Истории

В моем городе есть место, где люди меняются. Первый раз это случилось в октябре. Я шел с другом по городу, был вечер, солнце садилось. Изредка нам встречались прохожие, но не так часто, чтобы испортить впечатления от прогулки. Очертания улицы тем временем слегка менялись в тенях. Было достаточно необычно наблюдать это после двухмесячного самовольного заточения, когда я не видел ничего, кроме экрана своего монитора. Мы проходили по парку — это недалеко от района, где я живу, напротив стоит недавно отстроенная многоэтажка. И вот тогда-то я впервые заметил это — рука друга изменилась, стала серой (я даже сказал бы, какого-то землистого цвета). Я моргнул, протер глаза. Когда я снова посмотрел на руку, всё было в норме. Тогда я списал это на оптический обман. Мало ли что может в сумерках примерещиться.

А двумя неделями позже я проходил по тем местам со знакомой девушкой и увидел изменение отчетливо и ясно. Был день, солнце светило достаточно ярко, так что на недостаточную видимость списать это у меня не получается, как бы мне того ни хотелось. Ее кожа стала серой, волос на голове не осталось вовсе, череп вытянулся, вместо глаз остались две черные впадины, но самым жутким была её улыбка. Она смотрела на меня, смотрела и улыбалась. Хотя правильней это было бы назвать оскалом. Прошла, наверное, секунда, не больше, и всё стало прежним — е` кожа, симпатичная прическа, глаза... Я споткнулся, упал на землю. Она помогла мне подняться и спросила, в чем дело. Я же ничего не мог понять, но почему-то ее улыбка, хоть и не напоминавшая ту, другую, была мне не столь приятна, как раньше. Под каким-то надуманным предлогом я решил избавиться от ее компании и ушел домой.

Спустя неделю, которую я провел в раздумьях о том, не сошел ли я с ума, я решил снять квартиру в той самой многоэтажке напротив парка. Тут надо сказать, что у меня две квартиры — сдавая одну из них, я вполне неплохо живу, совсем не работая. Снять квартиру оказалось легче, чем я думал — благо, дом был совсем новым, и многие квартиры в нём пустовали. Вооружившись старым биноклем, я стал наблюдать. Окна моей квартиры выходили как раз на парк. Первую неделю всё прошло спокойно — я запоминал лица прохожих, гуляющих по парку, учил их привычки, время, когда они появлялись там. Некоторым начал давать имена.

И когда я уже готов был признать, что у меня случилось какое-то кратковременное помутнение сознания, я снова увидел изменение. На этот раз изменился мужчина, который выгуливал собаку в парке по утрам. Всё тот же эффект, длившийся не более нескольких секунд, возможно, чуть дольше в этот раз. По крайней мере, мне так показалось. В тот день, испугавшись, я закончил наблюдения, завесив окна в комнате шторами. А на следующий день я насчитал еще двоих «меняющихся», как я их про себя назвал. Через неделю их стало четверо, при этом менялись одни и те же люди — мужчина с собакой, какая-то школьница, девушка и парень (наверное, студенты) — они всегда появлялись вместе. Спустя еще несколько дней моих наблюдений меняться стало гораздо больше людей, чем в первое время. И так день за днем — их становилось всё больше. Сейчас я уже не уверен ни в одном из немногих оставшихся у меня друзей. Если честно, я и в родителях не уверен.

А вчера случилось еще кое-что. Была ночь. До этого случая я ни разу не наблюдал за парком по ночам, чересчур страшным мне это занятие казалось. Но в этот раз я выглянул и увидел. В парке стояло шесть человек, меняющиеся, они смотрели на окно моей квартиры (она у меня на пятом этаже), просто смотрели и молчали. Только теперь они не спешили принимать обычный вид. Будто хотели, чтобы я увидел, хотели, чтобы я знал, что они знают обо мне. Один из них поднял руку с каким-то предметом в руке (в темноте даже в бинокль было сложно разобрать детали) и поднес к своей голове, и секунду спустя в моей квартире зазвонил мобильник. Я отскочил от окна, зашторил его и подбежал к телефону. На экране высветился номер друга — того самого, чье изменение я увидел первым.

Сейчас мне очень страшно — так страшно, как не было никогда в жизни. Кто-то звонил мне на мобильный сегодня весь день, пока я не догадался его отключить. Догадываюсь, от кого эти вызовы, но не хочу думать об этом.

