- Ань, доброе утро.
- Привет. Не отвлекаю?
- Это точно Аня?
- Иди ты! Нет, серьезно?
- Тебя я готов слушать сколько угодно!
- Ух, дамский угодник! Нужно сегодня встретиться.
- Начинается!
- Ну, Коль!
- Да шучу я. Че там у тебя? Только все и по порядку.
- Мой доктор, помнишь, я тебе говорила? Так вот, он хочет, чтобы ты со мной пришел на прием. Он хотел бы побеседовать.
- А чо за доктор?
- Ну, я ж тебе говорила, я к нему…
- Нет, это психолог?
- Да… А ты думал - кто?
- Боялся, что сексопатолог.
- Ха-ха-ха! Ну, могу тебя и туда сводить!
- Не, я как-нибудь сам. Так что там, на счет доктора?
- Завтра, если сможешь, к четырем. Ага? За тобой заехать? Это возле Бекетова. Хорошо, встретимся без десяти там. Давай, удачи!
Это точно была не Аня. Звонить за сутки и полностью раскрыть все карты… Как-то неожиданно даже. Она не перестает удивлять, по крайней мере.
После последней нашей встречи мы неделю не виделись, договорившись, что так будет лучше для нас обоих. Вообще-то, это была моя инициатива. Во-первых, у меня приближается сессия, а на ее темном (я бы даже сказал мрачном) фоне все меркнет вопреки всем законам оптики. Во-вторых, хотелось все нормально обдумать. Та маленькая часть мира, в которой существовали мы с Аней, поменяла полярность. Поменялись и физические законы. Утром меня отталкивало от нее, а тем же вечером между нами была такая связь и напряжение, что ни разность в возрасте (пускай и незначительная), ни принадлежность к разным социальным классам, и, конечно, такая мелочь, как ментальность, не могли противостоять нашему сближению. Мне сейчас, сидя в пропахшей старыми носками комнате, очень приятно вспоминать тот момент. Дружеский поцелуй… Наверное, такое бывает только у девушек и является непосредственной частью женской дружбы. Хотя я могу и ошибаться. Дамы, если не прав – поправьте, буду благодарен.
В 15.30 следующего дня я уже стоял возле станции метро «iм. архiтектора Бекетова», разглядывая небольшие произведения искусства, которые были точными копиями знаменитых харьковских сооружений – три церкви, «Госпром», памятник кобзарю и что то, что идентифицировать я не смог. ИМХО – самые знаменитые памятники харьковской архитектуры это «мяч» и «памятник великому онанисту». Так же интересно то, что памятники находились внутри кубов из плексигласа (прозрачный пластик), вроде как слепленного герметично, но на каждом экспонате был слой пыли в палец. Как они так умудрились? Как говорил преподаватель по интеллектуальной собственности: «Так только украинцы могут!». Так же меня удивило то, что на памятнике влюбленным нет признаний в любви (мне давно как-то запомнилось «ЛЮБЛЮ КОНОПЛЮ!»). Сразу видно, что недавно выборы были. Почистили, поубирали…
Я присел на скамейку рядом с читающим дедушкой и выключил плеер, но наушники не вытащил, чтобы на этот раз не пропустить Аню. Наверное, сзади подойдет и глаза ладошками закроет, а я ей - «Петя?», а она обломается. Но обломался я, когда увидел ее, выходящей из метро. Ого! Это Аня? А-ха-ха-ха-ха!!!
- Здорова! Ты в церковь, что ли, собралась? – выглядела Аня слегка странновато. Обычно ее прикид состоял из полусапожек на шпильке, красного или черного цвета, темных или светлых колготок, деловой, но, все же, коротковатой юбки или шорт, футболки и курточки. А сейчас на ней брюки, теплая куртка, обычные, похожие на больничные тапки, туфельки, куртка и платок! ПЛАТОК!!!
- Что такое? – с удивлением спросила Анна.
- Не, ну я понимаю – ноги устали от каблука. Платок тебе зачем? – я, как ребенок, начал дергать за край платка.
- В метро дует. Нужно укутываться, – получил по рукам.
- Ты в метро ездишь??? – удивился я.
- А что тут такого? – Аня начала жеманничать. – Ну конечно, я бы могла на вертолете полететь, но, понимаешь, там приземлиться негде.
- Негде? – с поддельной досадой спросил я.
- Угу, - так же печально ответила Анна.
Уже надоело писать эту фразу, но никуда не денешься – «Мы рассмеялись».
Прогулочным шагом мы пошли в сторону студенческой поликлиники, попутно обсуждая, как у кого прошла неделя. В общем-то, никак. У нее работа, у меня – учеба. Аня сказала, что все обо всем поведала своему доктору.
- И что же он сказал?
- Сказал, что это плохая идея.
- Да он просто ревнует!
- Ну, вообще-то это «она».
- Знач лесбиянка.
- Ей 60 лет!
- А это вообще ничего не доказывает! Что ей не понравилось?
- То, что мы были близки.
- А мы были близки?
- Не прикидывайся идиотом!
- Ну, подумаешь, просто поцелуйчик…
- Просто поцелуйчик? – ее возмущению не было предела. Я начал отговариваться, очень тактично и осторожно. Опять я не пойму ее.
- Просто дружеский поцелуйчик. Ты сама говорила, что мы просто по-дружески поцеловались. Не, ну давай, чтобы все по чесноку было. У нас никаких отношений. Я с тобой дружу, ты меня снабжаешь хавчиком и учишь взрослой жизни?
- Купился! Ха-ха! А возмутился то как! Испугался?
- Не то слово. Я тебя тоже как-нибудь подловлю… - последняя фраза была сказана с ехидной улыбкой и дьявольским взглядом. Учитывая то, что один глаз у меня всегда смотрит прямо, выглядело это очень нелепо, но очень устрашающе. По ней пробежал холодок. – А тебе в платке идет! Я б тебе в метро десять копеек дал. Даже пятнадцать!
- Хлевицкий, че ты ко мне пристал?
- Уже «Че» говоришь. Пошли еще «семак» купим?
- Раньше ты мне больше нравился.
- Тут, понимаешь, как в сказке, только наоборот. В сказке принц жабу поцеловал, и она стала принцессой, а тут принцесса поцеловала принца, и он стал жабой. Как тебе?
- Ты Петросяну шутки не пишешь?
- А в этом ничего зазорного кстати нет! Вы просто ничего не понимаете! У Евгения Вагановича очень тонкий юмор. Его будут понимать только в третьем тысячелетии. Возможно, объявят пророком даже! Религия «петросянство» и все такое…
- И тут Остапа понесло…
- Ладно. Чет я и в правду несу чепуху. Мы на поцелуйчике закончили.
- «Поцелуе».
- Какая разница?
- Большая!
- Че ты кричишь? Дети спят! Ладно, на поцелуе. Что в этом плохого?
- Доктор сказал… сказала, что в любом случае, человеческая сущность возьмет свое и начнется любовь. А кончается любовь либо плохо…
- Либо не кончается, - я сделал вид, как будто в уме считаю 7х12. – Да, возможно и такое, но не думаю. Со мной такое не пройдет. Да и с тобой, наверное, тоже.
- А со мной почему?
- Кто у нас тут двадцатичетырехлетняя девственница? Стоп! Только не обижайся! Тихо, тихо, вот так. Я не в обиду, извини, как-то сразу не подумал. Ну, ты ж в курсе, часто в голову били…
- Я к ней с этой проблемой пришла сама. 24 года и еще девочка...
- И вот эти полгода ходила на консультации? Давай, щас один звонок, и все твои проблемы решим – красавец мужчина, грудь волосатая…
- Ну ты и дурак, слушай. Я тебя что-то вообще не узнаю.
