Девочка показала голую грудь другу

Кошкин дом (Дубликат, часть без номера) Продолжение

Часть 1 http://vn.reactor.cc/post/3449322
Часть 2 http://vn.reactor.cc/post/3452548
Часть 3 http://vn.reactor.cc/post/3459030


4

Жизнь состояла из циклов, циклы из дней, а дни из часов и минут. Девушка-кошка не замечала их течения, никак не выделяя себя из окружающего мира. А жизнь ее была чем-то средним, между жизнью пионеров, населяющих лагеря, и жизнью ученых, техников и военных, обитающих в поселке. Как и пионеры девушка-кошка не старела, зафиксировавшись в человеческом аналоге своего кошачьего возраста, как и пришельцы извне она сохраняла свою память не обращая внимания на смену циклов. Тумана, попасть в который так боялись люди, она просто не замечала. Еды ей хватало, скучно ей не было и она была по своему счастлива.
Все так же держась поблизости от поселка бывшая кошка открыла для себя незаселенные узлы, где можно было пройтись по абсолютно пустому лагерю, в котором никогда не звучали детские голоса. Человек, не важно, пионер из лагеря или обитатель поселка, или бывшая кошка, чувствовал в них себя очень неуютно. Бывшая кошка просто легко пробегала по главной аллее такого лагеря и скрывалась в тоннеле между узлами. Ей казалось не правильным, что никто не живет в этих домиках, никто не ходит по аллеям, никто не принимает пищу в столовой и не играет на спортивной площадке. Дважды она уже пыталась позвать с собой людей: «Приходите, живите, радуйтесь! Там столько места!» Но оба раза люди ее не поняли. В первый раз человек закричал и упал на пол скрывшись из поля зрения, бывшая кошка хотела сказать ему: «Не бойся! Пойдем со мной!» — но не было слов и пришлось уйти. А во второй раз ей пришлось убегать от целой стаи, сначала она думала, что люди поняли ее и бегут вместе с ней, но люди, испуганные и злые, кричали, гнались, кидались камнями, ранили ее в ногу.
И все же бывшую кошку все больше и больше тянуло к людям, даже вечерняя погоня за ней, когда она едва спаслась от обитателей поселка не отвратила ее. Прятаться она умела, а голая человеческая кожа маскирует не хуже камуфляжа. Поэтому наблюдение за жизнью обитателей какого-нибудь из лагерей или самого поселка стало основным ее занятием.
А вечером, забираясь после охоты в Старый корпус в одном из узлов или в подземелье, или оставаясь на одной из своих лёжек, девушка-кошка разыгрывала целые представления, по своему проживая заново увиденное. Полученный ей человеческий мозг был слишком велик для кошачьего разума и его требовалось чем-то заполнить.
Но из всех людей больше всего привлекали ее двое: женщина, которая с некоторых пор стала проводить время в её главном логове и мужчина, на которого она то и дело натыкалась в лесу. За мужчиной было интересно следить как он ходит по лесу, по ее любимым тропинкам, то наклоняясь к самой земле, то, наоборот, оглядываясь и всматриваясь в близкий лесной горизонт. Несколько раз она была свидетельницей того, как раздавался гром и неосторожный рябчик падал с дерева под ноги мужчине. Мужчина обдирал с рябчика кожу вместе с перьями, потрошил и, отварив мясо в котелке, съедал и уходил, оставив на месте своего обеда только затоптанный маленький костер и кучку птичьих потрохов. Потрохами она брезговала, оставляя их лисам, а к костру подходила. Иногда ей удавалось раздуть тлеющие угли и тогда она долго сидела, задумчиво глядя на языки пламени, пока не сгорали последние сучья.
Если за мужчиной было интересно наблюдать, то женщину было интересно слушать. Девушка-кошка обычно устраивалась на краю крыши, над открытым окном, или, в те редкие дни, когда портилась погода, в соседней комнате и слушала бесконечный монолог. Часто женщина пела, и тогда оказывалось что у нее почти академическое контральто. Иногда девушке-кошке казалось, что обращаются прямо к ней, иногда — что она понимает о чем идет речь. Но, как после наблюдения за мужчиной, хотелось в пантомиме повторить его действия, так и тут, каждый вечер она повторяла за женщиной как попугай, не понимая смысла произносимых слов. Перед девушкой-кошкой стояла сложная задача: не понимая смысла слов выделить те, которыми люди зовут друг друга, а сделать это можно было только наблюдая за ними. И она опять и опять возвращалась в лагеря и в поселок, наблюдать за их обитателями.