Розмовляють дві бабусі:
-До мене оце онук приїхав,таке золото!
-А мій-уйобище !Тьолок водить,бухає ,нічо
не робить,а оце я йому й кажу"Піди подої
корову!"а він мені"Та єбав я в рот вашу
корову!"то я пішла курчат
позакривала,щоб він їм дзьобики не
порвав!

Самый большой краб за всю историю
У берегов Австралии поймали самого большого на данный момент краба в мире, который весит 6,8 килограмма, а ширина его панциря — около 38 сантиметров.

Самый изуверский музыкальный инструмент.

Например, по некоторым сведениям, у короля Испании Филиппа II был очень необычный музыкальный инструмент. Назвался он "кошачий клавесин". Представлял он собой длинный ящик, разделенный перегородками на четырнадцать отсеков. В отсеки сажали предварительно отобранных кошек. Отбор заключался в "прослушивании". Животным наступали на хвосты, а "настройщик" по высоте голоса распределял страдалиц по отсекам. Головы несчастных высовывались в отверстия, а хвосты были жестко закреплены под клавиатурой.отсекам. Головы несчастных высовывались в отверстия, а хвосты были жестко закреплены под клавиатурой.
При нажатии на клавишу острая игла впивалась кошке в хвост, животное кричало. Придворные по очереди "наигрывали" мелодии и пытались брать аккорды.
Такая жестокость по отношению к пушистым созданиям объяснялась тем, что церковь объявила кошек посланницами сатаны и помощниками. А животное черного цвета имело очень мало шансов на долгую жизнь.
Жестокое устройство получило распространение во всей Европе. Были "клавесины" из 7 и 14 ящиков. Кстати, "отбракованные" кошки обычно тут же сжигались. Интересный факт: Петр I для кунсткамеры тоже заказал "кошачий клавесин" в Гамбурге

Мне два года. Мой мир это обычный детский манеж, диаметром около метра. Если я приподнимусь на кончиках пальцах ног, то я смогу выглянуть через ту сторону, где нет этой дурацкой сетки. Под ногами у меня лежит несколько игрушек. Здесь и яркая погремушка и какое-то пластмассовое животное, и пластмассовые цифры - три, восемь и четыре. Это мои любимые игрушки. Тройка очень хорошо ложится в руку и её закруглённые края обнимают ладонь. Восьмёрка очень легко одевается на пальцы, по два пальца в каждое кольцо. Применение цифре четыре мною так и не было найдено. А еще мой манеж легко передвигается моим папой по всей комнате. За сеткой я вижу кровать, тумбочку, а еще очень высокий шкаф. Мой манеж стоит как раз рядом с тумбочкой. Я могу отрыть ящичек, мама хранит там много разных интересных вещей. Название некоторых я уже запомнил. Я открываю ящичек и нащупываю рукой две тонкие, блестящие, холодные, металлические палочки. Спицы. Я сажусь на пол и рассматриваю их металлический блеск. Шаги. Идёт папа. Спицы прячутся под какую-то ткань под ногами. Папа заглядывает ко мне. Поднимаю голову и смотрю на него широко открытими голубыми глазами. Это всегда срабатывало. Манеж катится на другую сторону комнаты. Сзади меня стена, и совсем рядом розетка. Я уже знаю, что там ток, и что туда нельзя ничего засовывать, потому что может стукнуть. У меня уже есть две спицы, но в отличии от вилки, у которой два штырька, есть еще и белая штучка, за которую держатся. Восьмёрка стала отличной заменой. И вот я готов сделать своё первое открытие, когда ток не обязательно должен стукнуть того, кто пытается что-нибудь засунуть в розетку. Восьмёрка одевается на спицы, ток мне больше не страшен, я победил. Однако спицы приходится держать обеими руками, но пластмассовая восьмёрка сидит на них крепко. Я протягиваю руки вперёд и спицы попадают каждая в свою дырочку в розетке. Я сделал это. Я его победил.
- Я в ванной, стираю пелёнки, тут слышу хлопок и у меня гаснет свет. Сразу же рёв из соседней комнаты, я в три шага преодолеваю коридор, забегаю в комнату и вижу. Сидит. Глаза зарёваные, но больше не ревёт. Спрашиваю что сделал? Молчит. Вижу у ног лежит пластмассовая восьмёрка и две спицы, одна из которых потемнела. В два-то года додумался спицы в розетку засунуть. - с улыбкой на лице рассказывает мой отец и поворачиваясь ко мне продолжает. - Хотя ты наверное и не помнишь, маленький еще очень был.
Это моё двадцатилетие. Первый серьёзный юбилей. Собравшиеся уже слышали эту историю и до сих пор смеются, как будто первый раз слышат, а я делаю вид что мне немного стыдно за своё поведение. Хотя мне не стыдно, мне чуть-чуть обидно, что каждый раз он говорит, что я этого не помню. А я отлично это помню. Это моё самое первое яркое воспоминание. Это моя первая победа.

