story песочница
Летом я часто живу на даче. А по соседству со мной участок принадлежит какой-то бабке, вроде сумасшедшей, но не буйной. Целыми днями сидит на лавочке у себя перед домом и бормочет что-то под нос, так, что не разобрать.
Я как-то обратил внимание, когда мимо проходил, что она вроде гладит кого-то, кто на коленях сидит. Думал, кот - присмотрелся, а нету никого, просто руки над коленями держит так, будто придерживает кого-то, и одной рукой по воздуху гладит. Я тогда подумал, что наверное у нее был кот когда-то, вот она и привыкла, и когда задумывается, рука у неё привычные движения совершает, будто кот на коленях сидит. Ну, как у Булгакова, когда Йешуа догадался, что у Пилата есть собака, когда тот во время головной боли делал движения, будто гладил её.
А однажды ночью, когда я спал на даче, вот что случилось. Просыпаюсь от того, что рука лежит на чем-то шерстистом, лежавшим у меня под боком. Ну, я спросонья решил, что кот мой, погладил по привычке, но чувствую - шерсть слишком жесткая какая-то. И тут вспоминаю, что я на даче, а кот-то у меня в городе. Просыпаюсь, естественно, сразу же, но не дергаюсь, и быстро думаю - что делать. В голове тут же план созрел - быстро накрыть одеялом, что бы это ни было, и в окно выкинуть.
И только я первое движение сделал, как это что-то с кровати спрыгнуло и к двери метнулось. Я только краем глаза заметил силуэт, и что-то странное в движении его было. Я вскочил, дошел до двери, вижу, приоткрыта, и успокоился, решил, что просто дверь забыл закрыть вечером и какой-то кот забрел ко мне, а может собачка чья-нибудь.
Возвращаюсь, прохожу мимо окна, и вдруг прямо за ним вижу лицо бабки с соседнего участка. Я еще никогда её такой не видел, волосы седые распущены, на ветру развеваются, глаза огромные, и прямо на меня смотрит. И так страшно мне стало, я от окна отпрыгнул назад, а она бросилась на свой участок, огромными прыжками. Я еще долго успокоиться не мог, но лег и уснул в конце концов. И уже когда засыпал, тут до меня дошло, что странного было в том убегающем коте, или собаке, кто бы уж там не был - двигался он так, как будто бы не бежал, а катился по полу к двери.
Наутро проснулся, пошел за водой, прохожу мимо участка бабки, а она как всегда, сидит на лавочке, и под нос себе что-то бормочет, причесанная, тихая, как обычно. Я уж подумал, приснилось мне ночью, как она в безумном виде по участкам бегала. А поближе подхожу, и слышу, как она произносит, разборчиво совершенно, и рукой, как всегда, гладит что-то невидимое у себя на коленях:
- Что же ты, зачем ночью бегать меня за собой заставил, а? Зачем к парню ночью залез, вон как напугал его!
Меня аж в дрожь бросило, я едва сдержался, чтобы на бег не перейти.
Стал потом справки об этой бабке наводить, никто толком ничего не знает, кроме того, что она лет десять в психушке провела, а с тех пор, как выпустили, все сидит у себя перед домом на лавочке целыми днями.
И только однажды, день победы был, выпили мы с одним мужиком в возрасте, из поселка, и он рассказал мне, что бабка эта лет пятнадцать назад своего деда зарубила топором, и голову ему отрубила. И когда менты приехали, она сидела на той самой лавочке у себя перед домом, улыбалась, а отрубленную голову деда своего держала на коленях, и всё гладила и разговаривала с ней.
Я как-то обратил внимание, когда мимо проходил, что она вроде гладит кого-то, кто на коленях сидит. Думал, кот - присмотрелся, а нету никого, просто руки над коленями держит так, будто придерживает кого-то, и одной рукой по воздуху гладит. Я тогда подумал, что наверное у нее был кот когда-то, вот она и привыкла, и когда задумывается, рука у неё привычные движения совершает, будто кот на коленях сидит. Ну, как у Булгакова, когда Йешуа догадался, что у Пилата есть собака, когда тот во время головной боли делал движения, будто гладил её.
А однажды ночью, когда я спал на даче, вот что случилось. Просыпаюсь от того, что рука лежит на чем-то шерстистом, лежавшим у меня под боком. Ну, я спросонья решил, что кот мой, погладил по привычке, но чувствую - шерсть слишком жесткая какая-то. И тут вспоминаю, что я на даче, а кот-то у меня в городе. Просыпаюсь, естественно, сразу же, но не дергаюсь, и быстро думаю - что делать. В голове тут же план созрел - быстро накрыть одеялом, что бы это ни было, и в окно выкинуть.
И только я первое движение сделал, как это что-то с кровати спрыгнуло и к двери метнулось. Я только краем глаза заметил силуэт, и что-то странное в движении его было. Я вскочил, дошел до двери, вижу, приоткрыта, и успокоился, решил, что просто дверь забыл закрыть вечером и какой-то кот забрел ко мне, а может собачка чья-нибудь.
Возвращаюсь, прохожу мимо окна, и вдруг прямо за ним вижу лицо бабки с соседнего участка. Я еще никогда её такой не видел, волосы седые распущены, на ветру развеваются, глаза огромные, и прямо на меня смотрит. И так страшно мне стало, я от окна отпрыгнул назад, а она бросилась на свой участок, огромными прыжками. Я еще долго успокоиться не мог, но лег и уснул в конце концов. И уже когда засыпал, тут до меня дошло, что странного было в том убегающем коте, или собаке, кто бы уж там не был - двигался он так, как будто бы не бежал, а катился по полу к двери.
Наутро проснулся, пошел за водой, прохожу мимо участка бабки, а она как всегда, сидит на лавочке, и под нос себе что-то бормочет, причесанная, тихая, как обычно. Я уж подумал, приснилось мне ночью, как она в безумном виде по участкам бегала. А поближе подхожу, и слышу, как она произносит, разборчиво совершенно, и рукой, как всегда, гладит что-то невидимое у себя на коленях:
- Что же ты, зачем ночью бегать меня за собой заставил, а? Зачем к парню ночью залез, вон как напугал его!
Меня аж в дрожь бросило, я едва сдержался, чтобы на бег не перейти.
Стал потом справки об этой бабке наводить, никто толком ничего не знает, кроме того, что она лет десять в психушке провела, а с тех пор, как выпустили, все сидит у себя перед домом на лавочке целыми днями.
И только однажды, день победы был, выпили мы с одним мужиком в возрасте, из поселка, и он рассказал мне, что бабка эта лет пятнадцать назад своего деда зарубила топором, и голову ему отрубила. И когда менты приехали, она сидела на той самой лавочке у себя перед домом, улыбалась, а отрубленную голову деда своего держала на коленях, и всё гладила и разговаривала с ней.
story песочница
История написана на основе дневника, найденного мною в квартире, куда я переехал. Верить в это или нет, я не знаю.
Немного предыстории. Судя по дневнику, это случилось в 1998 году, когда технологии были не чета нынешним. Автор был обычным подростком, учился в 9-м классе, по будням учился в школе, а по выходным устраивал «вечеринки» с друзьями на всю катушку — благо, график работы родителей позволял делать это. Друзья собирались у него в квартире и по видеомагнитофону смотрели различные фильмы. Настал момент, когда они пересмотрели все кассеты, имевшиеся в наличии, и нужно было покупать новую. Договорились скинуться на видеокассету, кто сколько может. Собственно, с этого история и начинается...
* * *
11 МАЯ
Я решил прогулять школу и пойти поглядеть на новинки кино. К моему великому разочарованию, магазин, в котором они продавались, оказался закрыт. Я с тоской на сердце побрел вдоль мостовой, надеясь успеть к третьему уроку. Пройдя пару сотен метров, я остановился, как вкопанный, ибо увидел перед собой кое-что, привлекшее моё внимание: я заметил киоск, который никогда прежде в этом районе не видел. Я подошел к нему поближе. Это был передвижной киоск-трейлер и — о чудо! — в нем продавались видеокассеты. «Да, все-таки есть на земле справедливость» — пронеслось у меня в голове. Я начал рассматривать имеющийся в наличии товар, но, к моему разочарованию, выбор был скуднее некуда. Всего лишь семь кассет, стоявших в ряд и не имеющих ничего примечательного, кроме не маркированной обложки. Я долго думал, стоит ли рисковать и покупать какую-нибудь из этих кассет, но в конце-концов сделал выбор.
Я постучал в окошко киоска в ожидании ответа, но ответа не последовало. Тогда я постучал еще раз. С той стороны раздался грубый мужской голос:
— Тебе чего?
— Я бы хотел купить у вас кассету, — ответил я.
— Какую кассету? — в его тоне я расслышал нотку сарказма.
«Издевается, что ли?» — подумал я. Лица его я не видел, но почему-то в тот момент мне представился образ толстого, прыщавого и неуклюжего болвана. Я хотел было уйти, но желание поразить друзей взяло верх над разумом.
— Вот, у вас на полке семь кассет в ряд стоят...
— 25 рублей за кассету, — уже серьёзно произнёс голос. Я молча деньги в окошко, и все семь кассет оказались у меня в руках. Я, довольный собой, направился домой.
По пути домой я размышлял о том, что же может быть на этих кассетах. Какой-нибудь дешевый трэш? Фильм, провалившийся в прокате? А может быть, домашнее порно?.. Хм... Заскочив в квартиру, я снял кроссовки и пулей влетел в комнату, где стоял видеомагнитофон. Вывалив кассеты на пол, я стал просматривать наклейки на кассетах. Оказалось, что все кассеты были пронумерованы и назывались: «День 1», «День 2» и т. д. Все, кроме последней кассеты. На ней не было наклейки. Я взял кассету с названием «День 1» и вставил в магнитофон.
На экране появилась простая школьная тетрадь в 12 листов. На обложке тетради четким почерком было написано имя ученика — Алексей (фамилию опущу), класс — 8-й «б», школа такая-то. Далее тетрадь с экрана пропала, и появилась запись съемки любительской камерой. Сперва была показана панорама города, где велась съемка. Город я не узнал. На пленке была зима, на улице стоял вечер. Камера совершала характерные движения вверх и вниз, как обычно бывает, когда человек снимает при ходьбе. Вдруг оператор свернул куда-то в кусты и остановился. Создавалось впечатление, что теперь съемка ведется в парке. Камера сконцентрировала внимание на детской площадке, на которой играло несколько детей школьного возраста. Дети потихоньку расходились, а камера не сводила с них объектива до тех пор пока с площадки не ушел последний ребенок. Я уже хотел было выключить это, но тут камера пришла в движение. Она начала следовать за последним ребенком по пятам. И с каждым шагом камера приближалась все ближе и ближе. Вот она уже у него за спиной, видно мужскую руку, тянущуюся к детской спине... Внезапно запись прервалась, и следующий кадр поверг меня в ужас. В нём был тот же ребенок (его я узнал по куртке), лежащий на снегу с перерезанным горлом. Но на этом запись не закончилась. Следующий кадр показывал все того же ребенка, но теперь он уже сидел за столом и делал уроки. Он улыбался в камеру, махал рукой, затем встал и радостно подошёл к камере. Его глаза сияли от счастья. Запись прервалась в очередной раз, далее камера снова показала ребёнка, сидящего за другим столом совсем в другом месте, но теперь он не делал уроки. Он был мёртв. Из горла сочилась кровь, а его окоченевшее лицо было уставлено в сторону камеры. За кадром был слышен грубый мужской голос: «Вот что бывает с теми, кто подолгу гуляет в парке и не слушает своих родителей. Передай привет своему папе, который по пьяни отдал мне запись с тобой в главной роли». На этом первая кассета заканчивалась.
Это было ужасно. Меня вырвало… Я хотел верить в то, что это монтаж, постановка, да что угодно, но только не правда. Первая мысль, которая пришла мне в голову — обратиться в милицию. Они должны найти эту сволочь, они должны! И тут я вспомнил до боли знакомый голос на пленке. Я вставил кассету снова, перемотал до конца, прослушал еще раз. Точно. Это голос из киоска-трейлера. Меня охватил панический страх. Я не знал, что мне делать. Я боялся за свою жизнь. Ведь если на пленке правда, то я подписал себе смертный приговор. «25 рублей за кассету», — да, именно столько теперь стоит моя жизнь. Думай, думай! Показать это кому-либо? А стоит ли? А вдруг тот человек, которому я покажу, проболтается? Тогда мне конец. Возможно, сволочь уже наблюдает за мной. Он ведь видел мое лицо... Черт, черт, ЧЕРТ!