Анатолий был доволен. Он сидел в кабинете и разглядывал свою таблицу. «Жаль, показать никому нельзя. И методику не открыть — засекретят сразу же. Как бы назвать? «Табличный метод прогнозирования встреч с…» Ладно, назовем ее тринправленным существом: кошка, человек и местный компонент. Практически религиозный объект, практически божество. Набрался я умных слов от местных очкариков».
Осталось, пользуясь таблицей, выбрать место и время встречи с бывшей кошкой. Можно было не торопиться, можно было устроить себе внеплановый отдых. Время позволяло, Анатолию нравилось бродить с ружьем по лесу, а Женя основательно разгрузила его от рутинной работы. «Если то, что мы знаем об этих существах — правда, то настоящую опасность она будет представлять только через два цикла, считая от текущего. Пока все сходится. Устрою-ка я себе небольшой отпуск и назначу основное время на второй день следующего цикла, и два контрольных: через день и через пять дней от основного, соответственно. В семь ноль-ноль, в одиннадцать тридцать и в двадцать один ноль-семь». Анатолию очень не хотелось убивать и он неосознанно тянул время. Тут еще, кстати пришлось недавно просмотренное кино. «А ты даже на польты не годишься», — произнес он в пустоту кабинета, возвращаясь к своим обязанностям.
Анатолий нарисовал на карте три кружка, поставил около каждого дату и время, и вышел из кабинета в приемную. Женя копалась в картотеке, составляя, кажется, график отпусков за прошлые годы.
— Ох и запустили вы дела, дядя Толя.
— Запустил, Женечка. Но ты же не собираешься в лагерь вернуться? А то, на тебя вся надежда.
— Что я там забыла? Детей этих бестолковых? Или «общественные мероприятия»? А тут у вас четыре часа до обеда отработала и свободна.
«Свободна», в понимании Жени, означало взять книжку в библиотеке и завалиться на кровать у себя, в четырехкомнатной секции, которую она делила еще с тремя аборигенами: Сыроежкиным, числившимся лаборантом у Трофимова, и Мику Хатсуне и Персуновым-дубликатом, числящимися в лаборатории Персунова-оригинала. Правда, Персунов-дубликат безвылазно обитал на удаленном посту и в поселке почти не показывался. Да еще, поздно вечером, когда нет никого, сходить на пляж, обязательно зазвав с собой «дядю Толю» для охраны девичей чести. Там окунуться, неумело проплыть десяток метров и убежать к себе в корпус.
— Тогда, на тебя вся надежда. Я в лес до обеда, держи оборону без меня! Пленных не брать, а если брать, то не кормить!
— Ни пуха ни пера, дядя Толя.
Анатолий только взмахнул рукой, уходя. «Сколько ей лет? — Думал он, спускаясь со второго этажа административного модуля. — Семнадцать, по нашему счету, а мне — сорок два. Надо было жениться перед выпуском из училища, сейчас бы своя такая провожала». Каждый цикл Женя удивительно легко включалась в работу, когда, на второй день по приезду в поселок, ее мозг переключался на самостоятельный режим функционирования. «Привязался я к ней. Может, оставить ее здесь постоянно? Надо будет потрясти Персунова-оригинала: как он умудряется сохранять своего дубликата в нашей вакуоли? А то надоело каждый раз в первый узел за этими тремя мотаться. Хотя, Персуновский дубликат, он в активной фазе, наверное, с этим связано».
От административного модуля Анатолий направился в казарму, там забрал из сейфа дежурного ружье, еще раз пообещал старшине роты сходить с тем на охоту, «как время будет». Из казармы, пройдя вдоль забора, выбрался на главную аллею и направился по ней в сторону западных ворот. Напротив столовой Анатолий остановился и кинул взгляд на крыльцо. Последние проспавшие завтрак сотрудники филиала расходились по лабораториям. Демонстративно глядя на крыльцо и здороваясь со знакомыми, Анатолий, боковым зрением, отслеживал ближайшее к крыльцу скопление кустов. Дождался, когда в них мелькнет и исчезнет что-то светлое и удовлетворенно подумал: «Все-таки, она уже не наша. Ни человек, ни животное не способны выдерживать расписание с такой точностью. Это уже один из органов Системы, будь она не ладна. Будь они обе не ладны».

Виола устроилась с ногами на разбитом диване у себя на «даче» и делала вид, что внимательно разглядывает кончик карандаша. Фантазия у нее уже успела истощиться и потому она несла полную околесицу: «Карандаш Кохинор, мягкий, хорошо заточенный, но это не надолго. Им можно рисовать, им можно чертить, им можно...» Виола тихо приговаривала не слушая себя, а сама, краем глаза, следила за старым, засиженным мухами зеркалом, принесенным в комнату и прислоненным к стене так, чтобы в нем отражалась входная дверь. А за дверью уже час, как чувствовалось чье-то присутствие. «Только не испугнись… кошочка», — Виола говорила все тише, надеясь, что любопытство пересилит осторожность. Наконец, кто-то невидимый за дверью сдался и в проем просунулась лохматая голова. Виола замерла, стараясь не спугнуть, только замолчала и медленно повернулась лицом к двери, стараясь не спугнуть пришельца и улыбаясь одними глазами. Смотреть она старалась чуть в сторону, а руки спрятала. Голова в дверях исчезла, чтобы через десять секунд появиться опять. Виола так и оставалась сидеть, не шевелясь больше, а пришелица уже стояла в проеме в полный рост, так что появилась возможность разглядеть ту во всей красе. Спутанные волосы, грязь в уголке глаза, синяки по всему телу, разного срока давности, мелкие царапины от веток и глубокий разрез на голени. Ни капли жира на теле и узловатая, почти мужская, мускулатура. Получеловек-полузверь стояла, чуть подавшись вперед, и хвост ее струился параллельно земле.
— Ну заходи… кошочка. И имей в виду, звать меня с собой не нужно, меня не зовут, я сама прихожу…
Виола говорила и говорила, а кошачий хвост поднимался все выше и выше. И что-то сломалось в бывшей кошке, она сделала в комнату первый шаг, второй, третий и, уже подойдя к дивану, упала на колени, уткнувшись в Виолу головой.
— … вот и все вы такие, хоть и гуляете сами по себе. — Виола запустила пальцы в спутанные волосы девушки-кошки. — Если хочешь, можешь ходить и так. А если хочешь перестать быть кошкой, для начала тебе нужно вымыться, причесаться, одеться и научиться разговаривать.
— Я-н-а-а-а-ю…
— Конечно знаешь. А еще, я не люблю животных, так что другого выхода, кроме как перестать быть кошкой, у тебя нет.

— Ну, рассказывай, где ты была.
— Ты была-аа в лесу.
— Нет, я то была в поселке, а вот где ты была?
— Я-аа была-аа в поселке, а ты была-аа в лесу.
— Так, стоп. — Женщина показывает пальцем на себя. — Это — я. — Потом показывает пальцем на девушку. — А это ты. Повтори.
Девушка показывает пальцем на женщину:
— Это — я.
Женщина перехватывает руку девушки. Та испуганно вздрагивает, но расслабляется доверившись.
— Повторяй за мной. Это — я. — Рука, ведомая женщиной, касается груди девушки. — Это — ты. — И рука касается груди женщины. — Теперь сама повторяй.
— Это — я. Это — ты.
— Молодец, а теперь вместе.
С третьей попытки у них получается и два голоса звучат синхронно и пальцы показывают совершенно правильно: «Это — я, а это — ты!» Девушка поняла и счастливо смеется. «Как просто!»
— Усложним задачу. — Женщина подводит девушку к зеркалу. Та знает зеркало и не пугается. — Кто это?
— Это? Это — я! ---- И уже сама, без напоминаний и просьб показывает на отражение женщины в зеркале. — А это — ты!
Женщина улыбается, но улыбка сползает сменяясь озабоченным выражением.
— Кто бы еще рассказал мне, что с тобой делать? А как ты живешь с двумя наборами хромосом?
Смысла вопросов девушка не понимает и потому молчит.

