как пользоваться цифрами

Вены плетутся вокруг ствола/ Лучше скафандра только геномод/ Клешня чешется

Свороскаф Лобос

Верха и низа в сворах нет – настолько плотная там среда, настолько неверный свет, что как не развернись – разницы не будет. Людям там не место – выжить там может только существо с могучими сердцами и костяной кожей. Либо те, кто обрядились в хитиновые одежды гельментира-транспортёра.

Вот именно – каждый день сотни Лобосов начинают свой путь у поверхности, принимая в своё тело и нервную систему двуногих гостей. Многие из них носят симбиотическую броню – те из них, кто давно работает с Крипторидием или собирается принять свору так, учатся работать с малыми отродиями Гельмента. Иные – лишь гости, их маршруты предопределены, а их сознание погружается в транс, чтобы калейдоскоп сигнальных огней и пульсаций гнезда не свел их в спирали безумия.

И никогда, никогда не следует позволять другим пользоваться своими Лобосами. Даже ближайшим членам своей семьи. Просто потому что каждый Лобос создается персонально и смешение самостей в его системах может привести к тому, что он может осознать их разность, а это в свою очередь может привести к зарождению своей собственной. А никому же не хочется, чтобы его мозги сварила личная осознавшая себя субмарина, а тело плавало в бульоне своры до скончания времён.

Невиновный, гл2, Сорванная боль

Отовсюду доносились сдавленные стоны. Паралич давно прошел, но боль всё усиливалась. Она не походила на то, как должны ныть синяки и ссадины, самое страшное, чем могла им грозить их транспортировка в пыточную. Но даже Насвер, боец, перенесший не одно ранение, прошедший бои с жрецами Гельмента, едва мог сдерживать крик боли. Она до судорог крутила мышцы, волнами накатывалась на них, едва не доводя до шока, лишая сил и воли к сопротивлению пуще железных оков. Казалось, мучения причиняло все — прикосновения «доспехов», одежда на коже и даже воздух, который они вдыхали. Но ничто не бесконечно, и эта боль в том числе. Пока сознание несчастных пылало, а реальность находилась за гранью восприятия, стальные прислужники Рентагов устраивали их тела в «комфортабельных» устройствах. И приходили в себя гости уже накрепко привязанными и зафиксированными, вполне осознавая, что страдания вернутся сторицей. Вялое шевеление довольно скоро сменилось сначала тихими, а потом всё более громкими возмущениями и руганью. Благо, им никто не запрещал кричать. Пока что.

— Твари! Уроды рогатые!

— За что? Что мы вам сделали?!

— Гельментовы отродья! А я говорил…

— Выпустите меня!

— Сколько вам заплатили? Я заплачу столько же, нет, вдвое больше, только отпустите меня!

Не все решили открыто показывать свои эмоции. Двое хранили относительное спокойствие. Насвер и, что неожиданно, Изана, шепчущая проклятья под нос, но чей взгляд выдавал холодный интерес к сцене. Как будто не она была подвешена за руки и ноги над полной свежими углями жаровней. Отставной адмирал тем временем, все сильнее ощущал тяжесть в груди, перераставшую в нечто, чего он давно боялся. Сердце заходилось в бешеном ритме, грозя сорваться.

Но прислушиваться к своим ощущениям долго у него не вышло — в помещение зашли хозяева этой ночи. В клубах сладковатого дыма, в развивающихся плащах, рогатые фигуры вызывали иррациональный страх, заставляя и так нервничающих «гостей» еще сильнее забиться в оковах. Зеленым светились глаза и зеленым огнем горели курильницы в их руках, источающие дурман. Нереальность происходящего усугубилась.

— Вы сейчас спрашиваете себя, за что вы попали сюда, и что вас ждёт?

— М-мы вам расскажем-м. Вы здесь тут из-за зла вашего прошлого и настоящего. За то зло, которое вы не несете груз последствий.

