Вдохните глубже.
Наберите побольше воздуха.
Эта история должна занять столько времени, на сколько вы сможете задержать дыхание, а потом еще чуточку дольше. Так что слушайте быстрее.
Один мой приятель, когда ему было тринадцать, услышал про «петтинг». Это когда парня трахают в задницу искусственным членом. Говорят, что при достаточно жесткой стимуляции предстательной железы, можно словить совершенно взрывной оргазм в режиме «свободные руки». В тринадцать лет этот мой друг — просто маленький сексуальный маньяк. Только и думает, как бы получше спустить. Он идет в магазин — прикупить морковку и вазелин. Планирует провести небольшой интимный эксперимент. И тут он представляет, как это будет смотреться на движущейся ленте у кассы в супермаркете: одинокая морковка и баночка с вазелином. Покупатели в очереди — все смотрят. И всем сразу ясно, какие у него грандиозные планы на вечер.
И вот мой приятель покупает молоко, яйца, сахар и морковь, все ингредиенты для морковного пирога. И вазелин.
Как будто он собирается запихать себе в задницу целый морковный пирог.
Дома он обстругивает морковку в тупой инструмент. Густо намазывает вазелином и вгоняет себе в зад. А потом — ничего. Никакого оргазма. Вообще ничего, только больно.
А потом мать зовет его ужинать, этого парня. Кричит: спускайся сейчас же.
Он кое как вынимает морковку из задницы и прячет вонючую, скользкую дуру в ворохе грязной одежды у себя под кроватью.
После ужина он возвращается к себе в комнату, ищет морковку, но ее нет. Нет и грязной одежды: пока он ел, мать забрала все в стирку. И она не могла не заметить морковку, аккуратно обструганную ножом, все еще блестящую от вазелина и вонючую.
Этот мой друг, он несколько месяцев ждет грозы. Ждет, что предки поинтересуются, спросят. Но они так и не спрашивают. Вообще. Даже теперь, когда он уже взрослый, эта невидимая морковка нависает над каждым рождественским ужином, над каждым семейным праздником. Каждую Пасху, когда он со своими детьми, внуками его родителей, ищет пасхальные яйца, призрак той злополучной морковки реет над ними над всеми.
Та самая мерзость, у которой даже нет названия.
У французов есть поговорка: «Умный на лестнице». По французски: Esprit d’Escalier. Это значит, что человек крепок задним умом: то есть ответ, он находит, но слишком поздно. Скажем, приходишь на вечеринку, и кто то тебя оскорбляет. Надо что то ответить. Но под нажимом, когда все смотрят, ты выдаешь что то совсем идиотское. Зато когда ты уходишь…
Идешь вниз по лестнице, и вдруг — словно по волшебству. Находишь те самые правильные слова, которые надо было сказать. Гениальный ответ, чтобы опустить того дятла.
Вот что такое «умный на лестнице».
Беда в том, что даже у французов нет определения тем идиотским вещам, которые ты произносишь, когда надо сказать что то умное. Тем идиотским поступкам, которые ты совершаешь в отчаянии. Тем глупым мыслям, что лезут в голову.
Существуют поступки настолько гадкие, что их нельзя даже назвать. О них вообще не говорят.
Теперь, по прошествии времени, школьные психологи говорят, что во время последнего всплеска подростковых самоубийств, большая часть смертей приходилась на тех детишек, кто пытался слегка придушить себя, пока дрочил. Родители находили их, мертвых, с полотенцем, обернутым вокруг шеи, с полотенцем, привязанным одним концом к палке для вешалок в шкафу, в спальне. Повсюду — остывшая сперма. Понятное дело, родители прибирались. Надевали на ребенка штаны. Делали все, чтобы это смотрелось… получше. Хотя бы как что то преднамеренное. Обычное подростковое самоубийство.
Еще один мой приятель, из школы. Его старший брат, который служил во флоте, рассказывал, что на Ближнем Востоке парни дрочат по другому, не как у нас. Как то они заходили в порт в какой то «верблюжьей» стране, где на базаре продаются такие забавные штуки типа ножей для бумаг. Тонкие палочки из серебра или меди, длиной где то с кисть руки, с пимпочкой на конце: это либо большой металлический шар, либо что то похожее на резную рукоять меча. Этот брат, который во флоте, говорит, что арабы возбуждают себя до эрекции, а потом вводят в член эту самую металлическую штуковину. Они дрочат с этим штырьком внутри, и ощущения, когда кончаешь, совсем другие. Лучше и ярче. Острее.
Этот брат моего школьного друга путешествует по всему миру. Он то и шлет нам все эти французские выраженьица. Русские поговорки. Полезные дрочильные советы.
И вот после этого младший брат… однажды он не приходит в школу. А вечером звонит мне и просит, чтобы я брал для него домашние задания. Ближайшие пару недель. Потому что его положили в больницу.
В палату со стариками, у которых в брюхе уже ничего не работает без медицинской помощи. Он говорит, что у них там на всех один телевизор. Все на виду. Уединиться можно лишь за занавеской. Папа с мамой к нему не приходят. Он говорит, по телефону, что теперь его предки, наверное, прибьют его старшего братца, который во флоте.