- Ну, извини. Просто соскучился сильно, - я обнял ее как старого друга – сильно и приподняв над землей. Аня немного взвизгнула, - уже целую неделю не видел! Радости слишком много. Ты ж знаешь, что я иногда бываю неадекватный…
- Не знаю…
Хитро улыбнувшись, я посмотрел на нее…
Мы зашли в старенькую двухэтажную сталинку, на которой никаких надписей, кроме тех, какие бывают на старых сооружениях, не было. Что это за доктор? Хоть бы вывеску повесила? Поднявшись на второй этаж, Аня достала мобильный и набрала кого-то. У нее 55й семён (Siemens a55)! Прям как у Карины! Это у них мода такая что ли? Аня постучала и ей тут же открыли. Конспирация? Что это за блат-хата такая? Мы вошли. Открыла нам милая девушка в строгом брючном костюме, предложила раздеться и пройти. Моему взору открылся коридор, совершенно типичный для шестидесятилетней докторши. Старая, но добротная деревянная мебель, много светильников (один, конечно же, в виде рыбки), и портрет Сталина в венце композиции. Кстати, такого портрета я еще никогда не видел. Обычно Сталин стоял прямо и, чуть повернув голову в бок, смотрел в сторону, либо стоял под углом, головой смотрел туда же, но искоса поглядывал на зрителя, как бы говоря: «Ну, что же ты, товарищ…». А тут Иосиф Виссарионович стоял прямо и смотрел прямо. И как-то странно смотрел… как на говно (простите). Хотя, наверное, именно так и смотрел. Видимо это очень редкий портрет. По ходу, бабушка еще та…
Раздевшись, мы прошли в другую комнату. Опять сюрприз – дорогие стильные зеленые обои, с рифленым рисунком и золотистым отливом, огромный стол, больше похожий на постамент для памятника, шикарное кожаное кресло и такой же диван. Все абсолютно новое. Такое впечатление, что вот-вот, вчера привезли. Идеальный порядок, все аккуратно сложено, ни пылинки, ни мусоринки. Рядом со столом стоял офисный шкаф, на котором ровно, как богатыри Черномора, в алфавитном порядке стояли папочки с буквами. От А до Я на верхней полке и От А до S на нижней. Удивила папка с буковкой «Ы». Даже комментировать не буду. В комнате висели фотоработы советских художников. Не помню их фамилий, но точно помню, что видел их в журнале «советское фото». У этой дамы определенно есть вкус!
Я плюхнулся на мягкий диван, а Аня аккуратненько присела рядом. Было заметно, что Аня разнервничалась, и не на шутку.
- Ты хоть глупостей не говори! – Тихо, но очень возбужденно сказала она.
- Ты всегда в таком состоянии, когда сюда приходишь?
- Да ты что? Это ж доктор Фейзельштам! – Аня восторженно подняла руки вверх.
- А-ха-ха! ФейзальштамП! – знаю, это некрасиво, но, почему-то, сдержать себя я не мог. Наверное, тоже нервничал. И тут - epic fail – оказывается, эта дама уже стоит в проходе. В силу своей одноглазости, я ее не увидел.
- Елизавета Егоровна ФейзельштаМ, молодой человек. Прошу любить и жаловать. Вы находите в моей фамилии что-то смешное? – совершенно бесстрастно спросила женщина. Я никогда не дал бы ей шестьдесят. Ну, максимум, сорок пять. Вместо ожидаемой старушенции в пенсне, и с боа на шее, перед нами предстала очень даже привлекательная дама в летах, облаченная в безумно красивый деловой костюм из атласной ткани серого и белого цвета. Костюм был даже немного футуристичным – отливал металлом, очень облегающее сидел, подчеркивая прекрасную фигуру и имел несимметричные элементы – ворот, рукава, юбку. Лицо ее выглядело еще моложе, чем она сама. На его форме, конечно, время и оставило свой отпечаток, но вот на коже виднелся отпечаток дорогостоящих кремов и мазей. Она носила очки. Слегка зауженные, в черной пластиковой оправе. Волосы светлые, совершенно естественного пшеничного цвета, аккуратно старательно уложены в «каре». По-моему, это зовется так.
– Молодой человек, мне повторить свой вопрос?
- Нет, спасибо, я прекрасно понял вас, - тщательно подбирая каждое слово, неспешно ответил я. – Я ожидал увидеть даму в годах, слегка выжившую из ума. Зачем у вас висит портрет Сталина в коридоре?
- Почему вы так решили? Неужели Анна вам так меня представляла? – вопрос про Сталина не подействовал! Черт! Еще и Аня на меня смотрит как на врага народа. Нужно было ляпнуть такое? Почему врожденный кретинизм проявляется именно в такие моменты??? Передо мною стояла Доктор Фейзальштам. Играть с ней в словесную дуэль - это как с камнем на танк бросаться. Нужно сдаваться.
- Простите меня. Я поступил по-идиотски. Могу я как-то загладить свою вину?
- Можете, молодой человек. Просто сядьте и постарайтесь думать перед тем, как что-то скажете. Нам всем этой пойдет на пользу.
- Буду стараться, - сказал я, сглотнул, и вжался в диван. Елизавета Егоровна посмотрела на меня, как сами знаете на что. После, достала папку с буквой «Р» и села в большое коричневое кресло. В течение минуты она извлекла из большой толстой папки маленькую, быстренько пробежалась по четвертой или пятой странице (за пол года всего шесть страниц записей!).
- Ну что ж… Николай, если не ошибаюсь? Голубчик, скажите, пожалуйста, как вы оцениваете ваши отношения с Анной?
- На пять! По пятибалльной системе естественно, – видно, что она ожидала несколько другого ответа.
- Прекрасно. Считаете ли вы эти отношения любовью?
- А что вы вкладываете в понятие любовь? – я уже немного пришел в себя после ее психологической атаки и кое-что приготовил в ответ.
- Привязанность. Влечение. Закончим пока на этом, - при каждом слове она вращала правой кистью, сжимая и разжимая ладонь. Я начал делать то же самое, но немного быстрее.
- А что вы вкладываете в понятие привязанности и влечения? Не подумайте ничего дурного. Все дело в том, что уже седьмой год я обучаюсь в техническом ВУЗе. Я должен все для себя структурировать, - эта фраза немного вывела ее из колеи. Она следила за моей вращающейся рукой. Я перестал крутить, и она тут же перевела взгляд на меня.
- Предположим, привязанность. Близость с человеком, желание окружить его заботой?
- Ничего такого не замечал, – Теперь вертеть кистью прекратила она.
- Прекрасно…
- Простите, что прекрасно? Что не замечал? Или что не замечал «такого»?
- Молодой человек, вы занимаетесь демагогией. Не так ли? – На ее лице читалась небольшая напряженность.
- А что такое демагогия?
- Вы издеваетесь?!
- Почему вы так решили?
- Не делайте из себя идиота!
- Это вы делаете из меня идиота!
- Нет! – ее хрупкая рука сжалась в кулак. - Это вы делаете из меня дуру!
- Нет, вы сами из себя делаете дуру. И я не думал, что вы так легко купитесь.
Елизавета Егоровна тяжело посмотрела на меня, вдохнула во всю грудь и… расхохоталась, хлопнув ладонью по столу. Я тоже начал смеяться. Не так рьяно, но вполне искренне. Аня, как белая ворона, сидела с непонимающим видом. Весь наш короткий спор она легонько дергала меня за штанину и шептала «заткнись!». Елизавету Егоровну что-то совсем понесло – она вся покраснела и успела откинуться на спинку. Как-то она подозрительно смеется – может у нее приступ чего-нибудь? Аня на меня обидится, если ее доктор помрет со смеху из-за меня.
- Ой, давно я так не смеялась. Спасибо вам, Николай! Черная риторика?
- Нет. Хотя тоже читал.
- А что же? Нет, стойте! Психологическое айкидо!
- Ага! - а бабушка соображает! Кстати забавно, что из всех трех книжек по психологии она попала в две. Может, будет считать меня умным?
- Анна, позвольте ввести вас в курс дела. Тоже посмейтесь. Николай отработал на мне самую примитивную (спасибо блин!) тактику психологической защиты, переходящей в нападение. А я купилась! Старею, наверное…
Аня так и не посмеялась. По лицу было видно, что ужас вроде сошел, и как бы все хорошо, но необоснованная тревога осталась.
- Все-таки, давайте вернемся к теме разговора. Но только на этот раз будем откровенными. Хорошо? – ее тон стал намного приятнее и дружественнее. Может, она сразу так все спланировала?
- Хорошо. Меня к Ане не тянет, и секса с ней я не хочу.
- Анна, а что вы скажете по этому поводу?
- Я вам все рассказывала все в прошлый раз? – Аня выглядела еще более неуверенной.
- Может быть, что-то поменялось за прошедшее время?
- Нет. – Она потупила глаза.
- Быть может, вы хотите уточить что-то?
Еще более краткое «нет».
- Доктор, вам не кажется, что Аню эти вопросы напрягают? – забыв про такт, бросил я.
- Николай, не стоит так враждебно воспринимать меня. Я не чудовище. По крайней мере, не такое, как вы себе представляете. Анна?
Аня испугано подняла глаза. Я этот взгляд уже два раза видел и знал, что он значит. Только не пойму, что он сейчас тут…
- Елизавета Егоровна, Доктор, вы делаете человеку неприятно. Неужели этого не видно? Чего вы от нее хотите добиться? По-моему, и так все понятно! – я немного привстал от ярости.
- Хм. И что же вам понятно?
- То, что Аня стесняется говорить!
- А почему она стесняется говорить?
- Думаете, я куплюсь? Выкладывайте.
