вечерняя нетленка

На самом деле все не так

Многоэтажка подпирала небо, стоя на отшибе самого типичного города, возвышаясь над миниатюрными пятиэтажными хрущевками. Вдалеке на горизонте алел розовый рассвет. Пели сладкоголосые пташки. В раскидистых кронах тополей шумел ветер.

Было самое обычное тихое спокойное субботнее утро.

Слегка скрипнула дверь подъезда, когда Гоша вошел в здание. Не смотря на раннее утро, он уже был на работе и доставлял очередную посылку – небольшую и довольно-таки легкую белую картонную коробку, которую можно было без труда нести одной рукой под мышкой.

Консьержка с глазной повязкой как у пирата недоверчиво стрельнула левым глазом. Но, с недовольным прищуром прочитав платежку и квитанцию, она все же великодушно соизволила Гоше и дальше выполнять свои рабочие обязанности.

Только курьер подошел к лифтовой площадке, как двери малогабаритного «зверя» открылись, выпуская на свет немолодого мужчину в помятой футболке и маленьким шелудивым песиком на поводке.

Один взгляд не выспавшегося человека встретился с точно таким же взглядом.

Кивок.

Другой.

Войдя в лифт, Гоша нажал на кнопку двадцать второго этажа.

Закрылись двери. Лифт скрипнул, резко дернул вверх, а потом неспеша начал подъем.

Одна цифра на циферблате мучительно медленно сменялась другой.

А Гоша думал о том, что эта неделя курьера была у него последней. И, если очень сильно повезет, то и эта посылка будет самой-самой последней, которую он доставит в своей жизни. Все же разъезжать по всему району целыми днями и надрывать спину с тяжелыми ящиками в его тридцатник – это себя не уважать. Тем более за такие гроши.

Особенно когда дядя Толя уже пригрел ему хорошее местечко в автомастерской.

Лифт снова дернуло. Что-то где-то заскрипело. Снова дернуло, но уже ощутимее, и Гоше пришлось даже упереться руками в стенки узкой кабины, дабы не упасть. Коробка выпала из рук и глухо шлепнулась на недавно помытый консьержкой пол.

Мигнул свет.

Лифт остановился.

Свет вырубился окончательно.

Гоша понял, что застрял.



***

— Куда на мид попер, сука? Там же Рики! Да это я твою мамку со школы встречал, пидор очкастый!

Костик, больше известный как XxX_N4G1BATOR_MAM0K_05_XxX уже сидел за компьютером и рубился в мобу. Фоном качалась очередной сезон анимэ, подсказанной соседкой по парте Настькой. Что-то опять про школьную любовь.

Костик, вообще, такое смотреть не любил, но поболтать с Настькой иногда хотелось.

Да и школьницы в соблазнительных миниюбках с розово-фиолетовыми волосами на обложке были ничего так. На разочек. А может даже на два.

Но сейчас его голову занимали вовсе не они, и уж тем более не какая-то дуреха Настька.

— Коленька, завтракать!

— Да иду я мам, иду! – пацан зажал микрофон рукой и крикнул в сторону кухни.

Спустя полчаса криков и многоуровневых нецензурных выражений в сторону мамок своих сопартийцев, Колька сорвал с головы наушники и со всей злостью кинул их об светящуюся клавиатуру.

— Раки, нах…! – в сердцах кинул он в сторону экрана с разваливающейся башней цитадели и показал тому фак. И еще один. И еще, на всякий случай!

—  Коленька…!

— Да иду я, иду! Сказал же! Задолбала…

Ну ничего, сейчас он быстро бутербродов заточит с кофейком и покажет этим нубам, как нужно играть!



***

— Да бегу я уже, бегу, — кричала Надежда в сотовый, одновременно с этим надевая легкое пальто, закрывая дверь и нажимая кнопку лифта одной свободной рукой. Как у нее это выходило – даже она сама не понимала, — Скоро буду в офисе, Валентин Павлович!

