Окно Овертона – это вам не это / vk :: США :: не политика :: интернет :: Cat_Cat :: Республиканцы :: Конспирология :: окно Овертона :: страны :: 90-е :: длиннопост :: Истории

Окно Овертона – это вам не это

 Родился как-то в шестидесятом в городке Мидленде, штат Мичиган, славный мальчуган. Вырос, пошёл в школу – среднюю имени Герберта Доу (минутка рекламы: входит в двадцать лучших школ Мидленда!) – закончил в 78. Уехал из родного дома, поступил в Мичиганский технологический, на бакалавра электротехники, закончил в 83 и начал вкалывать.

 Мальчугана – впрочем, здорового теперь уже парня, инженера – звали Джозеф Пол Овертон. И эта вообще-то грустная история о том, чего он никогда не делал.
  То есть вообще-то делал. Поработав электриком в градообразующем предприятии родного городка – кстати, основанного тем самым Гербертом Доу – и поняв, что это немного не его, наш герой резко меняет ориентацию с нормальной на гуманитарную и поступает в [Высшую] юридическую школу Томаса Кули. Отучившись там, в 93 – в тридцать три года – получает степень доктора юридических наук.

 Тут же становится членом Мичиганской коллегии адвокатов, но главное место работы мужика за тридцать – Макинакский центр общественной (public) политики. Эта некоммерческая политическая организация – 501(c)(3) по американской классификации, освобождена от федеральных налогов – стоит того, чтобы рассказать о ней поподробнее.
 Хотя бы на основании того, что образована она была в баре. Четырьмя неслучайно встретившимися местными bigman`ами – страховым агентом Джо Олсоном, страховым манагером Томом Хогом, адвокатом Ричардом МакЛелланом и будущим губером Мичигана, Джон Энглером.

 Лукавый Джо в интервью грит, что все они просто хотели продвинуть идеи свободного рыночка и донести до местных свои идеи, но мы-то знаем, что власти скрывают! Кхм, продолжим.
Дело было в 87. Напомню, безо всякого офиса, людей и планов, что надо делать.
 Через год, впрочем, шустрые основатели обзавелись толковым президентом, помещением и 80.000 долларов от местных благотворителей. Ещё через десять лет макинакцы переехали в собственную – не арендованную какую-то там – штаб-квартиру, но это будет потом.

 А пока славный парень Джозеф Овертон, доктор юридических наук, ставший в конторе старшим вице-президентом на хорошем окладе, думает, как бы вытрясти из местных толстосумов побольше бабла на пожрать сотрудникам Центра. С этим действительно пока проблемы, потому как живёт организация только на благотворительные взносы. И на кое-какие заказы.
 Думает – и придумывает. Чтобы вытрясти взносы (и получить заказы), нужно убедить толстосумов, что контора им нужна позарез. Зачем? А для того, чтобы определять, херню они сморозили или нет.

Не, если коротко, то оригинальная идея "окна Овертона" именно в этом и состоит.

 Есть целевая аудитория, электорат, избиратели – в общем американский синоним для быдла – со своим набором убеждений. Этот набор довольно статичен и, в принципе, заранее известен (хотя, чтобы его точно определить, нужно немало поработать аналитическому центру).
 Есть политические идеи, которые политики излагают голосом через рот – при этом совершенно неважно, это их идеи или нет; разделяют они их или нет; пидорасы они или Д`артаньяны (а, чорт, это уже из другой оперы). Главное – это идеи, на которые откликаются избиратели.

 И вот есть слишком радикальные идеи, которые в обществе – большинством электората – считаются неприемлемыми, чтобы их говорить голосом через рот. Эти идеи – нежизнеспособны в принципе, поэтому их толкать не стоит. Поэтому стоит толкать приемлемые или почти приемлемые, чтобы быть популярным – только и всего.
 Как определить, какие торт, а какие – уже не торт? Всё просто: отстегнуть бакшиш аналитическому центру. Умники всё посчитают за тебя, пропишут тебе пиар-кампанию и речи.

 Тут надо понимать американскую специфику того времени – девяностых и того места – просвещённой американской глубинки. Все вообще-то согласны с тем, что демократия – это хорошо и что голосовать за то, что тебе нравится, это здорово, но никто не возражает против классно срежиссированного спектакля на местных выборах, даже если реплики актёров довольно предсказуемы.
 Вот. Собственно, окно Овертона и объясняет, зачем толстосумам, захотевшим поиграться в политику, нужны режиссёры. Только и всего. Здорово, правда?