Все началось с того, что я купил дом в сельской местности. Я взял его с аукциона, и он достался мне по очень низкой цене. Возле дома было около 100 акров пахотных земель. Начиналась осень, и поля красиво качались на ветру. Будучи человеком из города, я еще не успел обзавестись местными друзьями и привыкнуть к новой обстановке.

Одним утром я налил себе кофе и вышел, чтобы проверить почтовый ящик. Я открыл ящик и обнаружил там мертвую птицу. Я подумал, что это шутки местной детворы. На прошлой неделе я обнаружил в ящике рулон туалетной бумаги. Я вытащил птицу и выбросил её — она выглядела так, будто её пожевала собака и выплюнула.

Кроме птицы, в ящике ничего не было. Почистив ящик от перьев, я решил, что встану завтра пораньше, чтоб поймать шутников. На следующее утро почтальон пришел, как обычно. Я вышел, забрал почту. Ничего в ящике больше не было. Следующим утром было тоже все в порядке.

На следующей неделе я подошел к ящику и ужаснулся: ящик был весь в крови, из его щелей капала густая кровь. Осторожно открыв его, я ахнул, меня затошнило. Внутри была скомканная мертвая кошка. Я бросился в гараж, надел перчатки и извлек бедное животное. К кошке была прилеплена кровавая записка, на которой была изображена улыбающаяся рожица. Я был возмущен тем, что тот, кто это сделал, посчитал это смешным. Похоронив надлежащим образом кошку, я занялся своими делами.

На следующее утро я проснулся около пяти часов утра и вышел проверить свой почтовый ящик. Его начинкой была та же кошка, которую я похоронил в своем дворе. И снова записка, теперь уже с нахмурившейся рожицей.

Меня это разозлило. Снова похоронив кошку, я решил следующей ночью не спать и наблюдать из окна, чтобы, наконец узнать, кто же это делает.

В полночь я сел у окна и стал ждать. Проходил час за часом, не происходило ничего… Наконец, около трёх часов ночи я заметил движение на краю кукурузного поля. Кто-то шел, раздвигая стебли. Он вышел и направился к моему дому. Когда он подошел к фонарю около дома, я смог его разглядеть: это был человек… или, по крайней мере, я так думаю. Он выглядел как сухопарый высокий старик с длинными руками и ногами. Он шел, сгорбившись и опустив голову, будто искал что-то на земле.

Человек выглядел очень хрупким и слабым и не двигался с большой скоростью. Он зашел за дом. Я быстро и тихо перебежал к другому окну и наблюдал, как он выкопал руками кошку. Он взял её на руки и гладил. Я снова вернулся к моему окну и увидел, как он уже заукывает ящик. Потом он скрылся в сторону поля.

Я не смог тогда выйти к нему — до того был потрясен увиденным. Поспав немного, я решил съездить в магазин, а когда вернулся, вытащил кошку из ящика и похоронил ее в другом месте. Затем решил снова не спать ночью и караулить незнакомца.

Я снова сидел с фонариком у окна, наблюдая, как худой человек опять вышел из поля и идёт ко мне во двор. На месте, где я только что похоронил кошку, он начал копать землю руками. Я выбежал через задние двери, направил на него фонарик и закричал:

— Какого черта ты делаешь?!

