Левые

Перевод

Поменяйте каждого заложника на 100 прохамасовских американских студентов. Это хорошо для Израиля, хорошо для США, хорошо для ХАМАСа и познавательно для студентов.

Как левые радикалы немецкий автопром продвигали

 То, что «немцы традиционно умеют делать машины», твердо закрепилось в сознании потребителя. Только еще остается вопрос: «а какие конкретно немцы?». Этим же вопросом задавались и немцы из ФРГ, смотря на BMW. Подход «зачем кушать капусту, когда есть картошка» и неудачное позиционирование на рынке чуть не убили данную торговую марку в конце 50-х. И только "многоходовочки" внутри совета директоров позволили поверить в возможность еще чего-то добиться в этом мире. Ведь в деле была замешана серьезная конкуренция - производитель «народных автомобилей» уже закрепился на своем месте, а остальные участники - такие как благородный Мерседес, сидящий тогда на чужих запчастях Порше, да еще всякие прародители Ауди, - все они делиться рыночком тоже не собирались [и это мы смотрим только на то, что до сохранилось до нас и на слуху. У немцев вообще в каждом городе по автомобильному заводу было].  К нашему времени почти все предприятия объединились в автоконцерны под известными марками, но вот в 60-е еще было не понятно кто кого поглотит.

 Ну, вот и куда здесь было податься Баварскому тракт.., в смысле, моторному заводу? Разве что попытаться в начале 60-х показать «новый класс» - эдакие седаны, чтобы было модно, стильно, молодежно. Данный автомобиль был во многом последней надеждой компании, ибо сборка его была вовсе не дешевой (даже с привлечением иностранной рабочей силы – 44 процента рабочих на фабрике были мигрантами из Греции [правда, BMW пишет, что «зарплаты им платились равнозначные немецким рабочим» - охотно верим]). А значит все силы должны были быть брошены на рекламу, чтобы позволить «накопить жирок» и снова не оказаться близкими к банкротству.

 Баварцам повезло, автомобиль начал продаваться, хоть и медленно. Слишком уж дорогой для молодежи – какой стимул у подающего надежды поколения откладывать деньги на конкретно данную модель автомобилей?
И здесь для нас на сцену выходят они – RAF (англ. Red army Faction). Фракция Красной Армии – борцы с режимом за права трудящихся. И важно понимать, что основной посыл RAF’ов «наше капиталистическое общество управляется нацистами» находил большой отклик у народных масс, ведь, во-первых, начались экономические трудности (это если поствоенное общество было очень и очень заинтересовано в любых рабочих руках, то уже выросшее послевоенное поколение попало в ситуацию, когда за доступ к рабочему месту нужно изволить поплясать перед «барином» - за воротами таких как он уйма уже выросла).
 А, во-вторых, заявление «да у него в шкафу до сих пор СС-совский мундир припрятан» было вовсе не для красного словца, а истинным положением дела. Так, например, министр по делам беженцев в ФРГ, Теодор Оберлендер состоял в НСДАП с 33-го года, а во время войны был политруком национальных батальонов на территории Украины. Про него всё это известно, потому что он особо и не скрывал. Но с такими вводными семь лет в правительстве ФРГ отработал. И таких «бывших», условно считают, как 2/3 от послевоенного правительства. Правда большинство скромнее были в отличие от всяких Теодоров - своё прошлое скрывали (ну, и вообще если подумать: а откуда вы собираетесь достать человека с опытом административной службы более пяти лет, и чтобы он не был связан с Рейхсканцелярией фюрера?). Так что концепция "мы празднуем победу над нацизмом, хотя наше правительство также состоит из бывших нацистов" не очень хорошо укладывалась в еще не готовых к двоемыслию мозгах молодежи.