- А вы проницательный человек, Николай. Когда поняли?
- После вопросов, повторяющих ответы, - я только сейчас заметил, что Аня сидит и ржет.
- Неплохо. Вы разнервничались, думала, не будете амортизировать. Вернемся опять к теме. Мы разыграли сценку перед вами. Аня – прекрасный актер. Вы ей поверили?
- Зачем задавать вопрос, если ответ вы все равно знаете?
- Более того! Вы совершенно предсказуемо себя повели. Я именно так все и описала еще при нашей прошлой встрече с Анной.
- Серьезно Ань?
- Я тебе говорила, что это гений? А ты что?
- А что я. Я жертва в руках коварных женщин, - коварные женщины обменялись улыбками. – Ну, давайте выкладывайте, что вы заключили?
- Вы прекрасно подходите Анне как психологический балласт.
- Аня мне говорила обратное. По ее словам, я не подхожу.
- Анна создавала мне поддельный авторитет, - вот я тупой, а? – Я повторюсь: моя рекомендация – продолжить общение с вами. С некоторыми оговорками.
- Вы рекомендуете Ане с кем встречаться, а с кем нет?
- Николай, вы меня удивляете. То сообразительностью, то глупостью. Вы в курсе, что Анна познакомилась с вами благодаря моему совету?
- Да…
- Вы в курсе, что мы с Анной обсуждали все ваши встречи?
- Теперь уже да…
- Вы в курсе, почему Анна обратилась ко мне за помощью? – я кивнул. - Вот видите? Теперь вы понимаете, на сколько ваш вопрос глуп?
- Доктор, я умываю руки. Вы… Вы соображаете!
- Вот и прекрасно. Теперь, голубчики, вам обоим я дам некоторые рекомендации. Во-первых, вам обоим не хватает событий. И если Николай спокойно это переносит (откуда она все это знает?), то Анне до точки «Икс» не долго осталось. С голодом здорового общения мы уже разобрались. Николай, вы знаете, что такое голод здорового общения?
Сначала хотелось сказать «Да». Потом понял что переспросит, и, по-любому, скажет что не так. Скажу «нет» - скажет, что можно было бы догадаться. Так и поступим:
- Могу только догадываться.
- Голод здорового общения – совокупность неудовлетворенных социальных потребностей, таких как признание, узнаваемость, общение непосредственно, и, собственно, все. Во-вторых, нужно утолить голод случайных событий. К сожалению, большинство людей пытаются свести свою жизнь к определенной периодической функции. Жить так значительно проще, но, без решения неожиданных нестандартных задач, человек может забыть о личностном росте. Снабжайте друг друга такими ситуациями. Пока закончим на этом.
Теперь я понимаю, почему Аня все делала спонтанно. По крайней мере, для меня. Только сейчас я понял, что это была забота. Все-таки, она очень хороший человечек!
- Все что ли?
- Николай, у вас есть вопросы?
- Да! Я вас реально подловил или это входило в «хитрый план»?
- Нет, в «хитрый план» это не входило.
- Доктор, не юлите. Я вас спросил об одном, а вы мне ответили совершенно другое.
- Да, вы меня действительно… Как вы говорите? Ах да, «подловили».
Меня попросили подождать за дверью. Я вернулся опять в коридор со Сталиным. Восстанавливая произошедшие события, я понял, что ничего не понял. Если эта Елизавета Егоровна такой проницательный и расчетливый доктор, если из Аниных рассказов она довольно точно обрисовала мой психологический портрет…. Я очень редко себя так веду вообще. Как сейчас. Вообще, странно был построен весь этот разговор. Облом, дерзость, мягкость, опять дерзость и раскрытие карт. Потом про психологический голод…. Зачем тогда я нужен был вообще? И как все это может быть связано с девственностью Анны Русиновой? При чем тут голод вообще? Мужика снять на ночь все дела? Пойду-ка я к ним, пускай объяснятся!
Я без стука вошел в комнату, которую минуту назад покинул. Сделал я это совершенно бесцеремонно и довольно шумно, думал, что они удивятся, но удивиться пришлось мне. Они спокойно, улыбаясь, смотрели на меня.
- Вот видишь Аня, - сказала доктор Фейзельштам. – Совершенно предсказуемый молодой человек. Выгодное сочетание экстраверта и логика образует непредсказуемую, но адекватную личность. Думаю, что общение с тобой Николаю будет куда полезнее, чем тебе с ним. Уверена, ты сможешь открыть в нем множество качеств, о которых он сам и не подозревает. Однако если Николай будет прилагать определенные усилия, то и ты выиграешь. Николай, вы согласны организовывать досуг Анны?
- Э…
- Думаю, что он согласен. Не волнуйтесь, голубчик. Я понимаю, что с вами поступили бесцеремонно и очень грубо. С точки зрения психологической этики. Но вы сильный и не думаю, что это вас сильно будет тревожить, не так ли?
- Э… да?
- Ну, вот и славно. У меня к вам будет личная просьба. Вы сможете описывать все происходящее на бумаге, в виде рассказа?
Я совершенно растерялся:
- Я… Это… Я никогда не писал…
- Голубчик, вы лукавите?
- Не называйте меня «Голубчик».
- Давайте не уходить от темы?
- Но я правда никогда не писал. Может, пару раз пробовался, но никто на эти очерки не обращал внимания.
- Я не говорю, что вы должны писать бестселлер. Просто описывайте происходящее. В первую очередь для себя, во вторую – для Анны. И мне была бы интересна ваша точка зрения на происходящее.
- Моя? Аня тоже пишет о происходящим? - почти с детским интересом спросил я.
- Нет. Аня все излагает мне в словесной форме…
- Давайте, я вам тоже все буду излагать в устной форме?
- Николай, вы знаете, что перебивать старших некрасиво?
Я виновато кивнул.
- Давайте договоримся так: вы опишете знакомство с Анной, а там посмотрим. И не нужно бояться. Никто не собирается вас критиковать.
- Я не боюсь! Хорошо, договорились. Начало так начало, – и зачем я сказал, что не боюсь? Как последний простак я попался на эту удочку! Ну что за кретин???
- Прекрасно. И, Николай, прошу вас, не переживайте по поводу своих оплошностей. Вы прекрасно понимаете, о чем я. Не нужно, это лишнее. На моей стороне многолетний опыт общения и ученая степень профессора. Мне хотелось бы отметить, что общение с вами меня позабавило. Давно я уже не разминалась. Хочу вас поблагодарить за это.
- Что мне сказать? Я даже не знаю. Вы все наперед знаете. Вы с дьяволом не знакомы?
- Хех, Николай, у вас еще все впереди. Не стоит переживать. Если учесть, что вы обучаетесь в техническом ВУЗе, у вас выдающиеся способности. Их стоит развивать.
-Ну, вы меня засмущали совсем.
Елизавета Егоровна подошла к своему столу. Только сейчас я заметил, что на краю лежала небольшая бумажка желтого цвета (ну знаете, продают разноцветные стопочки склеенных листиков для записей). Хотя нет – ее раньше не было. Я бы заметил! Она взяла ее и протянула мне. На обороте аккуратным каллиграфическим почерком было написано «Вы меня засмущали прям». БЛИИИН! Ну, пускай, засмущать меня – можно предсказать. Но чтобы точно знать, что я скажу? Она точно с дьяволом на короткой ноге! Мне ничего не оставалось, как удивленно развести руки, расплывшись в растерянной улыбке. Аня не была удивлена. Она гордо смотрела на меня так, как будто это написала она. А может действительно она? А я смотрел в пол…
Я чувствовал себя ужасно. Вроде бы предпосылок не было, но я был разбит. Давно уже такого хренового настроения не было – меня морально избили. При чем били уже лежачего. Зачем этот последний фокус? Просто чтобы окончательно сломать? Со стороны это может показаться вполне мирной забавой, но на самом деле это очень сильно напрягает – всегда в рукаве нужно иметь пару козырей, чтобы удивлять окружающих, а когда все твои действия знают наперед…. Даже не знаю. Так ведь нельзя!?
И тут меня опять осенило! Конечно же, Елизавета Егоровна не ставила целью меня расстроить ради своей потехи. Думаю, она наигралась в эти игры за всю свою практику. Она хотела этим что-то показать. Что показать? Предсказуемость, я, Аня… Голод на случайные события, я, Аня – чувствуете? Аня и раньше упоминала, что все у нее очень постоянно – друзья, с которыми ничего кроме спортзалов и клубов не объединяло, работа, где она должна себя вести так, как должна, постоянное соответствие стандарту бизнес-вумен. И никаких случайностей! Я пробыл в этом состоянии около минуты, а жить уже не хотелось. А у нее так всю жизнь? Ну, или какой-то длительный период? Все равно это ужасно. Я должен стать для нее генератором случайных событий. Самое интересное, что Она уже делала это для меня, и я ее за это начал было ненавидеть. Бедная Анька! Она сделала для меня такое, о чем можно писать книгу! Да если бы не она, где бы я сейчас был? Читал луркоморье и писал никому не нужную музыку? Как же мне с ней повезло!