12 МАЯ
Я решил не предпринимать ничего. Кассеты я спрятал дома в надежном месте, там, где я обычно прятал сигареты.
Остаток дня прошел хуже некуда. Я боялся каждого шороха, наблюдал за тем, что творится за окном, сигареты улетали одна за другой, а когда постучали в дверь, то я чуть было не сошел с ума. Но к счастью, за дверью был не маньяк с тесаком, а мой друг Андрюха. Он зашел узнать, как у меня дела и почему я не пришел сегодня в школу. Как это ни прискорбно, мне пришлось соврать. Я сказал ему, что приболел и пару дней побуду дома. Мы немного побеседовали с ним, мне полегчало. Но тут Андрюха ушел, и мне снова стало не по себе. Понедельник — родители приедут только через неделю, и от этого мне становилось еще хуже. Стемнело.
Я лежал в кровати и безуспешно пытался уснуть, когда раздался стук в дверь. «Нет, не может быть! — подумал я. — Он не может знать, где я живу! Так. Без паники. Я дома, а значит, в безопасности. По крайней мере, на данный момент. Нужно просто не обращать внимания...».
Снова стук. И еще, и еще… Мои нервы не смогли выдержать этого натиска, я вскочил с кровати и направился к двери. «Кто там?» — спросил я. «Привет, это я, мы ведь хотели погулять вечером» — ответил женский голос. Я почувствовал небывалое облегчение. С этими бестолковыми раздумьями про маньяка я совсем забыл про то, что обещал Насте погулять с ней в понедельник. Я мельком взглянул на часы — половина одиннадцатого. Я открыл дверь, сказал ей, что приболел и предложил посидть у меня дома.
Настя вошла в квартиру. Мы прошли в кухню, я поставил чайник. Мы стали беседовать. К слову, Настя — очень хорошая подруга, но ужасная сплетница и все попытки к ней подкатить обрубает на корню, ссылаясь на более высокие чувства, чем физическое влечение — любовь и все такое фигаро... В общем, попили мы с ней чайку и я, чтобы Настя осталась у меня подольше (я совсем не хотел оставаться один), предложил посмотреть какой-нибудь фильм. Она согласилась и напомнила, что я обещал купить новую кассету. Я что-то промямлил в ответ. Мы долго думали, какой бы фильм посмотреть. Настя настаивала на «Зловещих мертвецах», а я хотел посмотреть «Счастливчик Гилмор». В итоге решили посмотреть фильм «Маска» с Джимом Керри. По ходу фильма я пытался приобнять Настю, за что получил пару раз по рукам. Ну почему она такая упрямая? Спустя полтора часа фильм кончился. Я предложил посмотреть ещё что-нибудь, но Настя, ссылаясь на поздний час, стала собираться. Действительно, было два часа ночи. В такое время я не мог отпустить её одну — стал собираться вместе с ней. Сперва она была против, но потом согласилась. Выходя из дома, я забыл пачку сигарет, но возвращаться не стал.
Настя жила в другом конце города, но так как город у нас небольшой, то через 30 минут мы уже прощались. Я чмокнул её в щечку, она улыбнулась и пошла домой. Я быстрым шагом направился домой — дико хотелось закурить. В нескольких кварталах от своего дома я увидел, что под фонарем стоит человек. Я собрался пройти мимо, но тут он спросил: «Закурить не найдётся?». Голос не был похож на голос с плёнки, и мне полегчало. «Сам вот ищу», — ответил я и направился дальше, а человек так и продолжил стоять под фонарём. Заскочив домой, я принял душ и лёг спать. Мне снился мальчик с плёнки, он плакал и умолял не убивать его.
Я проснулся утром. Состояние было похмельно-депрессивное, время — шесть часов утра. Я проспал всего два с половиной часа. Неудивительно, что мне было так хреново. Ну раз так, решил я, значит, схожу сегодня в школу. Мысли о пленке отпали сами собой — мой рассудок отказывался вспомнить то, что я видел на экране. Я позавтракал и пошёл на первый урок.
День в школе прошел паршиво — я получил двойку по химии. Да уж, родителей это не обрадует. Я медленно брёл домой, рассматривая витрины магазинов. Мне приглянулась доска для скейтборда — давно о такой мечтал. Добравшись до дома, я вошел в подъезд и проверил наш почтовый ящик. Письмо. От кого? На конверте не было написано абсолютно ничего. Я поднялся на свой этаж, вошел в квартиру, швырнул ранец в угол и зашел в свою комнату. Открыл конверт и стал читать:«Здравствуй, Владислав! Как тебе мой фильм? Ты уже посмотрел первую кассету? Если да, то не тяни резину, вставляй вторую и наслаждайся зрелищем. Но предупреждаю — никому ни слова».
Ком подступил к горлу. Я перечитал письмо еще раз, не веря своим глазам. Как? Когда? Я вспомнил вчерашний день и человека возле фонаря. Мысли штурмовали мою голову, висок пульсировал, руки тряслись от страха.
Решил посмотреть вторую кассету. Я достал из своего тайника пакет с кассетами, нашел нужную и вставил в магнитофон. На экране показалась привычная школьная тетрадь, все тот же почерк, что и на первой тетради. Имя ученика — Анна, класс — 11-й «г», школа уже другая... В объективе камеры снова появились окрестности города — не могу сказать точно, тот же это город, что на первой кассете или нет, но постройки казались другими. На улице стояла весна, было раннее утро, дети cпешили в школу. Камера направилась в сторону местной школьной курилки (обычно это место, не столь отдаленное от школы, но скрытое от учительских глаз — чаще всего располагается за гаражами или за углом школы) и замерла в кустах за гаражом. Спустя пару минут в кадр попала симпатичная стройная девушка лет семнадцати на вид, блондинка. Она достала сигарету и закурила. Как только девушка повернулась спиной, камера пришла в движение. Девушка заметила шум за спиной и обернулась, пыталась позвать на помощь, но уже было слишком поздно... Запись прервалась.
Следующий кадр. Девушка сидит, привязанная к стулу, за столом рядом с мертвым мальчиком. Тело мальчика разложилось и стало похоже на иссохшую мумию. Девушка дышит. Глаза замотаны, рот заклеен скотчем. В кадре появляется мужчина. На лицо надета маска. Он достаточно атлетичного телосложения, одет в военную форму. Он срывает со рта девушки скотч и задаёт вопрос: «Ты девственница?». Девушка молчит. Тогда мужчина развязывает ей глаза, и девушка истерично кричит. Мужчина срывает с нее всю одежду, повторяя вопрос: «Ты девственница?». Девушка молчит, она напугана до ужаса. Мужчина без лишних слов берёт дрель, вставляет в удлинитель неподалеку от стола и подходит к девушке. Истошный крик: «Прошу, вас не надо!» — и через секунду дрель уже наматывает её промежность на сверло. Девушка сперва закричала, а потом забилась в конвульсиях. Он продолжал сверлить до тех пор, пока она не перестала двигаться. Затем он сказал: «Девушки, бросайте курить, подумайте о своих детях». На этом запись закончилась.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем ко мне вернулась возможность двигаться. Я закурил. Меня уже не удивляла его жестокость. Я смирился со всем тем, что происходит на экране...
* * *
Далее в дневнике следует пропуск в несколько дней.
* * *
16 МАЯ
Прости, дневник, но это невыносимо. Как же я устал смотреть на эти зверства. Чего он добивается? Каждый день мне приходилось просматривать по одной кассете в день. Таковы были его условия. Теперь я понимаю смысл названий «День 1», «День 2», будь они неладны. Сегодня пришло время кассеты под названием «День 6». Я размышляю над тем, чем он удивит на этот раз. Итак, что же там может быть? Хм, перерезанное горло было, дрель и промежность были, молоток и зубы тоже, топор и руки — это было зрелище «Не воруйте ребята», пила и ноги — скучновато, парень быстро откинулся. Может, сегодня будут кувалда и яйца? А-ха-ха… Я схожу с ума.
Сегодня должны прийти друзья, чтобы посмотреть фильм, но я скажу, что видеомагнитофон сгорел. И мы просто пойдём погуляем, а вечером я посмотрю шестую кассету.
* * *
В семь часов вечера пришли друзья — Андрюха, Настя и еще пара человек. В общем, я сказал, что видеомагнитофон сгорел. Сперва на меня накинулись с упрёками, но потом вроде все утихло, и мы пошли гулять. Мы побродили по городу, зашли в кафешку, попили пива и уже собирались уходить, как вдруг Андрюха подозвал меня к себе: «Влад, подойди на пару слов, нужно поговорить». Я подошёл. «Влад, что с тобой? Ты как будто сам не свой. Что-то случилось?» — спросил Андрюха. «Да нет, все нормально, просто не выспался, да с Настей никак не получается замутить», — ответил я. «Не верю. Давай, выкладывай всё, как есть», — настойчиво сказал Андрей. Я не знал, что ответить — сказать правду сейчас и выставить себя дураком? В итоге я сказал: «Приходи завтра вечером часов в шесть ко мне, я тебе всё расскажу и покажу». «Хорошо», — ответил Андрюха. Мы покинули кафе и направились по домам. Я, как всегда, проводил Настю и направился домой. Брёл, как в тумане. Я не понимал, иду ли я домой либо нарезаю круги, пока резкая боль в области ступни не вернула меня к реальности. Я поднял ступню и обнаружил, что я распорол на куске стекла на своих кроссовках подошву, а вместе с ней и часть пятки. Я вприпрыжку добрался до дома. На автомате достал письмо из ящика, зашел домой, обработал рану, прочитал письмо, в котором что-то говорилось о финишной прямой. Выкинул письмо и вставил шестую кассету. Глянул на часы — половина двенадцатого.
Кассета шестая. Очередная тетрадь. Анатолий, 9-й «а» класс, школа номер то-то... Я его знал! Это парень, который бесследно исчез полгода тому назад. Бог мой… Этого не может быть. Мы вместе играли за один хоккейный клуб. Не может быть... На плёнке я увидел очертания знакомого города. Мне знакомы эти улицы, я бывал на них. На улице стоит осень, разгар дня. Камера снимает наш спорткомплекс прямо из кустов напротив входа. Из него выходят ученики хоккейной секции. Последними выходим мы с Толиком. О Боже! Мы прощаемся у входа и расходимся в разные стороны. Мельком я замечаю свой взгляд на объективе камеры. Я, кажется, заметил его! Но я поворачиваюсь и ухожу, а камера начинает следить за Толей...
В этот раз мне действительно было страшно, ведь в объективе камеры находился мой друг! Он настиг Толю в заброшенном переулке, куда Толя отошел справить нужду. Я не хочу говорить о том, что это мразь сделала с Толей. Для того, чтобы уснуть, мне пришлось выпить двести граммов водки. Я не верю, что это происходит со мной…
17 МАЯ
Я посмотрел все кассеты. Седьмую и последнюю смотрел сегодня с утра. Она пустая. Сегодня вечером должен прийти Андрей, я ему всё покажу, и мы вместе что-нибудь придумаем. А пока я пойду прогуляюсь.
* * *
Я побродил по городу, зашел к Насте, пообщались. Вдоволь нагулявшись, я вернулся домой и по привычке я проверил почтовый ящик. От ужаса у меня подкосились ноги. Вместо привычного письма в ящике лежала кассета. Как она туда попала, я понятия не имею. На кассете была надпись «День 7».
Я вставил кассету и обомлел от ужаса. Тетради не было. Вместо неё во весь экран была моя фотография из паспорта. Я сглотнул подступивший к горлу ком. Улицы нашего города. Следующий кадр — я, идущий в обнимку с Настей, далее я, сидящий в баре, и, наконец, я, выходящий из подъезда своего дома на сегодняшнюю прогулку. От страха я собрал все кассеты в кучу и сжег прямо на кухне. Остатки я покрошил и смыл в унитаз. Дневник, пожалуй, спрячу там, где хранил кассеты и сигареты.