По телефону, этот парень рассказывает, как — вчера вечером — он чуток обкурился. Валялся в кровати, дома, у себя в комнате. Жег свечку, просматривал старые порножурналы — готовился обстоятельно подрочить. Уже после того, как получил то письмо от брата. С полезным советом, как дрочат арабы. Парень смотрит, чего бы такого взять, чтобы тоже попробовать. Шариковая ручка — слишком толстая. Карандаш — тоже толстый и недостаточно гладкий. Но сбоку, на свечке, натек тонкий и ровный гребешок воска. Вполне подходящий. Мой друг подцепляет его ногтем и сковыривает со свечки. Катает в ладонях, чтобы тот стал еще более гладким. Длинным, гладким и тонким.
Обкуренный и возбудившийся, он сует этот восковой стерженек себе в член, все глубже и глубже, в отверстие, через которое писают. Не до конца, так что сверху еще остается немалый кусок. И он начинает дрочить, с этой штукой, торчащей из члена.
Даже теперь он говорит, что арабы — ребята чертовски толковые. Они заново изобрели дрочилово. Мой друг лежит на спине, на кровати, и ему так хорошо, что он уже не следит за воском. До того как спустить, остается один рывок, и вдруг — воск уже не торчит наружу.
Тонкий восковой стерженек, он соскользнул внутрь. Прямо туда, до конца. Глубоко глубоко, так что парень даже не чувствует, где он там у него, в мочеиспускательном канале.
Мать кричит снизу, что пора ужинать. Говорит: сейчас же иди за стол. Эти ребята, который со свечкой и который с морковкой, они разные люди, но жизнь у всех более или менее одинаковая.
И вот после ужина у парня начинаются боли. Это воск, и он рассуждает так: воск расплавится там, внутри, и выйдет вместе с мочой. А потом начинает болеть спина. Почки. Он уже не может разогнуться.
Он звонит из больничной палаты, на заднем плане слышен звон колокольчиков, крики людей. Какая то телеигра.
Рентген выявил правду: что то длинное и тонкое, согнутое пополам у него в мочевом пузыре. Эта длинная тонкая V у него внутри, она собирает все минеральные вещества, содержащиеся в моче. Становится больше, грубее. Покрытая кристаллами кальция, эта штука мотается в мочевом пузыре, царапает его мягкие стенки и не дает выходить моче. Его почки засорены. То немногое, что вытекает у него из конца, красно от крови.
Этот парень, и его предки, все семейство, они смотрят на снимок, и врач, и медсестры, все смотрят на эту здоровую белую V из воска, так что парню приходится сказать правду. Про то, как дрочат арабы. Как написал ему брат, который служит во флоте.
По телефону, прямо сейчас, он плачет.
За операцию заплатили из денег, отложенных ему на колледж. Одна дурацкая ошибка, и адвокатом ему уже никогда не бывать.
Пихать в себя, что ни попадя. Соваться куда ни попади. Свечка в члене или голова в петле, мы знали, что это закончится очень плачевно.
Меня лично к такому концу привело то, что я называл ловлей жемчуга. Это когда ты дрочишь под водой, в бассейне в родительском доме, сидя на дне на глубине. Сделав глубокий вдох, я опускался на самое дно, снимал плавки. И сидел там, под водой, по две, три, четыре минуты.
Вот так, чтобы дрочить, я развил легкие. Когда никого не было дома, я занимался этим делом с обеда до вечера. Когда я, наконец, спускал, моя сперма — она расплывалась под водой большими, толстыми, молочными плюхами.
Потом я снова нырял, чтобы все это собрать. Отловить все комочки и втереть их в полотенце. Отсюда и «ловля жемчуга». Пусть даже там была хлорка, я все равно переживал за сестру. И, Господи всемогущий, за маму.
Вот чего я боялся больше всего на свете: моя девственница сестра думает, что она просто толстеет, а потом рожает ребеночка, дебила с двумя головами. И обе его головы — прямо вылитый я. Я — и папа, и дядя.
Но в итоге тебя пришибает совсем не то, чего ты боялся.
Что мне нравилось больше всего в ловле жемчуга, так это впускное отверстие фильтра бассейна и циркуляционный насос. Самый кайф: сесть на него голой жопой.
Как скажут французы: кому же не понравится, чтобы ему обсосали задницу?
И все же: вот ты просто мальчишка, затеявший подрочить… и вдруг, раз и все — адвокатом тебе уже не бывать.
Вот я сижу на дне бассейна, и небо волнуется — бледно голубое сквозь восемь футов воды у меня над головой. Вокруг тихо тихо, только в ушах шумит кровь. Мои желтые полосатые плавки обернуты вокруг шеи — для сохранности, на тот случай, если кто нибудь из друзей, или соседей, ну или вообще кто нибудь забежит узнать, почему я пропустил футбольную тренировку. Спускное отверстие фильтра присосалось сзади, и я трусь об него своей тощей, белой задницей для полноты ощущений.