 Но мы-то тут не про послевоенное положение собрались говорить – мы же тут за автомобилями, помните? Ну, так вот, движение RAF, а конкретно 36-летняя Ульрика Майнхов (Meinhof) и 27-летний Андреас Баадер (Baader) решили положить конец бедам немецкого народа при помощи люстраций, в смысле, обыкновенного террора - точечные убийства и взрывы. Но со стороны народа они имели множественную поддержку (ведь до каких-то массовых захватов заложников еще далеко, а бывших «черномундирников» и "приспешников" было и не жалко).
А чтобы эффективней добираться до места действия, Ульрика и Андреас предпочитали использовать сворованные автомобили BMW. Тут есть множество версий причины выбора именно данной марки. То ли автомобиль предпочитали за мощный движок, то ли за то, что машина все-таки относится к богатому классу, а следовательно, угоняя BMW – бьешь по капиталистам. То ли и вовсе потому “Baader-Meinhof Wagen» (Баадер-Майнховская машина). Но использовали "красные" только автомобили марки BMW, даже создали себе отдельный склад с запчастями, чтобы модернизировать и изменять краденные автомобили.

 И такое действо ушло в народ, полиция начала устраивать облавы на дорогах, тормозя только автомобили BMW. Некоторые владельцы таких машин стали наклеивать надписи «в этой машине нет RAF» (звучит убедительно, правда). Сами же RAF’овцы однажды воспользовались такой популярностью и просто-напросто смылись из оцепления, бросив свою "бэху" и украв Mercedes – да, их никто не стал останавливать.

 И хоть BMW всё отрицает, но есть мнение что именно новостные выпуски с указанием марки автомобиля привело к популяризации и мировой узнаваемости баварского бренда. А еще привело к созданию у немецкого народа точного, пожалуй даже ЧЕТКОГО понимания, что в вопросе завещанным Достоевским «тварь ли я дрожащая или право имею?» владельцы автомобилей BMW точно имеют право. А еще и комфорт. И тут есть мнение, что именно образ "в BMW можно встретить вооруженных людей. Но это не бандиты - это народные мстители" - позволило допродать остававшиеся автомобили «new class» и успешно раскрутить готовящийся тогда выпуск BMW третьей серии - E21.
Короче говоря, образ "«Бумер» автомобиль "достойных и ровных" людей " - сформировали сами немцы еще в 70-х.

А на сегодня всё. И помните, кто не включает поворотники – попадет в ад. До новых встреч!

________________________________

Автор: Александр Прохоров

"Другая" Красная Армия

 Разговор о RAF невозможен без рассмотрения той ситуации, что сложилась в западногерманском обществе в 60-ые гг., и именно её я и предлагаю обсудить.

 По всему миру, в том числе и в ФРГ, то и дело вспыхивают студенческие волнения. Западная Германия — страна "взрывного образования", ведь после Второй Мировой войны там возник дефицит квалифицированных кадров: кто-то погиб на фронте, кто-то сгинул в концлагерях, кто-то эмигрировал. Открывается множество новых университетов, которые хорошо финансируются, и число студентов неуклонно растет. Но что же видят эти молодые люди?

 В ФРГ запрещается множество демократических организаций, зато "Братство", объединение высших офицеров бундесвера, открыто призывает возродить былую мощь, более того, "смыть позор Нюрнберга".
 Западная Германия вступила в НАТО. На западногерманских базах теперь тренируются "коммандос" для вьетнамской войны, а на заводах выпускаются бомбы, предназначенные упасть на вьетнамские деревни. Один из американских "ястребов" угрожает "вбомбить Вьетнам в каменный век", а кадры резни, устроенной солдатами-янки в деревне Сонгми, облетают весь мир.
 В то же время, многие административные должности занимают лица с нацистским прошлым. Клаус Юншке, член первого поколения RAF, вспоминает: "Все три начальника кёльнской полиции были бывшими сотрудниками гестапо или руководителями карательных отрядов…" Вернер Бест, известный как "палач Дании" — юрист-консультант в концерне Стиннеса, Карл Оберг, группенфюрер СС, — получает генеральскую пенсию, Теодор Оберлендер, командир спецбатальона "Нахтигаль", — занимает министерский пост, военный преступник Ойген Герстенмайер — председатель бундестага...