Cтучат в дверь. Наверное, это Андрей. Теперь мы что-нибудь придумаем.
* * *
Это последняя запись из дневника. Я нашел его в одной из комнат, когда менял старые полы. О том, кто жил в этой квартире раньше, мне ничего не известно. Мол, жила семья, а потом все разом куда-то съехали...
Немного предыстории. Судя по дневнику, это случилось в 1998 году, когда технологии были не чета нынешним. Автор был обычным подростком, учился в 9-м классе, по будням учился в школе, а по выходным устраивал «вечеринки» с друзьями на всю катушку — благо, график работы родителей позволял делать это. Друзья собирались у него в квартире и по видеомагнитофону смотрели различные фильмы. Настал момент, когда они пересмотрели все кассеты, имевшиеся в наличии, и нужно было покупать новую. Договорились скинуться на видеокассету, кто сколько может. Собственно, с этого история и начинается...
* * *
11 МАЯ
Я решил прогулять школу и пойти поглядеть на новинки кино. К моему великому разочарованию, магазин, в котором они продавались, оказался закрыт. Я с тоской на сердце побрел вдоль мостовой, надеясь успеть к третьему уроку. Пройдя пару сотен метров, я остановился, как вкопанный, ибо увидел перед собой кое-что, привлекшее моё внимание: я заметил киоск, который никогда прежде в этом районе не видел. Я подошел к нему поближе. Это был передвижной киоск-трейлер и — о чудо! — в нем продавались видеокассеты. «Да, все-таки есть на земле справедливость» — пронеслось у меня в голове. Я начал рассматривать имеющийся в наличии товар, но, к моему разочарованию, выбор был скуднее некуда. Всего лишь семь кассет, стоявших в ряд и не имеющих ничего примечательного, кроме не маркированной обложки. Я долго думал, стоит ли рисковать и покупать какую-нибудь из этих кассет, но в конце-концов сделал выбор.
Я постучал в окошко киоска в ожидании ответа, но ответа не последовало. Тогда я постучал еще раз. С той стороны раздался грубый мужской голос:
— Тебе чего?
— Я бы хотел купить у вас кассету, — ответил я.
— Какую кассету? — в его тоне я расслышал нотку сарказма.
«Издевается, что ли?» — подумал я. Лица его я не видел, но почему-то в тот момент мне представился образ толстого, прыщавого и неуклюжего болвана. Я хотел было уйти, но желание поразить друзей взяло верх над разумом.
— Вот, у вас на полке семь кассет в ряд стоят...
— 25 рублей за кассету, — уже серьёзно произнёс голос. Я молча деньги в окошко, и все семь кассет оказались у меня в руках. Я, довольный собой, направился домой.
По пути домой я размышлял о том, что же может быть на этих кассетах. Какой-нибудь дешевый трэш? Фильм, провалившийся в прокате? А может быть, домашнее порно?.. Хм... Заскочив в квартиру, я снял кроссовки и пулей влетел в комнату, где стоял видеомагнитофон. Вывалив кассеты на пол, я стал просматривать наклейки на кассетах. Оказалось, что все кассеты были пронумерованы и назывались: «День 1», «День 2» и т. д. Все, кроме последней кассеты. На ней не было наклейки. Я взял кассету с названием «День 1» и вставил в магнитофон.
На экране появилась простая школьная тетрадь в 12 листов. На обложке тетради четким почерком было написано имя ученика — Алексей (фамилию опущу), класс — 8-й «б», школа такая-то. Далее тетрадь с экрана пропала, и появилась запись съемки любительской камерой. Сперва была показана панорама города, где велась съемка. Город я не узнал. На пленке была зима, на улице стоял вечер. Камера совершала характерные движения вверх и вниз, как обычно бывает, когда человек снимает при ходьбе. Вдруг оператор свернул куда-то в кусты и остановился. Создавалось впечатление, что теперь съемка ведется в парке. Камера сконцентрировала внимание на детской площадке, на которой играло несколько детей школьного возраста. Дети потихоньку расходились, а камера не сводила с них объектива до тех пор пока с площадки не ушел последний ребенок. Я уже хотел было выключить это, но тут камера пришла в движение. Она начала следовать за последним ребенком по пятам. И с каждым шагом камера приближалась все ближе и ближе. Вот она уже у него за спиной, видно мужскую руку, тянущуюся к детской спине... Внезапно запись прервалась, и следующий кадр поверг меня в ужас. В нём был тот же ребенок (его я узнал по куртке), лежащий на снегу с перерезанным горлом. Но на этом запись не закончилась. Следующий кадр показывал все того же ребенка, но теперь он уже сидел за столом и делал уроки. Он улыбался в камеру, махал рукой, затем встал и радостно подошёл к камере. Его глаза сияли от счастья. Запись прервалась в очередной раз, далее камера снова показала ребёнка, сидящего за другим столом совсем в другом месте, но теперь он не делал уроки. Он был мёртв. Из горла сочилась кровь, а его окоченевшее лицо было уставлено в сторону камеры. За кадром был слышен грубый мужской голос: «Вот что бывает с теми, кто подолгу гуляет в парке и не слушает своих родителей. Передай привет своему папе, который по пьяни отдал мне запись с тобой в главной роли». На этом первая кассета заканчивалась.
Это было ужасно. Меня вырвало… Я хотел верить в то, что это монтаж, постановка, да что угодно, но только не правда. Первая мысль, которая пришла мне в голову — обратиться в милицию. Они должны найти эту сволочь, они должны! И тут я вспомнил до боли знакомый голос на пленке. Я вставил кассету снова, перемотал до конца, прослушал еще раз. Точно. Это голос из киоска-трейлера. Меня охватил панический страх. Я не знал, что мне делать. Я боялся за свою жизнь. Ведь если на пленке правда, то я подписал себе смертный приговор. «25 рублей за кассету», — да, именно столько теперь стоит моя жизнь. Думай, думай! Показать это кому-либо? А стоит ли? А вдруг тот человек, которому я покажу, проболтается? Тогда мне конец. Возможно, сволочь уже наблюдает за мной. Он ведь видел мое лицо... Черт, черт, ЧЕРТ!
12 МАЯ
Я решил не предпринимать ничего. Кассеты я спрятал дома в надежном месте, там, где я обычно прятал сигареты.
Остаток дня прошел хуже некуда. Я боялся каждого шороха, наблюдал за тем, что творится за окном, сигареты улетали одна за другой, а когда постучали в дверь, то я чуть было не сошел с ума. Но к счастью, за дверью был не маньяк с тесаком, а мой друг Андрюха. Он зашел узнать, как у меня дела и почему я не пришел сегодня в школу. Как это ни прискорбно, мне пришлось соврать. Я сказал ему, что приболел и пару дней побуду дома. Мы немного побеседовали с ним, мне полегчало. Но тут Андрюха ушел, и мне снова стало не по себе. Понедельник — родители приедут только через неделю, и от этого мне становилось еще хуже. Стемнело.
Я лежал в кровати и безуспешно пытался уснуть, когда раздался стук в дверь. «Нет, не может быть! — подумал я. — Он не может знать, где я живу! Так. Без паники. Я дома, а значит, в безопасности. По крайней мере, на данный момент. Нужно просто не обращать внимания...».
Снова стук. И еще, и еще… Мои нервы не смогли выдержать этого натиска, я вскочил с кровати и направился к двери. «Кто там?» — спросил я. «Привет, это я, мы ведь хотели погулять вечером» — ответил женский голос. Я почувствовал небывалое облегчение. С этими бестолковыми раздумьями про маньяка я совсем забыл про то, что обещал Насте погулять с ней в понедельник. Я мельком взглянул на часы — половина одиннадцатого. Я открыл дверь, сказал ей, что приболел и предложил посидть у меня дома.
Настя вошла в квартиру. Мы прошли в кухню, я поставил чайник. Мы стали беседовать. К слову, Настя — очень хорошая подруга, но ужасная сплетница и все попытки к ней подкатить обрубает на корню, ссылаясь на более высокие чувства, чем физическое влечение — любовь и все такое фигаро... В общем, попили мы с ней чайку и я, чтобы Настя осталась у меня подольше (я совсем не хотел оставаться один), предложил посмотреть какой-нибудь фильм. Она согласилась и напомнила, что я обещал купить новую кассету. Я что-то промямлил в ответ. Мы долго думали, какой бы фильм посмотреть. Настя настаивала на «Зловещих мертвецах», а я хотел посмотреть «Счастливчик Гилмор». В итоге решили посмотреть фильм «Маска» с Джимом Керри. По ходу фильма я пытался приобнять Настю, за что получил пару раз по рукам. Ну почему она такая упрямая? Спустя полтора часа фильм кончился. Я предложил посмотреть ещё что-нибудь, но Настя, ссылаясь на поздний час, стала собираться. Действительно, было два часа ночи. В такое время я не мог отпустить её одну — стал собираться вместе с ней. Сперва она была против, но потом согласилась. Выходя из дома, я забыл пачку сигарет, но возвращаться не стал.
Настя жила в другом конце города, но так как город у нас небольшой, то через 30 минут мы уже прощались. Я чмокнул её в щечку, она улыбнулась и пошла домой. Я быстрым шагом направился домой — дико хотелось закурить. В нескольких кварталах от своего дома я увидел, что под фонарем стоит человек. Я собрался пройти мимо, но тут он спросил: «Закурить не найдётся?». Голос не был похож на голос с плёнки, и мне полегчало. «Сам вот ищу», — ответил я и направился дальше, а человек так и продолжил стоять под фонарём. Заскочив домой, я принял душ и лёг спать. Мне снился мальчик с плёнки, он плакал и умолял не убивать его.
Я проснулся утром. Состояние было похмельно-депрессивное, время — шесть часов утра. Я проспал всего два с половиной часа. Неудивительно, что мне было так хреново. Ну раз так, решил я, значит, схожу сегодня в школу. Мысли о пленке отпали сами собой — мой рассудок отказывался вспомнить то, что я видел на экране. Я позавтракал и пошёл на первый урок.
День в школе прошел паршиво — я получил двойку по химии. Да уж, родителей это не обрадует. Я медленно брёл домой, рассматривая витрины магазинов. Мне приглянулась доска для скейтборда — давно о такой мечтал. Добравшись до дома, я вошел в подъезд и проверил наш почтовый ящик. Письмо. От кого? На конверте не было написано абсолютно ничего. Я поднялся на свой этаж, вошел в квартиру, швырнул ранец в угол и зашел в свою комнату. Открыл конверт и стал читать:«Здравствуй, Владислав! Как тебе мой фильм? Ты уже посмотрел первую кассету? Если да, то не тяни резину, вставляй вторую и наслаждайся зрелищем. Но предупреждаю — никому ни слова».
Ком подступил к горлу. Я перечитал письмо еще раз, не веря своим глазам. Как? Когда? Я вспомнил вчерашний день и человека возле фонаря. Мысли штурмовали мою голову, висок пульсировал, руки тряслись от страха.
Решил посмотреть вторую кассету. Я достал из своего тайника пакет с кассетами, нашел нужную и вставил в магнитофон. На экране показалась привычная школьная тетрадь, все тот же почерк, что и на первой тетради. Имя ученика — Анна, класс — 11-й «г», школа уже другая... В объективе камеры снова появились окрестности города — не могу сказать точно, тот же это город, что на первой кассете или нет, но постройки казались другими. На улице стояла весна, было раннее утро, дети cпешили в школу. Камера направилась в сторону местной школьной курилки (обычно это место, не столь отдаленное от школы, но скрытое от учительских глаз — чаще всего располагается за гаражами или за углом школы) и замерла в кустах за гаражом. Спустя пару минут в кадр попала симпатичная стройная девушка лет семнадцати на вид, блондинка. Она достала сигарету и закурила. Как только девушка повернулась спиной, камера пришла в движение. Девушка заметила шум за спиной и обернулась, пыталась позвать на помощь, но уже было слишком поздно... Запись прервалась.