Я чувствовал себя еще большим козлом, чем тогда, вечером, в машине. Посмотрев на Доктора, я наткнулся на ее вопросительный взгляд. Я кивнул, и она улыбнулась. Пусть лучше Аня не знает. Нужно только узнать, Аня все делала по инструкции или дошла до этого сама? Или вообще на уровне подсознания?
С энтузиазмом я просил:
- Доктор, а в чем заключается ваша методика? Я тоже хочу так!
- Думаете это дар? Это проклятие! Врагу не пожелаешь! Знать, как поступит твой собеседник ужасно! Все диалоги невольно превращаются в обычный расчет! Я нормально даже книгу прочитать не могу.
- Вы преувеличиваете, доктор, - улыбаясь и кивая, сказал я. Все ясно. Двусмысленности быть не может.
Внутри я восхищался Доктором Фейзельштам, одновременно сочувствуя ей. Наверняка эта дамочка при СССР работала в структурах типа КГБ, раскалывая шпионов самой высокой категории. А сейчас лечит 24х-летних девственниц. Во жизнь, а?
- Итак, дорогие мои, давайте вернемся к нашим вопросам. Николай, на вас я возлагаю обязанность организовывать досуг Анны. Как вы на это смотрите? Вашего окончательного ответа мы так и не услышали.
- Завжди готов! (рус. – Всегда готов!).
- Прекрасно! Николай, я попрошу вас выйти. Мне нужно обсудить с Анной кое-какие вопросы. Но будьте добры в этот раз вести себя более сдержанно?
- На этот раз у меня больше нет вопросов.
- И, Николай, там, на кухне, тортик. Я его испекла час назад, он как раз застыл. Буду признательна, если вы угоститесь.
- Торт без фокусов?
- К сожалению да, - Елизавета Егоровна рассмеялась так, как это делают самые обычные старушки.
Я направился за тортом. Раньше вежливость заставляла сказать что-то, типа «Нет, спасибо, я не голоден», или отмазаться: «Мне сладкое нельзя», но последние года полтора я не страдал поддельной скромностью. Предлагают – ни в коем случае не отказывайся! Дают – бери! Во-первых, так можно обидеть хозяина, во-вторых, второго шанса может не быть.
Я прошел на кухню, которая была такой же, как и коридор – старая, но очень добротная мебель, хрусталь в серванте, небольшой столик, на нем красивая зеленая подставка, а на ней шоколадного цвета торт. Не покидало чувство, что в торте записка. Или где-то под ним. Я быстренько, постоянно прислушиваясь и оглядываясь, начал исследовать пространство стола на наличие посланий. Вроде бы ничего. Хотя нет – торт стоит на картонной подставке. Может под ней? Я приподнял торт вместе с подставкой – что и требовалось доказать! Записочка! Такая же желтая, как и в кабинете. Достал, прочитал, улыбнулся. Потом таки начал ржать: «Николай, кушайте торт! Приятного аппетита!». Тот же каллиграфический почерк. Значит, писала Елизавета Егоровна. Ну дает!
Я взял блюдце из стопочки на столе, отрезал себе небольшой кусок, взял ложечку, и попробовал. Даже не знаю, как описать. Слегка горький шоколад с очень плотным вкусом на языке моментально вызвал слюноотделение. Слюнки потекли с немыслимой скоростью! Но это только верхушка! Первый раз за много-много лет я не стремился быстро прожевать и проглотить. Под шоколадом был бисквит. Самый обычный бисквит, еще теплый и просто приятный. Что там посерединке? Суфле? Цвет какой-то стремный – сине-зеленое. Попробуем. Мммм! Мой единственный зрачок расширился. Не знаю, что это, но его кисленький вкус опять напряг мои слюнные железы. Что это? Где то я это уже пробовал, вроде… Только не могу вспомнить, где. Немного повозив во рту, я не выдержал и проглотил. Потом опять откусил суфле. Черт! Да что же это такое! Настолько приятный и знакомый вкус! Такое впечатление, что пробовал что-то такое когда-то давно. Вскоре я выел всю середину, но тайного ингредиента определить так и не смог. В расход пошла оставшаяся верхушка. Пока меня никто не видел, я решил слизать верхний слой шоколада. Вкусно же!
Остался низ. Низ из бисквита, но с какими-то вкраплениями. Орехи какие-то? Ложечкой я достал одну единицу вкраплений и попробовал. Отдавало таблетками. Пектусином, что ли? Я давно его не употреблял, но вкус помнил хорошо - в детстве часто болел, знаете ли. Но не будет же доктор Фейзельштам пихать в торт пектусин? Я достал из куска все осколки, но опять не удовлетворил свой интерес. ИНТЕРЕС! У нее даже торт интересный. Какой же уникальный человек!
Следующий кусок (он был раза в три больше первого) я ел целиком. Так оказалось гораздо вкуснее. Видно, во мне сыграла животная жадность, и третий кусок уже был втрое больше второго. Четвертый еле помещался на блюдце…
Аня и Доктор вышли, сразу уставившись на меня. А я на них. Должен сказать, что мне удалось удивить госпожу Фейзельштам – на ее лице было неподдельное удивление, смешанное с детской радостью. Аня просто стояла и офигевала. Оно и понятно – на кухне, вылупившись на них, стою я с блюдцем, по которому размазан торт, рядом подставка с одиноким маленьким кусочком. Все лицо и руки в шоколаде, рот набит.
- Я вам тут оставил… немного…, - изо рта, на вовремя подставленное блюдце, посыпались крошки.
Они продолжали смотреть на меня теми же лицами. Елизавета Егоровна начала разводить руками:
- Вы меня удивили, Николай! Нет, я ожидала, что с половиной торта придется попрощаться, но чтобы вот так!
- Вы меня профтите, я тут немного задумался, - натужно прожевывая, сказал я. – Из чего торт? Никак не могу понять. Это суфле? Такой знакомый вкус?
- Сливовое варенье. Очень хорошо взбитое, до состояния пены.
- Блииин! Точно! Уже отвык от варенья! А это что за штучки белые?
- Секретный ингредиент, – Доктор Фейзельштам хитро прищурила глаза.
- Ну и ладно, – выманивать у нее что-то…. - Вы часто такие вещи готовите?
- А что?
- А то вы не знаете?
- Каждый раз, когда ты будешь приходить, я буду что-то готовить, идет?
- Я подумаю над вашим предложением.
Моя шутка не вызвала смеха. Только удивление. Может, я ее таки удивил?
Мы собирались. Накинув пальто, я помог Ане одеться, примерял на себя ее платок, получил по шее и натянул шапку. Думал, что Елизавета Егоровна скажет что-то, типа напутственного слова на прощание. Но она просто сказала «до свидания» и зашла в свой кабинет. Мы вышли, и дверь за нами закрылась. Наверное, это та девочка, которую мы встретили при входе. Странный вообще какой-то офис. Чертовщиной отдает. А я еще и торт ихний ел…
Я никак не узнаю Аньку в этом платке! Наверное, никто не узнает.
- Это конспирация?
- Что? Платок? Ну, вообще-то да.
- А от кого скрываешься?
- Не знаю! Просто не хочу, чтобы кто-то знал, что я пользуюсь услугами психолога.
- ПоЛьЗуЮсЬ УсЛуГаМи ПсИхОлОгА, - начал перекривлять я, - будь мужиком! Давай снимай!
- Что???
В ответ я резко, но аккуратно сорвал платок и отбежал на несколько метров. Махая платком, как тореадор, я продолжал ее дразнить. Аня была в маленьком бешенстве. Отдельного внимания требует ее прическа – только что уложенные волосы торчат во все стороны волнами, а в одну сторону (в направлении сдергивания платка) – одна большая, взъерошенная копна черных волос, напоминающая козырек. И эти суровые глаза, торчащие из-под него. Ну, это нужно видеть! Простите за отсутствие фотографий. Тут бы они не помешали.
Как Федя сдувал в «приключениях Шурика» обоину с глаза, Аня пыталась сдуть нависшие волосы. Первый раз ничего не дал, на второй помог ветер, направление которого противоречило настроению Анны. Вследствие чего, копна поменяла свое направление, свесившись налево. Аня напоминала маленькую обиженную девочку. Ну что ж, Анна Русинова, получай интересную жизнь!
