Подробнее
«Чтобы предупредить нреждевреметтьто неприятности в виде . . ожирении и всех его спутников (склероз, одышки к ир.), необхо-ь -димо всякому честному и разумному командиру, политработнику, UE- начальнику, где бы он lui работал и.сколько бы ему лет ни было (хоть 100.'), обязательно н непременно н немедля заняться, н затем уж систематически заниматься, как правило, ежедневно физической тренировкой». SKBSfc К. ВОРОШИЛОВ. *3^53548*«» t:■4 Рис. К. Рогова Есть похудеть^ товарищ народный комиссар 1 V -------------------------. -..-«■л лШШ №ш1и Ш&Шт Шв&Щт, ! ш г<ЙЯ£ »Ж eçws ■ № 10 АПРЕЛЕ МОСКВА 1939 ф ИЗДАНИЕ ГАЗЕТЫ „ПРАВДА4 ГОД ИЗДАНИЯ XVIH р о к о ЦЕНА НОМЕРА 60 КОП. И А
Рис. Евгана в колхозной ДЕРЕВНЕ S — Откуда это такие? — Из города. Ансамбль песни и пляски приехал. Письма Игната Киселя Господину Гаха, Прага, Чехо-Словакия. (В случае ненахождения адресата по указанному адресу прошу, переслать ему в переднюю Гитлера) Во первых строках моего письма выражаю вам, почтеннейший, свои и своих сограждан-колдобинцев чувства. Извините, если.’они при-' дутся вам не по душе. Но наш освобожденный член месткома товарищ Филаткин на этот счет говорит так: «На всех и солнышку не угреть». Гляжу я на вас со своей каланчи и просто диву даюсь. И куда вы только лезли, почтенный? Захотели большим купцом стать, барыши считать, а карманы-то с дыркой. Уплыл товаре'ц, а доходу не стало. Как метко выразился на ваш счет всеми нами уважаемый товарищ Филаткин: «Лазил чорт за облаками, да сорвался». Слышали мы, что, пока вы в передней у Гитлера торговали родиной оптом и в •розницу', сам «фюрер» распорядился вынести с заднего крыльца вашей дочке букет цветов. Не. знаю я, какие там были цветки, но продешевились вы, ваше степенство. Определенно проде-шевилнсь. Букетик Гитлеру наверняка обошелся меньше чем в тридцать серебренников. Незавидно это у вас вышло. Вот у нас в Колдобинске тоже лет двадцать пять назад жил один купчик, Семиногов по фамилии, может, слыхали? Торговлишка ему от отца куда мельче вашей досталась: грибами торговал. Так, пред- ' ставьте себе, не прошло и года, как прогорел наш Семиногов, Малосильный он был купец. Вот его и об’егорили другие купцы, которые были гораздо вороватее чем он. А в торговом деле' без верного расчета, что за обедом без ложки. Полагали вы за предательство родины у Гитлера милость получить, в большие люди выйти, а вас даже со старой должности уволили. Сидите теперь без дела в Берлине, в передней господина своего, и ждете какой-нето работенки по услужающей части. Интересуюсь, как здоровье ваше. Читали мы тут в газетах, что у вас расшатались нервы. Ловко вы там у Гитлера в кабинете при- кинулись юродивым, в обморок грохнулись. Дескать, пострадали за родину. Только напрасно-старались. В баню идти — пару не бояться; Все равно никого не обманули. Между прочим, попрошу вас передать кое-что, в порядке обмена опытом, венгерскому премьер-министру господину Телеке, если повстречаетесь с ним в вышеупомянутой передней. . Скажите Телеке/ чтобы он не играл комедию. Прослышали мы, что он распорядился распустить ихнюю фашистскую партию «хангу-ристов», но «черных кобелей набело не перемоешь», как’говорит^наш член месткома товарищ Филаткин. Вместо «хангуристов» с ведома господина Телеки организованы «стрелковые кресты». Что в лоб, что по лбу. А вожак этих «крестов» Салаш спит и видИт, как бы пригласить в свой шалаш, то-бишь в Венгрию,'арийских варягов , из Берлина^ Расскажите ему, почтеннейший, про судьбу не только свок\ но и бывшего карпатского правителя премьер-министра попа Волошина. Вот тоже проторговался батюшка. Тоже, видно, полагал к тридцати серебренникам, полученным за продажу родины, положить в карман свой рясы малую толику. А пришлось ему вместо этого после захвата Карпатской Руси венгерскими молодчиками бежать в Румынию, сверкая божественными пятками. Вот вы, господин Гаха, и устройте как-нибудь вечер воспоминаний, поделитесь опытом, времени для этого у вас теперь достаточно. Ну, а затем до свидания. Будете писать, сообщите: удобно ли вам стоять на запятках гитлеровской кареты, часто ли приходится.чистить «фюреру» сапоги и почем там у вас вакса. Значит, примите и прочее. Адрес старый. ИГНАТ КИСЕЛЬ.