Вот я сижу, набрав воздуха в легкие, со своим членом в руке. Предки еще на работе, сестра — в балетном кружке. Дома никого нет и не будет еще сколько то часов.
Рука хорошо поработала: я уже готов кончить, но я останавливаюсь. Всплываю, чтобы набрать еще воздуха. Ныряю, усаживаюсь на дно.
Снова и снова.
Наверное, поэтому девушки любят, когда их там вылизывают и обсасывают. Это всасывающее ощущение — как будто садишься посрать, и процесс продолжается бесконечно. Член стоит, отверстие фильтра всосалось в задницу, мне даже не нужно дышать. В ушах колотится пульс, я сижу под водой, пока у меня перед глазами не начинают плясать яркие искорки света. Ноги вытянуты вперед, кожа на сгибе коленей трется о бетонное дно, обдирается до ссадин. Пальцы на ногах уже начинают синеть, пальцы на ногах и руках — все сморщенные оттого, что так долго пробыли в воде.
А потом я разрешаю, чтобы это свершилось. Большие белые плюхи извергаются наружу. Жемчужины.
Теперь мне нужен воздух. Я пытаюсь оттолкнуться ногами от дна, но у меня ничего не выходит. Я не могу поджать ноги. Задница присосалась намертво.
Врачи «скорой помощи» знают, что каждый год примерно 150 человек застревают вот так, в бассейне, когда их засасывает циркуляционный насос. Длинные волосы или задница попадают в струю — и ты тонешь. Ежегодно так погибает более ста человек. Большинство — во Флориде.
Просто об этом не говорят. Даже французы говорят далеко не обо ВСЕМ.
Я приподнимаю одно колено, поджимаю под себя ногу, приподнимаюсь в полу стоячее положение и чувствую, как что то дергает меня за задницу. Поджимаю под себя другую ногу, отталкиваюсь от дна. Бью ногами по воде, уже не касаясь дна, но и не выныриваю на поверхность.
Бью по воде ногами и руками, я уже на полпути к поверхности, но выше — никак. Шум крови в ушах становится громче, пульс — чаще.
В глазах рассыпаются яркие искры, я оборачиваюсь и вижу… что еще за ерунда. Толстенная веревка, что то вроде змеи, синевато белая и оплетенная венами вытянулась из сливного отверстия, и держит меня за задницу. Некоторые из вен подтекают кровью, красной кровью, которая под водой кажется черной, она сочится из мелких разрывов на бледной коже этой змеюки. Кровь расплывается тонкими струйками, растворяясь в воде, а внутри у змеи, под этой тоненькой, синевато белой кожей, видны комочки какой то полупереваренной еды.
Вот единственное разумное объяснение. Какое то жуткое морское чудовище, морской змей, тварь, которая никогда не видела света солнца, пряталась в темных глубинах сливного отверстия и поджидала меня, чтобы съесть.
Короче… пинаю ее ногой, по ее скользкой, резиновой, узловатой коже и венам, и она вроде как еще больше высовывается из слива. Теперь она уже длиной с мою ногу, но держит по прежнему крепко, прямо за дырку в заднице. Еще пинок — и я на дюйм ближе к тому, чтобы сделать вдох. Я все еще чувствую, как змея тянет меня за задницу, но я на дюйм ближе к спасению.
Комки у змеюки внутри — видно, что это арахис и кукуруза. Виден какой то вытянутый шарик, ярко оранжевый. Похоже на те витамины, которые отец заставляет меня принимать лошадиными дозами, чтобы я набирал вес. Чтобы заниматься в футбольной секции. С дополнительным содержанием железа и жирных кислот Омега 3.
Я вижу эту таблетку, и это спасает мне жизнь.
Это не змея. Это моя толстая кишка, моя собственная кишка, которую вытянуло из меня. Врачи называют это выпадением, пролапсом. Это мои кишки, которые засосало в сливное отверстие.
Врачи «скорой помощи» знают, что циркуляционный насос в бассейне прокачивает за минуту 80 галлонов воды. В пересчете на силу давления — это примерно 400 фунтов. Проблема в том, что наши внутренности все связаны. Задница — это просто дальняя оконечность рта. Если я ничего не сделаю, насос так и будет работать — вытягивая из меня кишки, — пока не доберется до языка. Представьте себе: вы садитесь посрать, и из вас вываливается какашка весом 400 фунтов, — и вы поймете, что это такое, когда тебя выворачивает наизнанку.
Могу сказать, что кишкам не особенно больно. Не так, как бывает коже. Переваренная пища, врачи называют это фекальными массами. А выше — химус, жидкая кашица, утыканная кукурузными зернами, арахисом и зеленым горошком.
И весь этот супчик из крови и кукурузы, говна и спермы расплывается вокруг меня. Но даже при том, что из меня вываливаются кишки, прямо из задницы, и мне так хочется сохранить то немногое, что осталось, при всем при этом моя первоочередная задача — как бы напялить плавки.
Не дай бог, папа с мамой увидят мой член.