 Тем временем, Социал-Демократическая партия Германии (СДПГ) вступает в союз с правым блоком ХДС/ХСС, что расценивается радикально настроенными студентами как предательство: крупнейшая оппозиционная партия отказалась от борьбы. Немецкая молодежь ищет новые формы и методы противодействия тому, что воспринимается ими как возрождающийся фашизм. От СДПГ отделяется Социалистический союз немецких студентов, в который в 1965г. вступает Руди Дучке, яркий оратор и один из лидеров студенческого движения.
 В 1967г. в ФРГ с визитом прибывает иранский шах Мохамед Реза Пехлеви. Перед его приездом в германской прессе публикуются статьи о пытках, которым подвергают иранских политзаключенных, и это не только банальные избиения или пытка током, но и более экзотические вещи, скажем, сдирание кожи живьём или поджаривание на решётке над огнём. Активисты студенческого движения рассматривают шахский режим как фашистский, а помощь шаху — как помощь фашизму. Начинаются протестные демонстрации. На одной из них, проходившей 2 июня 1967г, полицейский убивает 23-летнего студента-теолога из Ганновера, Бенно Онезорга. Онезорг не был политическим активистом и попал на демонстрацию, можно сказать, случайно — и этого оказалось достаточно, чтобы его убить. К слову, у него осталась беременная жена.

 Общественность возмущена. На одном из митингов памяти Онезорга молодая девушка по имени Гудрун Энслин (запомним это имя, в дальнейшем мы ещё не раз его встретим) произносит ставшие знаменитыми слова: "Это — фашистское государство, готовое убить нас всех! Это поколение, создавшее Освенцим, с ним бесполезно дискутировать!" Ее слова встречают бурными аплодисментами. Похороны Онезорга собирают более 10 тыс. студентов.
 Тем временем, бургомистр Западного Берлина обвиняет в гибели Онезорга "бесчинства экстремистов", которые "подрывают демократический порядок в стране". Проправительственная пресса назначает виновником Руди Дучке. Считается, что это именно он — организатор беспорядков. Особенно ему достается от изданий, принадлежащих Акселю Шпрингеру. Они призывают "честных немцев" остановить "врага", и один из "честных немцев" откликается на данный призыв. Ульраправый радикал Йозеф Бахманн весной 1968г. пытается убить Дучке. Тот тяжело ранен, но выживает, однако на всю оставшуюся жизнь у него остаются тяжёлые проблемы со здоровьем.

 Итак, мы остановились на том, что ФРГ охвачена студенческими волнениями, на одном из митингов убивают Онезорга, а вследствие газетной травли тяжело ранят Дучке. Гудрун Энслин произносит ставшие знаковыми слова о поколении, создавшем Освенцим, с которым бесполезно дискутировать… Становится ясно, что пора переходить от слов к действиям.
 2 апреля 1968г. во Франкфурт приезжает четвёрка колоритных молодых людей. В их число входят уже знакомая нам Гудрун Энслин, студентка Тюбингенского университета и Андреас Баадер, формально числящийся студентом Свободного университета Западного Берлина, но не особо утруждающий себя занятиями — эти двое состоят в Союзе Немецких студентов, однако к Баадеру там относятся не слишком серьёзно… Компанию им составляют Торвальд Пролл, студент факультета искусств, и Хорст Зонляйн, приятель Баадера. Франкфурт Гудрун презрительно называет "центром капиталистической эксплуатации". Наша четвёрка назначает себе цели — два крупных универмага, склад-магазин "Каухоф" и магазин женской одежды "Шнейдер". Там они прячут самодельные зажигательные бомбы с таймером, установленным на полночь. Это время выбрано сознательно — ни персонал, ни посетители не должны пострадать. Ровно в полночь Гудрун звонит в Немецкое агентство печати и заявляет, что поджог универмагов — это возмездие. Он призван напомнить о войне, нищете и страданиях народов "третьего мира", и прежде всего — о войне во Вьетнаме…

 Арестуют четвёрку поджигателей по вине Гудрун — она проболтается одной из своих подруг о том, кто истинный виновник произошедшего. Она не назовёт конкретных имён, но и намёков хватит, чтобы приятель, являющийся осведомителем полиции, донёс информацию "куда следует". Уже утром следующего дня все четверо арестованы. И в квартире, где они остановились, и в их автомобиле, найдено огромное количество улик. Отпираться бессмысленно.
 На судебном заседании Баадер заявляет: "Мы зажгли факел в честь Вьетнама, в знак протеста против равнодушного согласия общества потребления с массовыми убийствами мирного населения в этой стране". Газеты подхватывают его слова, и вот уже протестно настроенная немецкая молодёжь обретает кумиров в их лице. Фриц Тойфель, основатель подпольной леворадикальной организации "Движение 2 июня", на пресс-конференции "Союза немецких студентов" скажет: "Лучше поджечь супермаркет, чем управлять супермаркетом!"