Человек повернулся лицом ко мне, и вот тогда я разглядел его по-настоящему. Его тело было такое, словно его помял медведь — одежда разорвана, гнилая кожа, черные зубы и глаза, которые вывалились из орбит на полдюйма. Увидав эту жуть, я быстро побежал обратно внутрь, а он издал какой-то громкий звук: «С-с-ро-о-ой!» — и двинулся в мою сторону.
Я быстро проскользнул в стеклянную дверь, закрыл и запер её на замок, побежал к дивану. Под ним я хранил пистолет, купленный для самообороны. Взяв пистолет, я направил свет фонарика на дверь и стал ждать. Когда за дверью возникла тёмная фигура, мои нервы не выдержали, и я выстрелил в страхе. Пуля пробила стекло, за дверью что-то упало. Я подошел к стеклянной двери и посветил фонарем, чтобы увидеть, что там. По крыльцу была разбросана земля, а стекло измазано кровью. Я еле смог унять рвотные позывы и бросился обратно на диван, который стоял у противоположной стены. Я сел на диван, направил фонарик на дверь и стал смотреть немигающими глазами. Скоро у фонаря села батарейка, а я продолжал смотреть на дверь, подсвеченную лунным светом. Я видел, как тень подходила к двери и водила рукой по стеклу, оставляя узоры из крови. Я был скован страхом и ждал, что он разобьет стекло, ворвется и убьет меня. Но он, немного постояв у дверей, развернулся и ушел. Клянусь, что я слышал слабый смешок, как будто смеялся курильщик со стажем, но более скрипуче.

Я долго сидел на диване, не двигаясь. Не знаю, как долго это продолжалось, но через некоторое время стало светло. Я встал, вышел на задний двор, осмотрел дверь. На ней были следы непропорционально длинных пальцев и была выведена улыбающаяся рожица. Я вздохнул, попытался привести мысли в порядок, но не смог. Я лег и закрыл глаза. Несколько часов спустя проснулся от кошмара. Встав, я вымыл крыльцо от земли и крови и вышел, чтобы проверить почтовый ящик. Внутри была бумага. Когда я раскрыл ее, холодок пробежал у меня по спине — на ней была все та же глумливо улыбающаяся рожица.

В тот же день уехал к своим родителям в город. Я не стал ничего им объяснять, просто сказал, что соскучился по городу. Они с радостью приняли меня. Я прожил у них три недели, после чего пересилил страх и вернулся в дом. Когда я вошел в дом, то ужаснулся — запах гниющей плоти ударил в ноздри, и меня вырвало на пол. Потом я нащупал выключатель и зажег свет. Свет осветил ужасную картину — я невольно закричал. По всему дому была разбросана земля и лежали туши домашних животных и птиц. По стенам кровью были нарисованы улыбающиеся рожицы. Я поднял диван, чтобы достать свой пистолет, но он исчез...

Я увидел что-то в коридоре — оно шло, покачиваясь из стороны в сторону. Я включил свет в зале и снова увидел то существо. Оно вскочило и быстро пошло в мою сторону. Я с криком выбежал на улицу, сел в машину и резко тронулся.

Прошло четыре месяца. Я живу в городской квартире, и нередко мне снятся кошмары о доме в селе. Но я рад, что смог уехать из этого дома, и теперь я далеко от монстра, который живет там.

Солнце имеет массу 99,9% от массы всей нашей Солнечной системы) получается что все остальное весит ну 0,1% или даже меньше.
Тогда получается что относительно даже нашей системы мы с вами ГАЗ!
З.Ы. Картинка что бы вы не скучали)

Не всё же время картинки рассматривать, может кому будет интересно почитать мою писанину. Итак, поехали.