Бывшая кошка ничего не знал об оставленных ей двух неделях жизни, но спешила жить, используя все свои маленькие возможности. «Надо научиться говорить? Я научусь говорить за три дня». И на третий день она поздоровалась с приходящей к ней женщиной. Запинаясь на глухих согласных и растягивая гласные, не задумываясь об ударениях, но та ее поняла и ответила.
Язык заставил ее выучить местоимения, всего два: «Я» и «Ты», но и этого оказалось достаточно, чтобы отделить себя от окружающего мира. Чтобы где-то на интуитивном уровне понять, что есть она и есть весь остальной мир.
А как только бывшая кошка заговорила, так с тех пор и не умолкала, ей хотелось общения. Но собеседник приходил только утром и очень скоро бывшей кошке этого стало мало. Помня свой неудачный опыт обращения к жителям поселка она попробовала поговорить с пионерами, но пионеры либо не замечали ее, либо испуганно убегали. Она задумалась, что же в ней не так и решила, что ей нужно одеться. Платье она позаимствовала там же, в одном из лагерей, на складе. Даже размер совпал. Первой, кому она показалась в нем, была та женщина, что приходила к ней по утрам.
— Вижу, ты решила меня послушаться… кошочка. Давай только платье вывернем на правую сторону.
— Выверняа-у-у-у. — Иногда она еще продолжала сбиваться на мяуканье, но все реже и реже. Но вот привычка растягивать гласные и повышать интонацию, она осталась.
Эта же женщина уговорила ее помыться и сама расчесала ее, никогда не видевшие гребня, волосы, заплетя небольшую косичку.
— Главное, не рви обои, а то впечатление испортишь, — непонятно сказала женщина перед уходом.
Но пионеры опять отказывались общаться, хотя, перед этим охотно отвечали на вопросы двоих, приехавших из поселка, похожих друг на друга, как братья, или, может, как отец и сын, мужчин. Один из которых ровесник пионерам, а второй постарше раза в два.
Реакция пионеров добавила в ее картину мира третью сторону, теперь в ней была она, были другие и была вселенная. А еще она задумалась — чем она отличается от других. С этим вопросом она и пришла к своему единственному собеседнику.
— Кто йаа-аа-ау-у?
— Невозможное явление природы. — Непривычно, без иронии, ответила женщина. — И теперь передо мной стоит вопрос: что будет дальше?

Анатолий лежал на пригорке, в тени дерева, и смотрел в оптический прицел, как в трехстах метрах от него, ниже по склону, на поляне отгороженной с трех сторон кустарником, танцевала девушка-кошка. Вряд ли она вообще понимала, что это называется «Танец». Смесь кошачьих движений, Анатолий совершенно четко видел в танце, как кошка подкрадывается и прыгает на птичку, чтобы сбить ее лапой на лету, и тут же кошачье сменялось человеческими прыжками и сальто.
«Кошки не носят платья, кошки не заплетают косичку и не вплетают в нее ленточку. Если ты еще и заговорила… В общем, спасибо, Виола. Теперь мне будет легче».
А танец был красив. Природная грация, сила и ловкость, вместо постановочной хореографии. Анатолий уже различил две параллельные линии: кошка на охоте и радующаяся жизни девушка. Танец завораживал. Хотелось подойти поближе, усесться в траву и начать отбивать сложный ритм ладонями. А девушка вдруг замерла, посмотрела, вся вытянувшись и встав на цыпочки, в небо. И засмеявшись расслабилась и стала почти обычной, не считая кошачьих дополнений, девушкой.
«Ладно, живи, — проворчал про себя Анатолий, отрываясь от прицела, — срок до послезавтра ты заслужила».

Начало:
Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275

Продолжение.