- Привет. Не отвлекаю?
- Это точно Аня?
- Иди ты! Нет, серьезно?
- Тебя я готов слушать сколько угодно!
- Ух, дамский угодник! Нужно сегодня встретиться.
- Начинается!
- Ну, Коль!
- Да шучу я. Че там у тебя? Только все и по порядку.
- Мой доктор, помнишь, я тебе говорила? Так вот, он хочет, чтобы ты со мной пришел на прием. Он хотел бы побеседовать.
- А чо за доктор?
- Ну, я ж тебе говорила, я к нему…
- Нет, это психолог?
- Да… А ты думал - кто?
- Боялся, что сексопатолог.
- Ха-ха-ха! Ну, могу тебя и туда сводить!
- Не, я как-нибудь сам. Так что там, на счет доктора?
- Завтра, если сможешь, к четырем. Ага? За тобой заехать? Это возле Бекетова. Хорошо, встретимся без десяти там. Давай, удачи!
Это точно была не Аня. Звонить за сутки и полностью раскрыть все карты… Как-то неожиданно даже. Она не перестает удивлять, по крайней мере.
После последней нашей встречи мы неделю не виделись, договорившись, что так будет лучше для нас обоих. Вообще-то, это была моя инициатива. Во-первых, у меня приближается сессия, а на ее темном (я бы даже сказал мрачном) фоне все меркнет вопреки всем законам оптики. Во-вторых, хотелось все нормально обдумать. Та маленькая часть мира, в которой существовали мы с Аней, поменяла полярность. Поменялись и физические законы. Утром меня отталкивало от нее, а тем же вечером между нами была такая связь и напряжение, что ни разность в возрасте (пускай и незначительная), ни принадлежность к разным социальным классам, и, конечно, такая мелочь, как ментальность, не могли противостоять нашему сближению. Мне сейчас, сидя в пропахшей старыми носками комнате, очень приятно вспоминать тот момент. Дружеский поцелуй… Наверное, такое бывает только у девушек и является непосредственной частью женской дружбы. Хотя я могу и ошибаться. Дамы, если не прав – поправьте, буду благодарен.
В 15.30 следующего дня я уже стоял возле станции метро «iм. архiтектора Бекетова», разглядывая небольшие произведения искусства, которые были точными копиями знаменитых харьковских сооружений – три церкви, «Госпром», памятник кобзарю и что то, что идентифицировать я не смог. ИМХО – самые знаменитые памятники харьковской архитектуры это «мяч» и «памятник великому онанисту». Так же интересно то, что памятники находились внутри кубов из плексигласа (прозрачный пластик), вроде как слепленного герметично, но на каждом экспонате был слой пыли в палец. Как они так умудрились? Как говорил преподаватель по интеллектуальной собственности: «Так только украинцы могут!». Так же меня удивило то, что на памятнике влюбленным нет признаний в любви (мне давно как-то запомнилось «ЛЮБЛЮ КОНОПЛЮ!»). Сразу видно, что недавно выборы были. Почистили, поубирали…
Я присел на скамейку рядом с читающим дедушкой и выключил плеер, но наушники не вытащил, чтобы на этот раз не пропустить Аню. Наверное, сзади подойдет и глаза ладошками закроет, а я ей - «Петя?», а она обломается. Но обломался я, когда увидел ее, выходящей из метро. Ого! Это Аня? А-ха-ха-ха-ха!!!
- Здорова! Ты в церковь, что ли, собралась? – выглядела Аня слегка странновато. Обычно ее прикид состоял из полусапожек на шпильке, красного или черного цвета, темных или светлых колготок, деловой, но, все же, коротковатой юбки или шорт, футболки и курточки. А сейчас на ней брюки, теплая куртка, обычные, похожие на больничные тапки, туфельки, куртка и платок! ПЛАТОК!!!
- Что такое? – с удивлением спросила Анна.
- Не, ну я понимаю – ноги устали от каблука. Платок тебе зачем? – я, как ребенок, начал дергать за край платка.
- В метро дует. Нужно укутываться, – получил по рукам.
- Ты в метро ездишь??? – удивился я.
- А что тут такого? – Аня начала жеманничать. – Ну конечно, я бы могла на вертолете полететь, но, понимаешь, там приземлиться негде.
- Негде? – с поддельной досадой спросил я.
- Угу, - так же печально ответила Анна.
Уже надоело писать эту фразу, но никуда не денешься – «Мы рассмеялись».
Прогулочным шагом мы пошли в сторону студенческой поликлиники, попутно обсуждая, как у кого прошла неделя. В общем-то, никак. У нее работа, у меня – учеба. Аня сказала, что все обо всем поведала своему доктору.
- И что же он сказал?
- Сказал, что это плохая идея.
- Да он просто ревнует!
- Ну, вообще-то это «она».
- Знач лесбиянка.
- Ей 60 лет!
- А это вообще ничего не доказывает! Что ей не понравилось?
- То, что мы были близки.
- А мы были близки?
- Не прикидывайся идиотом!
- Ну, подумаешь, просто поцелуйчик…
- Просто поцелуйчик? – ее возмущению не было предела. Я начал отговариваться, очень тактично и осторожно. Опять я не пойму ее.
- Просто дружеский поцелуйчик. Ты сама говорила, что мы просто по-дружески поцеловались. Не, ну давай, чтобы все по чесноку было. У нас никаких отношений. Я с тобой дружу, ты меня снабжаешь хавчиком и учишь взрослой жизни?
- Купился! Ха-ха! А возмутился то как! Испугался?
- Не то слово. Я тебя тоже как-нибудь подловлю… - последняя фраза была сказана с ехидной улыбкой и дьявольским взглядом. Учитывая то, что один глаз у меня всегда смотрит прямо, выглядело это очень нелепо, но очень устрашающе. По ней пробежал холодок. – А тебе в платке идет! Я б тебе в метро десять копеек дал. Даже пятнадцать!
- Хлевицкий, че ты ко мне пристал?
- Уже «Че» говоришь. Пошли еще «семак» купим?
- Раньше ты мне больше нравился.
- Тут, понимаешь, как в сказке, только наоборот. В сказке принц жабу поцеловал, и она стала принцессой, а тут принцесса поцеловала принца, и он стал жабой. Как тебе?
- Ты Петросяну шутки не пишешь?
- А в этом ничего зазорного кстати нет! Вы просто ничего не понимаете! У Евгения Вагановича очень тонкий юмор. Его будут понимать только в третьем тысячелетии. Возможно, объявят пророком даже! Религия «петросянство» и все такое…
- И тут Остапа понесло…
- Ладно. Чет я и в правду несу чепуху. Мы на поцелуйчике закончили.
- «Поцелуе».
- Какая разница?
- Большая!
- Че ты кричишь? Дети спят! Ладно, на поцелуе. Что в этом плохого?
- Доктор сказал… сказала, что в любом случае, человеческая сущность возьмет свое и начнется любовь. А кончается любовь либо плохо…
- Либо не кончается, - я сделал вид, как будто в уме считаю 7х12. – Да, возможно и такое, но не думаю. Со мной такое не пройдет. Да и с тобой, наверное, тоже.
- А со мной почему?
- Кто у нас тут двадцатичетырехлетняя девственница? Стоп! Только не обижайся! Тихо, тихо, вот так. Я не в обиду, извини, как-то сразу не подумал. Ну, ты ж в курсе, часто в голову били…
- Я к ней с этой проблемой пришла сама. 24 года и еще девочка...
- И вот эти полгода ходила на консультации? Давай, щас один звонок, и все твои проблемы решим – красавец мужчина, грудь волосатая…
- Ну ты и дурак, слушай. Я тебя что-то вообще не узнаю.
