начал он с разоблачения "антиправительственного" заговора - 68 оппозиционеров по быстрому пустили в расход, а около 400 отправились гнить в тюрьмы. Всю страну опутала сеть тайных осведомителей, доносчиков и шпионов. Были полностью запрещены газеты и почтовые отправления, уничтожены все независимые издательства. Франсия приказал разогнать местный университет и закрыть все средние школы, депортировал из страны католического епископа и организовал в Парагвае отдельную церковь, полностью покорную государству.

Все свободные перемещения людей внутри страны были строжайше запрещены. Поездка в город или в соседнюю деревню допускалась только по спецпропускам. Все средние и крупные землевладельцы были "раскулачены", а крестьяне намертво прикреплены к земле на коллективных фермах, где они трудились по спущенным сверху планам выработки. Небольшая прослойка крестьян-единоличников, лавочников и ремесленников, тоже должна была работать исключительно по государственным разнарядкам и продавать свой товар по фиксированным ценам. Одной экономикой дело не ограничивалось - ведь даже чтобы вступить в брак требовалось одобрение от "Верховного". Диктатор особо ратовал за межрасовые союзы - переженив между собой местных индейцев и потомков белых колонизаторов он хотел создать единый "Парагвайский народ".

Границы Парагвая до войны 1864-1870 годов и его претензии к соседям.

Во внешней политике Парагвай придерживался доктрины строжайшей самоизоляции. С 1829 года въезд и выезд из страны, торговля с чужаками и ввоз иностранных книг и товаров угодили под запрет, нарушение которого каралось пожизненным заключением или даже смертной казнью. Формально, в Парагвай ещё можно было попасть по личному разрешению Франсии, но на деле этой возможностью могли воспользоваться лишь единицы избранных. Кроме того, из Парагвая были высланы все иностранные дипломаты. Небольшое государство погрузилось под непроницаемый железный занавес.

Нельзя сказать, что отняв у народа все права и свободы, узурпатор не давал ему ничего взамен. В стране существовало всеобщее начальное образование, очень многие парагвайцы умели читать и писать, что по меркам первой половины XIX века можно назвать очень серьезным достижением. Простые люди в массе своей любили "Верховного", ибо жили они хоть и бедно, но спокойно и с полной уверенностью в завтрашнем дне, не боясь войн, криминального беспредела и опустошительных эпидемий.

Картина "Парагвайка" отражающая трагедию парагвайского народа в войне Тройственного альянса 1864-1870 годов

В 1840 году 74-летний Франсия умер от пневмонии, простудившись на речной прогулке. Как и полагается любому хорошему, годному диктатору, он не оставил после себя ни роскошных дворцов, ни яхт, ни многомиллионных счетов в банках. Последователи парагвайского тирана, такие же «верховные вожди» в конечном счёте умудрились втянуть страну в совершенно самоубийственную, идиотскую авантюру – войну против Бразилии, Аргентины и Уругвая одновременно. Эта война полностью разорила Парагвай, окончательно отбросив его в когорту самых слаборазвитых и нищих стран мира. Мужское население небольшого государства было истреблено практически подчистую, а экономика лежала в руинах. Такова была цена многолетней тоталитарный иллюзии, опутавшей собой, подобно ядовитому туману, наивных жителей далёкого Парагвая…

__________________________

Автор - Александр Любомирский

Под красным знаменем против большевиков

Такова распространённая версия

Как известно, красный флаг – непременный атрибут всевозможных чапаевцев, будённовцев и прочих «защитников трудового народу супротив капитала». Однако история этого атрибута начинается куда раньше 1917 и даже 1905 годов.

Ещё в восьмом веке в персидской Гиркании восставшие крестьяне использовали полотнище красного цвета в качестве символа их Kampf. А вот в ходе Французской революции красный флаг, вопреки расхожему мнению, не был знаменем санкюлотов. Красное знамя было скорее сигналом «революция в опасности». Якобинцы придали этому флагу новое значение – «Собирайся, народ! Все на погром!!»

Лишь в первой половине XIX столетия красный флаг окончательно становится символом революционной борьбы. Так что не удивительно использование его революционерами и восставшими всех мастей. Особенно после 6 декабря 1876 года, когда красное знамя впервые было поднято в Петербурге во время демонстрации.

С 1898 г. красный флаг становится флагом РСДРП. Ну а в 1917 — государственным флагом Советской России. Но не только…

Как известно, тогда в России всё было сложно.