II
Зажигание

Проснулся чуть позже вожатой, дождался, когда она выйдет из домика и поднялся сам. Полотенце, мыло, зубной порошок, зубная щетка. Можно было бы и поваляться еще, тем более, что во второй день мне положена такая поблажка, но смысла не вижу. Выхожу, и на крыльце сталкиваюсь с Ольгой.
– Доброе утро Семен, ты чего вскочил в такую рань? Мог бы и поспать еще. Даже до подъема еще двадцать минут, а ты вчера приехал, я бы до линейки тебя не будила.
Холодно. Лето, оно, конечно, здесь бесконечное, но по утрам, пока солнце не поднялось, холодно. Еще бы чуть-чуть и начал бы дрожать.
– Доброе утро Ольга Дмитриевна. Да выспался, знаете ли.
А действительно, как осознал сам себя, так и начал высыпаться после приезда в лагерь. Когда встаю рано, как сейчас, когда валяюсь до самой линейки, но просыпаюсь всегда вместе с Ольгой.
– Ну, тогда тебя ждет зарядка!
Ой спасибо, родная. Вчера Славя помянула Устав, сейчас соседка по домику – зарядку.
– Я надеюсь, что вы это серьезно?
Я, как-то, выработал стиль общения с Ольгой и этот стиль вполне допускает и юмор, иногда даже на грани фамильярности.
Ольга вздыхает.
– Ну, почти. Вообще-то, в распорядке она есть, но проводить некому, вот все и спят лишние полчаса. А так как сегодня линейка в одиннадцать, то и, минимум, целый час. Лишь бы к завтраку успеть. Но если ты захочешь, то спорткомплекс в твоем распоряжении. Подумай Семен, одному пионеру – целый спорткомплекс. Очень выгодное предложение.
Вроде, Миронова у ней фамилия, а товар расхваливает… и о подводных камнях, в лице девочки-ракеты, умалчивает.
– Ольга Дмитриевна, у вас в роду купцы первой гильдии были? Уж больно товар нахваливаете хорошо.
– Нет, из военных мы, а после революции все больше с приставкой «гео-»: географы, геодезисты, геофизики, геологи. Одна я педагог, да и то – географию преподаю.
Я так понимаю, что если спрошу – где преподает, то получу ответ, что здесь, в соседнем городе. Или еще вопрос, о вчерашнем ночном разговоре – что со мной не так? Спросить, не спросить? Но у Ольги настроение для бесед закончилось.
– Так, ты со мной бежишь, или умываться идешь?
Гм. Вчера я аборигенов удивлял, а сегодня они меня. Ольге в шезлонге, с книжкой в руках, сейчас дремать положено. А она в спортивной форме и вся прям вот-вот с места сорвется. Локальная особенность? Может быть. Некоторое время думаю, а не подружиться ли мне с вожатой, на почве бега? В общем-то, она тетка неплохая, хоть и взбалмошная и даже с приступами самодурства, но все решают за меня. Кусты в конце аллеи раздвигаются, и на дорожке появляется Славя, как и Ольга она в спортивной форме.
– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, привет Семен! Семен, ты с нами?
А тут, оказывается, компания для бега уже есть. И, похоже, отношения между здешним начальством здесь чуть более дружеские и чуть менее официальные, чем обычно. Ну, в любом случае, я все еще хочу минимизировать общение со Славей, поэтому мой ответ отрицательный.
– Выпишите мне кроссовки со склада. А то от пробежек сандалеты развалятся послезавтра. Так что, кто-куда, а я умываться.
Ольга со Славей, обгоняя меня, уносятся по дорожке вперед и, напротив пятнадцатого домика, сворачивают в сторону площади. Прикидываю их маршрут: через площадь, в сторону домика Рыжих, оттуда – к выходу на старый лагерь и далее, вдоль забора, не важно с какой стороны, до хозяйственных ворот и оттуда к пляжу. По крайней мере я бы побежал именно так. Ладно, если за территорию выбегать не будут, у умывальников пересечемся.
Иду к умывальникам мимо домика Лены и далее по тропинке, а сам пытаюсь вспомнить свой сон, и ничего я не могу вспомнить, кроме того, что снились местные катакомбы, надо было сразу этот сон мысленно пересказать самому себе, тогда бы запомнил, а так: катакомбы и какие-то люди в них. Или не люди? Или не совсем люди? Нет, не помню. У умывальников некоторое время размышляю, насколько радикально я хочу все поменять? В данном случае «радикально» означает, что я сниму рубашку и умоюсь ледяной водой до пояса. Пока рыжие спят, можно каверз, в виде испорченной или пропавшей рубашки не опасаться. Ну, я, хотя бы, попробую. Снимаю рубашку и остаюсь в одних шортах, открываю кран и осторожно подставляю ладонь под струю воды. Б-р-р-р-р… И так холодно, когда снял рубашку стало в два раза холоднее, а сейчас – в три раза. Ну его нафиг, такой радикализм! Сейчас зубы почищу, личину смочу и все будет хорошо.
– Семен, оказывается с тобой еще не все кончено! Из тебя, оказывается можно человека сделать!
Ну, спасибо, что хоть не порядочного пионера. Спортсменки успели добежать до умывальников и сейчас даже прервали бег, ради моей скромной персоны. Была бы мускулатура, я бы сейчас принял красивую позу и поиграл бы ею, а так я дрищ-дрищем: худой, длинный и сутулый. А еще я стесняюсь сейчас этой своей худобы и сутулости, перед ботами стесняюсь. Бот стесняется ботов, да.
– Закаляешься? Не будем тебе мешать. Ну что, Славя, мы отдохнули? Бежим дальше?
Славя, не произнесшая за всю сцену ни одного слова, только улыбается, молча кивает, и администрация «Совенка», полном составе, уносится дальше, в сторону пляжа. И, мне не показалось, бесенята в глазах Ольги так и мелькали. Куда я попал? Или это то, что я вчера заглянул в музыкальный кружок, запустило такие перемены? А мне теперь приходится таки проводить закаливающие водные процедуры – спалился. Поплескав себе на грудь, лицо, шею и спину ледяной воды, почистив зубы и изрядно забрызгав все вокруг, растираюсь полотенцем, натягиваю рубашку и отправляюсь в домик, дремать до завтрака. По дороге к домику, у музыкального клуба, встречаю всю зомби-компанию бредущую к умывальнику: Лена, Мику, Алиса, Ульяна. Я здороваюсь, но они только невнятно бурчат в ответ, им нет до меня сейчас никакого дела, они еще не проснулись, кроме, может быть Ульяны.