- Ну, извини. Просто соскучился сильно, - я обнял ее как старого друга – сильно и приподняв над землей. Аня немного взвизгнула, - уже целую неделю не видел! Радости слишком много. Ты ж знаешь, что я иногда бываю неадекватный…
- Не знаю…
Хитро улыбнувшись, я посмотрел на нее…
Мы зашли в старенькую двухэтажную сталинку, на которой никаких надписей, кроме тех, какие бывают на старых сооружениях, не было. Что это за доктор? Хоть бы вывеску повесила? Поднявшись на второй этаж, Аня достала мобильный и набрала кого-то. У нее 55й семён (Siemens a55)! Прям как у Карины! Это у них мода такая что ли? Аня постучала и ей тут же открыли. Конспирация? Что это за блат-хата такая? Мы вошли. Открыла нам милая девушка в строгом брючном костюме, предложила раздеться и пройти. Моему взору открылся коридор, совершенно типичный для шестидесятилетней докторши. Старая, но добротная деревянная мебель, много светильников (один, конечно же, в виде рыбки), и портрет Сталина в венце композиции. Кстати, такого портрета я еще никогда не видел. Обычно Сталин стоял прямо и, чуть повернув голову в бок, смотрел в сторону, либо стоял под углом, головой смотрел туда же, но искоса поглядывал на зрителя, как бы говоря: «Ну, что же ты, товарищ…». А тут Иосиф Виссарионович стоял прямо и смотрел прямо. И как-то странно смотрел… как на говно (простите). Хотя, наверное, именно так и смотрел. Видимо это очень редкий портрет. По ходу, бабушка еще та…
Раздевшись, мы прошли в другую комнату. Опять сюрприз – дорогие стильные зеленые обои, с рифленым рисунком и золотистым отливом, огромный стол, больше похожий на постамент для памятника, шикарное кожаное кресло и такой же диван. Все абсолютно новое. Такое впечатление, что вот-вот, вчера привезли. Идеальный порядок, все аккуратно сложено, ни пылинки, ни мусоринки. Рядом со столом стоял офисный шкаф, на котором ровно, как богатыри Черномора, в алфавитном порядке стояли папочки с буквами. От А до Я на верхней полке и От А до S на нижней. Удивила папка с буковкой «Ы». Даже комментировать не буду. В комнате висели фотоработы советских художников. Не помню их фамилий, но точно помню, что видел их в журнале «советское фото». У этой дамы определенно есть вкус!
Я плюхнулся на мягкий диван, а Аня аккуратненько присела рядом. Было заметно, что Аня разнервничалась, и не на шутку.
- Ты хоть глупостей не говори! – Тихо, но очень возбужденно сказала она.
- Ты всегда в таком состоянии, когда сюда приходишь?
- Да ты что? Это ж доктор Фейзельштам! – Аня восторженно подняла руки вверх.
- А-ха-ха! ФейзальштамП! – знаю, это некрасиво, но, почему-то, сдержать себя я не мог. Наверное, тоже нервничал. И тут - epic fail – оказывается, эта дама уже стоит в проходе. В силу своей одноглазости, я ее не увидел.
- Елизавета Егоровна ФейзельштаМ, молодой человек. Прошу любить и жаловать. Вы находите в моей фамилии что-то смешное? – совершенно бесстрастно спросила женщина. Я никогда не дал бы ей шестьдесят. Ну, максимум, сорок пять. Вместо ожидаемой старушенции в пенсне, и с боа на шее, перед нами предстала очень даже привлекательная дама в летах, облаченная в безумно красивый деловой костюм из атласной ткани серого и белого цвета. Костюм был даже немного футуристичным – отливал металлом, очень облегающее сидел, подчеркивая прекрасную фигуру и имел несимметричные элементы – ворот, рукава, юбку. Лицо ее выглядело еще моложе, чем она сама. На его форме, конечно, время и оставило свой отпечаток, но вот на коже виднелся отпечаток дорогостоящих кремов и мазей. Она носила очки. Слегка зауженные, в черной пластиковой оправе. Волосы светлые, совершенно естественного пшеничного цвета, аккуратно старательно уложены в «каре». По-моему, это зовется так.
– Молодой человек, мне повторить свой вопрос?
- Нет, спасибо, я прекрасно понял вас, - тщательно подбирая каждое слово, неспешно ответил я. – Я ожидал увидеть даму в годах, слегка выжившую из ума. Зачем у вас висит портрет Сталина в коридоре?
- Почему вы так решили? Неужели Анна вам так меня представляла? – вопрос про Сталина не подействовал! Черт! Еще и Аня на меня смотрит как на врага народа. Нужно было ляпнуть такое? Почему врожденный кретинизм проявляется именно в такие моменты??? Передо мною стояла Доктор Фейзальштам. Играть с ней в словесную дуэль - это как с камнем на танк бросаться. Нужно сдаваться.
- Простите меня. Я поступил по-идиотски. Могу я как-то загладить свою вину?
- Можете, молодой человек. Просто сядьте и постарайтесь думать перед тем, как что-то скажете. Нам всем этой пойдет на пользу.
- Буду стараться, - сказал я, сглотнул, и вжался в диван. Елизавета Егоровна посмотрела на меня, как сами знаете на что. После, достала папку с буквой «Р» и села в большое коричневое кресло. В течение минуты она извлекла из большой толстой папки маленькую, быстренько пробежалась по четвертой или пятой странице (за пол года всего шесть страниц записей!).
- Ну что ж… Николай, если не ошибаюсь? Голубчик, скажите, пожалуйста, как вы оцениваете ваши отношения с Анной?
- На пять! По пятибалльной системе естественно, – видно, что она ожидала несколько другого ответа.
- Прекрасно. Считаете ли вы эти отношения любовью?
- А что вы вкладываете в понятие любовь? – я уже немного пришел в себя после ее психологической атаки и кое-что приготовил в ответ.
- Привязанность. Влечение. Закончим пока на этом, - при каждом слове она вращала правой кистью, сжимая и разжимая ладонь. Я начал делать то же самое, но немного быстрее.
- А что вы вкладываете в понятие привязанности и влечения? Не подумайте ничего дурного. Все дело в том, что уже седьмой год я обучаюсь в техническом ВУЗе. Я должен все для себя структурировать, - эта фраза немного вывела ее из колеи. Она следила за моей вращающейся рукой. Я перестал крутить, и она тут же перевела взгляд на меня.
- Предположим, привязанность. Близость с человеком, желание окружить его заботой?
- Ничего такого не замечал, – Теперь вертеть кистью прекратила она.
- Прекрасно…
- Простите, что прекрасно? Что не замечал? Или что не замечал «такого»?
- Молодой человек, вы занимаетесь демагогией. Не так ли? – На ее лице читалась небольшая напряженность.
- А что такое демагогия?
- Вы издеваетесь?!
- Почему вы так решили?
- Не делайте из себя идиота!
- Это вы делаете из меня идиота!
- Нет! – ее хрупкая рука сжалась в кулак. - Это вы делаете из меня дуру!
- Нет, вы сами из себя делаете дуру. И я не думал, что вы так легко купитесь.
Елизавета Егоровна тяжело посмотрела на меня, вдохнула во всю грудь и… расхохоталась, хлопнув ладонью по столу. Я тоже начал смеяться. Не так рьяно, но вполне искренне. Аня, как белая ворона, сидела с непонимающим видом. Весь наш короткий спор она легонько дергала меня за штанину и шептала «заткнись!». Елизавету Егоровну что-то совсем понесло – она вся покраснела и успела откинуться на спинку. Как-то она подозрительно смеется – может у нее приступ чего-нибудь? Аня на меня обидится, если ее доктор помрет со смеху из-за меня.
- Ой, давно я так не смеялась. Спасибо вам, Николай! Черная риторика?
- Нет. Хотя тоже читал.
- А что же? Нет, стойте! Психологическое айкидо!
- Ага! - а бабушка соображает! Кстати забавно, что из всех трех книжек по психологии она попала в две. Может, будет считать меня умным?
- Анна, позвольте ввести вас в курс дела. Тоже посмейтесь. Николай отработал на мне самую примитивную (спасибо блин!) тактику психологической защиты, переходящей в нападение. А я купилась! Старею, наверное…
Аня так и не посмеялась. По лицу было видно, что ужас вроде сошел, и как бы все хорошо, но необоснованная тревога осталась.
- Все-таки, давайте вернемся к теме разговора. Но только на этот раз будем откровенными. Хорошо? – ее тон стал намного приятнее и дружественнее. Может, она сразу так все спланировала?
- Хорошо. Меня к Ане не тянет, и секса с ней я не хочу.
- Анна, а что вы скажете по этому поводу?
- Я вам все рассказывала все в прошлый раз? – Аня выглядела еще более неуверенной.
- Может быть, что-то поменялось за прошедшее время?
- Нет. – Она потупила глаза.
- Быть может, вы хотите уточить что-то?
Еще более краткое «нет».
- Доктор, вам не кажется, что Аню эти вопросы напрягают? – забыв про такт, бросил я.
- Николай, не стоит так враждебно воспринимать меня. Я не чудовище. По крайней мере, не такое, как вы себе представляете. Анна?
Аня испугано подняла глаза. Я этот взгляд уже два раза видел и знал, что он значит. Только не пойму, что он сейчас тут…
- Елизавета Егоровна, Доктор, вы делаете человеку неприятно. Неужели этого не видно? Чего вы от нее хотите добиться? По-моему, и так все понятно! – я немного привстал от ярости.
- Хм. И что же вам понятно?
- То, что Аня стесняется говорить!
- А почему она стесняется говорить?
- Думаете, я куплюсь? Выкладывайте.