Одной рукой я сжимаю кишку у задницы, другой хватаю свои желтые полосатые плавки и стягиваю их с шеи. Только их все равно не надеть.
Если хотите узнать, каковы ваши кишки на ощупь, купите пачку естественных презервативов из кожи, которые делают из слепой кишки ягнят. Достаньте один, разверните. Набейте его арахисовым маслом. Намажьте вазелином и подержите под водой. Потом попробуйте его разорвать. Растянуть так, чтобы он порвался. Он слишком плотный, резиновый. И такой скользкий, что его просто нельзя ухватить.
Естественные презервативы из кожи — это те же кишки.
Теперь вам понятно, как я попал.
На секунду отпустишь, и тебя выпотрошит.
Рванешься к поверхности, чтобы вдохнуть, и тебя выпотрошит.
Не рванешься к поверхности, и ты утонешь.
Вот такой выбор: умереть прямо сейчас или минутой позже.
Вот что увидят родители, когда вернутся с работы: большой голый зародыш, свернувшийся в клубочек. Качающийся в мутной воде, в их бассейне на заднем дворе. Прикрепленный ко дну толстой веревкой из вен и скрученных кишок. Прямая противоположность ребенку, который случайно повесился, пока дрочил. Тот самый малыш, которого они привезли из роддома тринадцать лет назад. Тот самый ребенок, который, как они очень надеялись, станет звездой школьной футбольной команды и получит степень магистра делового администрирования. И будет заботиться о них в старости. Вот они, все их мечты и надежды. В мутной воде, голые и мертвые. В окружении молочных жемчужин растраченной спермы.
Либо так, либо предки найдут меня где нибудь на полдороги от бассейна к телефону на кухне, завернутого в окровавленное полотенце, с обрывком кишок, свисающим из штанины моих желтых в полоску плавок.
То, о чем не стали бы говорить даже французы.
Тот старший брат моего школьного друга, тот, который служил во флоте, научил нас еще одной замечательной поговорке. Русской. В том же смысле, в каком мы говорим: «Мне это надо, как дырку в башке…», — русские говорят: «Мне это надо, как зубы в заднице…»
Mnye etoh nadoh kahk zoobee v zadnetze.
Все эти истории о том, как животные перегрызают себе лапу, чтобы выбраться из капкана… любой койот знает, что пара укусов — это спасение от верной смерти.
Черт… даже если ты русский, иногда эти самые зубы могут прийтись очень кстати.
В противном случае приходится делать вот что: оборачиваешься назад. Просовываешь локоть под колено и подтягиваешь эту ногу к лицу. Грызешь и кусаешь собственную задницу. Тебе уже не хватает воздуха, и ты разгрызешь что угодно, лишь бы вдохнуть еще раз.
Это не то, о чем стоит рассказывать девушке на первом свидании. Если рассчитываешь поцеловать ее на прощание — лучше не надо.
Если я расскажу, как это было на вкус, вы никогда больше не будете есть кальмаров.
Сложно сказать, что родителям было противнее: как я вляпался в это дело или как спасся. После больницы мама сказала:
— Ты сам не знал, что творишь, солнышко. Ты был в шоке.
И она научилась варить яйца пашот.
Все эти люди, которым противно или которым меня жалко…
Мне это надо, как зубы в заднице.
Теперь мне все говорят, что я слишком худой. Хозяева в доме, где званый обед, как то вдруг затихают и обижаются, что я не ем их тушеное мясо. Тушеное мясо меня убивает. Запеченный окорок. Все, что задерживается в кишечнике больше, чем на пару часов, выходит такой же едой. Лимская фасоль «по домашнему» или кусочки тунца — я встаю с унитаза, и вот они, плавают там в толчке.
После радикальной резекции кишечника процесс пищеварения проходит не так хорошо, как надо. У вас длина толстой кишки — пять футов. А мне еще повезло, что у меня есть хотя бы шесть дюймов. Так что я так и не стал звездой школьной футбольной команды. И не получил степень магистра делового администрирования. Эти мои друзья — и тот, который со свечкой, и тот, который с морковкой, — они выросли, стали большими, а я с тринадцати лет не набрал больше ни фунта.
Была еще одна очень большая проблема: родители заплатили за этот бассейн немалые деньги. В итоге папа сказал тому парню, который чистил бассейн, что это собака. Наша собака свалилась в бассейн и утонула. Даже когда этот парень открыл заглушку на фильтре и выудил резиновую трубку, моток бледных кишок с большой оранжевой витаминкой внутри, отец все равно сказал:
— Этот пес был какой то придурочный. Даже из моей комнаты наверху было слышно, как отец говорит:
— Нельзя было оставить его без присмотра ни на секунду… А потом у сестры случилась задержка.
Даже после того, как в бассейне сменили всю воду, как предки продали дом, и мы переехали в другой штат, после того, как сестрица сделала аборт, даже тогда папа с мамой больше ни разу не упоминали об этом.
Ни разу.
Это наша невидимая морковка.
А теперь можете и вдохнуть, полной грудью.
Я до сих пор не могу.