– Что новичок, на улице дождь или ветер?
– Да.
Огибаю компанию, и пусть Ульяна дальше сама думает, что значит мое «Да».
Жду завтрака, сначала в домике, через десять минут приходит с пляжа ОД и выгоняет меня, выхожу на улицу и жду завтрака в шезлонге. Совершенно бесцельное времяпрепровождение, лучше бы поспал, тем более, что сегодня можно. А еще, думаю о том, что стоило мне самому, да, мне самому отойти от сценария и собственной маски, как пионеры стали раскрываться с неожиданной стороны. Выходит вожатая и присаживается на крыльцо.
– Я ваше любимое место занял, Ольмитриевна? (Захочет – сама выгонит, но спросить надо).
– Сиди Семен, я, как раз на своем любимом месте сейчас сижу. Жаль только редко получается.
Ну да, больше на пляже, или на кровати с книжкой. Хотя, конечно, в этом и есть талант администратора – все наладить так, чтобы само крутилось, а самому валяться с книжкой на кровати.
– Чему улыбаешься?
– Уютно у вас, я так думаю.
Вспоминаю вчерашнее групповое заступничество передо мной за Ульяну, но спрашивать мне лениво, потом, как-нибудь.
– Придумал уже, чем будешь заниматься?
Да к побегу готовиться. И, в перерывах, за Ульянкой с топором гоняться, так и скажу. А на самом деле буду думать об одной вещи – о своей дальнейшей жизни. Отвечу-ка я правду. Если вожатая запрограммирована, она либо наорет на меня, либо не услышит, а если подумает своей головой, то… Посмотрим, что она скажет.
– Ольмитриевна, чем по вашему можно заняться в течение одной оставшейся недели? Конечно, работать над собой.
Ольга встает, нависает надо мной, и, уперев руки в бока, чтобы казаться побольше, выдает.
– Семен, ты же музыкальным кружком интересовался? Сразу после линейки пойдешь обходной подписывать, и чтобы обязательно куда-нибудь записался! Ты меня понял?!
– Я в медпункт запишусь, Ольмитриевна, или к Двачевской на курсы. – Со смехом отвечаю и бегу спасаться в сторону столовой.
Все верно, задумавшийся пионер, он ведь хуже откровенного лодыря, лодырь понятен и прозрачен, а этот, он до чего угодно может додуматься. Поэтому, пусть будет при деле и, если не хочет делать кошкороботов, то пусть таскает сахар для вожатой. Вряд ли, правда, Ольга такой про меня вывод сделала, она, скорее, решила, что я над ней просто издеваюсь. Ладно, наверняка обойдется без последствий.
В столовой оказываюсь за одним столом с кибернетиками.
– Здравствуйте.
– Доброе утро. Ты новенький, Семен, да? А я Электроник, настоящий.
Далее следует самопрезентация Электроника, которую я вчера сорвал своими выходками, не вписывающимися в сценарий. Шурик в это время кивает мне и жмет руку. Сейчас охмурять начнут.
– Семен, ты не хочешь к нам записаться?
Главный по охмурежу, сейчас и всегда, у нас Шурик. И чего же вам не хватает, скажите мне, пожалуйста?
– Тут такое дело, нам не хватает рук.
О как, ну хорошо хоть рук! Значит негр вам нужен, а я тут причем?
– И где я вам негра найду, ребятушки?
– Нет, ты не обижайся, но нам и правда не хватает рук. У нас проект, который мы никак не успеваем до конца смены. А еще постоянно идут ходоки с просьбами что-то починить: то усилитель дискотечный, то лагерное радио, то еще чего подобное. Лагерь-то на самообслуживании, сам видишь, из персонала тут только вожатая, врач и кухня, вот и занимаемся рутиной. Потому нам и нужен кто-то, на кого можно спихнуть неквалифицированную работу по всем направлениям.
А взамен мне обещаны некоторые послабления режима и более терпимое отношение со стороны вожатой, а так же характеристика и рекомендации для поступления в технический ВУЗ.
На самом деле, я их понимаю. Самого бесило, когда приходилось тратить время на тупую работу, да и приди они ко мне с такими условиями в первой половине моей допобежной жизни, я бы, наверное, подумал. А сегодня…
– Нет ребята. Я здесь всего на неделю, и тратить эту неделю на раскручивание-закручивание винтиков и на продувку плат от пыли я не хочу. Да и просто мне это не интересно.
– Что-то такое и ожидалось. Но спросить мы были обязаны. Bon appétit.
Ну, мы тоже не штиблетом консоме хлебаем, поэтому отвечаю на понятном кибернетикам языке.
– Merci.
На этом мои познания в языке Вольтера и Гюго, в общем-то и заканчиваются, но, кажется, кибернетики тоже выложились по полной программе. А я, наконец-то, приступаю к завтраку, что тут у нас? У нас тут: каша пшенная на молоке, хлеб белый, два куска, кубик сливочного масла на одном из кусков, и маленькая порция яблочного джема в пластиковой ванночке запечатанной фольгой, а на жидкое – какао. Местное какао, оно слишком сладкое, на мой вкус, но придется терпеть. Разделываюсь с кашей, размазываю подтаявшее масло по хлебу, собираюсь проделать тоже самое с джемом и обнаруживаю его отсутствие. Пожимаю плечами, голодные пионеры, они такие, они изо рта кусок вырвут. Попутно вспоминаю, как что-то красное мелькало на периферии поля зрения. Вот не хотел поить ребенка компотом с перцем, но, наверное, придется. Иначе не отвяжется.
В любом случае, завтрак закончен и я пока пускаю события на самотек. До линейки еще час, можно было бы попросить обходной заранее и добежать хоть до доктора, но лень. Поэтому я иду в лесок разделяющий пляж и лодочную станцию и там устраиваюсь так, чтобы не отсвечивать ни с пристани, ни с аллеи, за эти циклы я научился неплохо скрываться, когда мне нужно подумать.