- А вы проницательный человек, Николай. Когда поняли?
- После вопросов, повторяющих ответы, - я только сейчас заметил, что Аня сидит и ржет.
- Неплохо. Вы разнервничались, думала, не будете амортизировать. Вернемся опять к теме. Мы разыграли сценку перед вами. Аня – прекрасный актер. Вы ей поверили?
- Зачем задавать вопрос, если ответ вы все равно знаете?
- Более того! Вы совершенно предсказуемо себя повели. Я именно так все и описала еще при нашей прошлой встрече с Анной.
- Серьезно Ань?
- Я тебе говорила, что это гений? А ты что?
- А что я. Я жертва в руках коварных женщин, - коварные женщины обменялись улыбками. – Ну, давайте выкладывайте, что вы заключили?
- Вы прекрасно подходите Анне как психологический балласт.
- Аня мне говорила обратное. По ее словам, я не подхожу.
- Анна создавала мне поддельный авторитет, - вот я тупой, а? – Я повторюсь: моя рекомендация – продолжить общение с вами. С некоторыми оговорками.
- Вы рекомендуете Ане с кем встречаться, а с кем нет?
- Николай, вы меня удивляете. То сообразительностью, то глупостью. Вы в курсе, что Анна познакомилась с вами благодаря моему совету?
- Да…
- Вы в курсе, что мы с Анной обсуждали все ваши встречи?
- Теперь уже да…
- Вы в курсе, почему Анна обратилась ко мне за помощью? – я кивнул. - Вот видите? Теперь вы понимаете, на сколько ваш вопрос глуп?
- Доктор, я умываю руки. Вы… Вы соображаете!
- Вот и прекрасно. Теперь, голубчики, вам обоим я дам некоторые рекомендации. Во-первых, вам обоим не хватает событий. И если Николай спокойно это переносит (откуда она все это знает?), то Анне до точки «Икс» не долго осталось. С голодом здорового общения мы уже разобрались. Николай, вы знаете, что такое голод здорового общения?
Сначала хотелось сказать «Да». Потом понял что переспросит, и, по-любому, скажет что не так. Скажу «нет» - скажет, что можно было бы догадаться. Так и поступим:
- Могу только догадываться.
- Голод здорового общения – совокупность неудовлетворенных социальных потребностей, таких как признание, узнаваемость, общение непосредственно, и, собственно, все. Во-вторых, нужно утолить голод случайных событий. К сожалению, большинство людей пытаются свести свою жизнь к определенной периодической функции. Жить так значительно проще, но, без решения неожиданных нестандартных задач, человек может забыть о личностном росте. Снабжайте друг друга такими ситуациями. Пока закончим на этом.
Теперь я понимаю, почему Аня все делала спонтанно. По крайней мере, для меня. Только сейчас я понял, что это была забота. Все-таки, она очень хороший человечек!
- Все что ли?
- Николай, у вас есть вопросы?
- Да! Я вас реально подловил или это входило в «хитрый план»?
- Нет, в «хитрый план» это не входило.
- Доктор, не юлите. Я вас спросил об одном, а вы мне ответили совершенно другое.
- Да, вы меня действительно… Как вы говорите? Ах да, «подловили».
Меня попросили подождать за дверью. Я вернулся опять в коридор со Сталиным. Восстанавливая произошедшие события, я понял, что ничего не понял. Если эта Елизавета Егоровна такой проницательный и расчетливый доктор, если из Аниных рассказов она довольно точно обрисовала мой психологический портрет…. Я очень редко себя так веду вообще. Как сейчас. Вообще, странно был построен весь этот разговор. Облом, дерзость, мягкость, опять дерзость и раскрытие карт. Потом про психологический голод…. Зачем тогда я нужен был вообще? И как все это может быть связано с девственностью Анны Русиновой? При чем тут голод вообще? Мужика снять на ночь все дела? Пойду-ка я к ним, пускай объяснятся!
Я без стука вошел в комнату, которую минуту назад покинул. Сделал я это совершенно бесцеремонно и довольно шумно, думал, что они удивятся, но удивиться пришлось мне. Они спокойно, улыбаясь, смотрели на меня.
- Вот видишь Аня, - сказала доктор Фейзельштам. – Совершенно предсказуемый молодой человек. Выгодное сочетание экстраверта и логика образует непредсказуемую, но адекватную личность. Думаю, что общение с тобой Николаю будет куда полезнее, чем тебе с ним. Уверена, ты сможешь открыть в нем множество качеств, о которых он сам и не подозревает. Однако если Николай будет прилагать определенные усилия, то и ты выиграешь. Николай, вы согласны организовывать досуг Анны?
- Э…
- Думаю, что он согласен. Не волнуйтесь, голубчик. Я понимаю, что с вами поступили бесцеремонно и очень грубо. С точки зрения психологической этики. Но вы сильный и не думаю, что это вас сильно будет тревожить, не так ли?
- Э… да?
- Ну, вот и славно. У меня к вам будет личная просьба. Вы сможете описывать все происходящее на бумаге, в виде рассказа?
Я совершенно растерялся:
- Я… Это… Я никогда не писал…
- Голубчик, вы лукавите?
- Не называйте меня «Голубчик».
- Давайте не уходить от темы?
- Но я правда никогда не писал. Может, пару раз пробовался, но никто на эти очерки не обращал внимания.
- Я не говорю, что вы должны писать бестселлер. Просто описывайте происходящее. В первую очередь для себя, во вторую – для Анны. И мне была бы интересна ваша точка зрения на происходящее.
- Моя? Аня тоже пишет о происходящим? - почти с детским интересом спросил я.
- Нет. Аня все излагает мне в словесной форме…
- Давайте, я вам тоже все буду излагать в устной форме?
- Николай, вы знаете, что перебивать старших некрасиво?
Я виновато кивнул.
- Давайте договоримся так: вы опишете знакомство с Анной, а там посмотрим. И не нужно бояться. Никто не собирается вас критиковать.
- Я не боюсь! Хорошо, договорились. Начало так начало, – и зачем я сказал, что не боюсь? Как последний простак я попался на эту удочку! Ну что за кретин???
- Прекрасно. И, Николай, прошу вас, не переживайте по поводу своих оплошностей. Вы прекрасно понимаете, о чем я. Не нужно, это лишнее. На моей стороне многолетний опыт общения и ученая степень профессора. Мне хотелось бы отметить, что общение с вами меня позабавило. Давно я уже не разминалась. Хочу вас поблагодарить за это.
- Что мне сказать? Я даже не знаю. Вы все наперед знаете. Вы с дьяволом не знакомы?
- Хех, Николай, у вас еще все впереди. Не стоит переживать. Если учесть, что вы обучаетесь в техническом ВУЗе, у вас выдающиеся способности. Их стоит развивать.
-Ну, вы меня засмущали совсем.
Елизавета Егоровна подошла к своему столу. Только сейчас я заметил, что на краю лежала небольшая бумажка желтого цвета (ну знаете, продают разноцветные стопочки склеенных листиков для записей). Хотя нет – ее раньше не было. Я бы заметил! Она взяла ее и протянула мне. На обороте аккуратным каллиграфическим почерком было написано «Вы меня засмущали прям». БЛИИИН! Ну, пускай, засмущать меня – можно предсказать. Но чтобы точно знать, что я скажу? Она точно с дьяволом на короткой ноге! Мне ничего не оставалось, как удивленно развести руки, расплывшись в растерянной улыбке. Аня не была удивлена. Она гордо смотрела на меня так, как будто это написала она. А может действительно она? А я смотрел в пол…
Я чувствовал себя ужасно. Вроде бы предпосылок не было, но я был разбит. Давно уже такого хренового настроения не было – меня морально избили. При чем били уже лежачего. Зачем этот последний фокус? Просто чтобы окончательно сломать? Со стороны это может показаться вполне мирной забавой, но на самом деле это очень сильно напрягает – всегда в рукаве нужно иметь пару козырей, чтобы удивлять окружающих, а когда все твои действия знают наперед…. Даже не знаю. Так ведь нельзя!?
И тут меня опять осенило! Конечно же, Елизавета Егоровна не ставила целью меня расстроить ради своей потехи. Думаю, она наигралась в эти игры за всю свою практику. Она хотела этим что-то показать. Что показать? Предсказуемость, я, Аня… Голод на случайные события, я, Аня – чувствуете? Аня и раньше упоминала, что все у нее очень постоянно – друзья, с которыми ничего кроме спортзалов и клубов не объединяло, работа, где она должна себя вести так, как должна, постоянное соответствие стандарту бизнес-вумен. И никаких случайностей! Я пробыл в этом состоянии около минуты, а жить уже не хотелось. А у нее так всю жизнь? Ну, или какой-то длительный период? Все равно это ужасно. Я должен стать для нее генератором случайных событий. Самое интересное, что Она уже делала это для меня, и я ее за это начал было ненавидеть. Бедная Анька! Она сделала для меня такое, о чем можно писать книгу! Да если бы не она, где бы я сейчас был? Читал луркоморье и писал никому не нужную музыку? Как же мне с ней повезло!