 А как же все эти теории заговора про легализацию каннибализма, наркотиков и блядства? Сейчас поясню.
 Проблема в том, что славный парень Джозеф Овертон, скромный и отзывчивый человек с редкой, но тёплой улыбкой, игрок в теннис, хороший друг и новоиспечённый семьянин, разбился 30 июня 2003 года. Около девяти вечера он взлетел на личной Cessna 172 с аэродрома Тускола недалеко от Каро, штат Мичиган. В 21:32 самолёт, по словам свидетелей, внезапно направился вниз, перерезал линии электропередач, ударился об землю и загорелся. Так погиб славный парень Джозеф.

 А его идея продолжала жить. Новый президент конторы, Джозеф Леман, через пару лет допилил идею напильником: добавил развитую градацию, подстроил в теорию общественные институты, дополнил парочкой примеров, пересказал поконкретнее и выкинул во внутреннее пользование. Довольно благородно назвав концепцию по имени её погибшего создателя.
 Так бы и использовалась своеобразная адаптация социологической теории в Макинакском центре общественной политики, привлекала бы денежки и всякое такое, ежели б не заметил её в 2010 щелкопёр Гленн Бек, консерватор, журналюга, комментатор, радиоведущий (и, небось, ещё пидорас – зачёркнуто)

 Тут, опять же, стоит понимать американскую специфику: консерватор в рамках американской политической системы – это человек, стоящий за родимую Конституцию и идеалы отцов-основателей против американского же прогрессизма. То есть за право на жизнь, за право на свободу вероисповедания, за хранение оружия дома...

 Вот. Значится, этот яростный журналюга в президентство Обамы, которого консерваторы, мягко говоря, недолюбливали, накатал целый роман, который гордо назвал "Окно Овертона".
 Посвящён он был, если вкратце, тому, как один хитрозадый политик постепенно разлагает американское общество до того, что оно одобряет отмену американской Конституции и враждебное вторжение извне. Разлагает самым надёжным инструментом – ужаснейшим "окном Овертона", которое, мол, позволяет постепенно, шаг за шагом, продвинуть такой ужас, кошмар и пиздец, как разрушение собственной родины (под которой понимается, прежде всего, Конституция). В общем, песец подкрался незаметно, все дела.

 А теперь следите за руками. Нехитрым перегибом концепция, обосновывающая аналитические центры превращается... превращается... превращается в полноценную теорию заговора. Даже не так: научно обоснованную теорию заговора. Вон, сам Овертон говорил, а он точно голова.
 Тут плохо то, что средний читатель Гленна не утруждал себя рытьём источников (тем более, что так широко концепцию макинакцы не презентовали). И принимал всё за чистую монету, – как мы знаем, лучшей почвы для самой бредовой конспирологии не найти.

 В чём тут подвох? В динамике. Джозеф Овертон, а вслед за ним и Джозеф Леман, допускали движение или дрейфование окошка приемлемости только в исключительных случаях – или очень, очень неторопливо, вместе с общественным прогрессом. Джозеф Овертон, а вслед за ним и Джозеф Леман, воспринимали общественное мнение как болото, в котором политику нужно аккуратненько прокладывать дорожку.

 Гленн Бек перевернул теорию: в его извращённом пересказе окно Овертона постоянно движется и легко подвержено рукотворным изменениям; в его извращённом пересказе болото осушается нахрен.
 Вот в этом-то пересказе словцо и замейнстримилось, вошло в американский политический лексикон и там укоренилось. Кстати, отголосок создателя в нём остался: поскольку на самого Овертона и его коллег – на самом деле либертарианцев – расхожий слух повесил ярлыки консерваторов (и республиканцев), – слово стало маркёром республиканца.

 Потом молва перенесла выраженьице через океан. Докатилась мода и до России, где кое-когда оно было в ходу: правда, в извращённом уже двумя пересказами значении, – а источники, как водится, никто не копал.
 Поднимем же бокалы, чтобы земля была славному парню Джозефу Овертону пухом. И скажем мораль. А мораль у охуительной истории простая: не все прекрасные идеи становятся известными такими, какими они были задуманы. Особенно после гибели автора, который уже не может ничего объяснить. Иногда они извращаются настолько, что, ей-богу, лучше бы оставались неизвестными.

____________________________________

Автор: Андрей Гуренко