Традиционно задаю сам себе вопрос: «Итак, что мы имеем!» А имеем мы лагерь, в котором я, кажется, запустил нестандартное течение цикла. Запустил двумя ударами: когда пошел знакомиться с Мику и когда, вполне мирно, пообщался с Алисой на сцене, вместо того, чтобы встретить ее на крыльце столовой. В отличие от попыток в предыдущих циклах все получилось достаточно легко, видимо, чем раньше ты вмешиваешься, тем легче расшатать лагерь, и еще, поступки изменяют ситуацию гораздо эффективнее, чем слова. Слова, они вообще никак не изменяют, слова, они просто игнорируются. Интересно, что было бы, если бы я начал импровизировать прямо на остановке? Как? Ну, например, представил себе, как я, прямо на остановке, целую Славю в уста сахарные. Да, у всех губы, а у Слави именно, что уста сахарные. Эх, сарафан бы Славе и кокошник еще, как дополнение к устам. Улыбаюсь. Не стал бы я, по некоторым причинам, ее целовать, так что этот пункт отпадает. Лагерь, правда, сопротивляется, пытается все вернуть к исходному сценарию и история с Ульяной, и попытка меня покормить, со стороны Слави, тому подтверждение. Попробовать дальше по озорничать? Дополнительно к тому, что мне нужно решить – как жить дальше? Ответ даже не обсуждается, иначе можно с тоски умереть, иначе, двенадцать циклов назад, можно было бы и не убегать. То есть, передо мной стоит две задачи: тактическая – разработать план «мелких пакостей» и стратегическая – разработать план собственной жизни. Ох! По второму пункту, конкретно, ох! Может, ну его, второй пункт, да и первый, кстати. Может продолжить импровизировать? Тоже вариант, но то, что, просто так, тупо убегать из лагерей бессмысленно, это, похоже, даже вон тому ёжику, который бегает во внеурочный час – средь бела дня, понятно.
Пора, наверное, и на линейку уже. Хочу встать и слышу, как по мосткам, ведущим на пристань, кто-то идет. Два раза кто-то: один кто-то туда, другой кто-то обратно.
– Привет Лена. Семена не видела?
Славя? Да, она. А Лена, получается, на пристани отсиживалась. Сейчас из кустов выскочу.
– Привет. Нет, не видела.
Сейчас из кустов выскочу со страшным криком.
– Линейка сейчас начнется, а его нету. И в домике нет.
Сейчас из кустов выскочу со страшным криком. В черном плаще.
– Хочешь, чтобы мы поискали?
Сейчас из кустов выскочу со страшным криком. В черном плаще, который распахну. Вот это будет мелкая пакость – все лагеря за один раз, циклов на десять сразу, расшевелю. Лезет же бред в голову! Это что, мне подсознание подсунуло в ответ на мою мысль про «уста сахарные»?
– Даже не знаю. Я видела, как он сюда завернул, вот чувствую, что он где-то здесь же, рядом.
Сейчас, только из кустов выползу, по возможности бесшумно. Отползаю метров на десять, встаю на ноги, отряхиваюсь и выхожу на главную аллею напротив входа в столовую. Так и выходим на площадь все четверо: я, Лена, Славя и, как и я, вынырнувшая откуда-то из кустов Ульяна. Ульяна делает вид, что не замечает меня, я делаю вид, что не замечаю ее, хотя так и подмывает спросить о судьбе джема. А еще я думаю, это что, меня теперь так и будут Славя с Ульяной пасти? В стиле: злой и добрый полицейский? У меня штампик «Склонен к побегу» в личном деле появился? Так бесполезно, я все равно сбегу, когда нужно будет, и места я знаю, где спрятаться можно, так что не найдете. Пожимаю плечами и встаю в строй.
– Ты чего?
– Ты о чем, Славя?
– Плечами пожимаешь. Непонятно что-то?
– Нет, это я о своем думаю. Все хорошо.
– Семен, Славя, прекратите шептаться в строю!
Яволь, фрау вожатая! Она, правда, фрейлен, но фрау – солиднее.
Все хорошее, когда-нибудь заканчивается и почти все плохое, кстати, тоже, это я про линейку, да. Мне дают обходной и отправляют навстречу приключениям. А я что? Я иду в музыкальный кружок самой короткой дорогой, по аллее мимо домика кибернетиков и дальше по тропинке. И, кстати, иду с удовольствием.
Мику в этот раз, наверное в виде исключения, сидит не под роялем, а за ним и, по-моему, ждет меня. По крайней мере, обрадовалась очень искренне.
– Ой, Сенечка, как хорошо, что ты пришел.
– Явился, сейчас будешь должок отрабатывать.
А это уже Алиса. Мог бы и догадаться, что так будет, каждый раз, при обходе с бегунком, на нее натыкаюсь.
– Алисочка, не груби, ты же не такая! А то Семен больше не захочет с нами общаться. Сенечка, Алиса говорила, что ты играешь…
Вопрос и просьба одновременно. Тут же Двачевская протягивает гитару: «Давай, отрабатывай!»
– Алис, если это продолжение вчерашнего спора, то ты понимаешь, что с тебя тогда одно желание?
Алиса слегка краснеет, не знаю, что она там обо мне подумала.
– Что еще за желание?
– Я еще не придумал, но обещаю, ничего неприличного не будет, наверное, я подумаю.
Гляжу на краснеющую Алису, гляжу на ее раздувающиеся ноздри – я удовлетворен.
– Алис, не взрывайся. Ничего мне не надо, я так сыграю.
– Сенечка. – Это Мику. А мы тут с Алисой тоже поспорили. Умеешь ты играть, или нет.
– Ну и какая же ставка? И кто на что поставил?
– Не важно, или играй давай, или отказывайся – Алиса привычно грубит.
– На трех аккордах?
Я вопросительно смотрю на Алису.
– Зубы не заговаривай! Хоть на одном сыграй!
Я, наконец, беру гитару в руки, смотрю на девушек и, перед тем как начать говорю.
– Все отдают себе отчет, что вы играете лучше меня? Так что терпите, сами напросились!