Следующий кадр. Девушка сидит, привязанная к стулу, за столом рядом с мертвым мальчиком. Тело мальчика разложилось и стало похоже на иссохшую мумию. Девушка дышит. Глаза замотаны, рот заклеен скотчем. В кадре появляется мужчина. На лицо надета маска. Он достаточно атлетичного телосложения, одет в военную форму. Он срывает со рта девушки скотч и задаёт вопрос: «Ты девственница?». Девушка молчит. Тогда мужчина развязывает ей глаза, и девушка истерично кричит. Мужчина срывает с нее всю одежду, повторяя вопрос: «Ты девственница?». Девушка молчит, она напугана до ужаса. Мужчина без лишних слов берёт дрель, вставляет в удлинитель неподалеку от стола и подходит к девушке. Истошный крик: «Прошу, вас не надо!» — и через секунду дрель уже наматывает её промежность на сверло. Девушка сперва закричала, а потом забилась в конвульсиях. Он продолжал сверлить до тех пор, пока она не перестала двигаться. Затем он сказал: «Девушки, бросайте курить, подумайте о своих детях». На этом запись закончилась.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем ко мне вернулась возможность двигаться. Я закурил. Меня уже не удивляла его жестокость. Я смирился со всем тем, что происходит на экране...
* * *
Далее в дневнике следует пропуск в несколько дней.
* * *
16 МАЯ
Прости, дневник, но это невыносимо. Как же я устал смотреть на эти зверства. Чего он добивается? Каждый день мне приходилось просматривать по одной кассете в день. Таковы были его условия. Теперь я понимаю смысл названий «День 1», «День 2», будь они неладны. Сегодня пришло время кассеты под названием «День 6». Я размышляю над тем, чем он удивит на этот раз. Итак, что же там может быть? Хм, перерезанное горло было, дрель и промежность были, молоток и зубы тоже, топор и руки — это было зрелище «Не воруйте ребята», пила и ноги — скучновато, парень быстро откинулся. Может, сегодня будут кувалда и яйца? А-ха-ха… Я схожу с ума.
Сегодня должны прийти друзья, чтобы посмотреть фильм, но я скажу, что видеомагнитофон сгорел. И мы просто пойдём погуляем, а вечером я посмотрю шестую кассету.
* * *
В семь часов вечера пришли друзья — Андрюха, Настя и еще пара человек. В общем, я сказал, что видеомагнитофон сгорел. Сперва на меня накинулись с упрёками, но потом вроде все утихло, и мы пошли гулять. Мы побродили по городу, зашли в кафешку, попили пива и уже собирались уходить, как вдруг Андрюха подозвал меня к себе: «Влад, подойди на пару слов, нужно поговорить». Я подошёл. «Влад, что с тобой? Ты как будто сам не свой. Что-то случилось?» — спросил Андрюха. «Да нет, все нормально, просто не выспался, да с Настей никак не получается замутить», — ответил я. «Не верю. Давай, выкладывай всё, как есть», — настойчиво сказал Андрей. Я не знал, что ответить — сказать правду сейчас и выставить себя дураком? В итоге я сказал: «Приходи завтра вечером часов в шесть ко мне, я тебе всё расскажу и покажу». «Хорошо», — ответил Андрюха. Мы покинули кафе и направились по домам. Я, как всегда, проводил Настю и направился домой. Брёл, как в тумане. Я не понимал, иду ли я домой либо нарезаю круги, пока резкая боль в области ступни не вернула меня к реальности. Я поднял ступню и обнаружил, что я распорол на куске стекла на своих кроссовках подошву, а вместе с ней и часть пятки. Я вприпрыжку добрался до дома. На автомате достал письмо из ящика, зашел домой, обработал рану, прочитал письмо, в котором что-то говорилось о финишной прямой. Выкинул письмо и вставил шестую кассету. Глянул на часы — половина двенадцатого.
Кассета шестая. Очередная тетрадь. Анатолий, 9-й «а» класс, школа номер то-то... Я его знал! Это парень, который бесследно исчез полгода тому назад. Бог мой… Этого не может быть. Мы вместе играли за один хоккейный клуб. Не может быть... На плёнке я увидел очертания знакомого города. Мне знакомы эти улицы, я бывал на них. На улице стоит осень, разгар дня. Камера снимает наш спорткомплекс прямо из кустов напротив входа. Из него выходят ученики хоккейной секции. Последними выходим мы с Толиком. О Боже! Мы прощаемся у входа и расходимся в разные стороны. Мельком я замечаю свой взгляд на объективе камеры. Я, кажется, заметил его! Но я поворачиваюсь и ухожу, а камера начинает следить за Толей...
В этот раз мне действительно было страшно, ведь в объективе камеры находился мой друг! Он настиг Толю в заброшенном переулке, куда Толя отошел справить нужду. Я не хочу говорить о том, что это мразь сделала с Толей. Для того, чтобы уснуть, мне пришлось выпить двести граммов водки. Я не верю, что это происходит со мной…
17 МАЯ
Я посмотрел все кассеты. Седьмую и последнюю смотрел сегодня с утра. Она пустая. Сегодня вечером должен прийти Андрей, я ему всё покажу, и мы вместе что-нибудь придумаем. А пока я пойду прогуляюсь.
* * *
Я побродил по городу, зашел к Насте, пообщались. Вдоволь нагулявшись, я вернулся домой и по привычке я проверил почтовый ящик. От ужаса у меня подкосились ноги. Вместо привычного письма в ящике лежала кассета. Как она туда попала, я понятия не имею. На кассете была надпись «День 7».
Я вставил кассету и обомлел от ужаса. Тетради не было. Вместо неё во весь экран была моя фотография из паспорта. Я сглотнул подступивший к горлу ком. Улицы нашего города. Следующий кадр — я, идущий в обнимку с Настей, далее я, сидящий в баре, и, наконец, я, выходящий из подъезда своего дома на сегодняшнюю прогулку. От страха я собрал все кассеты в кучу и сжег прямо на кухне. Остатки я покрошил и смыл в унитаз. Дневник, пожалуй, спрячу там, где хранил кассеты и сигареты.
Cтучат в дверь. Наверное, это Андрей. Теперь мы что-нибудь придумаем.
* * *
Это последняя запись из дневника. Я нашел его в одной из комнат, когда менял старые полы. О том, кто жил в этой квартире раньше, мне ничего не известно. Мол, жила семья, а потом все разом куда-то съехали...
story песочница
ПЯТНИЦА, 22:08
Сижу в канализационном колодце. Капли медленно отрываются и громко разбиваются о бетон. Пить хочется. Я едва дотягиваюсь рукой, чтобы коснуться трубы, смочить кончики пальцев и быстро слизнуть холодную влагу.
СУББОТА, 18:24
Прошел один день. В понедельник придут строители и найдут либо меня, либо то, что останется — ночами будет холодно. Не уверена, что останутся силы не спать и двигаться еще две ночи.
Господи, пусть пойдет дождь! Как же хочется пить! Сломанная нога совсем распухла и онемела. Я раньше боялась крови, а сейчас спокойно смотрю на торчащую из порванных джинсов кость и не боюсь. Боюсь бездомных собак, которые подходят ночью к краю колодца и рычат. Хотя знаю, что им до меня не добраться.
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 12:45
Вчера сюда упала крыса. Противно, но я её съела. Нога выше перелома болит уже невыносимо. Наверное, у меня жар. Перед глазами всё плывет, и цветные кольца калейдоскопом расходятся. Не могу дотянуться до трубы. Пить хочу.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 09:15
Никто не придет. Мамочка, мама! Я забыла, что в понедельник праздник, и здесь никого не будет...
* * *
— Петрович, ты что там нашёл?
— Миша, понимаешь, эта девчонка в телефоне что-то вроде дневника вела.
— Да уж, не повезло девке...
«Труповозка» громыхнула на новом канализационном люке и выехала со стройплощадки.
Сижу в канализационном колодце. Капли медленно отрываются и громко разбиваются о бетон. Пить хочется. Я едва дотягиваюсь рукой, чтобы коснуться трубы, смочить кончики пальцев и быстро слизнуть холодную влагу.
СУББОТА, 18:24
Прошел один день. В понедельник придут строители и найдут либо меня, либо то, что останется — ночами будет холодно. Не уверена, что останутся силы не спать и двигаться еще две ночи.
Господи, пусть пойдет дождь! Как же хочется пить! Сломанная нога совсем распухла и онемела. Я раньше боялась крови, а сейчас спокойно смотрю на торчащую из порванных джинсов кость и не боюсь. Боюсь бездомных собак, которые подходят ночью к краю колодца и рычат. Хотя знаю, что им до меня не добраться.
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 12:45
Вчера сюда упала крыса. Противно, но я её съела. Нога выше перелома болит уже невыносимо. Наверное, у меня жар. Перед глазами всё плывет, и цветные кольца калейдоскопом расходятся. Не могу дотянуться до трубы. Пить хочу.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 09:15
Никто не придет. Мамочка, мама! Я забыла, что в понедельник праздник, и здесь никого не будет...
* * *
— Петрович, ты что там нашёл?
— Миша, понимаешь, эта девчонка в телефоне что-то вроде дневника вела.
— Да уж, не повезло девке...
«Труповозка» громыхнула на новом канализационном люке и выехала со стройплощадки.
story песочница
Ужас пришел неожиданно и несправедливо. Все было ровно и хорошо... Хотя нет, даже так: все только-только стало налаживаться. А теперь я даже не знаю, что мне делать и как себя вести. Ужас пришел. Не вежливым гостем, а нахальным, бестактным захватчиком. Пришел и остался — во мне, вокруг меня.
Произошло это буквально на днях — может, с недельку назад. Жена помыла посуду, приготовила ужин и тихонько засыпала перед телевизором, в то время, как мы с товарищем сидели на кухне и болтали о работе. Он пил пиво, я кофе. Мне еще нужно было отвезти его домой, так что я от алкоголя отказался. Мы засиделись и уехали только ближе к часу. Немного прокатились по городу, поболтали еще, нарезая круги по знакомым маршрутам. Домой я возвратился только к трем. В квартире было тихо, телевизор выключен, а Оксана еле слышно посапывала, приобняв одеяло в том месте, где обычно лежу я.
Спать хотелось неимоверно. Я спешно разделся и юркнул под бочок к жене. Думал о чем-то, размышлял, сходил, выкурил сигарету. Лежу. Помню, мысль промелькнула: «Как же все хорошо и благополучно!». Даже улыбнулся в темноте. И вдруг на грудь мне легла рука Оксаны. Все в порядке, ничего особенного, вот только рука была холодной, как лед. Я вздрогнул. В следующую секунду рука сжалась, и ухоженные, налакированные ногти беспощадно впились в мою плоть. Я вскрикнул и отшатнулся, недоуменно глянув на жену. Вспоминая представшую моим глазам картину, я до сих пор начинаю дрожать мелкой дрожью.
На меня, не мигая, смотрели два огромных, мерцающих в темноте глаза. Они были серебристо-белыми, как жемчужины, и неестественно яркими. Это была не Оксана… То есть это была она: ее тело, ее волосы, ночнушка опять же… Но смотрела на меня не моя кроткая, преданно любящая жена, а какая-то ведьма, монстр. Пухлые сочные губы вытянулись в две тонкие, лиловые нитки. Зубы были плотно сжаты, брови вскинуты, словно что-то привело монстра в изумление. В общем и целом лицо, уставившееся на меня в тот миг, выражало полное безумие.
Я похолодел. От ужаса легкие скрутило в спазмах, крик так и застрял где-то в глотке, а в желудке зашевелилась гигантская, склизкая жаба. Монстр тем временем зашевелился, отвернул лицо к стене, потом опять на меня, поводил руками по простыне, впиваясь ногтями в ткань, и зарычал. Этот звук все еще стоит у меня в голове. Ничего подобного мне не приходилось слышать ранее. Страшный, утробный рык, громкий и отчетливый в ночной тишине. Голос изменился особо заметно. Рычал монстр не женским голосом и даже не мужским, а каким-то животным, ну или, как минимум, не человеческим. Такой низкий, хрипловатый, кожаный басок, чем-то схожий со звуком холостых оборотов восьмицилиндрового двигателя.