Никто ничего не понял. Речь козлолюдов, и так непонятная из-за всё усиливающегося акцента, стала и вовсе непонятна, то ли из-за наркотика, уже начавшего действовать на ослабленный ядом и усталостью разум, то ли из-за туманности речи. Какое зло, о чем они говорили, догадывался только Насвер и, пожалуй, Сингал, мгновенно переставший орать и костерить недостойными словами зверолюдов, этих конкретных и весь их род в общем. Дым заполнял помещение, заставляя сознание пленников путаться под лавиной всевозможных эмоций и образов. И навряд ли кто-либо осмелился назвать эти образы иначе чем кошмарами, выворачивающие душу и желудок наизнанку. Кому-то слева от Насвера вне поля его зрения не повезло прочувствовать последнее буквально. Кажется, это была та молодая писательница.

— Совершившие многое зло, но считающие его благом, мы дадим вам шанс признать его, — сказали Рентаги в унисон. – А сделавшим неправильный шаг да помогут боги, ибо позавидуют они иным мертвецам.

"Как дешево и театрально", — подумал Насвер. Он бы посмеялся над полоумными зверолюдами, не будь он намертво прикован к пыточному агрегату. Не хотелось бы злить этих безумцев в таком положении. Он уже подозревал, что рассвет ему не увидеть, тяжесть в груди начала перерастать в боль. Тяжело задышав, он все-таки рискнул. Подняв обескровленное лицо, с запавшими глазами, он едва слышимо прошептал:

— Помогите… Мне плохо… Пожалуйста…

Он не надеялся, что ему помогут, или хотя бы вообще услышат. Сумасшедшие, похожие на обозленных культистов-зверолюды, твердящих про какое-то зло, что было сделано и за которое они не признали… Разве можно поверить, что они прислушаются к мольбе о помощи своего пленника? Судя по их положению — им явно не позволят выйти из этого особняка живьём.

Но Насвер опять ошибся. Осекшись, жена од Рентаг обратила на него свое внимание. И… тревога, даже, в какой-то манере, испуг промелькнул в ее взгляде. Отставив курильницу, она метнулась к адмиралу проверить его состояние. Тревога на ее морде усилилась. Что-то проблеяв на своем языке, она полезла в суму на боку. Достав оттуда какой-то раствор в запаянной ампуле и симбиотическую маску. Вот как. Его будут спасать, причем, прикладывая немалые средства и усилия. Симбионт мгновенно парализовал его, проникнув клювом в рот, заполнив горло и легкие щупами, но принес облегчение заходящемуся в болезненных спазмах сердцу. Он будет жить, такова воля хозяев этих стен. Может все не так и плохо будет для него, если конечно его спасали не для того лишь, чтобы его мучения продлились согласно планам козлорогих. Крепким аргументом в пользу этой версии было то, что симбионт, парализовав его, не лишил бывшего адмирала чувствительности к боли. И только боги знали, какие еще составы заготовили их мучители. Возможно, смерть от сердечного приступа была бы даже предпочтительней…

Как оказалось, подозрения не были беспочвенны, и симбионтов оказалось семь, по числу несчастных, попавших в лапы безумной пары. Живые «доспехи» надели их на каждого, порой стальными пальцами разжимая челюсти сопротивлявшихся из последних сил людей, только что не ломая кости и не выбивая зубы. Напряженное молчание, треск огня в курильнях, тихий перезвон цепей, качающихся на неведомо откуда взявшемся сквозняке и скрежет металлических оболочек прислужников Рентагов заполнили помещение.

— Итак. Приступимм к том-му, о чём-мы говорили, — Звемаг снял явно мешавшую ему маску и подошел к молодому человеку, едва ли знакомому адмиралу. — И начнем мы, пожалуй, с тебя. Кулхам-м-ме, не так ли? Подающий надежды мастер театральных трупп, на счету пять удачных постановок, ам-мбициозный и полный совершенно новых идей. Ты хотел продвигать свое виденье за звонкую монету, и толпы шли тебе навстречу, в кои-то веки. И ты этим пользовался, мерзко и низко, как только люди могут.