Вот уже около года я вынужден каждый день мотаться из одного города в другой. Пятьдесят минут по межгороду, где уже наизусть выучены все встречающиеся населённые пункты и дорожные знаки. Каждый день, утром туда, вечером обратно. Больше сорока километров в одну сторону. По началу приходилось добираться автобусами, затем на разношёрстных машинах, а сейчас каждый день я еду с одним и тем же человеком. Он едет на работу, я еду на работу. Оплата бензина по стоимости автобусного билета меня вполне устраивает. Садишься на пассажирское место, пристёгиваешься ремнём безопасности и день начинается.
Пробравшись по разбитым улицам в городе, выезжаешь за его пределы. Машина сразу набирает скорость, чувствуя, что ограничений больше нет. Первый поворот, снова прямая, еще один поворот, знак "Участок концентрации ДТП" мелькает за окном, но скорость не сбавляется. Впереди появляется автомобиль. Руль сжимается, включается сигнал поворота и вы выезжаете на встречную полосу. Ещё очень далеко тебе на встречу едет другой автомобиль, легковой или грузовой не важно, главное что далеко. И вот ты уже обгоняешь того, кто еле едет, возвращаешься обратно на свою сторону дороги и движешься вперёд до следующей сцены обгона.
Каждый раз, когда это происходит, после возвращения на свою полосу движения, я начинаю считать про себя секунды. Раз, два, три. С грохотом мимо вашего автомобиля проносится камаз гружёный кирпичом, или газель с пиломатериалами. На это даже не обращаешь внимания, просто едешь вперёд. В среднем это всегда две или три секунды. Если ты не вернёшься на свою полосу тебя не будет. Если ты задержишься на три секунды, то тебя не будет. Ты станешь единицей, которую приплюсуют к общему числу на знаке "Участок концентрации ДТП". Но об этом никто не думает, этого просто не замечают. Здесь нечего замечать. Прямо сейчас один автомобиль обгоняет другой. На любой автодороге. А ведь три секунды это так ничтожно мало. И как бы далеко не был грузовик, который едет тебе на встречу, всегда по возвращению обратно можно досчитать до трёх и услышать грохот пролетевшего рядом пяти тонного монстра.
Иногда время сокращается до одной секунды, но ты всегда так же спокоен. Сигнал поворота, смена полосы, ускорение, смена полосы, счёт до одного, грохот за окном. Такое происходит каждый день. Утром и вечером. По несколько раз за поездку. И вот однажды наступает момент, когда отведённый тебе промежуток сокращается до половины или одной трети секунды.
Когда ты находишься на встречной полосе. Когда перед тобой большой красный грузовик. Когда все мысли из головы моментально исчезают и ты просто смотришь в лицо этому тарану на колёсах. И вот тебе некуда деться, места для манёвра не остаётся. Меньше секунды. Встречный грузовик зажигает дальний свет и освещает салон автомобиля, в котором ты сейчас просто пассажир. Свет фар начинает давить. Ты задерживаешь дыхание и смотришь прямо на яркий источник света. Мыслей нет. Радио больше не слышно. Тишина и ты, залитый светом чужих фар. Ноль.
Грузовик проносится мимо, громко сигналя. Ты снова на своей полосе. Через пару минут в голову возвращаются мысли и ты можешь шевелиться. Дыхание успокаивается, но сердце всё ещё бешено колотится. Чувствуешь как кровь стучит в висках. Стеклянными глазами смотришь на бегущую к тебе дорогу. Меньше секунды. Меньше половины секунды. Меньше трети.
- Чего-то я не подрассчитал. Ух! Адреналин какой. Даже руки трясутся. - говорит мне человек за рулём. - Ну как, тебя отпустило? Я аж вспотел.
- Обещай больше так не делать.
- Я постараюсь, - отвечает он с улыбкой на лице.
Я всё так же спокоен и повторяю свою просьбу, но уже более настойчиво.
- Обещай, что больше такого никогда не повторится.
- Хорошо, хорошо. Постараюсь так не делать.
- Без постараюсь. Обещай.
- Ладно, обещаю.
На следующий день у меня снова были мои две, а то и три секунды, когда ты уже в безопасности. Но не окажись ты на своей полосе, задержись всего на три секунды и ты станешь единицей, которую прибавят к числу на знаке "Участок концентрации ДТП".

Сергеев заваривал чай, когда мы услышали с улицы, как кто-то во весь опор несётся к нам в отделение. Я не успел еще встать с табуретки, как шаги прогромыхали по маленькому коридору, и в дверях возник Борисыч, насквозь мокрый из-за дождя. Он дрожал и судорожно набирал ртом воздух, взгляд его метался от Сергеева ко мне.

— Борисыч, что случилось? — резко двинулся к нему Сергеев.

— Мужики, я сдаваться пришёл, — выдохнул тот. — Мишку Савина застрелил.

— Что??? Ты о чём болтаешь-то? — опешил Сергеев.

Я и сам слегка растерялся от его слов. Мишка Савин умер весной, месяца полтора назад. Я помнил, как мы вытаскивали его тело из бани — фельдшер сказал, сердце не выдержало от жара. Борисыч тем временем умоляюще смотрел на нас, мотая головой:

— Ну вот, как есть тебе говорю, сейчас только, лежит ещё в сторожке...

Тут он махнул на нас рукой и рухнул на стул у стены, закрыв лицо ладонью. «Господи, господи...» — еле слышно бормотал он. Сергеев смотрел на меня.

— Ну что, — ответил я, — езжай, смотри, а я тут останусь.