Все мы знаем, что Временное правительство потому и называлось Временным, что ему надлежало существовать лишь до момента созыва Учредительного собрания. Именно «Учредиловке» предстояло определить государственное устройство России на многие годы вперёд. За скорейшие выборы в Учредительное собрание ратовали не только всякие там кадеты и эсеры, но даже и большевики. Вот только итоги этих выборов их разочаровали.

Наибольшее число мест получили эсеры – сказалась их популярность на южных фронтах (у нас же Мировая война, вы же помните?) и в аграрных районах. Доминировавшие в столицах большевики получили почти в два раза меньше мандатов (159 против 279). А ведь были ещё меньшевики, всякие «неопределившиеся», «националы»… Правда, до Петрограда им было добраться непросто.

Большевики резко активизировались. Они запретили любые собрания в районах, прилегающих к Таврическому дворцу. Многотысячная манифестация рабочих в поддержку Собрания была разогнана латышскими стрелками – дескать, на улицы вышли «прислужники банкиров, капиталистов и помещиков, союзники Каледина, Дутова, холопы Американского доллара». Знакомая риторика, не так ли?

Что характерно, демонстранты шли под красными знамёнами. Но большевиков это не смутило.

Кроме простого красного полотнища, манифестанты использовали и подобные флаги

Первое заседание Учредительного Собрания началось с доклада Свердлова, который предложил объявить Россию «Республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». Однако большевистская «Декларация прав трудящихся» была отклонена. Тогда большевики объявили голосовавших «против» контрреволюционерами и прямо среди ночи покинули Таврический дворец. Вслед за ними психанули левые эсеры, наивно считавшие, что Советская власть предполагает наличие в стране больше одной партии. Ну а в пятом часу утра «караул устал». Так 6 января (ст. ст.) 1918 года закончилась попытка поиграть в демократию в России.

Впрочем, не все депутаты Собрания оказались пассивными наблюдателями проходящего мимо них исторического момента. 8 июня того же года в Самаре был создан Комитет членов Всероссийского Учредительного собрания (Комуч). И флагом его было то самое красное полотнище.

Постепенно в Самару съезжались всё новые депутаты «Учредиловки». Формировались собственные вооружённые силы (например, 1-я добровольческая дружина). Правда, эти силы (несколько сот штыков да пара орудий) выглядели ничтожно по сравнению с постоянно возрастающей мощью Красной Армии. Однако возглавил их замечательный военачальник – подполковник Каппель.

Во главе «Народной армии» Комуча ему удалось нанести большевикам несколько чувствительных поражений. Дошло до того, что за его голову была назначена награда – 50 тысяч рублей. Сам Владимир Оскарович, узнав об этом, заявил «Скоро им придётся увеличить назначенную цену». И продолжил громить большевиков.

Впрочем, Каппель, в силу своих монархических убеждений, мало сочувствовал эсерско-меньшевистскому Комучу. Он предпочитал использовать не столько красное знамя, сколько триколор, либо Андреевский флаг.

Другое дело – ижевские и воткинские рабочие. Там большевики встретились не с классово-чуждыми элементами, а с рабочими, которые выступали от имени и по поручению своих же городов.

Большевики считали Ижевск и Воткинск «своими» в силу того, что эти города были вполне себе промышленными центрами, а значит, большую часть их населения составляли рабочие. Вот только Советская власть пришла в эти земли вместе с запретом свободной торговли и падением зарплаты наиболее квалифицированных кадров. А заодно – с закрытием немалого количества мелких контор, включая кустарные производства (привет, рабочий класс!). В итоге счёт безработным мужчинам в этих небольших городах очень быстро пошёл на тысячи. Недовольство в пролетарской среде росло.

Большевики считали Ижевск и Воткинск «своими» в силу того, что эти города были вполне себе промышленными центрами, а значит, большую часть их населения составляли рабочие. Вот только Советская власть пришла в эти земли вместе с запретом свободной торговли и падением зарплаты наиболее квалифицированных кадров. А заодно – с закрытием немалого количества мелких контор, включая кустарные производства (привет, рабочий класс!). В итоге счёт безработным мужчинам в этих небольших городах очень быстро пошёл на тысячи. Недовольство в пролетарской среде росло.

После того как большевики проиграли выборы в Ижевский Совет, они попытались решить вопрос по-своему – вызвали подкрепление из Казани и провозгласили власть местного «военно-революционного штаба». Прибытие пары сотен вооружённых мужиков и арест видных местных деятелей ещё больше накалили обстановку в городе.