— Мало кто знал, по какому принципу ты отбирал актеров себе на сцену. Свободный конкурс? Испытание м-мастерства? Ну полно, вы сам-ми понимаете, как эти дела делаются. Да, мастер Кулхам? — Анмель впервые за всё время повысила тон, почти срываясь на блеющий крик. Было видно, что ее лично задел этот человек. И она же подошла к нему, сжимая короткое изогнутое лезвие в лапе. Кончик клинка подрагивал, подобно жалу злого насекомого, только не защищаться собиралась Анмель. Срезав остатки одежды, она методично принялась наносить множество едва ли кровоточащих порезов по всему телу. Странная пытка, учитывая даже не всегда понятную логику зверолюдов. Навряд ли эти порезы можно было назвать опасными или болезненным, как под сомнением была их магическая природа. Её замысел был намного коварней. Одна из склянок подле невезучего мастера-постановщика, прикованного к агрегату из странных стеклянных куполов и трубок, содержала некую густую смесь с острым сладковатым запахом. И этой смесью зверолюда густо намазывала его раны и лицо. Кулхам отчаянно захрипел не то от боли, не то подозревая, зачем его могли бы так «готовить». Но страшнее всего выглядели не действия козлорогой, но то, насколько фантасмагорично всё это выглядело…

— Итааак, м-м-муж мой, не был бы ты так добр продем-монстрировать нашему гостю, как работает Гудящий Кристалл. Прошу, — Анмель театрально поклонилась, явно перед остальными пленниками, как фокусник, приготовившийся выступать на сцене. Насвер только сейчас заметил тот факт, что все они якобы случайно были развернуты так, чтобы видеть несчастного вне зависимости от своего положения. Как и то, что под каждым из них была явно подвижная платформа.

Звемаг не стал медлить. Не менее нарочито медленным жестом, он, предвкушая будущее зрелище, опустил пару рубильников, замкнув неведомые цепи внутри агрегата. И довольно скоро агрегат отозвался на эти действия, запечатав внутри себя тело неудачливого молодого человека. Послышался странный гул, поднимающийся откуда-то снизу, быстро нарастающий и так же стремительно вселяющий ужас. Это был гул насекомых, которые подобно авангарду флота показались в стеклянных трубках ведущих к стеклянному пузырю. Последние сомнения о назначении сладкой мази исчезли. И вот уже первые анкраты попали на кожу театрала, вот они уже начали рвать кожу Кулхама, сжирая питательную массу вместе с кусками мышц. Парочка даже начала откладывать личинки в его раны. Казалось, человек уже обречен на медленную смерть. Но Звемаг решил иначе. Повторно дернув рубильники, он отрезал трубы, ведущие к стеклянному саркофагу, освобождая при этом голову бедолаги. Уже поджидавшая того Анмель, жестоко сорвала с его лица маску, едва не оставив Кулхама без зубов.

— Признаешься ли ты в своих мерзостях? В тех бесчисленных девушках, что лишились чести и достоинства по вине твоего сладострастия? Что угрожал их жизни и чести в отказе? Что возлагал свою смрадную лапу на наш род?

Ответом ей был лишь крик, сдобренный ругательствами, да перемежавший их скулеж. Подождав немного, козлорогая повторила свой вопрос, сдобрив его звонкой пощечиной.

— Ничего я не знаю про тех девок! О чем вы говорите, какие девицы! Отпустите меня! Ааааа, чтоб у вас рога отпали, никого я не совращал! Не было, не было! Больно, твари, как же больно! Не признаю я ничего, зверолюды поганые!

Иных слов, кроме бранных, никто от него более не слышал. Подождав еще тон, она вновь попросила Звемага включить ловушку. Но в этот раз никто не ограничивал пир насекомых. Целый рой, собравшийся в трубах, ворвался в стеклянный сосуд, тут же принимаясь бесконтрольно пожирать тело, откладывать яйца в многочисленные раны Кулхама, забираясь в его рот и нос. В тягостном молчании все наблюдали за смертью несчастного. И только глухо доносились из-за стекла стоны и вой обреченного. Вот уже анкраты пали, исполнив свое предназначение, а дрожащее тело развратника превратилось, пускай и ненадолго, в живой улей.