Сергеев кивнул и, стянув с вешалки кожанку, ушел. Я слышал, как он открыл дверь отделения — стал слышен шум дождя, — а потом снова стало тихо, только Борисыч всё бормотал что-то, сидя на стуле.

Борисыч, то есть Антон Борисович Литвин, когда-то давно сам служил в милиции, однако много лет назад был уволен по причине своего безудержного пьянства. Тогда он устроился сторожем в коровниках при мясокомбинате, где и работает до сих пор. Несмотря на это, он частый гость у нас в отделении (не в качестве арестованного, разумеется). Было видно, что он очень тяготился своим увольнением из рядов милиции, мы с Сергеевым понимали это и потому не гнали старика, когда тот приходил к нам поболтать или покурить на крыльце. Со временем мы сдружились, ему было что рассказать о своей прежней работе, и пару раз мы даже брали его на незначительные выезды.

Я достал из ящика водку и налил немного в стакан. Борисыч залпом выпил предложенное, будто обычную воду. Приготовив лист бумаги, я попросил его рассказать всё, что произошло. Борисыч начал свой рассказ. Говорил он сухим протокольным языком, словно бы весь этот официоз мог как-то оградить его от пережитого. Таким образом, мне оставалось буквально записывать его слова, изменяя формулировки лишь в некоторых местах, где того требовали нормы. Вот что я записал:
«Вчера, 12 июня 2009 года, я, Литвин Антон Борисович, в 19:00 заступил на сторожевую вахту по своему месту работы в животноводческом комплексе «Луч». Моё рабочее место представляет собой деревянное строение площадью 30 квадрамтных метров с одной дверью и одним окном. В моём распоряжении имеется охотничье ружьё неизвестной мне марки и калибра, заряженное дробью. На протяжении дня я не находился под воздействием алкогольного или наркотического опьянения, что может подтвердить мой сосед Лоскутов Анатолий Борисович, с которым я провёл весь день на его земельном участке. С 19:00 по 01:45 следующего дня (здесь я спросил, откуда такая точность, и Борисыч сказал, что «как раз кино кончилось») вахта шла без происшествий. В 01:45 я услышал стук в окно. Я встал и спросил: «Кто там?». Рассмотреть, что было за окном, я не мог, так как в моей комнате горел свет, а на улице была ночь и шёл дождь. Мужчина (по голосу) снаружи сказал: «Борисыч, пусти меня, промок я весь». Голос говорившего мне был знаком, но определить его личность мне не удалось. В связи с тем, что голос показался мне знакомым, я сказал: «Заходи, кто там?». Через полминуты я подошёл к двери и открыл её сам, так как внутрь никто не зашёл. Я увидел мужчину (здесь я немного смутился, когда Борисыч заявил, что перед ним предстал сам Савин, поэтому посоветовал ему немного изменить свои слова) высокого роста, около 30 лет, с тёмными волосами до плеч, одетого в пиджак и брюки чёрного цвета, белую рубашку и чёрные туфли. Я определил мужчину как Савина Михаила Аркадьевича, механизатора, работавшего ранее в животноводческом комплексе и скончавшегося 2 мая 2009 года (на этой фразе я представил, что со мной станет, когда этот протокол прочитают в районе). Мужчина смотрел на меня две или три секунды, затем сказал: «Здравствуй, Борисыч», — и двинулся в мою сторону. Так как я принял мужчину за Савина, я пришёл в волнение и отступил внутрь сторожевого поста. В это время я взял ружье, которое стояло у входа и направил его на мужчину. Мужчина продолжал идти на меня со словами «Борисыч, да ты что?». Затем он быстро двинулся влево и попытался обойти направленный на него ствол ружья. Я успел произвести один выстрел из ружья. Мужчина получил ранение в левый бок и упал на спину слева от меня. Я бросил ружье на пол у входной двери и побежал в отделение милиции...».

Далее шли несущественные детали, приводить которые я не вижу смысла. Я дописывал протокол в смешанных чувствах. Отчего-то я не сомневался в искренности Борисыча, несмотря на то, что мой рассудок отказывался принять эту историю. Да, Борисыч пил, однако, вопреки распространенному мнению, водки явно недостаточно, чтобы начать палить из ружья в своего восставшего из могилы товарища. Всё это вместе — удивительная точность и связность истории, перепуганный вид Борисыча — придавало рассказанному очень нежеланное ощущение правдивости. По крайней мере, он верил в то, что поведал мне сейчас.