Когда в августе 1918 года чехословаки вместе с Народной армией освободили Казань, большевики как-то резко подхватились и покинули Ижевск и Воткинск под видом «мобилизации». 7 августа оставшиеся созвали рабочих на митинг и потребовали от тех отправляться на фронт, за власть Советов. Тех, кто выступил против, быстренько арестовали. И на следующий день полыхнуло…

Несколько тысяч человек прорвались к арсеналу. К середине дня более 6000 восставших было вооружено, и к ночи последние большевики были из города изгнаны. Одновременно с этим 250 винтовок доставили в Воткинск. Там уличные бои продлились не больше трёх часов.

В Ижевске был провозглашён местный «Комитет Всероссийского Учредительного собрания» (Прикамский Комуч). Были объявлены лозунги о «свержении комиссародержавия» и «борьбе с германо-большевизмом».

Разумеется, большевики и примкнувшие к ним левые эсеры не стали мириться с потерей ещё двух городов (а если считать охваченный восстанием Сарапул – то трёх). Не обладая полнотой информации о количестве восставших, уже 9 августа они направили в Ижевск отряд в 180 штыков, который был закономерно разгромлен. Та же судьба два дня спустя постигла отряд чекиста Бабушкина.

Большевики бросали против ижевцев и воткинцев всё новые силы – матросов, латышей, китайские роты при поддержке броневиков и артиллерии. Все они были отброшены и рассеяны.

Нарукавная повязка военнослужащих Ижевской Народной армии. Существовал и «упрощённый вариант» повязки, на котором имелись только буквы «Н.А.» — «Народная Армия»

А тут и крестьяне прикинули фофудью к носу и решили, что с продразвёрсткой, а заодно и с большевиками пора кончать. Правда, оперативно прибывший батальон красноармейцев быстренько принудил к миру недовольных. Однако это лишь положило начало развесёлой партизанщине.

Неразберихе способствовало то, что в данном случае большевики столкнулись не с «классовым врагом», а с такими же рабочими и крестьянами, которые не были против революции как таковой. Они были против большевистских методов насаждения своей власти на местах. Ибо эти методы представляли из себя форменный террор!

Что характерно, восставшие частенько использовали ту же символику, что и их противники. Красные знамёна. Красные нашивки. Даже красные банты.

Знаки отличия кавалериста Ижевской Народной армии — лампас, шеврон и бант

Например, использовали флаг Комуча – простое красное полотнище. Кроме того, для отличия от большевиков, они носили нарукавные повязки – сначала белые, потом красные. Наконец, появились и особые нарукавные знаки. Скажем, красные полосы с изображением скрещённых винтовок. Именно такие носили бойцы Ижевской Народной армии. У воткинцев на повязке были револьверы. А бойцы Ударного «бессмертного» батальона нашивали себе на рукав красный треугольный шеврон с черепом и костями.

Нарукавные шевроны Ижевского Ударного «Бессмертного» батальона.

Правда, у сторонников Комуча страсть к репрессиям была не меньше, чем у большевиков, да и военные победы к октябрю сменились поражениями. Ситуация усугублялась трениями в «верхах» - фронтовики требовали вождя и считали социалистов слишком вялыми и бесхарактерными. В свою очередь, эсеры закономерно опасались военного переворота и диктатуры. Да и золотого запасу у новой власти постепенно становилось всё меньше… Всё это не способствовало стабильности в регионе.

В общем, в ноябре восставшие были отброшены за Каму. Красный стяг Учредительного собрания покинул эти земли. Многие из этих бойцов потом сражались против большевиков в составе Ижевской и Воткинской дивизий армии Колчака…

Но это всё было потом.

________________________________

Автор - Павел Заикин

Да, это монеты. И – да, на них написано «гетто»

Зачем? Затем, чтобы использовать их как монеты в гетто, очевидно же. Кстати, кроме монет имелись ещё и соответствующие купюры.

11 апреля 1940 года город Лодзь стал называться Лицманнштадтом. Ему светило белокурое арийское будущее и сопутствующее решение известно какого вопроса. Евреям запретили всё подряд, от автомобилей до счетов в банках. Кроме того, лица неправильной национальности обязаны были нашить на одежду соответствующий опознавательный знак – жёлтую шестиконечную звезду. За выполнением этих требований ревностно следили СС-овцы, полицайревир и банды настоящих патриотов из числа как местных этнических немцев, так и поляков.