Я чувствовал себя еще большим козлом, чем тогда, вечером, в машине. Посмотрев на Доктора, я наткнулся на ее вопросительный взгляд. Я кивнул, и она улыбнулась. Пусть лучше Аня не знает. Нужно только узнать, Аня все делала по инструкции или дошла до этого сама? Или вообще на уровне подсознания?
С энтузиазмом я просил:
- Доктор, а в чем заключается ваша методика? Я тоже хочу так!
- Думаете это дар? Это проклятие! Врагу не пожелаешь! Знать, как поступит твой собеседник ужасно! Все диалоги невольно превращаются в обычный расчет! Я нормально даже книгу прочитать не могу.
- Вы преувеличиваете, доктор, - улыбаясь и кивая, сказал я. Все ясно. Двусмысленности быть не может.
Внутри я восхищался Доктором Фейзельштам, одновременно сочувствуя ей. Наверняка эта дамочка при СССР работала в структурах типа КГБ, раскалывая шпионов самой высокой категории. А сейчас лечит 24х-летних девственниц. Во жизнь, а?
- Итак, дорогие мои, давайте вернемся к нашим вопросам. Николай, на вас я возлагаю обязанность организовывать досуг Анны. Как вы на это смотрите? Вашего окончательного ответа мы так и не услышали.
- Завжди готов! (рус. – Всегда готов!).
- Прекрасно! Николай, я попрошу вас выйти. Мне нужно обсудить с Анной кое-какие вопросы. Но будьте добры в этот раз вести себя более сдержанно?
- На этот раз у меня больше нет вопросов.
- И, Николай, там, на кухне, тортик. Я его испекла час назад, он как раз застыл. Буду признательна, если вы угоститесь.
- Торт без фокусов?
- К сожалению да, - Елизавета Егоровна рассмеялась так, как это делают самые обычные старушки.
Я направился за тортом. Раньше вежливость заставляла сказать что-то, типа «Нет, спасибо, я не голоден», или отмазаться: «Мне сладкое нельзя», но последние года полтора я не страдал поддельной скромностью. Предлагают – ни в коем случае не отказывайся! Дают – бери! Во-первых, так можно обидеть хозяина, во-вторых, второго шанса может не быть.
Я прошел на кухню, которая была такой же, как и коридор – старая, но очень добротная мебель, хрусталь в серванте, небольшой столик, на нем красивая зеленая подставка, а на ней шоколадного цвета торт. Не покидало чувство, что в торте записка. Или где-то под ним. Я быстренько, постоянно прислушиваясь и оглядываясь, начал исследовать пространство стола на наличие посланий. Вроде бы ничего. Хотя нет – торт стоит на картонной подставке. Может под ней? Я приподнял торт вместе с подставкой – что и требовалось доказать! Записочка! Такая же желтая, как и в кабинете. Достал, прочитал, улыбнулся. Потом таки начал ржать: «Николай, кушайте торт! Приятного аппетита!». Тот же каллиграфический почерк. Значит, писала Елизавета Егоровна. Ну дает!
Я взял блюдце из стопочки на столе, отрезал себе небольшой кусок, взял ложечку, и попробовал. Даже не знаю, как описать. Слегка горький шоколад с очень плотным вкусом на языке моментально вызвал слюноотделение. Слюнки потекли с немыслимой скоростью! Но это только верхушка! Первый раз за много-много лет я не стремился быстро прожевать и проглотить. Под шоколадом был бисквит. Самый обычный бисквит, еще теплый и просто приятный. Что там посерединке? Суфле? Цвет какой-то стремный – сине-зеленое. Попробуем. Мммм! Мой единственный зрачок расширился. Не знаю, что это, но его кисленький вкус опять напряг мои слюнные железы. Что это? Где то я это уже пробовал, вроде… Только не могу вспомнить, где. Немного повозив во рту, я не выдержал и проглотил. Потом опять откусил суфле. Черт! Да что же это такое! Настолько приятный и знакомый вкус! Такое впечатление, что пробовал что-то такое когда-то давно. Вскоре я выел всю середину, но тайного ингредиента определить так и не смог. В расход пошла оставшаяся верхушка. Пока меня никто не видел, я решил слизать верхний слой шоколада. Вкусно же!
Остался низ. Низ из бисквита, но с какими-то вкраплениями. Орехи какие-то? Ложечкой я достал одну единицу вкраплений и попробовал. Отдавало таблетками. Пектусином, что ли? Я давно его не употреблял, но вкус помнил хорошо - в детстве часто болел, знаете ли. Но не будет же доктор Фейзельштам пихать в торт пектусин? Я достал из куска все осколки, но опять не удовлетворил свой интерес. ИНТЕРЕС! У нее даже торт интересный. Какой же уникальный человек!
Следующий кусок (он был раза в три больше первого) я ел целиком. Так оказалось гораздо вкуснее. Видно, во мне сыграла животная жадность, и третий кусок уже был втрое больше второго. Четвертый еле помещался на блюдце…
Аня и Доктор вышли, сразу уставившись на меня. А я на них. Должен сказать, что мне удалось удивить госпожу Фейзельштам – на ее лице было неподдельное удивление, смешанное с детской радостью. Аня просто стояла и офигевала. Оно и понятно – на кухне, вылупившись на них, стою я с блюдцем, по которому размазан торт, рядом подставка с одиноким маленьким кусочком. Все лицо и руки в шоколаде, рот набит.
- Я вам тут оставил… немного…, - изо рта, на вовремя подставленное блюдце, посыпались крошки.
Они продолжали смотреть на меня теми же лицами. Елизавета Егоровна начала разводить руками:
- Вы меня удивили, Николай! Нет, я ожидала, что с половиной торта придется попрощаться, но чтобы вот так!
- Вы меня профтите, я тут немного задумался, - натужно прожевывая, сказал я. – Из чего торт? Никак не могу понять. Это суфле? Такой знакомый вкус?
- Сливовое варенье. Очень хорошо взбитое, до состояния пены.
- Блииин! Точно! Уже отвык от варенья! А это что за штучки белые?
- Секретный ингредиент, – Доктор Фейзельштам хитро прищурила глаза.
- Ну и ладно, – выманивать у нее что-то…. - Вы часто такие вещи готовите?
- А что?
- А то вы не знаете?
- Каждый раз, когда ты будешь приходить, я буду что-то готовить, идет?
- Я подумаю над вашим предложением.
Моя шутка не вызвала смеха. Только удивление. Может, я ее таки удивил?
Мы собирались. Накинув пальто, я помог Ане одеться, примерял на себя ее платок, получил по шее и натянул шапку. Думал, что Елизавета Егоровна скажет что-то, типа напутственного слова на прощание. Но она просто сказала «до свидания» и зашла в свой кабинет. Мы вышли, и дверь за нами закрылась. Наверное, это та девочка, которую мы встретили при входе. Странный вообще какой-то офис. Чертовщиной отдает. А я еще и торт ихний ел…
Я никак не узнаю Аньку в этом платке! Наверное, никто не узнает.
- Это конспирация?
- Что? Платок? Ну, вообще-то да.
- А от кого скрываешься?
- Не знаю! Просто не хочу, чтобы кто-то знал, что я пользуюсь услугами психолога.
- ПоЛьЗуЮсЬ УсЛуГаМи ПсИхОлОгА, - начал перекривлять я, - будь мужиком! Давай снимай!
- Что???
В ответ я резко, но аккуратно сорвал платок и отбежал на несколько метров. Махая платком, как тореадор, я продолжал ее дразнить. Аня была в маленьком бешенстве. Отдельного внимания требует ее прическа – только что уложенные волосы торчат во все стороны волнами, а в одну сторону (в направлении сдергивания платка) – одна большая, взъерошенная копна черных волос, напоминающая козырек. И эти суровые глаза, торчащие из-под него. Ну, это нужно видеть! Простите за отсутствие фотографий. Тут бы они не помешали.
Как Федя сдувал в «приключениях Шурика» обоину с глаза, Аня пыталась сдуть нависшие волосы. Первый раз ничего не дал, на второй помог ветер, направление которого противоречило настроению Анны. Вследствие чего, копна поменяла свое направление, свесившись налево. Аня напоминала маленькую обиженную девочку. Ну что ж, Анна Русинова, получай интересную жизнь!