У1 отнес , в те атр Мейерхольда». Поводом. для второй ¡послужили опыты профессора Кольцова по изменению пола: «Говорят, за изящную фигуру - и лицо, предчувствуя •надобность близкую, артиста 'Ильинского профессор «Кольцов переделал в артистку Ильинскую»* ФУНТ СТЕРЛИНГОВ И АНТИСОВЕТСКИЙ &ЛОК Плл. К м
л Рис. К• Рогова ток. Пытался, и И вот Баркал тель украл его, бегал мой энтуз1 бретение есть... — И в конце. — Я Х0|Чу беи как <мы выпьем Он принес чай плитку размером блнл ее перочин — Прекрасны! вкус!— сказал я личный чай! — Это не ча мне второй стак — То есть, кг — Это пыль, У меня" сразу —• Вы же сей продолжал игок< Я" расскажу вам шесть лет сво( плитками, или, тами. И, г приглад ив ром начал свою — Чайная пь гидравлических тором я говорю, нический пресс нием. Это было тельнее, а, гла лучше и прият» — <Не торош должен был" у законный проце* НОМИЮ ОТ «ОВС сэкономят огром мню ужали дос миллион рублей Тогда Главча] прессования чай так себе, раци< года бегал по-] писал жалобы; было признано:.. — И конец ® — Да что вы чаем. Вы, как и Весенняя идиллия. Происшествия — Изобретав обогащения свой готным витамине Наркомпищепром маете, что значи вера или для по — Это я пони отказываюсь прн к наркому лишен- РЕДКАЯ НАХОДКА. В первом 'этаже дома N2 2, по Петровке (Москва), гражданин Еогачев-сюнй обнаружил б апреля удобный и дешоюый до- ной тренировки и этим путем проникли на стадион пострадавших. Надо отметить, что в сгаязи с приближением пгачала футбольного сезона аналогичные СШИБЛЕН МАШИНОЙ. Рассчитываясь с шафером таксомотора и уашшшн, что трехкилометровый проезд стоит 7 .рублей 20 копеек, пас- — Спасибо, хо В. П. Зотов, ещ< писывал моему и тейьство и обеща ко на бумаге. . г— Так вы пол тов не помнит о . В. П. Зотов?