Я готов был потерять сознание от ужаса, но все же медленно поднялся с кровати и, не смея выдохнуть, попятился к двери. Супруга, казалось, не стремилась за мной. Она лишь неловко села на кровати и провожала меня своим мертвым, ничего не выражающим взглядом. Жуткое рычание не смолкало. Я не сводил с нее глаз. Луна освещала ее растрепанные волосы, оголившееся под спавшей ночнушкой плечо, бледную кожу и впалые щеки. У нее всегда была милая круглая мордашка, но сейчас личико будто бы просело и сдулось. Когда я случайно зацепил ногой стул, монстр раскрыл рот и что-то рявкнул в мою сторону. Вслед за этим на пол грохнулся стул. Не знаю, как это вынесло мое сердце, в тот момент готовое выпрыгнуть из груди.
Когда я, наконец, добрался до двери, моя жена стала неуклюже подниматься с кровати и начала раскачиваться из стороны в сторону, подобно марионетке. Я попятился в коридор и тихо закрыл за собой дверь, мертвой хваткой вцепившись в ручку. Как же мне было страшно в те минуты! Я не хотел верить во все происходящее, но и не верить не мог. Долго я стоял так, сжимая ручку двери. В непроглядной темноте и полной тишине все казалось призрачным и нереальным. На смену страху пришла какая-то подавленная отрешенность. Но вот за дверью послышалось шарканье ног, и страх вернулся с удвоенной силой.
Я мучительно вслушивался в каждый звук. Вот она прошла вдоль кровати и окна, постояла немного, двинулась к двери, задев опрокинутый мною стул, снова остановилась, после чего медленно вернулась к окну. И все порыкивая, похрипывая и бормоча что-то несвязное и вряд ли словесное.
Но вот монстр замолчал, и наступила тишина. Я так и стоял, не шелохнувшись. Слышно было только, как отчаянно бьется мое сердце — и больше ничего. Хотелось в туалет, хотелось пить и курить, хотелось, чтобы все было по-старому, так, как было еще полчаса назад. Можно было убежать, входная дверь совсем рядом, но я стоял, как вкопанный. Ведь это мой дом, а там, за дверью, шатается пусть и обезумевшая, но все же моя жена. Хотя… кого я обманываю? Просто ноги мои от страха одеревенели и словно вросли в пол.
Прошел час, а может быть, только минута. Как назло, зачесался нос. Такое будничное, земное и естественное желание. Милое, хорошее… Я медленно оторвал одну руку от двери и, стараясь лишний раз не колебать воздух, поднес ее к лицу. В этот момент за дверью раздался голос. Не рычание, не хрип, а именно голос, грубый, злой, явно ожесточенный.
Как это ни банально, но глаголила супруга не то на греческом, не то на латыни. Этакое характерное звучание, легко узнаваемое после просмотра пары-тройки трэшевых ужастиков. Вот только я находился не в фильме и изрекал нечто непонятное не какой-нибудь темный маг, а моя собственная жена.
Говорила она долго, с трудом складывая слова по слогам и время от времени срываясь на вой. Я находился уже в последней степени отчаяния и был готов бежать на кухню за ножом, чтобы покончить с этим ночным кошмаром.
Жена оборвала заговор на полуслове, и к своему ужасу, я почувствовал, как с той стороны двери кто-то взялся за ручку. Дверь потянули, сначала несильно. Потом еще раз, еще и еще. Не рывками, но настойчиво и уже с силой, так что с каждым разом щель становилась все больше. Я сжал зубы, полностью отдавшись безмолвному противостоянию, каждый мой мускул напрягся. Но все без толку. Еще минута — и в щель на меня смотрел все тот же мертвенно-белый глаз. Казалось, лицо Оксаны изуродовалось еще сильнее. Ее перекосило; глаза часто и бессмысленно моргали, рот открывался и закрывался, не издавая ни звука, по подбородку струйкой стекала слюна. Монстр пытался просунуть морду в щель, но зазор был недостаточно велик. Я видел то один глаз, то другой, а иногда только нос и подбородок. В какой-то момент она замерла, отодвинулась от щели и молча уставилась на меня. Впервые в этом жутком, зверином лике появилась некоторая осмысленность.
— Бестиа… — хрипло прошептало чудовище и в тот же миг отпустило ручку двери.
Я снова остался в тишине, слушая, как то, что еще недавно было моей любимой женой, шаркая ногами по полу, двигается к кровати. Через несколько минут скрипнули пружины и все стихло. Я понимал, что дверь уже можно отпустить, но не делал этого, а только крепче сжимал ручку и тихо плакал.
— Леш?.. — тихий, знакомый голос.— Леша, ты где?
Моя жена, Оксана. Это была она.
— Леша!— она зашевелилась на кровати, шумно выдохнула и причмокнула губами. — Леша?
Обратное превращение напугало меня едва ли не сильнее, чем все то, что ему предшествовало. Я нервно облизнул пересохшие губы и, не отпуская двери, отозвался:
— Я тут… на кухне…
— Опять куришь, что ли? — в голосе появились недовольные нотки.
— Ага… Курю.
— Милый, принеси мне, пожалуйста, попить.
Вот оно…
— Хо… Хорошо! Сейчас докурю и принесу.
— Ладно.
Усилием воли я разжал руки и потопал на кухню. Каждый клочок темноты пугал, каждый предмет мог вот-вот обернуться какой-нибудь тварью. Будто на протезах я добрел до кухни, налил воды и вернулся к двери. Собрав всю свою решимость, вошел внутрь. В последний момент подумал: а вдруг ловушка? Вдруг демон притворился и ждет меня сейчас в свои объятия?
Но нет, на кровати лежала Оксана. Горячо любимая, нежная и бесконечно красивая. Она была бледна и выглядела больной. Еще бы!
Я замер в дверном проеме. Руки тряслись, и вода вот-вот норовила выплеснуться из стакана.
— Ты чего? — Оксана приподнялась на локте.
— Ничего.
— Дай попить.
Я прошел в комнату, машинально вернул в вертикальное положение стул, приблизился к кровати и протянул жене стакан. Она жадно выпила все до последней капли и откинулась на подушку, коротко простонав.
— Как ты себя чувствуешь? — просипел я.
— Голова болит. И живот. Как-то тянет… Неприятно.
— Таблетку надо?
— Нет. Просто давай спать.
— Давай.
Оксана закрыла глаза. Я лег рядом и натянул одеяло до самого носа. Вскоре Оксана задышала спокойно и ровно, как дышат спящие люди. Мне «отчего-то» не спалось. Минут через двадцать она повернулась на бок и приобняла меня. От ужаса я сжался в комок. Расцарапанная в кровь грудь неприятно ныла, но это было ерундой по сравнению с тем, что творилось у меня в голове. Я решил молиться, хотя никогда этого не делал, да и вообще не верил в Бога. Я напряг память и одними губами зашептал первые строки из «Отче наш». В эту секунду рука на моей груди немного напряглась, несильно, но достаточно для того, чтобы я ощутил. Будто предупреждая.
Я оставил затею с молитвой, да так я и лежал, боясь шелохнуться.
А в голове хриплый голос раз за разом повторял: «Бестиа…».
* * *
Хоть с той ночи и не произошло больше ничего мистического, жизнь моя превратилась в сущую пытку. Я боюсь. Боюсь так сильно, что вот-вот сойду с ума. Может быть, уже сошел. Может, это случилось гораздо раньше той ночи, и все произошедшее лишь плод моей больной фантазии? Но нет. Я вынужден день за днем, ночь за ночью уверяться в реальности всего, что творится вокруг. Хочется бежать, но бежать некуда. Все чаще приходят мысли о самоубийстве, но станет ли это утешением и не усугубит ли положение? Долго ли я еще протяну, оставаясь в своем уме?
Самое страшное случилось вчера.
Я сидел на кухне, угрюмо перелистывая откидной календарь, когда в квартиру влетела сияющая от счастья Оксана.
— Леша! Лешка!
Я поднял на нее утомленный взгляд.
— Да, милая.
— Лешенька… — девушка буквально задыхалась от счастья. — Я тебе не рассказывала… Я была в больнице, проходила обследование. Я беременна, Леша!
Я обмяк на стуле, не зная, что и думать. В голове, казалось, лопнула последняя струна, сердце упало. Беременна… Так вот.
— А ты и не рад! — засмеялась Оксана.
— Рад… Рад, как же.
На ватных ногах я поднялся со стула и обнял жену. Сил изображать радость не было. Пусть думает, что я в шоке от этой новости. Все мужчины в шоке от таких новостей.
— Милый мой, Лешенька! — она немного отпрянула и заглянула мне в глаза. — У нас будет ребенок. Наш малыш!
— Да, — как заведенный повторил я. — Наш малыш.
Бедная моя, несчастная Оксанка.
Я посмотрел на ее восторженное лицо, сияющие глаза, улыбку. Все это было родным и знакомым. Но от моего взгляда не укрылось и нечто иное: будто бы за круглым, детским личиком Оксаны скрывалось что-то чужое, незнакомое и чуждое, с тонкими, как нитки губами и мерцающими жемчужным блеском глазами.
Бестия никуда не ушла.
Произошло это буквально на днях — может, с недельку назад. Жена помыла посуду, приготовила ужин и тихонько засыпала перед телевизором, в то время, как мы с товарищем сидели на кухне и болтали о работе. Он пил пиво, я кофе. Мне еще нужно было отвезти его домой, так что я от алкоголя отказался. Мы засиделись и уехали только ближе к часу. Немного прокатились по городу, поболтали еще, нарезая круги по знакомым маршрутам. Домой я возвратился только к трем. В квартире было тихо, телевизор выключен, а Оксана еле слышно посапывала, приобняв одеяло в том месте, где обычно лежу я.
Спать хотелось неимоверно. Я спешно разделся и юркнул под бочок к жене. Думал о чем-то, размышлял, сходил, выкурил сигарету. Лежу. Помню, мысль промелькнула: «Как же все хорошо и благополучно!». Даже улыбнулся в темноте. И вдруг на грудь мне легла рука Оксаны. Все в порядке, ничего особенного, вот только рука была холодной, как лед. Я вздрогнул. В следующую секунду рука сжалась, и ухоженные, налакированные ногти беспощадно впились в мою плоть. Я вскрикнул и отшатнулся, недоуменно глянув на жену. Вспоминая представшую моим глазам картину, я до сих пор начинаю дрожать мелкой дрожью.
На меня, не мигая, смотрели два огромных, мерцающих в темноте глаза. Они были серебристо-белыми, как жемчужины, и неестественно яркими. Это была не Оксана… То есть это была она: ее тело, ее волосы, ночнушка опять же… Но смотрела на меня не моя кроткая, преданно любящая жена, а какая-то ведьма, монстр. Пухлые сочные губы вытянулись в две тонкие, лиловые нитки. Зубы были плотно сжаты, брови вскинуты, словно что-то привело монстра в изумление. В общем и целом лицо, уставившееся на меня в тот миг, выражало полное безумие.
Я похолодел. От ужаса легкие скрутило в спазмах, крик так и застрял где-то в глотке, а в желудке зашевелилась гигантская, склизкая жаба. Монстр тем временем зашевелился, отвернул лицо к стене, потом опять на меня, поводил руками по простыне, впиваясь ногтями в ткань, и зарычал. Этот звук все еще стоит у меня в голове. Ничего подобного мне не приходилось слышать ранее. Страшный, утробный рык, громкий и отчетливый в ночной тишине. Голос изменился особо заметно. Рычал монстр не женским голосом и даже не мужским, а каким-то животным, ну или, как минимум, не человеческим. Такой низкий, хрипловатый, кожаный басок, чем-то схожий со звуком холостых оборотов восьмицилиндрового двигателя.
Я готов был потерять сознание от ужаса, но все же медленно поднялся с кровати и, не смея выдохнуть, попятился к двери. Супруга, казалось, не стремилась за мной. Она лишь неловко села на кровати и провожала меня своим мертвым, ничего не выражающим взглядом. Жуткое рычание не смолкало. Я не сводил с нее глаз. Луна освещала ее растрепанные волосы, оголившееся под спавшей ночнушкой плечо, бледную кожу и впалые щеки. У нее всегда была милая круглая мордашка, но сейчас личико будто бы просело и сдулось. Когда я случайно зацепил ногой стул, монстр раскрыл рот и что-то рявкнул в мою сторону. Вслед за этим на пол грохнулся стул. Не знаю, как это вынесло мое сердце, в тот момент готовое выпрыгнуть из груди.