Наберите побольше воздуха.
Эта история должна занять столько времени, на сколько вы сможете задержать дыхание, а потом еще чуточку дольше. Так что слушайте быстрее.
Один мой приятель, когда ему было тринадцать, услышал про «петтинг». Это когда парня трахают в задницу искусственным членом. Говорят, что при достаточно жесткой стимуляции предстательной железы, можно словить совершенно взрывной оргазм в режиме «свободные руки». В тринадцать лет этот мой друг — просто маленький сексуальный маньяк. Только и думает, как бы получше спустить. Он идет в магазин — прикупить морковку и вазелин. Планирует провести небольшой интимный эксперимент. И тут он представляет, как это будет смотреться на движущейся ленте у кассы в супермаркете: одинокая морковка и баночка с вазелином. Покупатели в очереди — все смотрят. И всем сразу ясно, какие у него грандиозные планы на вечер.
И вот мой приятель покупает молоко, яйца, сахар и морковь, все ингредиенты для морковного пирога. И вазелин.
Как будто он собирается запихать себе в задницу целый морковный пирог.
Дома он обстругивает морковку в тупой инструмент. Густо намазывает вазелином и вгоняет себе в зад. А потом — ничего. Никакого оргазма. Вообще ничего, только больно.
А потом мать зовет его ужинать, этого парня. Кричит: спускайся сейчас же.
Он кое как вынимает морковку из задницы и прячет вонючую, скользкую дуру в ворохе грязной одежды у себя под кроватью.
После ужина он возвращается к себе в комнату, ищет морковку, но ее нет. Нет и грязной одежды: пока он ел, мать забрала все в стирку. И она не могла не заметить морковку, аккуратно обструганную ножом, все еще блестящую от вазелина и вонючую.
Этот мой друг, он несколько месяцев ждет грозы. Ждет, что предки поинтересуются, спросят. Но они так и не спрашивают. Вообще. Даже теперь, когда он уже взрослый, эта невидимая морковка нависает над каждым рождественским ужином, над каждым семейным праздником. Каждую Пасху, когда он со своими детьми, внуками его родителей, ищет пасхальные яйца, призрак той злополучной морковки реет над ними над всеми.
Та самая мерзость, у которой даже нет названия.
У французов есть поговорка: «Умный на лестнице». По французски: Esprit d’Escalier. Это значит, что человек крепок задним умом: то есть ответ, он находит, но слишком поздно. Скажем, приходишь на вечеринку, и кто то тебя оскорбляет. Надо что то ответить. Но под нажимом, когда все смотрят, ты выдаешь что то совсем идиотское. Зато когда ты уходишь…
Идешь вниз по лестнице, и вдруг — словно по волшебству. Находишь те самые правильные слова, которые надо было сказать. Гениальный ответ, чтобы опустить того дятла.
Вот что такое «умный на лестнице».
Беда в том, что даже у французов нет определения тем идиотским вещам, которые ты произносишь, когда надо сказать что то умное. Тем идиотским поступкам, которые ты совершаешь в отчаянии. Тем глупым мыслям, что лезут в голову.
Существуют поступки настолько гадкие, что их нельзя даже назвать. О них вообще не говорят.
Теперь, по прошествии времени, школьные психологи говорят, что во время последнего всплеска подростковых самоубийств, большая часть смертей приходилась на тех детишек, кто пытался слегка придушить себя, пока дрочил. Родители находили их, мертвых, с полотенцем, обернутым вокруг шеи, с полотенцем, привязанным одним концом к палке для вешалок в шкафу, в спальне. Повсюду — остывшая сперма. Понятное дело, родители прибирались. Надевали на ребенка штаны. Делали все, чтобы это смотрелось… получше. Хотя бы как что то преднамеренное. Обычное подростковое самоубийство.
Еще один мой приятель, из школы. Его старший брат, который служил во флоте, рассказывал, что на Ближнем Востоке парни дрочат по другому, не как у нас. Как то они заходили в порт в какой то «верблюжьей» стране, где на базаре продаются такие забавные штуки типа ножей для бумаг. Тонкие палочки из серебра или меди, длиной где то с кисть руки, с пимпочкой на конце: это либо большой металлический шар, либо что то похожее на резную рукоять меча. Этот брат, который во флоте, говорит, что арабы возбуждают себя до эрекции, а потом вводят в член эту самую металлическую штуковину. Они дрочат с этим штырьком внутри, и ощущения, когда кончаешь, совсем другие. Лучше и ярче. Острее.
Этот брат моего школьного друга путешествует по всему миру. Он то и шлет нам все эти французские выраженьица. Русские поговорки. Полезные дрочильные советы.
И вот после этого младший брат… однажды он не приходит в школу. А вечером звонит мне и просит, чтобы я брал для него домашние задания. Ближайшие пару недель. Потому что его положили в больницу.
В палату со стариками, у которых в брюхе уже ничего не работает без медицинской помощи. Он говорит, что у них там на всех один телевизор. Все на виду. Уединиться можно лишь за занавеской. Папа с мамой к нему не приходят. Он говорит, по телефону, что теперь его предки, наверное, прибьют его старшего братца, который во флоте.