Специальный рисунок для „Крокодила" голландского художника Г. Пика (Амстердам) эсти (италн мы 5уром зда-становился — Туапсе. 1лись два псами. Ва-единеиных журналов! а-зет! ик купил аий каран-ис, что не ке под са-хо: /же про- >отал вин- & он под-:я из Япо-в с поли-полго без-1егка под-кюционное :и и густо-ацию из »але рене- ая сторо-|>ю «К во-> спутник подчер-кенцию о совой ли-рвел три лавием: когда по-I с наве-узннца! ja, — ото-I сползли, 1а район-I. Слыха-оге? Про-с промол-вХипли!.. [лея я за [ентр. Го- юлз на' >рдая. Но без спол-не Смо-р Сочи с ни». Но КОЛОНИАЛЬНАЯ ЛОГИКА м имеют- овоз виз-юго пути свалились ;им рас-пик на- Черных мы вовсе не угнетаем!4 Но если черный протестует против угнетения, уже не черный, а красный! он И даже последняя станция нашего пути — богатырски выросший город Туапсе — не получил признания моего спутника: СЛУЧАЙ В ЭФИРЕ В ГЛАВНОМ культу крашении Зи- Из громкоговорителей, расставлен-новьевска—в местном театре—уста- ных по углам, резко донесся такой ко-
СИМПАТИЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК Каждый вечер, Каждый вечер В переулок, где высокие дота, Удивительный приходит человечек К Театральному подъезду сквозь туман« Не умел он проявить старанье, Чтоб купить билет себе эаранье, Не был ктемпу временной чуток— И теперь надеется на чудо« Вот стоит он. Спрятав уши в воротник. Видом — он влюбленному сродни, Ожидающему ту, что опоздала. А в театре уж наполнилось ползала! Зрители откидывают стулья, Дружный производят этим залп. Вот уже. наполнился весь зал! А несчастный человечек! „Попаду ль я?“ — Думает, театр подпирая! —с •_ „Попаду ль я за ворота рая?“ Ах, сейчас, сейчас уже начало... Смотрит в зернало В последний раз Качалов, Зал сидит на цыпочках, застыл,— И под занавесом—это уж начало!— Световые вспыхнули кусты! Человечен бедный! Знаю, ты Спрашиваешь наждоге у входа (Где фонарь в тумане, как комета)| — Нет ли лишнего у вас билета? Все спешат. Противная погода. Слякоть. Все невежливые. Ад. Видно, не попасть тебе в театр. Уходи! Не состоится торг. Уходи! Забудь пустые бредни! Видишь, — вот уж откатил пос» л одни й Черный тихий, как сова, мотор. Ты уходишь, неудачник Мой... Вероятно возвращался домой... Ах, как вид твой Грустно озабочен! Ты оглядываешься из-за угла — Фонари размазывает мгла, И вода плывет, как рыба, под обочиной... Ты стоишь, Нахохлившись по-птичьи, Размышляя об обидах бытия... Чем-то мне ужасно симпатичен Человечек, что мечтаК попасть , § в театр! Не грусти! • Взгляни на дело трезво! Знаешь, кто ты, человечек робкий? Знаешь ли? Ведь ты же антитеза... Антитеза! И кому? Европе! Там билетов много лишних. Там Веру в чудо больше не таят... Пусто в залах! • Даже Рейнгардт оаи Лишний продает театр! Человечек! Не груоти по-птичьи, Размышляя об обидах бытия... Нем-то нам ты очень оимлатичен, Человечек, что мечтал попеоть в. театр! Ю. ОЛЕША-ЗУБИЛО Илья И ль ф В Г. П Е Т Р О в ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ ТИП Во всех частях Советского союза уважают американцев и только в одном месте Союза это здоровое чувство внезапно потускнело. Началом всей истории послужило об'явление в „Известиях“: прибавочную стоимость. Я может быть, родственник был занят пропихиванием Рузвельта в президенты; Я может быть, Ярчибалда и самого выбрали в конгресс, ц: до него теперь рукой не дотянешься. - Вдруг пришла телеграмма на имя-Спивака Курагента. Щ Потрясающее Известие! Ярчибалд извещал о приезде. _ Щ Американский гражданин АРЧИБАЛД СПИВАК равысппвт своих родственников. Он Просят их откшкуша по адресу: Ныо-йора, 68-с авеню, 116. Кого не взволнуют слова: американский гражданин, Нью-Йорк и авеню! В г городке, где жили советские Спиваки (их было много, 200 Спиваков на 2.000 человек жителей) этот номер „Известий“ продавался по три рубля за экземпляр. Спиваки плевались, но платили. Им хотелось своими глазами прочесть призыв американского родича. Сомнений не было. Надвигалось что-то очень хорошее. Чудесные мечты охватили советских Спиваков, политический