Ещё за два месяца до того было создано Лодзинское гетто. Причём туда не столько сгоняли местных евреев (хотя и это тоже), сколько свозили «импортных» - из Австрии, Чехословакии, даже Люксембурга. Здесь создавался своеобразный «технологический кластер», поставлявший Рейху одежду, обувь и разного рода запчасти для военной техники.

Разумеется, такой большой комплекс не так-то просто оградить от сношений с внешним миром. А ведь узникам гетто полагалось медленно умирать от недоедания и проблем с санитарией. Чтобы финансово изолировать «майне юден», были введены особые дензнаки. За пределами гетто они не имели никакой цены.

Дизайн монет мог несколько отличаться в зависимости от номинала, а также года и места чеканки. Но в целом большая их часть имела на аверсе изображение звезды Давида, обрамлённой колючей проволокой, а также надпись «GETTO» и год чеканки. На реверсе обычно располагалось набранное крупными цифрами число, обозначающее номинал, которое перечёркивает лента, на которой написано «QUITTUNG UBER», т.е. «квитанция на». Обрамлялось это всё словами, которые можно перевести как «старейшина евреев Лицманштадта».

Значительно отличался внешний вид лишь монеты в 10 пфеннигов – из-за мелкого размера было сложно разместить на ней такое количество знаков и надписей.

Все монеты чеканились в Германии. На их изготовление шли дешёвые сплавы алюминия и магния. Они имели хождение от имени Лодзинского юденрата.

Само гетто приносило Германии немалую прибыль. За четыре года его существования чистая прибыль во благо Рейха составила свыше 350 миллионов марок. Это примерно равно стоимости тысячи танков «королевский тигр» с радио, боекомплектом, топливом в баке и первитином для панцерфюрера, так-то.

Ну а когда с востока начала приближаться Красная Орда, пришлось начать эвакуацию производственного комплекса. Персонал же был направлен для утилизации, преимущественно – в Аушвиц. Личные вещи и производственное оборудование вывозились в Германию, по 40 – 60 фургонов в день.

Для завершения соответствующих работ по консервации кластера, на территории было оставлено восемь сотен работоспособных мужчин еврейской национальности. Когда 19 января 1945 года в Лодзь вошли бойцы Красной Армии, они обнаружили этих людей, фактически замурованными на территории гетто. В их карманах позвякивали никому уже не нужные «гетто-марки».

_______________________

Автор - Павел Заикин

Провал испанского десанта или поражение Непобедимой армады

Испанский галеон XVI века

"У нас было 22 галеона, 108 вооруженных торговых судов, лучший адмирал Испании, 180 священников и бесконечное множество солдат всех рангов и званий. Не то чтобы это все было необходимо для вторжения, но раз уж решили избавиться от Англии, то остановиться сложно"

© Король Испании Филипп II

Филипп II

Эта заметка о том, как совокупность случайностей, тактические и стратегические просчеты, а также религиозный фанатизм послужили началом конца для единоличной владычицы морей 16-ого века — Испании. Речь пойдет о «Непобедимой армаде», которая не такая уж и непобедимая и далеко не армада.

Итак, с чего все начиналось. В начале XVI столетия король Англии Генрих VIII Тюдор пошел на беспрецедентный шаг разорвав с Римом и объявив себя главой английской церкви. Несмотря на очевидные религиозные разногласия (испанская инквизиция периодически сжигала на кострах английских протестантов), довольно долго прямые дипломатические отношения между Испанией и Англией оставались дружескими. В 1554 Филипп II (король Испании) женился на старшей сестре Елизаветы — Марии, что подчеркивало хорошие отношения между странами.

Но все хорошее имеет свойство кончаться. В нашем случае «камнем преткновения» стал Новый Свет, а точнее богатства, поступавшие оттуда. Начиная с конца 60-х годов начались нападения на вест-индские колонии, к 1570-м там уже вовсю безобразничали Дрейк, Хокинс, Лоуэлл и другие «морские ястребы», нанося тем самым испанской короне существенный убыток.

В 1568 году возник новый повод для взаимных упреков и обвинений. Английская Корона, путем дипломатических манипуляций и неимоверной наглости, реквестировала Испанское золото, перевозимое по ее территории. Из всех участников данного дипломатического эксцесса, в выигрыше остались все, кроме Испании. Собственно, требовался лишь повод для того, чтобы у Филиппа окончательно сдали нервы.