По телефону, этот парень рассказывает, как — вчера вечером — он чуток обкурился. Валялся в кровати, дома, у себя в комнате. Жег свечку, просматривал старые порножурналы — готовился обстоятельно подрочить. Уже после того, как получил то письмо от брата. С полезным советом, как дрочат арабы. Парень смотрит, чего бы такого взять, чтобы тоже попробовать. Шариковая ручка — слишком толстая. Карандаш — тоже толстый и недостаточно гладкий. Но сбоку, на свечке, натек тонкий и ровный гребешок воска. Вполне подходящий. Мой друг подцепляет его ногтем и сковыривает со свечки. Катает в ладонях, чтобы тот стал еще более гладким. Длинным, гладким и тонким.
Обкуренный и возбудившийся, он сует этот восковой стерженек себе в член, все глубже и глубже, в отверстие, через которое писают. Не до конца, так что сверху еще остается немалый кусок. И он начинает дрочить, с этой штукой, торчащей из члена.
Даже теперь он говорит, что арабы — ребята чертовски толковые. Они заново изобрели дрочилово. Мой друг лежит на спине, на кровати, и ему так хорошо, что он уже не следит за воском. До того как спустить, остается один рывок, и вдруг — воск уже не торчит наружу.
Тонкий восковой стерженек, он соскользнул внутрь. Прямо туда, до конца. Глубоко глубоко, так что парень даже не чувствует, где он там у него, в мочеиспускательном канале.
Мать кричит снизу, что пора ужинать. Говорит: сейчас же иди за стол. Эти ребята, который со свечкой и который с морковкой, они разные люди, но жизнь у всех более или менее одинаковая.
И вот после ужина у парня начинаются боли. Это воск, и он рассуждает так: воск расплавится там, внутри, и выйдет вместе с мочой. А потом начинает болеть спина. Почки. Он уже не может разогнуться.
Он звонит из больничной палаты, на заднем плане слышен звон колокольчиков, крики людей. Какая то телеигра.
Рентген выявил правду: что то длинное и тонкое, согнутое пополам у него в мочевом пузыре. Эта длинная тонкая V у него внутри, она собирает все минеральные вещества, содержащиеся в моче. Становится больше, грубее. Покрытая кристаллами кальция, эта штука мотается в мочевом пузыре, царапает его мягкие стенки и не дает выходить моче. Его почки засорены. То немногое, что вытекает у него из конца, красно от крови.
Этот парень, и его предки, все семейство, они смотрят на снимок, и врач, и медсестры, все смотрят на эту здоровую белую V из воска, так что парню приходится сказать правду. Про то, как дрочат арабы. Как написал ему брат, который служит во флоте.
По телефону, прямо сейчас, он плачет.
За операцию заплатили из денег, отложенных ему на колледж. Одна дурацкая ошибка, и адвокатом ему уже никогда не бывать.
Пихать в себя, что ни попадя. Соваться куда ни попади. Свечка в члене или голова в петле, мы знали, что это закончится очень плачевно.
Меня лично к такому концу привело то, что я называл ловлей жемчуга. Это когда ты дрочишь под водой, в бассейне в родительском доме, сидя на дне на глубине. Сделав глубокий вдох, я опускался на самое дно, снимал плавки. И сидел там, под водой, по две, три, четыре минуты.
Вот так, чтобы дрочить, я развил легкие. Когда никого не было дома, я занимался этим делом с обеда до вечера. Когда я, наконец, спускал, моя сперма — она расплывалась под водой большими, толстыми, молочными плюхами.
Потом я снова нырял, чтобы все это собрать. Отловить все комочки и втереть их в полотенце. Отсюда и «ловля жемчуга». Пусть даже там была хлорка, я все равно переживал за сестру. И, Господи всемогущий, за маму.
Вот чего я боялся больше всего на свете: моя девственница сестра думает, что она просто толстеет, а потом рожает ребеночка, дебила с двумя головами. И обе его головы — прямо вылитый я. Я — и папа, и дядя.
Но в итоге тебя пришибает совсем не то, чего ты боялся.
Что мне нравилось больше всего в ловле жемчуга, так это впускное отверстие фильтра бассейна и циркуляционный насос. Самый кайф: сесть на него голой жопой.
Как скажут французы: кому же не понравится, чтобы ему обсосали задницу?
И все же: вот ты просто мальчишка, затеявший подрочить… и вдруг, раз и все — адвокатом тебе уже не бывать.
Вот я сижу на дне бассейна, и небо волнуется — бледно голубое сквозь восемь футов воды у меня над головой. Вокруг тихо тихо, только в ушах шумит кровь. Мои желтые полосатые плавки обернуты вокруг шеи — для сохранности, на тот случай, если кто нибудь из друзей, или соседей, ну или вообще кто нибудь забежит узнать, почему я пропустил футбольную тренировку. Спускное отверстие фильтра присосалось сзади, и я трусь об него своей тощей, белой задницей для полноты ощущений.