уровень которых был весьма невысок. Читая находу волшебное объявление, они плелись по улицам, сослепу сталкивались друг с другом, и идиотские улыбки возникали на их лицах. Вдруг им захотелось за океан, захотелось какого-то анархического стихийного счастья и родственных об'ятий Ярчибалда. Захотелось им еще разок. пожить в капиталистическом обществе. Делались догадки, предположения, вспоминали всех Спиваков, уехавших когда-либо заграницу. И, наконец, вспомнили. Нашлась даже фотография. Даже две фотографий. На одной Ярчибалд был представлен младенцем, и золотая подпись с росчерком „Рембрандт“* указывала на то, что снимок был сделан еще в России. На другой, американской, Ярчибалд был заснят в таком виде: на голове котелок, а в руках мягкая шляпа, что одно уже указывало на сказочное богатство родственника. Это тот Спивак! — значительно сказал инкассатор Спивак, делая ударение на слове „тот“.— Продусер! Коммерсант! Видное лицо в деловом мира. Другой Спивак, милиционер, снял войлочную каску, обмахнулся ситцевым платком-и гордо добавил: . — В деловом мире. На Холл-Стрит. И тут все поняли, что надвигается действительно, что-то очень хорошее. Забытый старинный вет^р коммерции подул на них вдруг из' ньюйоркских ущелий, где обитал их великий родственник. Единое чувство овладело всеми Спиваками, чувство любви к родимому капиталистическому хищнику. Мерещились им Торгсин, какие-то вещевые посылки и, кто знает, может быть, приглашение переехать на жительство в Нью-Йорк, на 68-е авеню. Замечательное слово — авеню! Вечером Спиваки писали письма. И хотя делали они это тайно один от другого все письма начинались одинаково: „Здравствуйте, наконец, дорогой Ярчибалд“. — Так писал и Спивак — милиционер, и Спивак — инкассатор, и Спивак — курортный агент, и Спивак — фу*, ражечник и кепочник, и Спивак — бывший прапорщик выпуска Керенского и даже Спивак *— „марксист“. Была такая фигура в клане Спиваков — .марксист", но не большевик, бесплотная надклассовая тень без определенных занятий. Все они заверяли Ярчибалда в любви и сообщали свои адреса. Два месяца длилось молчание, ни звука не доносилось из Соединенных штатов. Казалось, Ярчибалд внезапно охладел к своей советской родне. Я может быть, напортил „марксист", написав ему что-нибудь оскорбительное про — Лично, персонально, в собственные, руки! — В бессмысленном восторге бормотал кур-агент. Ему завидовали. Считали, что он возвысился, что какими-то неведомыми путями завоевал особенную любовь американского гражданина. Курагент и сам понимал, что отныне „он счастья баловень безродный, полудержавный властелин“. . — Там, — говорил он, наклоняя голову в сторону Североамериканских соединенных штатов, — там курагенты тоже нужны. Велико было, скопление. Спиваков на станции в День приезда Ярчибалда. Ожидали крушения воезда, потому что начальник станций тоже был Спивак и так волновался, что мог бы в ажиотаже принять состав на занятый путь. Спиваки все время угрожающе шикали на него, напоминая ему о су--ровой железнодорожной действительности. Последние два часа все молчали, подавленные ожиданием, и только „марксист“, которому стало совестно,' что он встречает капиталистического магната, болтал, чтр пришел из любопытства. Но и он присмирел, когда высокий по'езд вошел на станцию. Ярчибалда узнали сразу. Он сиял, как жар-птица. На нем был мохнатый пиджачный костюм, шляпа и вечный воротничок „Дакота“, который можно мыть под краном холодной водой, чем устраняется необходимость покупать и стирать воротнички. Но Спиваки не знали тайн капиталистического быта, в воротничок „Дакота“ показался им верхом, мысли-. мого на земле благополучия И. "цроспёрити. Спиваки Ничего не знали. Бледный „марксист“, прижавшись к стене, глядел на блистательного представителя иной системы. Старый фуражечник-кепочник раскрыл об*ятия и двинулся^ навстречу дорогому гостю. Подойдя к Ярчибалду вплотную, он внезапно пощупал тремя пальцами материал его пиджака, остолбенело^ молвил: „Настоящая полушерсть“ и заплакал. И это были самые сладкие слезы на земле Если бы Их можно было собрать в графин, то уже через полчаса они бы засахарились. • Вбпзший прапорщик-рубака, со словами „Гелло, Ярчибалд", ударил родственника по мохнатой костистой спине. Родственник также радостно хлопнул по спине рубаку. И долго онй били друг друга по спинам^восклицая;„Гелло, •гелло!