Ну и как это обычно бывает, он нашелся. В августе 1585 года Елизавета Английская подписала соглашение с голландцами, где островитяне в помощь повстанцам обещали держать в Голландии вооруженный контингент, а также оплачивать четверть всех военных расходов Генеральных Штатов.

Не трудно догадаться что, у Филиппа II окончательно пропало желание вести миролюбивую внешнюю политику. Теперь он был просто обязан реагировать. События начали развиваться стремительно.

В январе 1586 года де Базан озвучил идею о высадке в Британии и свержении королевы Елизаветы перед испанским королем Филиппом II, который сразу же воодушевился и поручил заняться этим вопросом. На поход против еретиков подталкивало и население, ведь что может быть лучше чем крестовый поход против практически собратьев по вере. Данная затея предполагала большие затраты как в людях, так и в материалах, причем с самого начала было понятно, что придется задействовать очень большие силы.

А в чем вообще проблема преодоления Ла-Манша? Хоть пролив и не самый широкий, его форсирование задача не из легких, даже если мы не берем во внимание флот Англии. Мелководность, изрезанность береговой линии, а также наличие большого количества банок вызывают нарушения в регулярности приливов и отливов. А о погоде, царившей в проливе, можно судить по названию острова, на который предстояло высадиться.

Я думаю читателю понятно, что подготовка десантной операции в данном регионе — крайне трудоемкий процесс, заключающийся в оценке маршрута, сильной зависимости от ветра и погодных условий. Но как мы узнаем позже практически никто не задумывался о таких «мелочах» …

В марте 1586 года де Базан предоставил детальный расчет сил, необходимых для проведения операции, — отплывающий к берегам Англии флот будет состоять из военных кораблей, исполняющих функцию эскорта, и большого количества транспортов с войсками для высадки.

Поход Непобедимой армады 

Голосом здравого смысла стал главнокомандующий испанскими войсками в Голландии и Фландрии. В своей записке он писал Филиппу II, что большой караван из транспортных и военных кораблей не позволит выполнить операцию из-за низкой мобильности и невозможности адекватно управлять подобным соединением. Несмотря на все предложения и варианты, конечный план практически не отличался от изначальной концепции. Армада направляется в Ла-Манш, там встречается с Пармой и защищает его переправу.

Зимой 1587 года начались первые приготовления к выходу Армады. Для такого количества кораблей нужно было много боеприпасов, запчастей, материалов, вооружения. Елизавета узнала о готовящейся экспедиции почти сразу же. Мысль о превентивной атаке Армады пришла почти сразу же. 

12 апреля несколько кораблей, под командованием Фрэнсиса Дрейка, отбыли от Туманного Альбиона. Флот испанцев, который и был целью Дрейка, снаряжался в Кадисе. На момент атаки военные корабли ушли встречать конвой из Вест-Индии, а базировавшиеся в бухте 30 мобилизованных судов еще не были оснащены. Фатальным оказалось и то, что команды кораблей были не укомплектованы, а за пушки экстренно развернутой береговой артиллерии встали рабочие с верфей.

Бои длились три дня, к 1 мая англичане смогли уничтожить то ли 24 (по испанским данным), то ли 33 (по английским) испанских корабля. Ущерб, нанесенный англичанами, был велик. Но самым критичным оказалось время. Экспедиция к берегам Англии откладывалась более чем на год. Подобного исхода можно было бы избежать, если на входе бухты было установлено адекватное охранение, а руководство флота предусмотрело бы такое развитие событий. Но как мы знаем история не терпит сослагательного наклонения.

Из-за рейда Дрейка все сроки были сорваны, но несмотря на это Филипп II торопил де Базана с окончанием подготовки Армады. Он считал, что надо форсировать приготовления и выходить в море. В январе 1588 года дон Альваро отвечал, что из запланированных 50 галеонов он имеет в строю только 13! Вместо 100 судов обеспечения и поддержки — всего 70! Вместо 15 гребных судов — всего 4 галеры! Но и из этих судов большая часть была совершенно не готова. Филипп, не доверяя до конца Базану, устроил в Лиссабоне с проверку. Ревизия эта не выявила хищений и нарушений, но дон Альваро воспринял её как королевскую немилость, заболел, впал в горячку и скончался. По мнению современников, если бы он вёл флот, исход кампании мог быть иным так как опытом в морских сражениях он обладал просто колоссальным.

Новым командующим Армады король назначил дона Алонсо Переса де Гусмана эль-Буэно, герцога Медина-Сидония. Хоть и благодаря отличным административным качествам нового командующего, флот и был готов за минимально возможный срок, Медина-Сидония представлял собой крайне тривиального тактика и стратега, а также довольно безынициативного человека. Единственным аргументом в пользу данного назначения была влиятельность рода нового адмирала.