На кухне мышка уронила банку.
Черная фишка, белка в колесе.

Когда заканчиваю, девочки, некоторое время переглядываются, потом кивают друг-дружке, видимо экзамен выдержан. Ну, я особо не боялся, сами они меня однажды учили и тогда же и одобрили. Понятно, что практики не было и я сильно сдал, но не настолько же, чтоб совсем разучиться.
– Хиппи что ли? И хаер у тебя подходящий.
Алиса фамильярнейше запускает руку мне в волосы.
– … подходящий, но слишком чистый.
Я только улыбаюсь и отрицательно качаю головой.
– Алисочка, а по-моему Сеня не о том пел.
Мику напевает чистым голосом

С силами собравшись, до зари поднявшись, и
С песней северного ветра по шоссе…

– Жаль только, что на концерте не исполнить. Ольга Дмитриевна не поймет. Сенечка, ты точно не хочешь в кружок записаться?
Мы все-таки репликанты. Потому что для девочки, прожившей шестнадцать лет в Японии, Мику поразительно и подозрительно хорошо говорит по русски и ориентируется в советских реалиях.
– Микуся (пусть будет Микуся в этом цикле, Алиса при этом фыркает), я принципиально никуда не записываюсь, но заходить буду так часто, что еще надоем, это я обещаю.
Ставлю гитару на место, а сам протягиваю обходной Мику. Она чиркает там автограф, а Алиса комментирует.
– Мог бы и сам заполнить, все равно Дмитриевна его смотреть не будет.
А то я не знаю. Но отвечаю другое.
– Так интереснее. Сейчас к нашим техническим гениям пойду, послушаю, как они меня вербовать будут.
– Тогда подожди, я с тобой.
Алиса поднимается, мы прощаемся с Мику, и я замечаю, каюсь – впервые за все циклы замечаю, какая у той замечательная открытая улыбка. За такую улыбку я сразу же прощаю ей всю ее болтливость, и прошлую и будущую. А еще мне теперь думать: где кончается управляющий сценарий и начинается импровизация маски, где кончается импровизация маски и начинается свобода воли? Страшно боюсь разочарований, но всегда ловлю вот такие вспышки человечности, это как знак, что не все еще потеряно для бедных нас – репликантов, включая и меня самого, конечно же.
Выходим из музыкального кружка и по дороге Алиса говорит
– Знаешь, иди к ним сам. Не люблю Сыроежкина, боюсь – не сдержусь и в глаз ему засвечу.
– Тут я тебя понимаю Алиса, я сам его в больших дозах с трудом перевариваю. Вроде и ничего плохого, но, как прилипнет, так хочется или убежать, или силу применить.
На перекрестке у как всегда неработающих душевых расстаемся: я направо – к кибернетикам, а Алиса налево – на площадь.
Против ожидания, кибернетики меня почти не домогались. Или мой отказ за завтраком подействовал, или то, что как раз прозвучал сигнал на обед, но Шурик только спросил.
– Не передумал? Жаль. Ну, давай сюда обходной.
В клубе все стандартно: чертежи, верстаки, приборы, кошкоробот, кибернетики… Нет, не мое это. Когда учился у Электроника слесарным и столярным навыкам – даже нравилось, и Электроника терпел в больших количествах, но, как только выучился до необходимого мне уровня – ушел и не жалею.
Кибернетики остаются запирать клуб, а я, через умывальник, отправляюсь в столовую.
Пока делал крюк к умывальникам, пока умывался, основная масса народу уже пообедала, практически, из знакомых в столовой вижу только Лену. Киваем друг-другу, думаю – не составить ли компанию, но, пока думаю, место рядом с Леной успевает занять Женя. Чтобы не мешать девочкам сажусь за отдельный столик и разбираюсь с обедом. Суп с гречкой, сосиска, пюре, компот, два куска хлеба и пирожок, как выяснилось, с капустой. В общем-то даже не плохо. Пока обедаю столовая пустеет, остаюсь только я и двое дежурных – сегодня это девочки из среднего отряда, они уже начали наводить порядок с противоположного угла, не дожидаясь, пока я уберусь. Я сижу за колонной, на своем любимом месте, чтобы не отсвечивать от входа, поэтому только слышу, а не вижу, как в столовую входит Ульяна, здоровается с дежурными и исчезает на кухне – еще одна жесткая привязка сценария. Сейчас она вернется с куском мяса, а я отправлю ее за булочкой и, пока она ходит, насыплю ей перца в компот. Не буду.
Возвращается Ульяна и идет в мой угол, огибает колонну и сталкивается со мной лицом к лицу. Это настолько неожиданно для нее, что она сбивается с шага, но пересиливает себя и садится со мной за один столик. Все это молча, не говоря ни слова. Перед Ульяной поднос, на подносе стакан чая и тарелка с парой булочек. Ну, молчит и молчит, я дожевываю сосиску и уже нацеливаюсь на компот, когда Ульяна лезет в карман и достает оттуда утреннюю порцию джема, которую, все так же молча, и ставит передо мной. И ведь видно, что Ракете чертовски не хочется этого делать, что она пересиливает себя, но делает. Тоже интересно, что стало причиной этому поступку: сценарий, импровизация, свобода воли или накачка, допустим, Алисы? Но, что бы там не думала вожатая и прочие аборигены, но я не могу обидеть Ульяну, просто не могу. Для меня Ульяна это, прежде всего, та девочка, которая бросалась в шахте защищать меня от Шурика, которая спала на моем плече, которая, которая прибегала ночью к моему домику, чтобы поцеловать, и убегала счастливая, которая, одна из всей компании, махала мне руками, морально поддерживая меня, во время моего первого удачного побега, это – настоящая Ульяна, а не здешняя мелкая пакостница. Да и здесь она оказалась лучше, чем пыталась создать о себе мнение, поэтому я молча беру этот несчастный джем и ставлю его на поднос перед Ульяной. Та какое-то время думает, потом вскрывает упаковку, берет одну булочку, ту что побольше естественно, и мажет ее джемом, а тарелка со второй булочкой, и остатки джема оказываются передо мной. Не капризничаю. Все это, повторяю, происходит при полном молчании обеих высоких сторон, только, когда я вымазываю остатки джема на свою булочку, мы смотрим друг-другу в глаза и коротко киваем. Кажется какое-то перемирие между нами установлено, кажется персональных пакостей можно не опасаться, хотя разговаривать со мной по прежнему не хотят.
Обед закончен, относим с Ульяной грязную посуду на мойку, выходим из столовой и разбегаемся, каждый по своим делам. Ульяна, я так думаю, на промысел жуков и саранчи, а я – выполнять последние два пункта сегодняшнего задания: медпункт и библиотеку, причем последний пункт – обязательный, почтовый ящик на странице Шопенгауэра никто не отменял.
Медпункт. Ничего не могу о нем сказать, кроме того, что он полностью повторяет все лагерные медпункты виденные мной до того, включая и самый первый, и отличается от самого первого только одним, в нем нет Виолы. В нем нет Виолы, а та докторша, что имеется в наличии, при всем портретном сходстве, совершенно не похожа характером, а очень напоминает замотанного жизнью участкового терапевта из районной поликлиники.
– Здравствуйте, мне бы обходной подписать.
– Давай сюда. Жалобы на здоровье есть?
– Нет.
– До свидания.
И все это, не поднимая головы от журнала.
В библиотеке вообще все без изменений, даже Женя такая же, как везде и, как и в шести предыдущих лагерях, отметины на нужной мне странице: подчеркнутое ногтем слово и углубление от остро заточенной спички в углу страницы. Кто-то еще продолжает двигаться передо мной, в каждом лагере, в котором я побывал, я вижу эти метки. Может и мне продолжить путешествие? Но, как бы там ни было, завтра мне предстоит наведаться в библиотеку еще раз, чтобы оставить свой автограф. Осторожно, чтобы не разбудить хозяйку, покидаю библиотеку – я поставлю закорючку в обходном сам, и в дверях сталкиваюсь с Леной. От неожиданности Лена вздрагивает, роняет «Унесенных», я бросаюсь поднимать, Лена тоже бросается поднимать, мы бьемся лбами. И все это под язвительные комментарии свежепроснувшейся Жени, что-то про то, что сотрясения кое у кого точно не будет, в связи с отсутствием мозгов, и про то, что клеить переплет за нас она не намерена и лучше бы этому переплету вообще уцелеть, потому что у Жени бедная фантазия и казнь для нас будет не самая изощренная. К счастью для нас все заканчивается благополучно, меня даже не выгоняют из библиотеки, пока Женя проверяет целостность издания. Выходим, наконец, из библиотеки и на крыльце облегченно улыбаемся друг-другу. Ну, это я улыбаюсь, а у Лена коротко смотрит на меня, чуть поднимает уголки губ и опять опускает взгляд на свои туфли. Неловкость, неловкость, неловкость…