Когда я, наконец, добрался до двери, моя жена стала неуклюже подниматься с кровати и начала раскачиваться из стороны в сторону, подобно марионетке. Я попятился в коридор и тихо закрыл за собой дверь, мертвой хваткой вцепившись в ручку. Как же мне было страшно в те минуты! Я не хотел верить во все происходящее, но и не верить не мог. Долго я стоял так, сжимая ручку двери. В непроглядной темноте и полной тишине все казалось призрачным и нереальным. На смену страху пришла какая-то подавленная отрешенность. Но вот за дверью послышалось шарканье ног, и страх вернулся с удвоенной силой.
Я мучительно вслушивался в каждый звук. Вот она прошла вдоль кровати и окна, постояла немного, двинулась к двери, задев опрокинутый мною стул, снова остановилась, после чего медленно вернулась к окну. И все порыкивая, похрипывая и бормоча что-то несвязное и вряд ли словесное.
Но вот монстр замолчал, и наступила тишина. Я так и стоял, не шелохнувшись. Слышно было только, как отчаянно бьется мое сердце — и больше ничего. Хотелось в туалет, хотелось пить и курить, хотелось, чтобы все было по-старому, так, как было еще полчаса назад. Можно было убежать, входная дверь совсем рядом, но я стоял, как вкопанный. Ведь это мой дом, а там, за дверью, шатается пусть и обезумевшая, но все же моя жена. Хотя… кого я обманываю? Просто ноги мои от страха одеревенели и словно вросли в пол.
Прошел час, а может быть, только минута. Как назло, зачесался нос. Такое будничное, земное и естественное желание. Милое, хорошее… Я медленно оторвал одну руку от двери и, стараясь лишний раз не колебать воздух, поднес ее к лицу. В этот момент за дверью раздался голос. Не рычание, не хрип, а именно голос, грубый, злой, явно ожесточенный.
Как это ни банально, но глаголила супруга не то на греческом, не то на латыни. Этакое характерное звучание, легко узнаваемое после просмотра пары-тройки трэшевых ужастиков. Вот только я находился не в фильме и изрекал нечто непонятное не какой-нибудь темный маг, а моя собственная жена.
Говорила она долго, с трудом складывая слова по слогам и время от времени срываясь на вой. Я находился уже в последней степени отчаяния и был готов бежать на кухню за ножом, чтобы покончить с этим ночным кошмаром.
Жена оборвала заговор на полуслове, и к своему ужасу, я почувствовал, как с той стороны двери кто-то взялся за ручку. Дверь потянули, сначала несильно. Потом еще раз, еще и еще. Не рывками, но настойчиво и уже с силой, так что с каждым разом щель становилась все больше. Я сжал зубы, полностью отдавшись безмолвному противостоянию, каждый мой мускул напрягся. Но все без толку. Еще минута — и в щель на меня смотрел все тот же мертвенно-белый глаз. Казалось, лицо Оксаны изуродовалось еще сильнее. Ее перекосило; глаза часто и бессмысленно моргали, рот открывался и закрывался, не издавая ни звука, по подбородку струйкой стекала слюна. Монстр пытался просунуть морду в щель, но зазор был недостаточно велик. Я видел то один глаз, то другой, а иногда только нос и подбородок. В какой-то момент она замерла, отодвинулась от щели и молча уставилась на меня. Впервые в этом жутком, зверином лике появилась некоторая осмысленность.
— Бестиа… — хрипло прошептало чудовище и в тот же миг отпустило ручку двери.
Я снова остался в тишине, слушая, как то, что еще недавно было моей любимой женой, шаркая ногами по полу, двигается к кровати. Через несколько минут скрипнули пружины и все стихло. Я понимал, что дверь уже можно отпустить, но не делал этого, а только крепче сжимал ручку и тихо плакал.
— Леш?.. — тихий, знакомый голос.— Леша, ты где?
Моя жена, Оксана. Это была она.
— Леша!— она зашевелилась на кровати, шумно выдохнула и причмокнула губами. — Леша?
Обратное превращение напугало меня едва ли не сильнее, чем все то, что ему предшествовало. Я нервно облизнул пересохшие губы и, не отпуская двери, отозвался:
— Я тут… на кухне…
— Опять куришь, что ли? — в голосе появились недовольные нотки.
— Ага… Курю.
— Милый, принеси мне, пожалуйста, попить.
Вот оно…
— Хо… Хорошо! Сейчас докурю и принесу.
— Ладно.
Усилием воли я разжал руки и потопал на кухню. Каждый клочок темноты пугал, каждый предмет мог вот-вот обернуться какой-нибудь тварью. Будто на протезах я добрел до кухни, налил воды и вернулся к двери. Собрав всю свою решимость, вошел внутрь. В последний момент подумал: а вдруг ловушка? Вдруг демон притворился и ждет меня сейчас в свои объятия?
Но нет, на кровати лежала Оксана. Горячо любимая, нежная и бесконечно красивая. Она была бледна и выглядела больной. Еще бы!
Я замер в дверном проеме. Руки тряслись, и вода вот-вот норовила выплеснуться из стакана.
— Ты чего? — Оксана приподнялась на локте.
— Ничего.
— Дай попить.
Я прошел в комнату, машинально вернул в вертикальное положение стул, приблизился к кровати и протянул жене стакан. Она жадно выпила все до последней капли и откинулась на подушку, коротко простонав.
— Как ты себя чувствуешь? — просипел я.
— Голова болит. И живот. Как-то тянет… Неприятно.
— Таблетку надо?
— Нет. Просто давай спать.
— Давай.
Оксана закрыла глаза. Я лег рядом и натянул одеяло до самого носа. Вскоре Оксана задышала спокойно и ровно, как дышат спящие люди. Мне «отчего-то» не спалось. Минут через двадцать она повернулась на бок и приобняла меня. От ужаса я сжался в комок. Расцарапанная в кровь грудь неприятно ныла, но это было ерундой по сравнению с тем, что творилось у меня в голове. Я решил молиться, хотя никогда этого не делал, да и вообще не верил в Бога. Я напряг память и одними губами зашептал первые строки из «Отче наш». В эту секунду рука на моей груди немного напряглась, несильно, но достаточно для того, чтобы я ощутил. Будто предупреждая.
Я оставил затею с молитвой, да так я и лежал, боясь шелохнуться.
А в голове хриплый голос раз за разом повторял: «Бестиа…».
* * *
Хоть с той ночи и не произошло больше ничего мистического, жизнь моя превратилась в сущую пытку. Я боюсь. Боюсь так сильно, что вот-вот сойду с ума. Может быть, уже сошел. Может, это случилось гораздо раньше той ночи, и все произошедшее лишь плод моей больной фантазии? Но нет. Я вынужден день за днем, ночь за ночью уверяться в реальности всего, что творится вокруг. Хочется бежать, но бежать некуда. Все чаще приходят мысли о самоубийстве, но станет ли это утешением и не усугубит ли положение? Долго ли я еще протяну, оставаясь в своем уме?
Самое страшное случилось вчера.
Я сидел на кухне, угрюмо перелистывая откидной календарь, когда в квартиру влетела сияющая от счастья Оксана.
— Леша! Лешка!
Я поднял на нее утомленный взгляд.
— Да, милая.
— Лешенька… — девушка буквально задыхалась от счастья. — Я тебе не рассказывала… Я была в больнице, проходила обследование. Я беременна, Леша!
Я обмяк на стуле, не зная, что и думать. В голове, казалось, лопнула последняя струна, сердце упало. Беременна… Так вот.
— А ты и не рад! — засмеялась Оксана.
— Рад… Рад, как же.
На ватных ногах я поднялся со стула и обнял жену. Сил изображать радость не было. Пусть думает, что я в шоке от этой новости. Все мужчины в шоке от таких новостей.
— Милый мой, Лешенька! — она немного отпрянула и заглянула мне в глаза. — У нас будет ребенок. Наш малыш!
— Да, — как заведенный повторил я. — Наш малыш.
Бедная моя, несчастная Оксанка.
Я посмотрел на ее восторженное лицо, сияющие глаза, улыбку. Все это было родным и знакомым. Но от моего взгляда не укрылось и нечто иное: будто бы за круглым, детским личиком Оксаны скрывалось что-то чужое, незнакомое и чуждое, с тонкими, как нитки губами и мерцающими жемчужным блеском глазами.
Бестия никуда не ушла.
story песочница
Я живу одна в двухкомнатной квартире. Той ночью внезапно меня разбудил вой соседской собаки. Думаю — ну, попадись они мне, ведь мне утром на работу идти. Я пыталась заснуть дальше, а лай только усилился. Я разозлилась — все-таки ночь, а их они собаку унять не могут. Решила встать и пойти к соседям. Подойдя к двери, я услышала шорох на лестничной площадке. Решительность сразу спала: «Да ну, зачем тащиться ночью?». Тем более, что животное уже замолчало.
Я снова пошла спать, но сон не приходил — мешали какие-то шумы в подъезде. Потом раздался звонок в мою дверь, и я поплелась в прихожую.
— Откройте дверь! — послышалось снаружи.
Кого могло там принести ночью? Может быть, грабитель какой-нибудь. Тем более, что свет на лестничной площадке перегорел — никого не разглядишь. И зачем мне ночные гости?..
Звонок повторился, и снова зазвучало:
— Откройте!..
Голос был каким-то странным, шипящим. Я застыла на месте, и с той стороны начали материться. Я перепугалась, заперла дверь на все замки и позвонила хорошей подруге, которая не разозлится, что я потревожила её сореди ночи. Она со мной так и болтала целый час. Стуки в дверь продолжались пару минут, потом прекратились.
Утром я увидела из окна возле своего дома машины полиции. Вскоре полицейские сами мне постучались в дверь, чтобы опросить. Оказалось, что кто-то звонил почти во все двери подъезда. Моих соседей, как и некоторых других, нашли зарезанными вместе с собакой. Вот почему она так лаяла...
Убийцу так и не нашли. Я сразу же сменила район проживания после этого случая.
Я снова пошла спать, но сон не приходил — мешали какие-то шумы в подъезде. Потом раздался звонок в мою дверь, и я поплелась в прихожую.
— Откройте дверь! — послышалось снаружи.
Кого могло там принести ночью? Может быть, грабитель какой-нибудь. Тем более, что свет на лестничной площадке перегорел — никого не разглядишь. И зачем мне ночные гости?..
Звонок повторился, и снова зазвучало:
— Откройте!..
Голос был каким-то странным, шипящим. Я застыла на месте, и с той стороны начали материться. Я перепугалась, заперла дверь на все замки и позвонила хорошей подруге, которая не разозлится, что я потревожила её сореди ночи. Она со мной так и болтала целый час. Стуки в дверь продолжались пару минут, потом прекратились.
Утром я увидела из окна возле своего дома машины полиции. Вскоре полицейские сами мне постучались в дверь, чтобы опросить. Оказалось, что кто-то звонил почти во все двери подъезда. Моих соседей, как и некоторых других, нашли зарезанными вместе с собакой. Вот почему она так лаяла...
Убийцу так и не нашли. Я сразу же сменила район проживания после этого случая.
story песочница
Холодный ветер сдул с тополей грязно-золотую листву. И в городе наступил серый октябрь. Скоро зима. Скоро я опять впаду в зимнюю спячку. Но пока я ещё не превратился в невесомую серую мумию, покрытую паутиной и пылью, мне нужна еда.
Такие промозглые дни совсем не годятся для охоты. Но вдруг повезёт? Неважно, кто это будет, мальчик или девочка — мне сгодится любой ребёнок. И, подняв воротник пальто, пряча глаза под козырьком кепки, я опять выхожу на улицы моего города.
Вот одинокая девчушка. Она, улыбаясь своим мыслям, идёт навстречу мне по аллейке, глядя себе под ноги, и пинает носочком сапожка палую листву. Я оглядываюсь — не следит ли кто за мной. И заговариваю с ней. Просто, буднично. Как всегда. За многие годы я научился чувствовать и понимать детей.