Всего флот насчитывал 132 корабля. По сути представляя собой пестрое сборище наскоро переделанных торговых судов, вооруженных как попало, с командами, набранными с бору по сосенке, часть людей вообще рекрутировали прямо из тюрем. На борту флотилии находилось более 30 000 моряков и солдат, а также припасы и провиант на такое количество людей, поэтому корабли были ужасно перегружены.

Задача, поставленная Армаде Филиппом II, была проста — не отвлекаясь на затяжные бои, дойти до Дюнкерка, прикрыть от возможных атак англичан Фламандскую армию Фарнезе и перевести ее на Остров. Стоит сказать, что первоначальный план 1586 года на данный момент уже требовал модификации — дело в том, что испанцы не смогли захватить глубоководные Флиссинген и Бриль, куда могли бы прибыть океанские суда Армады, и теперь голландский флот мог блокировать все начинания Пармы (что и произошло), у которого из портов остался лишь мелководный Дюнкерк. Однако Филипп II отказался что-либо менять в планах. Получалась анекдотическая ситуация — с одной стороны, герцог Медина-Сидония должен был придерживаться четких инструкций короля, а с другой — импровизировать на месте. То есть еще до выхода Армады план, согласованный в 1586 году, по сути, стал фикцией.

И все же 28 мая 1588 года Армада вышла из Лиссабона. Из-за противного ветра корабли четыре дня дрейфовали, потом сразу же попал в шторм. Корабли раскидало по Бискайскому заливу, Сидония приказал в случае сильных повреждений и невозможности присоединиться к Армаде отходить во французские порты. Отличное начало, не правда ли?

29 июля Наисчастливейшая армада появилась у берегов Англии. Построив корабли полумесяцем, разместив по бокам суда с дальнобойными пушками, испанцы отражали все атаки Дрейка, вышедшего из Плимута и попробовавшего атаковать этот гуситский табор.

1 августа флагманский «Ривендж» Дрейка обнаружил отбившийся от главных сил во время боя флагман Андалузской армады. Сэр Френсис послал парламентера на борт испанца, который спросил, «будут ли доны драться или просто сдадутся?». Испанцы решили капитулировать без боя.

«Ривендж» Фрэнсиса Дрейка 

Продолжая свой вояж, Дрейк смог захватить еще 2 «подранка» испанцев. Казалось бы, это очевидный успех, но из-за своего «рейда по тылам» испанцы были впереди него, тогда как он плелся позади них. При желании (которого у него не было) Медина-Сидония мог высадить те войска, находившиеся на его кораблях, помешать этому десанту Дрейк просто не смог бы.

Просто картина сражения

2 августа основные силы англичан атаковали Армаду. Британцы расстреливали испанские корабли с дальней дистанции, бой, по сути, свелся к нерешительным стычкам. В результате английские корабли отошли на юг, к французским берегам, а Армада проследовала далее по Каналу. И этот бой, также, как и Дрейк, англичане проиграли стратегически — теперь ВЕСЬ флот следовал позади Армады. У Медина-Сидония были развязаны руки — он мог высадить войска в любой точке по пути следования (чего он опять же не сделал).

Испанцы 5-го числа спокойно подошли к Кале. Отсюда был послан вестовой к Фарнезе с донесением, что Армада близко.

Интересно, а что же в этот момент творилось во Фландрии? 27 тысяч ветеранов были сконцентрированы на побережье, однако в море выйти они не могли — Дюнкерк и Антверпен были блокированы голландским флотом.

И начинается эпичная переписка между Мединой-Сидония и Фарнезе. Где первый предлагал сделать марш-бросок на 38 километров, чтобы подобрать пехоту из другого города, а второй разбить флот голландцев. Вот только если первый план еще имел шансы на успех, то второй упирался в невозможность боя крупных кораблей испанцев против плоскодонных голландцев из-за большого количества отмелей. К тому же атаковать голландский флот, имея в тылу англичан, было подобно смертоубийству — даже если бы Медине-Сидонии и удалось бы прорваться сквозь заслоны на рейд Дюнкерка, выйти обратно уже не получилось бы. Добавляя сюда проблемы с боеприпасами на кораблях Армады, становится понятно, что уже на этой стадии план высадки в Англии рухнул. Здесь Филипп и Фарнезе начинают импровизировать — для посадки войск на корабли было решено захватить французскую Булонь (!!!), но и этот план дал сбой. Уже тогда начинает рассматриваться вариант повернуть обратно и вернуться в родные порты. Но все же решили выждать.