— Такова его судьба. А ведь, казалось бы, признайся он, что актрис он нанимал по горизонтальным навыкам, он бы мог спастись… ну или не совращать их молодые души и тела. Ха! А ведь все должно было быть так просто, так сладко - молодой дурак, еще худой как смерть Гельмента,- Анмель на миг задумалась о чём-то крайне близком и болезненном лично для нее. Но довольно скоро она встрепенулась, отгоняя тяжелые мысли и неприятные воспоминания, завладевшие ею, и пристально посмотрела на «гостей». Она явно выбирала вторую жертву. Выбрав, она указала на импозантного мужчину с седыми висками, и доспешные слуги привели в действие механизмы платформ, разворачивая пленников лицом к известному в некоторых кругах человеку, давнего знакомого Насвера…

357511

Киберпидоры, выручайте

На работе придумали новую хуйню, что нужно постоянно двигать мышкой, чтобы показать в цифрах что мы все упорно работаем. Моя работа предполагает что я могу сидеть и по 10 минут вообще не двигаясь, так как слушаю звонок(но кого из начальства это ебёт).

Нужна портативная программка чтобы мышкой двигала, я пытался через Murgee, но она требует 8 баксов, а кряка я не нашёл.

Две раскладки вместо одной. Исторические корни простых вещей.

Отложим на время шизовоенный комплекс. Слишком большая концентрация однообразия — это тоже не очень хорошо. Я потом к нему вернусь. Пока, в рамках целевой программы «Джой образовательный» перейдём, к вопросам, действительно волнующим общественность. Уверен, что любой тут неоднократно в жизни пользовался двумя вещами: калькулятором и телефоном (особенно если это смартфон, в котором всё объединено). И, возможно, в процессе задумывался: а чего это у них такой порядок цифр? Ноль вроде всегда внизу и спасибо вам на этом. А что за наркомания происходит с остальными цифрами? Почему они идут в совершенно разных направлениях. На калькуляторе снизу вверх, а на телефоне наоборот. Сразу оговорюсь, что существует несколько объяснений этого вопроса — на текущее положение вещей повлияло множество событий. Хочется просто ответить, «что так исторически сложилось», и это было бы верно. Но подозреваю, что меня не поймут. Так что давайте разбираться подробнее.

Вот она проблема в чистом виде.

Вроде бы эти приборы имеют одну и ту же функциональность — вводить цифры... куда-то. Но вот предки у этих механизмов совершенно разные. У калькулятора — древние счётные машины. А у телефонной раскладки… ммм… телефон, какая неожиданность. Обычно в статьях, посвящённых этой теме, утверждают, что предком калькулятора стали кассовые аппараты, и поэтому там часто используемый 0 внизу. Но на самом деле это не так. У ранних кассовых аппаратов (до 1890-х годов) вообще не было кнопки 0. Вместо цифр на них были просто значения долларов и центов (от 5 до 95). Угу, дикари — у них не было раньше стоимости в 2 доллара и 24 цента, только 2 доллара 25 центов (нажимаем 2, а потом .25). И всех всё устраивало. Кстати, вы вообще в курсе, что самый первый кассовый аппарат, придумал владелец салона Джеймс Ритти, чтобы продавцы деньги не воровали? Теперь — в курсе. А мы продолжим.

Где тут ноль? Нет нуля!