Несколько незначащих фраз. Лёгкая шуточка. Вопрос про школу, учёбу. И вот уже она сама непринуждённо болтает со мной. Улыбчивая. Милая. Живая. Какие же они, в сущности, доверчивые — эти дети!
Как бы невзначай, кладу ладонь ей на плечико. Поглаживаю. Потом присаживаюсь на корточки, и внимательно, пристально, смотрю ей в глаза. Она осекается на полуслове. Замолкает. Зрачки её расширяются, расширяются, и глаза её вдруг становятся бездонно-чёрными. И я осторожно погружаюсь в эту чёрную бездну. Там то, что мне нужно.
Проходит вечность.
Вечность.
А может быть, всего несколько секунд.
Я — снова я.
И я снова в этом мире.
Сижу на корточках перед молчаливым ребёнком и разглядываю внезапно посеревшее личико. Она стоит как истукан. Её черты неподвижны. Рот полуоткрыт. С губ стекает полоска слюны. Она ещё не видит меня.
Встаю и неторопливо ухожу прочь. Дело сделано. Она придёт в себя минут через пять. И понуро побредёт домой. А на мамины расспросы, отчего она грустна и молчалива сегодня, ничего не ответит. Лишь вдохнёт тяжко, усядется у окна и будет бессмысленно глядеть на проезжающие внизу машины. Меня она даже не вспомнит.
Такой она и останется. Навсегда. Грустной, одинокой, неспособной радоваться и любить. В её душе поселится вечный холодный октябрь. А мысли её будут сухими и ломкими — как опавшие листья. Что ждёт её в будущем? Не знаю. Мне, в сущности, всё равно. Она всего лишь еда. Как и многие, многие до неё. Надо же! Я даже не помню, когда же я разучился их жалеть…
Неторопливо бреду домой. Моё лето закончилось на этом милом созданьице. Я сейчас поднимусь к себе на последний этаж. Позвоню в дверь к соседке и скажу ей, что уезжаю надолго. Перекрою вентили и отключу электричество — тепло и вода мне ещё долго не понадобятся.
Потом я задёрну шторы, полностью разденусь и, усевшись посреди комнаты, закрою глаза… И внезапно пустота внутри меня взорвётся калейдоскопом ярких видений, наполнится радостью смехом, весельем. Ах, эти детские сны! Мне хватит их до весны.
В марте, а может, в апреле, когда комната моя прогреется от весеннего солнца, моё счастье окончится. Я очнусь. Как огромный, уродливый паук, доползу до ванной. Включу воду и буду долго-долго отмокать, впитывая всем своим иссохшим телом живительную влагу. Затем, исхудавший, страшный, я начну тайком выбираться на улицу. Сперва по ночам. Жизни одного случайного прохожего мне достаточно, чтобы прийти в себя. И вот я снова готов к охоте.
Серый, неприметный, я опять пойду по улицам моего города, мельком оглядывая встречных детей. Иди ко мне. Не бойся дяди. Посмотри мне в глаза. Мы с тобой просто немного поговорим — и всё. Мне ведь нужно от тебя совсем немного — твоя радость, твой смех, твоё детство. Твоя душа. Не упрямься, отдай мне это. Отдай. И тогда, обещаю, я сохраню тебе жизнь…
Такие промозглые дни совсем не годятся для охоты. Но вдруг повезёт? Неважно, кто это будет, мальчик или девочка — мне сгодится любой ребёнок. И, подняв воротник пальто, пряча глаза под козырьком кепки, я опять выхожу на улицы моего города.
Вот одинокая девчушка. Она, улыбаясь своим мыслям, идёт навстречу мне по аллейке, глядя себе под ноги, и пинает носочком сапожка палую листву. Я оглядываюсь — не следит ли кто за мной. И заговариваю с ней. Просто, буднично. Как всегда. За многие годы я научился чувствовать и понимать детей.
Несколько незначащих фраз. Лёгкая шуточка. Вопрос про школу, учёбу. И вот уже она сама непринуждённо болтает со мной. Улыбчивая. Милая. Живая. Какие же они, в сущности, доверчивые — эти дети!
Как бы невзначай, кладу ладонь ей на плечико. Поглаживаю. Потом присаживаюсь на корточки, и внимательно, пристально, смотрю ей в глаза. Она осекается на полуслове. Замолкает. Зрачки её расширяются, расширяются, и глаза её вдруг становятся бездонно-чёрными. И я осторожно погружаюсь в эту чёрную бездну. Там то, что мне нужно.
Проходит вечность.
Вечность.
А может быть, всего несколько секунд.
Я — снова я.
И я снова в этом мире.
Сижу на корточках перед молчаливым ребёнком и разглядываю внезапно посеревшее личико. Она стоит как истукан. Её черты неподвижны. Рот полуоткрыт. С губ стекает полоска слюны. Она ещё не видит меня.
Встаю и неторопливо ухожу прочь. Дело сделано. Она придёт в себя минут через пять. И понуро побредёт домой. А на мамины расспросы, отчего она грустна и молчалива сегодня, ничего не ответит. Лишь вдохнёт тяжко, усядется у окна и будет бессмысленно глядеть на проезжающие внизу машины. Меня она даже не вспомнит.
Такой она и останется. Навсегда. Грустной, одинокой, неспособной радоваться и любить. В её душе поселится вечный холодный октябрь. А мысли её будут сухими и ломкими — как опавшие листья. Что ждёт её в будущем? Не знаю. Мне, в сущности, всё равно. Она всего лишь еда. Как и многие, многие до неё. Надо же! Я даже не помню, когда же я разучился их жалеть…
Неторопливо бреду домой. Моё лето закончилось на этом милом созданьице. Я сейчас поднимусь к себе на последний этаж. Позвоню в дверь к соседке и скажу ей, что уезжаю надолго. Перекрою вентили и отключу электричество — тепло и вода мне ещё долго не понадобятся.
Потом я задёрну шторы, полностью разденусь и, усевшись посреди комнаты, закрою глаза… И внезапно пустота внутри меня взорвётся калейдоскопом ярких видений, наполнится радостью смехом, весельем. Ах, эти детские сны! Мне хватит их до весны.
В марте, а может, в апреле, когда комната моя прогреется от весеннего солнца, моё счастье окончится. Я очнусь. Как огромный, уродливый паук, доползу до ванной. Включу воду и буду долго-долго отмокать, впитывая всем своим иссохшим телом живительную влагу. Затем, исхудавший, страшный, я начну тайком выбираться на улицу. Сперва по ночам. Жизни одного случайного прохожего мне достаточно, чтобы прийти в себя. И вот я снова готов к охоте.
Серый, неприметный, я опять пойду по улицам моего города, мельком оглядывая встречных детей. Иди ко мне. Не бойся дяди. Посмотри мне в глаза. Мы с тобой просто немного поговорим — и всё. Мне ведь нужно от тебя совсем немного — твоя радость, твой смех, твоё детство. Твоя душа. Не упрямься, отдай мне это. Отдай. И тогда, обещаю, я сохраню тебе жизнь…
story песочница
Молодой человек по имени Чарли получил работу уборщика. Ему приходилось работать всю ночь, убирая офисные здания после того, как сотрудники расходились по домам. Его напарником был мужчина по имени Зеке.
Однажды ночью Чарли и Зеке убирали мужскую уборную в офисном комплексе. Внезапно Чарли услышал громкий крик, который раздался где-то совсем рядом. Он выбежал в коридор и понял, что крики идут из уборной для женщин. Он открыл дверь и заглянул внутрь. В углу комнаты забилась молодая женщина, которая плакала и прикрывала порванную одежду руками.
— С вами всё в порядке? — спросил Чарли.
— Кто-то есть в туалете! — закричала она. — Он пытался схватить меня!
Тут в дверях появился Зеке и спросил:
— Чарли, что здесь происходит?
В этот момент все краны в уборной открылись сами собой, и раковины стали заполняться водой. Женщина впала в истерику. С криками и плачем она бросилась на выход и пробежала мимо Зеке. Чарли хотел пойти за ней, но обратил внимание, что одна из кабинок в уборной закрыта. Он подошел к ней и осторожно заглянул под дверь. Ничьих ног он не заметил.
— Так, а ну объясни-ка мне всё это, Чарли! — настаивал Зеке.
Не отвечая ему, Чарли осторожно толкнул дверь кабинки. Она медленно заскрипела, открываясь. Кабинка была пустой... Облегчённо выдохнув, Чарли обошёл все раковины и завернул краны.
— Странно, — сказал он. — Они все открылись сами собой. Очень странно...
— Я слышал пару историй об этом месте, — задумчиво сказал Зеке. — Ты не знаешь? Несколько лет назад в этом здании произошло убийство. Говорят, что это было как раз в комнате для дам поздно вечером. Кое-кто даже говорил, что видел здесь призраков.
— Я не верю в призраков, — сказал Чарли. — Этому должно быть какое-то логическое объяснение. Но что бы это ни было, это напугало женщину до чертиков.
— Кого? — удивился Зеке.
— Ну, эту женщину, которая кричала. Ты ведь её видел — она пробежала мимо тебя.
Зеке очень тихо сказал:
— Я не видел женщину, Чарли. И я не слышал, чтобы кто-нибудь кричал. Мы с тобой одни в этом здании.
Однажды ночью Чарли и Зеке убирали мужскую уборную в офисном комплексе. Внезапно Чарли услышал громкий крик, который раздался где-то совсем рядом. Он выбежал в коридор и понял, что крики идут из уборной для женщин. Он открыл дверь и заглянул внутрь. В углу комнаты забилась молодая женщина, которая плакала и прикрывала порванную одежду руками.
— С вами всё в порядке? — спросил Чарли.
— Кто-то есть в туалете! — закричала она. — Он пытался схватить меня!
Тут в дверях появился Зеке и спросил:
— Чарли, что здесь происходит?
В этот момент все краны в уборной открылись сами собой, и раковины стали заполняться водой. Женщина впала в истерику. С криками и плачем она бросилась на выход и пробежала мимо Зеке. Чарли хотел пойти за ней, но обратил внимание, что одна из кабинок в уборной закрыта. Он подошел к ней и осторожно заглянул под дверь. Ничьих ног он не заметил.
— Так, а ну объясни-ка мне всё это, Чарли! — настаивал Зеке.
Не отвечая ему, Чарли осторожно толкнул дверь кабинки. Она медленно заскрипела, открываясь. Кабинка была пустой... Облегчённо выдохнув, Чарли обошёл все раковины и завернул краны.
— Странно, — сказал он. — Они все открылись сами собой. Очень странно...
— Я слышал пару историй об этом месте, — задумчиво сказал Зеке. — Ты не знаешь? Несколько лет назад в этом здании произошло убийство. Говорят, что это было как раз в комнате для дам поздно вечером. Кое-кто даже говорил, что видел здесь призраков.
— Я не верю в призраков, — сказал Чарли. — Этому должно быть какое-то логическое объяснение. Но что бы это ни было, это напугало женщину до чертиков.
— Кого? — удивился Зеке.
— Ну, эту женщину, которая кричала. Ты ведь её видел — она пробежала мимо тебя.
Зеке очень тихо сказал:
— Я не видел женщину, Чарли. И я не слышал, чтобы кто-нибудь кричал. Мы с тобой одни в этом здании.
story песочница
У Али Свистуновой не было отца, только мать Татьяна. Мать девочки очень ее любила и всегда целовала на ночь. И когда Аля просыпалась по ночам, тоже приходила и целовала. Девочке это очень нравилось.
Однажды ей приснился кошмар, и мать сидела с ней особенно долго, мурлыкая какую-то песенку. С тех пор Аля частенько пользовалась этим предлогом, чтобы позвать ночью маму и побыть с ней лишнюю минутку. Если ей не спалось, она стучала в стенку, за которой в соседней комнате спала мама: «Мама, посиди со мной, здесь кто-то есть!». И мама приходила, обнимала, напевала без слов, иногда лежала с Алей несколько минут.
Потом мама стала уставать на работе, днем ходила беспокойная, и Але было стыдно будить ее каждую ночь, но мама все равно просыпалась от каждого шороха и приходила к Але. Иногда даже сама девочка просыпалась из-за того, что мама ложилась с ней рядом и молча обнимала.