Кнопка лифта загорелась желтеньким огоньком, но лифт почему-то не ехал и, Надя присушилась, даже не гудел.

— Да, Валентин Павлович, проект на моем рабочем столе компьютера. Да, в папке «проекты». Да, да, это тот файл.

Надя еще пару раз нажала на кнопку лифта. Тот все так же не хотел приезжать, не смотря на то, что внизу уже минут пять как ждало такси.

— Да, «Офис» тринадцатого года. Как не принимает? Блин! Да, Валентин Павлович, да-да, все есть. Распечатки у меня в нижнем выдвигающемся ящике стола. Нет, ниже. Еще ниже. Да, в этом.

Нервно нажав на кнопку еще раз десять, Надя кинула полный ненависти взгляд насмехающиеся-закрытым дверям лифта и, выбежав на лестничную площадку, стала аккуратно сбегать вниз в туфлях на высоком каблуке по узким крутым ступенькам.

— Да, Валентин Павлович… Алле?! А-а-аргх, долбанная связь! Ловись, ну же, ловись давай!



***

Кристина уже устала вся такая изнемогая лежать в самом лучшем и дорогом своем интимном белье на кровати прямо напротив входной двери в ожидании курьера. Он позвонил ей уже минут десять назад, сказал, что поднимается, и тут же пропал. По голосу – вполне миловидный молодой мужчина.

Во всяком случае голос у него был куда сексуальней доставщика из другой компании.

Кристина посмотрела на часы. Было всего без девяти десять.

— Ну же, сладенький, — Кристина вальяжно провела ладонью по своей хоть и не совсем идеальной, но вполне соблазнительной фигуре, поддерживая в себе необходимый настрой, — Ну где же ты? Я тебя жду!

А курьер все не шел и не шел.

Где-то за стеной у соседей орал грудной ребенок. Или уже не грудной, но все равно очень громкий.

Без восьми минут десять.

На пару этажей ниже кто-то сверлил стену. В субботу утром.

Без семи минут десять.

За окном завывал ветер на фоне надвигающихся черных как смоль туч.

Плюнув на все, Кристина встала с кровати, накинула толстый махровый халат и, подойдя ко входной двери, заперла ее на защелку. Все, настроение ушло окончательно.

Самостоятельно откупорив бутылку шампанского, стоящую у столика, он налила себе шипучего золота.

«Хоть бы посылку из сексшопа доставил, ирод! Неужто еще и вечер не удастся?» — подумала она, залпом осушая бокал.



***



— Аха-ха! Смотри, какие кишки ненатуральные! – заржал Никитос и загреб лапищей сразу половину тарелки попкорна.

— Ага, какой-то шланг резиновый в кетчупе! — вторил ему Сашка, открывая уже вторую пачку чипсов.

Многомиллионный блокбастер еще только начался, но два закадычных друга уже нашли в нем около двадцати несостыковок и придирок. И это еще пока без анализа сценария, который, по определению, просто не мог быть хорошим. Современный блокбастер жеж!

— Блин, эта девка совсем играть не умеет, – Сашка толкнул друга в толстый бок, указывая на ее выдающиеся формы, — Зато я знаю, как она в этот фильм попала!

Парни снова заржали.

— Блин! – Никитос поставил фильм на паузу.

— Что?

— Я пиво забыл в холодильник поставить!

— Бли-и-и-ин!

— Да, ща, я быстро…

Никитос встал с кровати, но не успел сделать и шаг. Он застыл, смотря в окно и не веря своим глазам. Всего одно единственное мгновение, и на его лице можно было прочитать дикий ужас. Домашний кинотеатр, голые стены с серыми обоями, куча закусок на столе, початая бутылка пива и закадычный друг, уже полезший в телефон, да и он сам — все с каждым мгновением все больше и больше окрашивались сначала в желто-оранжевые, а потом в кроваво-красные цвета.