Тем временем англичане по совету Дрейка решили провести атаку брандерами (Судно, нагруженное легковоспламеняющимися, либо взрывчатыми веществами. Если смотрели ИП, то должны примерно понимать, о чем идет речь). В ночь с 7 на 8 августа подожженные брандеры с попутным ветром направили на испанцев. Это вызвало панику. Капитаны галеонов в спешке рубили якоря, галеас «Сан-Лоренцо» вылетел на мель и на следующий день попал в руки англичан, флот рассеялся по морю. 8 августа англичане сблизились и осыпали ядрами рассыпавшиеся испанские корабли. По отчетам испанцев, их атаковало аж 150 кораблей (в это мало верится, но англичан там было действительно много).

Брандеры

К 9 августу испанцы, отбившись от англичан и голландцев, а также собрав все, что еще могло держаться на воде, получили сообщение от Фарназе. Суть его заключалась в готовности к погрузке не раньше, чем через две недели. Растерявшийся Медина-Сидония решил провести голосование на военном совете. В результате было решено вернуться в Ла-Манш и вести корабли домой. Однако этим планам не суждено было сбыться — ветер переменился на юго-западный, поэтому было решено обойти вокруг Британских островов и вернуться в Испанию.

До 11 августа англичане, не веря своему счастью, осторожно следовали за испанцами, но не атаковали их. Уже в этот момент на эскадре было около 3000 больных и обмороженных (на Армаде присутствовало довольно много негров и мулатов). 3 сентября часть эскадры миновала пролив между Гебридскими островами и Шотландией. К этому времени корабли были рассеяны по морю. 10 сентября испанские суда достигли Ирландии. Надежды на помощь братьев по вере не оправдались — ирландцы грабили и убивали выживших. Множество моряков умерло от голода. О негостеприимные скалы этого острова разбилось 20 испанских кораблей. Даже для тех, кто всё-таки смог вернуться на Родину, испытания не закончились: уже встав на якорь в испанском порту, экипажи нескольких кораблей буквально умирали от голода из-за того, что запасы продовольствия полностью истощились. В порту Ларедо один корабль сел на мель, поскольку у выживших матросов не было сил, чтобы спустить паруса и бросить якорь.

Всего Наисчастливейшая армада потеряла 63 корабля, из них только 7 — боевые потери. Не досчитались также 10 тысяч моряков. Что касается англичан — их потери совокупно составили до 400 моряков. Все корабли удалось сохранить.

Резюмируя, можно сказать, что высадиться в Англии в 1588 году испанцам помешал оторванный от реальности план десантирования, а также неготовность Фарнезе. На это наложилось четкое следование королевским инструкциям герцога Медины-Сидонии, которые (и это было ясно) еще до выхода Армады из Лиссабона стали никчемными бумажками. К этому можно добавить высокую степень религиозного фанатизма среди испанцев. Экспедиции был придан характер крестового похода, и все его участники перед отправлением совершили покаяние и приняли причастие. Во время похода были запрещены азартные игры, дуэли, на суда не были допущены женщины. На кораблях развевалось множество хоругвей, вымпелов и церковных знамен. Я не хочу сказать, что убеждения — это плохо, в большинстве случаях они даже полезны. И не важно, будь это вера в бога/царя/отечество (нужное подчеркнуть), моральный дух солдат крайне важен на войне. Но нельзя забывать и об адекватной организации, в нашем случае флота, вменяемом планировании операции и подготовке личного состава. Что к сожалению, или к счастью в Непобедимой Армаде отсутствовало.

_____________________

Автор - Максим Парфеня

Как вождь пролетарской революции обманывал царских жандармов

«Сегодня съел целых шесть чернильниц» - читала дома Мария Ильинична Ульянова, письма от своего брата Владимира, от того самого, который является первым из кремлёвской троицы «лежащий Владимир, сидящий Владимир и стоящий Владимир».

Что? Ленин ел чернильницы? Однозначно, да. 17 июля 1903 года, по воспоминаниям Владимира Ильича, во время заседания РСДРП в Брюсселе кто-то крикнул «Полиция!», и будущий вождь пролетарской революции схватил со стола чернильницу и проглотил её, не жуя.