“ 'в то время Уак З^льны^ Спиваки стояли вокруг и одобрительно качали головами. И только почувствовав ломоту в "спине, бывший прапорщик уступил место другим.-Спивак—милиционер расцеловался с родствен-' ником, предварительно взяв под. козырек. Курагент, в карманах которого уже шелестели воображаемые доллары, раздвинул толпу и с боярским поклоном провозгласил: — Добро пожаловать, чем бог послал! Инкассатор, державший на руках девочку, ловко отпихнул боярина и протянул ребенка американцу.; И тут произошло то, чего не ждал никто из Спиваков, произошло невероятное/ Ярчибалд поцеловал девочку и растерянно посмотрел на родичей* Его маленькое лицо покривилось, и он тихо сказал: — Я не имею на жизнь! — Гелло! — крикнул не расслышавший дурак— прапорщик. - Гелло, старина! — Тише!—закричали перепуганные Спиваки.— Что он сказал/ — Я не имею на жизнь,"джентльмены! —грустно повторил американец. — И вот я приехал к вам. На этот раз расслышали все, даже старина — прапорщик. — Приехали к нам? — спросил курагент, заметно волнуясь. — Жить? — Жить, — подтвердил Ярчибалд. Тут инкассатор пугливо перенял девочку к
себе на руки. Я курагент, который был по совместительству еще и гостиничным агентом с привычным бессердечием вскричал: — Свободных номеров нет. И расталкивая родственников, он побежал с | вбкзала, крича, что загружен и не имеет временна пустые разговоры с разными отрицательными типами. Лицо Ярчибалда еще больше затуманилось, и он закрыл лицо руками. С удивлением и страхом смотрели отечественные'' Спиваки на Спивака заокеанского. Родственное кольцо, сомкнутое вокруг американца, стало разжиматься. Творилось непонятгное дело. Плакал человек в чудном полушерстяном костюме, барской шляпе и вековом воротничке ^Дакота“. — Мы имеем тут налицо, — сказал вдруг милиционер тоном пророка - докладчика, — типичный результат анархии производства и нездоровой конкуренции. Мы имеем перед собой на сегодняшнее число дитя кризиса. Когда Ярчибалд отвел руки от лица, на перроне уже никого не было. Пять дней он кочевал по городу, переходя от одного родственника к другому и возбуждая своим, аппетитом и чистеньким видом отвращение к капиталистической системе. Особенную гадливость вызывало то, что великий Ярчибалд умел только торговать. Спиваки уже забыли, как жадно внюхивались они недавно в старинный колониальный воздух коммерции. Я на шестой день отрицательный тип был отправлен назад в .Североамериканские соединенные штаты. Билет до границы обошелся Спивакам в шестьдесят семь рублей ноль восемь копеек. И эта рана зияет до сих пор. Если же напомнить добрым Спивакам тот страшный день, когда они пЛатйли по три рубля за номер „Известий", они начинают-мычать, словно им сверлят зубы бормашиной. Что же касается капиталистической системы, то о ней больше нет разговоров. Доверие к Америке подорвано навсегда. М, ИЛЬФ, ЕВГ. ПЕТРОВ. МУЗЫКАНТЫ Сосед соседа звал откушать.
эрый был по (иным агентом >ичал: он побежал с I не имеет вре-зными отрица-|да еще боль-жцо руками, ги отечествен-а некого. Род-руг американ- кал человек в барской шля-та“. »л вдруг мили-ика, — типич-ства и нездо-перед • собой иса. ицег, на пер-' , переходя от и возбуждая видом отвра-еме. Особен-» великий Лр- ' Спиваки уже они недавно' гх коммерции. \ тип был от-гскйе соеди-ды обошелся зублей ноль г до сих лор. пивакам тот или по три гачйнакпмы-машиной, эй системы, всегда. ПЕТРОВ. гы (ушатъ, гт выл. побил яушать. ПВО, кто — р.. 9 ■•ровен, 1Я| игру »•ТХОВОИ вапя! иир — ока- (Риеуивк К ГОТОВА м »ртпи НАГЛА БИвЛЛОВА яГ»бшль Помят?) шШт ¡.■-■А’-.'-.' ^0? Й1ГА 9 'Я ■тжг?Ч* И ■ Р Ш » | г ¡¿У ^ V в УШ’г ВМГ« №Л№; уМ1 «ли? УТп V* дл |||Ш ж 'РУТ, ••РУТ коя!