 Суд над "франкцюфуртскими поджигателями" проходит открыто. На заседания приходит множество сочувствующей студенческой молодежи. Их защищают лучшие адвокаты. Однако, всех четверых приговаривают к трем годам лишения свободы. Стараниями адвокатов, подавших апелляцию в Верховный суд, их удается освободить через какое-то время "под подписку", с условием не покидать пределов Германии и вернуться в тюрьму в случае, если апелляция будет отклонена. На свободе их встречают как героев. Германия охвачена студенческими волнениями и демонстрациями, вспыхивают уличные бои. От "франкфуртской четвёрки" ждут новых "подвигов", и когда становится известно о том, что апелляция отклонена, в тюрьму возвращается только Хорст Зонляйн. Гудрун же заявляет: "Ладно, значит, придется продолжать в том же духе".

 Они уезжают в Париж, где налаживают контакты с местными леворадикалами. Им предоставляют квартиру, выправляют поддельные документы и снабжают некоторым количеством средств. От группы внезапно отделяется Пролл, который по примеру Зонляйна решает сдаться в полицию — однако вместо него к ним примыкает Астрид Пролл, его сестра. Французским же товарищам, тем временем, не до них. Ещё совсем недавно Париж был охвачен "красным маем", восставшие студенты вынудили подать в отставку де Голля, а воздух, кажется, до сих пор пахнет слезоточивым газом… Гудрун и Андреас, ещё вчера мнившие себя героями, понимают, что во Франции таких героев — тысячи и десятки тысяч.

 Именно в этот момент на них выходит Хорст Малер, один из адвокатов, защищавших "франкфуртскую четвёрку" в суде, предлагает им создать революционную организацию — боевую группу, которая вела бы систематическую борьбу с фашиствующей буржуазией. Именно Хорст Малер предложит назваться "Фракцией Красной армии". Эта идея находит горячий отклик… Через несколько дней они возвращаются в Западную Германию. Однако практически сразу Баадер попадает в руки полиции — человек, через которого он пытался достать оружие, оказался провокатором. Его возвращают в тюрьму отбывать оставшийся срок. Новообразованная революционная ячейка практически сразу осталась без своего лидера.

 Здесь в дело вступает ещё одна знаковая для RAF фигура — знаменитая журналистка и "левая" интеллектуалка Ульрика Майнхоф. К ней, довольно знаменитой в "левой" среде, обратились с просьбой о помощи в побеге Баадера. С "франкфуртской четверкой" Ульрика была знакома — она присутствовала на их судебном процессе, и, вероятно, увидела в них тех, кто был готов перейти от громких слов о "борьбе с Системой" к делу — и поэтому она ответила согласием. Ульрика обратилась к тюремной администрации с просьбой взять интервью у Баадера для книги, над которой она якобы работает. Ей ответили согласием. Для интервью его в сопровождении двух охранников доставили в библиотеку Института социальных исследований. Помимо Ульрики, там присутствовали ещё две девушки, якобы собирающие материал о подростковой преступности (на самом деле, это были Ингрид Шуберт и Ирэн Гергенс, члены новоиспеченной ячейки RAF). Подозрения ни у кого они не вызвали. Вскоре туда врываются ещё двое — мужчина и женщина. Ранив библиотекаря и не столкнувшись с особым сопротивлением со стороны охранников, все шестеро, вместе с Баадером и Майнхоф, скрываются. На следующий день газеты пестрят сенсационными статьями о побеге Баадера, Ульрика же в них называется чуть ли организатором. Становится понятно, что для неё обратного пути нет.

 Именно 14 мая 1970 года — день побега Андреаса Баадера — и считается "днём рождения" RAF.

Автор: Алина Говенько

Трамп заявил о распространении идеологии «нового крайне левого фашизма» в США