Как-то Аля сказала матери: «Я хочу, чтобы ты высыпалась по ночам, не ходи ко мне больше», — она странно посмотрела на Алю, но кивнула.
Ночью в комнате матери раздался треск и звон стекла. Аля вскочила и побежала туда — окно было распахнуто, одно стекло разбилось вдребезги, в комнату ветер заносил снежную крупу. Мать лежала под одеялом, чуть приподнявшись на кровати. Лица ее девочка не видела, но мама приподняла край одеяла, и напуганная Аля скользнула к ней. Там она лежала, дрожа, чувствуя, как мама утыкается носом в ее волосы, щекочет дыханием макушку и все сильнее прижимает ее к себе. Але даже стало больно, и она сказала: «Мам, я уже согрелась», — но мама не отвечала, только начала мурлыкать уже привычную песню без слов.
В этот момент с улицы раздался крик:
— Женщина выбросилась из окна! Танька Свистунова, из седьмой квартиры, разбилась насмерть!
Алю еще сильнее прижали к горячему телу и начали вылизывать ее голову.
Однажды ей приснился кошмар, и мать сидела с ней особенно долго, мурлыкая какую-то песенку. С тех пор Аля частенько пользовалась этим предлогом, чтобы позвать ночью маму и побыть с ней лишнюю минутку. Если ей не спалось, она стучала в стенку, за которой в соседней комнате спала мама: «Мама, посиди со мной, здесь кто-то есть!». И мама приходила, обнимала, напевала без слов, иногда лежала с Алей несколько минут.
Потом мама стала уставать на работе, днем ходила беспокойная, и Але было стыдно будить ее каждую ночь, но мама все равно просыпалась от каждого шороха и приходила к Але. Иногда даже сама девочка просыпалась из-за того, что мама ложилась с ней рядом и молча обнимала.
Как-то Аля сказала матери: «Я хочу, чтобы ты высыпалась по ночам, не ходи ко мне больше», — она странно посмотрела на Алю, но кивнула.
Ночью в комнате матери раздался треск и звон стекла. Аля вскочила и побежала туда — окно было распахнуто, одно стекло разбилось вдребезги, в комнату ветер заносил снежную крупу. Мать лежала под одеялом, чуть приподнявшись на кровати. Лица ее девочка не видела, но мама приподняла край одеяла, и напуганная Аля скользнула к ней. Там она лежала, дрожа, чувствуя, как мама утыкается носом в ее волосы, щекочет дыханием макушку и все сильнее прижимает ее к себе. Але даже стало больно, и она сказала: «Мам, я уже согрелась», — но мама не отвечала, только начала мурлыкать уже привычную песню без слов.
В этот момент с улицы раздался крик:
— Женщина выбросилась из окна! Танька Свистунова, из седьмой квартиры, разбилась насмерть!
Алю еще сильнее прижали к горячему телу и начали вылизывать ее голову.
story песочница
В 13-14 лет я узнал, что мой прадед был шаманом вуду. Это ничего мне не дало, кроме более высокого статуса среди таких же «повернутых» на мистике детишек, как и я. Когда мать рассказывала мне об этом, она была абсолютно серьезна, да и про наши игры с призыванием «Пиковых дам» и «мертвых карликов» она не знала. Стоит ли говорить, что предупреждение об опасности шаманства и прочей мистической дряни звучало в тот вечер очень много раз? В общем, потенциал для исследования потустороннего мира я имел, хотя сам тогда в это не слишком верил.
Потом я попал в психушку. Банальная попытка суицида на депрессивной почве. Именно там все и началось.
Так как мест в отделении для «более-менее нормальных» не было, я, 15-летний юнец без жажды жизни, был отправлен в отделение для «тяжелых». Там не было изоляторов (хотя психушка — сама по себе изолятор), лишь общие камеры. Так получилось, что я попал в самую маленькую камеру, единственную с решеткой вместо двери. Она использовалась для маньяков и прочих лиц с ярко выраженной агрессией или аутоагрессией, которых, помимо меня, в палате было трое. О них стоит рассказать чуть подробнее.
Здоровенный детина, который интересовался только сигаретами и стоянием на голове. Он мог часами стоять на голове и курить в грязном туалете лечебницы. Он постоянно выпрашивал у меня сигареты, так как я был единственным в отделении, кто смог пронести их через младшего брата. У остальных ситуация была настолько безнадежной, что родственники или друзья навещали их не чаще раза в месяца, а то и более. Детина был настолько похож на маньяка, что я не сомневался в его диагнозе, но позже оказалось, что он попал сюда, чтобы откосить от армии, а врач перепутал (или нет?) и прописал ему два месяца галоперидола. Кто хочет — найдёт информацию об этом препарате в Сети. В общем, детина из вполне обычного парня превратился в «овощ».
Вторым моим соседом был парень лет двадцати. Может, меньше, может, больше, но это неважно. Его развитие остановилось в четырехлетнем возрасте, и все, что он мог делать — ходить, писать под себя и раскачиваться на кровати весь день. Он качался, как будто это было единственной радостью в его жизни. Хотя, по сути, так оно и было. Новое утро — Ваня (парень-даун) садится на свою койку, свешивает ноги вниз, иногда попадая в больничные тапки, хватается руками за край кровати и начинает методично раскачиваться взад-вперед с высокой амплитудой, постоянно издавая звуки типа «дыун-ды, ге-ге-ге, дыун-ды, ге-ге-ге». Если обратить внимание на него, он обрадуется и начнет качаться еще энергичней.
И последний, а главное, адекватный разговороспособный человек в моей палате был мужчиной лет сорока — сорока двух. Он постоянно ходил в своей любимой клетчатой рубашке, и не упускал случая похвастаться мастерством своей дочери, которая ему его сшила. Я немного побаивался его, потому что спать его укладывали не как положено, в смирительной рубашке, а просто закрывали нашу палату на ключ. Боялся я потому, что он убил свою жену, сына-младенца и мать-старушку. Его дочь отправили в приют, а его — сюда.
Именно в психушке я начал читать Лавкрафта. Врачи не запрещали литературу, совершенно любую. Тогда и началась моя игра с воображением. Кто читал уважаемого Говарда Филлипса, знает, что тот много ставил на возможность того, что человек просто придумывает свои страхи, хотя и редко. Я придумывал различных монстров, от которых меня защищала (или не защищала) моя маленькая клетка, которую я делю с дауном, овощем и маньяком. Я «слышал» голоса за стеной, «видел» силуэты, проходящие мимо моей камеры, «просыпался» в совершенно незнакомом месте...
Но однажды я проснулся от приглушенного мата, возни и других шумов рядом со мной. Оказывается, маньяку надоело полуночное завывание парня-дауна, и он его задушил подушкой. Тогда я и увидел труп первый раз в жизни. Он был похож на обычного человека, только не шевелился. Совсем. Тогда я придумал, что он приподнял голову и посмотрел на меня с ухмылкой. И он сделал это. Либо я поверил своему воображению, либо чертовщина уже начала окружать меня, либо всё вместе. Но факт оставался фактом — я видел, как даун поднял голову и буквально буравил меня взглядом своих остекленевших, будто заплывших туманом, глаз.
Этой ночью меня мучили кошмары. Мне снилось то, что я представлял вечерами — стоны из-за стены, крики замурованных в потолке девушек, кровь и ошметки мяса на решетке. Все было таким реальным, что я испугался не на шутку и проснулся. А когда проснулся, увидел над собой лицо маньяка. Он внимательно смотрел на меня, будто изучая, как снайпер замеряет ветер, выбирает лучшую огневую точку и терпеливо ждет — так же и маньяк присматривался ко мне. Увидев, что я открыл глаза, он вежливо поинтереосовался:
— Тебе приснился кошмар?
— Да... Ты почему не спишь?
— Ты меня разбудил своими криками.
Потом я попал в психушку. Банальная попытка суицида на депрессивной почве. Именно там все и началось.
Так как мест в отделении для «более-менее нормальных» не было, я, 15-летний юнец без жажды жизни, был отправлен в отделение для «тяжелых». Там не было изоляторов (хотя психушка — сама по себе изолятор), лишь общие камеры. Так получилось, что я попал в самую маленькую камеру, единственную с решеткой вместо двери. Она использовалась для маньяков и прочих лиц с ярко выраженной агрессией или аутоагрессией, которых, помимо меня, в палате было трое. О них стоит рассказать чуть подробнее.
Здоровенный детина, который интересовался только сигаретами и стоянием на голове. Он мог часами стоять на голове и курить в грязном туалете лечебницы. Он постоянно выпрашивал у меня сигареты, так как я был единственным в отделении, кто смог пронести их через младшего брата. У остальных ситуация была настолько безнадежной, что родственники или друзья навещали их не чаще раза в месяца, а то и более. Детина был настолько похож на маньяка, что я не сомневался в его диагнозе, но позже оказалось, что он попал сюда, чтобы откосить от армии, а врач перепутал (или нет?) и прописал ему два месяца галоперидола. Кто хочет — найдёт информацию об этом препарате в Сети. В общем, детина из вполне обычного парня превратился в «овощ».
Вторым моим соседом был парень лет двадцати. Может, меньше, может, больше, но это неважно. Его развитие остановилось в четырехлетнем возрасте, и все, что он мог делать — ходить, писать под себя и раскачиваться на кровати весь день. Он качался, как будто это было единственной радостью в его жизни. Хотя, по сути, так оно и было. Новое утро — Ваня (парень-даун) садится на свою койку, свешивает ноги вниз, иногда попадая в больничные тапки, хватается руками за край кровати и начинает методично раскачиваться взад-вперед с высокой амплитудой, постоянно издавая звуки типа «дыун-ды, ге-ге-ге, дыун-ды, ге-ге-ге». Если обратить внимание на него, он обрадуется и начнет качаться еще энергичней.
И последний, а главное, адекватный разговороспособный человек в моей палате был мужчиной лет сорока — сорока двух. Он постоянно ходил в своей любимой клетчатой рубашке, и не упускал случая похвастаться мастерством своей дочери, которая ему его сшила. Я немного побаивался его, потому что спать его укладывали не как положено, в смирительной рубашке, а просто закрывали нашу палату на ключ. Боялся я потому, что он убил свою жену, сына-младенца и мать-старушку. Его дочь отправили в приют, а его — сюда.
Именно в психушке я начал читать Лавкрафта. Врачи не запрещали литературу, совершенно любую. Тогда и началась моя игра с воображением. Кто читал уважаемого Говарда Филлипса, знает, что тот много ставил на возможность того, что человек просто придумывает свои страхи, хотя и редко. Я придумывал различных монстров, от которых меня защищала (или не защищала) моя маленькая клетка, которую я делю с дауном, овощем и маньяком. Я «слышал» голоса за стеной, «видел» силуэты, проходящие мимо моей камеры, «просыпался» в совершенно незнакомом месте...
Но однажды я проснулся от приглушенного мата, возни и других шумов рядом со мной. Оказывается, маньяку надоело полуночное завывание парня-дауна, и он его задушил подушкой. Тогда я и увидел труп первый раз в жизни. Он был похож на обычного человека, только не шевелился. Совсем. Тогда я придумал, что он приподнял голову и посмотрел на меня с ухмылкой. И он сделал это. Либо я поверил своему воображению, либо чертовщина уже начала окружать меня, либо всё вместе. Но факт оставался фактом — я видел, как даун поднял голову и буквально буравил меня взглядом своих остекленевших, будто заплывших туманом, глаз.
Этой ночью меня мучили кошмары. Мне снилось то, что я представлял вечерами — стоны из-за стены, крики замурованных в потолке девушек, кровь и ошметки мяса на решетке. Все было таким реальным, что я испугался не на шутку и проснулся. А когда проснулся, увидел над собой лицо маньяка. Он внимательно смотрел на меня, будто изучая, как снайпер замеряет ветер, выбирает лучшую огневую точку и терпеливо ждет — так же и маньяк присматривался ко мне. Увидев, что я открыл глаза, он вежливо поинтереосовался:
— Тебе приснился кошмар?
— Да... Ты почему не спишь?
— Ты меня разбудил своими криками.