Самый дальний предок калькуляторной раскладки существовал ещё в 1884 году на машине Comptometer (кстати, на видео внизу можно посмотреть, как работать на этом монстре). И была у этого механизма странная раскладка — мозаика из кнопочек 9х10. Все 9 цифр в каждом из столбцов. Наверху — 9, внизу — 1. Столбец — это свой разряд. И да, ноля здесь тоже не было — подразумевалось, что 0 — это клавиша, которую не нажали в своём разряде. Типа хотели набрать число 102, тыкаем в столбце сотен 1, десяток — пропускаем, единицы — жмём на 2. Вот вам и 102. А теперь вопрос: почему цифра 9 была наверху, а 1 — внизу?

Высокие технологии.

Всё потому, что кнопки внутри корпуса были связаны с рычагом, который заканчивался шестернёй и поворачивал барабан с цифрами. Чем меньше значение, тем на меньшее количество зубчиков надо было повернуть шестерню и тем ближе к ней должна была располагаться кнопка. Вот вам картинка для понимания, как всё было устроено.

Хреновина в разрезе. 

Вторая причина такого расположения в том, что даже в руководстве к этой адской машине, для ускорения работы операторам вменялось не тянуться к большим цифрам, а использовать их слагаемые. Например, вместо 9, можно было в одном и том же разряде нажать 4, а потом 5, которые были ближе к оператору. А машина, мол, сама всё сложит. Если бы 9 находилась внизу, то такая приятная опция исчезла бы. В дальнейшем это расположение клавиш продолжало совершенствоваться, количество кнопок сокращалось, но бухгалтера уже приняли как данность, что меньшие цифры расположены внизу. И это стало стандартом для всех счётных машин (а вы попробуйте что-нибудь новое в бухгалтерии ввести, поймёте почему их решили не трогать). Вскоре на таких калькуляторах появился 0 и его тоже расположили внизу — как раз потому, что использовали его довольно часто. Ну а в 1914 году Дэвид Сандстранд наконец-то запатентовали знакомую нам раскладку для калькуляторов. И она до сих пор является стандартной и привычной многим пользователям.

Второй источник проблемы.

Теперь телефон. Современные дети уже не знают, что такое импульсный набор с помощью диска, но олды помнят. Там опять работала опция «чем больше цифра, тем больше нужно было оборотов совершить». Но теперь диск вращался снизу вверх, и поэтому 9 (и заодно 0, который посылал 10 импульсов) были внизу, а 1 — наверху диска. Пока всех всё устраивало. Однако, в конце 1950 годов, Bell Labs, являющаяся тогда де-факто стандартом для всех телефонных сетей, решила, что вся телефония в тупике и наконец-то пришло время тонального набора. Количество аппаратов в отдельно взятых городах излишне увеличилось, номера стали длиннее, крутить диски приходилось дольше и, как следствие ,лавинообразно возросло количество ошибок при наборе — пальцы уставали. Плюс появилась возможность звонить за пределы городов, а это значит введение телефонных кодов для разных поселений, и ещё больше цифр в номерах. Диски по всем показателям своё уже отживали — люди не хотели качать пальцы и накручивать километры. А значит, здравствуйте, кнопочки. И разработчики подошли к делу ответственно. Выбрали 15 разных раскладок и провели множество испытаний на набранных добровольцах, чтобы найти наиболее удобную и привычную для них. Собирали кучу статистики — скорость набора номеров, отсутствие ошибок, удобство для пользователей и тому подобные вещи.

Варианты раскладок из тестового отчета Bell Labs.

Этой раскладкой оказалась привычная нам «1-2-3 наверху». Да, часть выборки забраковали сами инженеры, ещё что-то не понравилось дизайнерам. Кстати, ходит легенда, что «калькуляторный» вариант тоже был среди лидеров этого чарта. Типа — вот здесь могла бы появиться стандартизация и мне не пришлось бы писать эту статью. Но её не приняли по двум причинам — ошибок при наборе она давала чуть больше, чем лидер. А многие «тренированные» бухгалтера настолько быстро набирали номера, что часть цифр просто не успевала обрабатываться и посылать свой тон. Естественно, пришлось делать поправку на то, что количество бухгалтеров в стране довольно велико, и поэтому раскладку исключили из шорт-листа.