оду, переходя от чу и возбуждая м видом отвра-истеме. Особен-что великий Яр* Спиваки уже сь они недавно эздух коммерции, иый тип был от-чкана&е соеди-1ницы обошелся ь рублей ноль ияет до сих пор. I Спивакам тот мшили по три ги начинакл мы-бормашиной. еской системы, ов. навсегда. Г. ПЕТРОВ. иты откушать, тут выл. И любил Г слушать. -и лес, нто— |МОш одно, ф о неровен, мал, игру г Бетховен Коваля! еяин, — она« Д«РУТ, да берут гажем! » тетрадь ном виде, на идо- грать! 1КУПНА лоб шутнин. »тропов оаба яаын,— эеопов. оиыо моему, ■я на к иону. 1Ь КРОТКИЙ шшт пкйы^поЛ.и^.10 »^СЧ1,Т.ДЕт» ЧТ0 ПРОИСШЕСТВИЕ В ПОМПЕЕ,»» ОБЫКНОВЕННЫЕ ДЕЛОВЫЕ БУДНИ КАКОГО-НИБУДЬ НЬЮ • ЙОРНС! Л р
В. АРДОВ СТАРИЧОК (Иллюстрация автора) Из-за угла вышел, качаясь, старичок в распахнутом пальто. Первые пять шагов старичок улыбался, шевеля желтыми усами, затем шагов на восемь он помрачнел, стал бормотать, при чем щеки его вдвигались в беззубый рот, будто владелец их что-то сосал, потом опять заиграла усами улыбка: старичок был явно навеселе. У щита с афишами стоял аккуратный прохожий в больших очках. Старичок остановился подле прохожего. — Дирк? Цирком интересуетесь? — сказал старичок, хотя на щите циркового анонса не было вовсе* — Знаем. Бывали: парад-алле, двойной нельсон, комбина... комбинац... комбинационный акыт... Папиросочки не найдется? Прохожий отрицательно покачал головой. Старичок снова забормотал, производя сосательные движения щек. — Нет, вы мне лучше вот что скажите: справедливо это по-вашему, да? — Что справедливо? — спросил прохожий. — Ясно что: наше положение. — Чье ваше? — Чье, чье... Ну, наше, стариковское. Вот вы возьмите, к примеру, меня. Я сам—старик , с 1922 года. Или хорошо — будем считать с 27 года Я согласен. Пускай с 27-го. Что же теперь является? В свое время, конечно, у меня был свой старйк: отец. Так сказать, папаша. Какое мое было к нему отношение? Почет — раз, уважение — два, исполнение желаний — три. Просто в теперешнее время нельзя себе представить до каких безобразий доходили в смысле почета, а почему? Ясно: у папаши - деревянное домовладение, у папаши — движимое, у папаши, может, что-нибудь где-нибудь отложено... После-то оказалось, что всего и наследства по нотариальной описи на две тысячи ноль, ноль девять рублей. А мы-то, то-естЬ дети, старались! па день рождения — подарок, на именины—другой, в день бракосочетания с покойной мамашей — третий. Угождения Поздравления в двунадесятые праздники. Просфоры. А папаша был в последние годы капризным, царство ему небесное, ровно баба в положении: то кваску ему достань, то моченых яблочек, то образок из Киево-печерской лавры... Ну, а у нас какой расчет? Наследство — наследством, а насчет измывательств — ладно, ладно, вот он у меня свой сын растет. На нем сквитаемся... Старичок замолчал; щеки опять задвигались — Ну, — поторопил прохожий. — Что ну? Вот теперича я сам старик с 1927 года Какое же от меня наследство?.. А какое наследство, такой и почет. Только и слышишь: „Папаша, помолчите! Папаша, вы не понимаете в политике! Смотайтесь в очередь, папаша! Не тратьтесь на моченые яблоки, папаша!