***
Продолжение в комментариях

Отец девочки, из-за которой уральского тренера осудили за педофилию, усомнился в её версии. По его словам, дочь ранее уже выдумывала истории про взрослых

                                                                              Осуждённый Алексей Сушко 

Отец девочки, которую суд посчитал пострадавшей от екатеринбургского фитнес-тренера, рассказал E1.RU, что не верит в его виновность. По словам Леонида, его дочь ранее уже выдумывала истории про взрослых.

В последний раз ребенка он видел в ноябре 2017 года, через несколько дней после событий, произошедших в фитнес-центре. Больше Леониду видеться с дочкой не дали мать и её новый муж. 

— Это было буквально через день-два после этого. Я ее взял с собой погулять, она была не в настроении, особо не разговаривала, я чувствовал, что что-то не так, но что именно, было непонятно, и она не рассказывала, видимо, ей запретили, — предположил отец девочки.

Также он рассказал, что его дочь живет в одной комнате с 12-летним сыном своего отчима. Отцу эта ситуация не нравится, поскольку девочка не является кровной родственницей этому подростку.

Теперь заниматься защитой тренера Алексея Сушко будет московский адвокат Евгений Черноусов. Он намерен обжаловать приговор.

— Следователь не задавал вопроса, в каких условиях жила девочка, думаю, он это сделал умышленно. Когда они посмотрели видео и увидели, что на нем не было того, что первоначально рассказала девочка, то следствие стало думать, как выпутаться из этой ситуации, а что тут думать? Это отказ в возбуждении уголовного дела. Но они на это не пошли, — объяснил адвокат. 

По его словам, первые показания, данные по уголовному делу, являются самыми подлинными, и ребенок в них утверждал, что какой-то мужчина показывал ей свой половой орган и заставлял ее трогать его.

— Заявление было зарегистрировано несвоевременно. Это нарушение закона о полиции. А знаете, почему оно не было зарегистрировано своевременно? Потому что изначально была одна ситуация, потом она превратилась в другую — на диване. А почему оперативные дежурные не взяли, как положено, объяснение? — недоумевает адвокат, добавив, что это повод для уголовного дела против оперативного дежурного полиции.

Жена фитнес-тренера Ольга Сушко добавила, что в момент, когда ее мужа арестовывали, заявление от родителей девочки в полиции еще не было зарегистрировано.

Второй момент, на который обращает внимание Черноусов, — это то, что не был дан ход заявлению, которое написала семья Сушко на отчима девочки. Когда тот услышал от падчерицы, что к ней кто-то приставал в фитнес-центре, то он ворвался туда вместе с другом и, по словам Ольги Сушко, угрожал ее мужу физической расправой, а также ударил его в ногу.

По словам Ольги, участковый, который принял это заявление, вскоре уволился.

— Будем требовать проверки по этому заявлению и узнавать, почему его не зарегистрировали. Это тоже уголовная ответственность, — заметил адвокат.

По двум этим фактам Евгений Черноусов собирается написать заявление на имя руководителя Следственного комитета России Александра Бастрыкина.

Еще одно существенное нарушение Черноусов видит в самой квалификации статьи. Фитнес-тренера судили по статье 132 «Насильственные действия сексуального характера». Адвокат считает, что если даже предположить, что Сушко виновен в том, в чем его обвиняли, то статья должна быть другая — «Развратные действия сексуального характера», наказание по которой, если пострадал несовершеннолетний, согласно УК, составляет от трех до восьми лет.

Прокуратура требовала посадить Алексея Сушко на 12 с половиной лет в колонию строгого режима, при этом наказание по этой статье подразумевает от 12 до 20 лет тюрьмы. Судья назначила фитнес-тренеру 8 лет.

Расследование продолжалось с ноября 2017 года и вызвало широкое обсуждение.