Вот я сижу, набрав воздуха в легкие, со своим членом в руке. Предки еще на работе, сестра — в балетном кружке. Дома никого нет и не будет еще сколько то часов.
Рука хорошо поработала: я уже готов кончить, но я останавливаюсь. Всплываю, чтобы набрать еще воздуха. Ныряю, усаживаюсь на дно.
Снова и снова.
Наверное, поэтому девушки любят, когда их там вылизывают и обсасывают. Это всасывающее ощущение — как будто садишься посрать, и процесс продолжается бесконечно. Член стоит, отверстие фильтра всосалось в задницу, мне даже не нужно дышать. В ушах колотится пульс, я сижу под водой, пока у меня перед глазами не начинают плясать яркие искорки света. Ноги вытянуты вперед, кожа на сгибе коленей трется о бетонное дно, обдирается до ссадин. Пальцы на ногах уже начинают синеть, пальцы на ногах и руках — все сморщенные оттого, что так долго пробыли в воде.
А потом я разрешаю, чтобы это свершилось. Большие белые плюхи извергаются наружу. Жемчужины.
Теперь мне нужен воздух. Я пытаюсь оттолкнуться ногами от дна, но у меня ничего не выходит. Я не могу поджать ноги. Задница присосалась намертво.
Врачи «скорой помощи» знают, что каждый год примерно 150 человек застревают вот так, в бассейне, когда их засасывает циркуляционный насос. Длинные волосы или задница попадают в струю — и ты тонешь. Ежегодно так погибает более ста человек. Большинство — во Флориде.
Просто об этом не говорят. Даже французы говорят далеко не обо ВСЕМ.
Я приподнимаю одно колено, поджимаю под себя ногу, приподнимаюсь в полу стоячее положение и чувствую, как что то дергает меня за задницу. Поджимаю под себя другую ногу, отталкиваюсь от дна. Бью ногами по воде, уже не касаясь дна, но и не выныриваю на поверхность.
Бью по воде ногами и руками, я уже на полпути к поверхности, но выше — никак. Шум крови в ушах становится громче, пульс — чаще.
В глазах рассыпаются яркие искры, я оборачиваюсь и вижу… что еще за ерунда. Толстенная веревка, что то вроде змеи, синевато белая и оплетенная венами вытянулась из сливного отверстия, и держит меня за задницу. Некоторые из вен подтекают кровью, красной кровью, которая под водой кажется черной, она сочится из мелких разрывов на бледной коже этой змеюки. Кровь расплывается тонкими струйками, растворяясь в воде, а внутри у змеи, под этой тоненькой, синевато белой кожей, видны комочки какой то полупереваренной еды.
Вот единственное разумное объяснение. Какое то жуткое морское чудовище, морской змей, тварь, которая никогда не видела света солнца, пряталась в темных глубинах сливного отверстия и поджидала меня, чтобы съесть.
Короче… пинаю ее ногой, по ее скользкой, резиновой, узловатой коже и венам, и она вроде как еще больше высовывается из слива. Теперь она уже длиной с мою ногу, но держит по прежнему крепко, прямо за дырку в заднице. Еще пинок — и я на дюйм ближе к тому, чтобы сделать вдох. Я все еще чувствую, как змея тянет меня за задницу, но я на дюйм ближе к спасению.
Комки у змеюки внутри — видно, что это арахис и кукуруза. Виден какой то вытянутый шарик, ярко оранжевый. Похоже на те витамины, которые отец заставляет меня принимать лошадиными дозами, чтобы я набирал вес. Чтобы заниматься в футбольной секции. С дополнительным содержанием железа и жирных кислот Омега 3.
Я вижу эту таблетку, и это спасает мне жизнь.
Это не змея. Это моя толстая кишка, моя собственная кишка, которую вытянуло из меня. Врачи называют это выпадением, пролапсом. Это мои кишки, которые засосало в сливное отверстие.
Врачи «скорой помощи» знают, что циркуляционный насос в бассейне прокачивает за минуту 80 галлонов воды. В пересчете на силу давления — это примерно 400 фунтов. Проблема в том, что наши внутренности все связаны. Задница — это просто дальняя оконечность рта. Если я ничего не сделаю, насос так и будет работать — вытягивая из меня кишки, — пока не доберется до языка. Представьте себе: вы садитесь посрать, и из вас вываливается какашка весом 400 фунтов, — и вы поймете, что это такое, когда тебя выворачивает наизнанку.
Могу сказать, что кишкам не особенно больно. Не так, как бывает коже. Переваренная пища, врачи называют это фекальными массами. А выше — химус, жидкая кашица, утыканная кукурузными зернами, арахисом и зеленым горошком.
И весь этот супчик из крови и кукурузы, говна и спермы расплывается вокруг меня. Но даже при том, что из меня вываливаются кишки, прямо из задницы, и мне так хочется сохранить то немногое, что осталось, при всем при этом моя первоочередная задача — как бы напялить плавки.
Не дай бог, папа с мамой увидят мой член.