Вернулся Сергеев. Озадаченный и недовольный ночной поездкой, он сказал, что в сторожке нет ничего, ни тела, ни крови, только ружье на полу валяется. Он накинулся было на Борисыча с упрёками, что тот нажрался до белой горячки, но я, взяв его за локоть, попросил помолчать. Мы вышли на крыльцо, где я рассказал ему, что, по словам Борисыча, произошло.
— Да что ты его слушаешь?! — завёлся он опять, но я оборвал его:

— Ладно, давай домой, я на дежурстве остаюсь, разберусь.

Сергеев, матерясь себе под нос, наконец ушёл. Когда я вошёл в отделение, Борисыч повернулся ко мне и сказал:

— Капитан, извини, я сам вижу, что херня, но вот как есть тебе!

По правде говоря, я не понимал, что делать.

— Ты домой сейчас? — спросил я. Борисыч помолчал, а потом ответил:

— Можно, я тут останусь? Ты в клетку меня запри, я посплю.

— Тебе что тут, гостиница? — начал я, но потом, глянув ему в глаза, не стал продолжать. — Ладно, чай будешь?

Посидев еще с полчаса, мы обсудили происшествие и сошлись на том, что завтра вместе съездим в сторожку и во всём разберёмся. Немного успокоенный, Борисыч отправился в «обезьянник» спать. Я дал ему старую фуфайку, чтобы хотя бы постелить на лавку — у нас, как я говорил, всё же не гостиница. Поворочавшись пару минут, он затих.

Было около четырёх часов ночи, когда я, тоже задремав, проснулся от щелчка — кто-то с улицы бросил камешек в оконное стекло. Не успел я прийти в себя, как в окно влетел камень покрупнее, чудом его не высадив. На стекле осталась огромная трещина. Ошеломлённый от такой наглости, я вскочил со стула и рванулся к выходу. Мельком бросив взгляд на Борисыча за решёткой, я увидел, что тот как ни в чем ни бывало продолжает спать — видимо, пережитое здорово вымотало старика. Побегав какое-то время в темноте с фонариком, я не встретил никого. Поймать малолетних идиотов (а кто же ещё это мог быть?) не представлялось никакой возможности. В принципе, я даже предполагал, кто именно разбил стекло, поэтому решил завтра просто пойти и навестить пару домов. Вернувшись на пост (Борисыч всё так же спал на лавке), я выпил ещё чаю и заснул. На этот раз до утра.

— Э, Лёх! — голос Сергеева вырвал меня из сна. — Вставай, у тебя тут Литвин умер!

Сон тут же сняло как рукой. Я, не веря своим ушам, посмотрел на открытую дверь «обезьянника».

— Я прихожу, он там спит, — торопливо заговорил Сергеев. — Дверь открываю, чтобы разбудить, за плечо его трясу, а он на пол. Мёртвый.

Я вошёл в клетку. Борисыч лежал на полу. Сергеев звонил куда-то по телефону. Через полчаса приехал врач, тело увезли в райцентр. Я, конечно, расстроился из-за смерти Борисыча (врач заявил, что возможна остановка сердца), однако не из-за этого я не находил себе покоя в течение всего дня.

Приходя домой, я долго не мог уснуть. Жена была в городе у родителей, и я лежал один, слушая тиканье ходиков на кухне. Я не мог забыть историю Борисыча. Чудовищное «а вдруг» засело у меня в голове, и я продолжал напряженно думать и убеждать себя, что мёртвые не встают из могил. К обеду я смог уснуть.

Когда я открыл глаза, за окном уже было темно. Кто-то ходил у меня под окнами. От этой простой мысли меня, капитана милиции, кинуло в дрожь. Шуршание гальки и травы, наконец, прекратилось. Воображение мигом нарисовало ужасную картину, как голый Борисыч с раскромсанной в морге грудью бродит у моего дома и слепо водит по стене своими белыми пальцами, на ощупь выискивая окно. Отогнав эту навязчивую идею, я тихо-тихо поднялся с постели и на цыпочках отправился посмотреть на ночного гостя. Но пройдя пару шагов, я остановился как громом поражённый — с той стороны окна, из темноты раздался тихий, хриплый, но до боли знакомый мне голос:

— Капитан, холодно мне. Пусти.