Это случилось не просто так, а благодаря одной из привычек. Ленин раньше чернильницы ел часто. Правда, не совсем настоящие. Из хлеба.

Но обо всём по порядку.

Конечно же, за революционером наблюдали и следили, и когда он был на воле, и когда был в тюрьме. И способы обмана Лениным царской охранки достаточно интересны. Как он сам часто говорил, «нет такой хитрости, которой нельзя было бы перехитрить».

Однажды в дом к Владимиру Ильичу пришли жандармы, очень желающие проверить его библиотеку на предмет запрещённой литературы. Конечно же, таковая у него имелась, иначе, какой он, к чёрту, революционер? И стояли эти книги на нижней полке. Ленин, конечно, и бровью не пошевелил, лишь изобразил величайшее радушие, подвинул жандармам стул со словами «...А то неудобно же будет тянуться до верхней полки!» Полицейские только удивились его вежливости и обходительности и, конечно же, начали смотреть с верхних полок. А когда дело дошло до нижних, тут уже и будущий вождь все шутки-прибаутки по нескольку раз выдал, да и сами слуги закона устали порядком. Справедливо рассудив, что, раз практически во всём шкафу нет ничего запрещённого, то и на нижних полках ничего не будет, жандармы откланялись и уехали. А оставшиеся в усадьбе супруги Крупские долго истерично ржали после пережитого.

Сидя в тюрьме, Ленин придумал хороший план — писать письма с грамматическими ошибками. Причём так, что эти ошибки складывались в слова. Сестра будущего вождя рассказывала о том, как однажды получила от него очень странное письмо. В нём наш политзаключённый начинал с какого-то стихотворения, писал о том, как ему хорошо живётся в тюрьме, пересказывал содержание «Капитанской дочки» и ещё много всего, и всё это с жуткими грамматическими ошибками.

Письмо начиналось так: «Вуглу Мышь седит, нна меня глядит. Бяда!...». Подчеркнув первые ошибки («У меня...»), женщина поняла способ расшифровки и без особого труда поняла, что ей хотел передать Ленин. Если кому интересно, в письме он сообщал, что у него отобрали деньги.

Владимир Ильич в тюрьме писал, разумеется, не только письма. Ему в голову приходили умные мысли, и их надо было как-то передать на волю. Тут и родился гениальный план. Писать нужно было не чернилами, а… молоком. Благо его-то Ленину давали в больших количествах за вредность — он жаловался на ослабленное здоровье. Бумагу, на которой что-то написано молоком, революционеры нагревали с помощью лампы — и вуаля, мысли вождя отчётливо проявлялись на, казалось бы, чистом листе. Писал Ленин между строк в книгах, которые ему передавали.

А вот импровизированные чернильницы он делал из хлеба. Жандармы частенько любили заходить к нему в камеру; едва заслышав лязг ключа в замке, Владимир Ильич быстро всё съедал. Правда, он не учёл одного важного факта… Охранники об этом догадались.

«Мы-то прекрасно знали о том, что заключенный Ульянов ест чернильницы. И вздругорядь, понарошку, в день раз по сто к нему заглядываем. Ужо-тка забавно было нам смотреть, как он глотает их не жуя. Они уж не лезут ему, а он все глотает. Бедовый был! А ночью мучился, сердечный. Пучило его ночью! Страшно слушать! Зато за 14 месяцев, что он у нас пробыл, он так крепко раздался от постоянного переедания, что штаны лопались» (Н.Г.Зябин. «Мои встречи с Лениным». Париж, 1924, изд.»Суаль», с.248)

Рассказывают, что в определённый период ему давали сильно разбавленное молоко, поэтому его труд «Очерки политической экономии начала XIX века», написанный тогда, не сохранился.

P.S. Вы, разумеется, можете попробовать этот способ дома. Но учтите: молоко в царской России было, разумеется, куда более жирным, чем то, что сейчас, поэтому может и не получиться, уж не сочтите за хруст булкой)

Ну и напоследок держите пару анекдотов на тему, а то вдруг не слышали:

«Ленин, сидя в тюрьме, сделал себе из хлебного мякиша чернильницу, из куриного пера ручку, из молока чернила, а из соседа по камере он сделал себе Крупскую»

«Потом, в эмиграции, он хвастался Крупской:

- Как вспомню, Наденька, жратва в тюрьме была архиневажнецкая. Вот я и разводил лохов из подполья на хлебушек с молочком, типа в книгах между строчками тайно писать сообщения буду»

_____________________

Автор - Тимофей Бердикин