“ Что же, значит, выходит? Мой-то старик от своего отца терпел, так я его в старости' ублажал. Выходит — наквит. Сын меня теперь собачит, зато и его в старости по шерстке не погладят. Опять— наквит. Л я, как болван, и отца чтил и от сына ничего -не вижу. Выходит, самое мы обиженное поколение. Прохожий пожевал губами и заметил: Ну, я думаю, ваш пессимизм не вполне уместен... К тому времени, когда ваш :сын состарится, нравы изменятся. Не думаю, что и ему придется терпеть от своих детей... — Тэк-с, — сказал с ехидной гримасой старичок, — спасибо. Порадовали. Значит, этот сукин сын двух зайцев сразу: и сам не чтил и его будут чтить. Порадовали. Это, значит, я совсем в дураках!.. Спасибо. Утешили.. Интересный, выходит, комбинацыонный акыт Двойной нельсон, так сказать. Последнего вы меня покоя лишили... Старичок горестно хмыкнул и поплелся дальше, производя сосательные движения щек. „ОБЩЕСТВЕННАЯ НАГРУЗКА» - Спокойной ночи!» — Зо последним гостом В прихржей глухо щолкмулл- замни. Солодил бывшей сиротливый хлооткк Глядит о тарелки окмиолом тоски* И грустен отолр клк ботов обгорелый, Кок урна для онуркоо к плевков. О, жалкий вид еамаааиных тарелок. Залитой скатерти, надкушенных кусков^. На штопора — раокрошеииаи пробна, Посылай пеплом ааиотевший оыр, Иоиоарвиаа корежатои коробка. Как будто хочет выговорить! — Б-р-р! Пыл ирнк н шум. И ораву иуото стало* В ушах, лак лата, тает тишина. Сторон улыбку, скучно и уотало Глядит иа мужа бледная июни. Открыта фортка. Холодом пахнуло. . Муж к» кушетки дол лот кропать. — Ах, я бы так на отуле и уснула! — Таи а чем же долоТ —Надо бы при- брать* — Успеешь завтра!.. -- Но жена хло- почет, Сменив коотюи от брошка до чулок. Тороватое и хочет, отраотио хочет Поговорить а подвести итог — Андрей Петрович отак оовоеи, как калиа, А у Анкеты — безобразный грим... Ты не иашен9 что он какой-то жалкий* Ты аирши*— А что* — Давай наговорам! А как он пьет! Я прямо растерялась. Когда о женой Колесников пришел. Но в общем даже чуточку осталось. Хватило поем. И было: хорошо. Жена Закатоля держалась просто... Но тлой Петров!.. Ты; спишь* — Нот, нот! Но сплю». — Я не аяала бы итого лрохлоота, Я пошляков подобных но терплю. А Лидочка*!. — И вое, кого в прихожей Расцеловали о родственным тон лом, ' Вдруг оказалиоы „дурой“, „грымзой“, „рожей“, „Нахалкою“ к „просто барахлом“. — Как ты находишь,— вое сошло при- лично* Ты онншь* — Нет, нот!» — Печенье, па-\ стала. Салат, коиоервы, выпивка... Я лично Отараааоь таи, как только я могла! Муж оахрапол под мррный гонор женин* Но может ои, кок надо, оценить Ее хлопот, отояний, унижений, Слорхомотных трат, готовки л стряпни. — Да! Нологио принять гостей ораву! Но но напраоны хлопоты и труда Теперь и мы иачиом гостить по пралу* Мы их лоааали — пусть они зовут! ВАС. ДЕБЕДЕВ-КУМАЧ ■ Л. СЛАВИН ПОБЕДЫ и ПОРАЖЕНИЯ По бульвару шли двое. Англичанин с любопытством оглядывал все, что попадалось ему навстречу: большевистские лица, большевистские жесты, почки-' на большевистских деревьях. Другой был юноша, студент Московского университета, очень довольный, что может попрактиковаться в хорошем английском языке. Все было предметом их спора: установления, нравы, прекрасное, Кант; танк. Такие благожелательные споры, очень распространенные сейчас на заводских площадках, в клубах, в театральных фойе, •— всюду, где встречается иностранец с русским. — Значит, ваше поколение сознательно жертвует собой?