Одной рукой я сжимаю кишку у задницы, другой хватаю свои желтые полосатые плавки и стягиваю их с шеи. Только их все равно не надеть.
Если хотите узнать, каковы ваши кишки на ощупь, купите пачку естественных презервативов из кожи, которые делают из слепой кишки ягнят. Достаньте один, разверните. Набейте его арахисовым маслом. Намажьте вазелином и подержите под водой. Потом попробуйте его разорвать. Растянуть так, чтобы он порвался. Он слишком плотный, резиновый. И такой скользкий, что его просто нельзя ухватить.
Естественные презервативы из кожи — это те же кишки.
Теперь вам понятно, как я попал.
На секунду отпустишь, и тебя выпотрошит.
Рванешься к поверхности, чтобы вдохнуть, и тебя выпотрошит.
Не рванешься к поверхности, и ты утонешь.
Вот такой выбор: умереть прямо сейчас или минутой позже.
Вот что увидят родители, когда вернутся с работы: большой голый зародыш, свернувшийся в клубочек. Качающийся в мутной воде, в их бассейне на заднем дворе. Прикрепленный ко дну толстой веревкой из вен и скрученных кишок. Прямая противоположность ребенку, который случайно повесился, пока дрочил. Тот самый малыш, которого они привезли из роддома тринадцать лет назад. Тот самый ребенок, который, как они очень надеялись, станет звездой школьной футбольной команды и получит степень магистра делового администрирования. И будет заботиться о них в старости. Вот они, все их мечты и надежды. В мутной воде, голые и мертвые. В окружении молочных жемчужин растраченной спермы.
Либо так, либо предки найдут меня где нибудь на полдороги от бассейна к телефону на кухне, завернутого в окровавленное полотенце, с обрывком кишок, свисающим из штанины моих желтых в полоску плавок.
То, о чем не стали бы говорить даже французы.
Тот старший брат моего школьного друга, тот, который служил во флоте, научил нас еще одной замечательной поговорке. Русской. В том же смысле, в каком мы говорим: «Мне это надо, как дырку в башке…», — русские говорят: «Мне это надо, как зубы в заднице…»
Mnye etoh nadoh kahk zoobee v zadnetze.
Все эти истории о том, как животные перегрызают себе лапу, чтобы выбраться из капкана… любой койот знает, что пара укусов — это спасение от верной смерти.
Черт… даже если ты русский, иногда эти самые зубы могут прийтись очень кстати.
В противном случае приходится делать вот что: оборачиваешься назад. Просовываешь локоть под колено и подтягиваешь эту ногу к лицу. Грызешь и кусаешь собственную задницу. Тебе уже не хватает воздуха, и ты разгрызешь что угодно, лишь бы вдохнуть еще раз.
Это не то, о чем стоит рассказывать девушке на первом свидании. Если рассчитываешь поцеловать ее на прощание — лучше не надо.
Если я расскажу, как это было на вкус, вы никогда больше не будете есть кальмаров.
Сложно сказать, что родителям было противнее: как я вляпался в это дело или как спасся. После больницы мама сказала:
— Ты сам не знал, что творишь, солнышко. Ты был в шоке.
И она научилась варить яйца пашот.
Все эти люди, которым противно или которым меня жалко…
Мне это надо, как зубы в заднице.
Теперь мне все говорят, что я слишком худой. Хозяева в доме, где званый обед, как то вдруг затихают и обижаются, что я не ем их тушеное мясо. Тушеное мясо меня убивает. Запеченный окорок. Все, что задерживается в кишечнике больше, чем на пару часов, выходит такой же едой. Лимская фасоль «по домашнему» или кусочки тунца — я встаю с унитаза, и вот они, плавают там в толчке.
После радикальной резекции кишечника процесс пищеварения проходит не так хорошо, как надо. У вас длина толстой кишки — пять футов. А мне еще повезло, что у меня есть хотя бы шесть дюймов. Так что я так и не стал звездой школьной футбольной команды. И не получил степень магистра делового администрирования. Эти мои друзья — и тот, который со свечкой, и тот, который с морковкой, — они выросли, стали большими, а я с тринадцати лет не набрал больше ни фунта.
Была еще одна очень большая проблема: родители заплатили за этот бассейн немалые деньги. В итоге папа сказал тому парню, который чистил бассейн, что это собака. Наша собака свалилась в бассейн и утонула. Даже когда этот парень открыл заглушку на фильтре и выудил резиновую трубку, моток бледных кишок с большой оранжевой витаминкой внутри, отец все равно сказал:
— Этот пес был какой то придурочный. Даже из моей комнаты наверху было слышно, как отец говорит:
— Нельзя было оставить его без присмотра ни на секунду… А потом у сестры случилась задержка.
Даже после того, как в бассейне сменили всю воду, как предки продали дом, и мы переехали в другой штат, после того, как сестрица сделала аборт, даже тогда папа с мамой больше ни разу не упоминали об этом.
Ни разу.
Это наша невидимая морковка.
А теперь можете и вдохнуть, полной грудью.
Я до сих пор не могу.