— сказал англичанин, садясь иа скамью. Студент посмотрел, на него с вежливым возмущением. — Откуда вы это взяли? — сказал он. — Из ваших газет? Но вы сами здесь, убеждайтесь. Я согласен, последующее поколение будет жить богаче, удобнее. Мы готовим для него счастливую жизнь. Да; в нашей жизни вместе с новыми, прекрасными чертами еще присутствуют неустройства, иногда — лишения. Жизнь нашу можно уподобить городу, скажем, Москве. Между прекрасными новыми зданиями еще торчат кое-где старые, темные из* бушки. Но и мы живем полкой грудью. Мы знаем вкус вещей. Мы наслаждаемся искусством. Мы веселимся. Мы любим. — Ну, —^скептически сказал иностранец, — любить вам некогда из-за вашего социалистического строительства. ЩМ.Ы любим, — сказал студент и протянул руку. В дальней аллее шли, обнявшись, юноша и девушка, вздыхали, никли, целовались. — Мы любим, — победоносно по* вторил студент и вдруг побледнел: он узнал во влюбленных Тоничку Треплеву и Сашу Розенцвейга. Он нервно попрощался и пошел за ними- — Мы даже ревнуем, кажется, — пробормотал англичанин, смотря ему вслед с видом честного малогЬ, умеющего признать свое поражение. ВОН! Среди неловкостей, распространенных в Москве, самой страшной я признаю, неловкость расставанья. Есть люди, не умеющие прощаться. Таков мой приятель Николай Скоб-ло. Вот он приходит ко мне. Я рад ему. Он тих, умён, приветлив. Мы беседуем час, два. Мы исчерпываем все темы. Нам больше не о чем говорить. Мы не собирались посвятить друг другу жизнь. Мы хотим расстаться. — Ну, я пойду, — говорит Скобло. Он говорит это уже в десятый раз. Он не умеет уйти. Ему нужно пройти через акт прощания. Но ‘'.гут ужасная непростота упадает на Скобло. Ему кажется, что он должен заключить визит каким-то сложным пируэтом— пируэтом дружбы или благодарности, или злобы,, или покровительства. Он не может выдавить из себя ни одного из этих простых чувств. Он краснеет от натуги. Он начинает в отчаянии косить. — Ну, я пойду, — бормочет он. Он не уходит. Он лишен, дара удаляться. достаточно ему попасть куда-нибудь в учреждение или к знакомым или даже в такой простой маленький рассказ, как этот, — oil способен торч«¿1 до бесконечно- сти, превращая его в пытку длинного психологического романа. Но я его выгоню! Автор здесь покуда я(
(В. Козлинский) -—Оказывается, Великий северный путь —это чепуха! Вот перейти небольшой моемой* ский дворик —нуда труднее!
!Н А 5 Щ: К восьмой гоД“~ НОМЕР 48 ДЕКАБРЬ 1929 МОСКВА Рис. М. лрапкоеского ■!■■■ и !Н11ЦЩ1Ц РОЖДЕСТВО ПРАВОГО УКЛОНИСТА ||у|р ■■ И ПОКЛОНЕНИЕ СООТВЕТСТВУЮЩИХ ВОЛХВОВ ¡¡ДШи —— $ I
НАГЛЯДНЫЙ ПОКАЗ В Серебрянойрудгком районе существует целый ряд кулац* них хозяйств; тельные**« которые нс облагаются налогом как „показа („Раб. Москва”) э«с. К. Рогпо'ёЬк ■р! щш чЛ-' П|^ % ЙЙ§ >я<ы Лп\ а»-- К*г^ ' 1
старые издания,журнал "Крокодил",длиннопост
Еще на тему
![ВОН!
Среди неловкостей, распространенных в Москве, самой страшной я признаю неловкость расставанья. Есть люди, не умеющие прогнаться. Таков мой приятель Николай Скоб-ло.
Вот он приходит ко мне. Я рад ему. Он тих, умён, приветлив. Мы беседуем час, два. Мы исчерпываем все темы. Нам больше не о чем](http://img1.reactor.cc/pics/comment/full/%D1%81%D1%82%D0%B0%D1%80%D1%8B%D0%B5-%D0%B8%D0%B7%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F-%D0%B6%D1%83%D1%80%D0%BD%D0%B0%D0%BB-%22%D0%9A%D1%80%D0%BE%D0%BA%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D0%BB%22-%D0%B4%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D0%BF%D0%BE%D1%81%D1%82-3705223.jpeg "старые издания,журнал "Крокодил",длиннопост")
2.7
0.9
-0.2
0.0
-0.8
-0.1
1.2