А в глазах киномана отразился огромный ядерный гриб, выросший над просыпающимся городом.

Взрывная волна снесла многоэтажку как пылинку, испарила метал, стекло и бетон в одну тысячную миллисекунды вместе со всеми ее жителями и обитателями, со всеми их проблемами, планами, желаниями. Жизнями.

Гоша, Костик, Надя, Кристина, Никита, Саша…

Одно мгновение…



— Я сейчас!

Пауза.

— Ксюш, ты куда?

Вася посмотрел на жену, которая встала с дивана посреди фильма и направилась куда-то в коридор.

— В туалет, куда же еще? Я быстро! – донеслось уже из-за закрытой двери.

— Хорошо!

Василий взял в руки телефон и вновь посмотрел на обложку фильма, который он скачал для совместного просмотра. Полуголые красавицы за баранками ржавых, но невероятно крутых постапокалиптических автомобилей, парень с большим карабином на плече и «плейбойной» улыбочкой на миллион долларов, а так же пафосное название: «Демоны ядерных пустошей».

Треш, угар и содомия. Вот что обещала эта обложка, и вторила ей аннотация. Эдакий отечественный ответ «Безумному Максу», только на минималках, но с не меньшей фантазией, насилием и крутотой. Легкий фильмец под попкорн дабы поугорать и расслабиться.

Да и отзывы и оценки зрителей на сайте говорили именно об этом.

Вася с Ксюшей любили провести время друг с другом именно таким неординарным образом.

Только вот начало фильма немного не вязалось со сложившимися ожиданиями. Все было слишком… с социальным подтекстом, чтоли? Слишком тяжелым для дешёвенького трешака. Да еще и отечественного.

Но да ладно, ядерный взрыв есть, значит и пустоши скоро начнутся.

В ожидании жены, поставив телефон на зарядку, Василий подошел к окну и стал смотреть на прекрасный закат. С их семнадцатого этажа был отличный вид на спальный район, а так же бескрайние земли частного сектора неподалеку.

В открытую на проветривание форточку доносилось пение птиц. Шумел ветер, запертый в плотной застройке.

Засмотревшись, он проморгал возвращение любимой девушки.

— А все же видно, что бюджет у них совсем мелкий был. Ядерный взрыв так не выглядит. Я документалки смотрела – на самом деле все не так. И форма, и волна, и цвета…. —  Ксюша плюхнулась на диван и взяла в руки пульт, — Ну что, ты идешь?

Но Василий уже не мог отвести взгляда от окна.

— Вась?

Он отчетливо понял, что его жена, впервые в жизни, была не права.

Ибо он только что воочию смог убедиться, что на самом деле ядерный взрыв выглядел именно так, как было показано в фильме.

Автор: Иван Абрамов 

Тать

- Помилуй, добрый человек, не тронь дитятку! – чумазый нищий в заскорузлых лохмотьях, растопырил покрытые струпьями руки, словно пугало. За его спиной, трясясь от страха, затаилась пигалица. Девчонка всхлипывала, размазывала ладошками по грязному лицу, слезы и обтирала руки о рогожу, служившую ей одежкой. 
На пустой, раскисшей от частых дождей, дороге, некого было прочить о помощи. Только черные птицы рассевшись на скрюченных, обнаженных деревьях, с интересом взирали на творимое непотребство. Ожидая, когда можно будет приступить к трапезе. 
Приближающегося широкоплечего мужика, с всклоченной бородой, не трогали молитвы поберушки. Легко, словно случайно, он оттолкнул старичка в сторону и рывком ухватил добычу за тонкое запястье. Девчонка пронзительно взвизгнула, когда тать потащил ее за собой, не внимая просьбам. 
Нищий, заковылял вперед, словно мусор, подхваченный ветром. Он хромая бросился на бугая и замахнулся палкой. Тать в засаленной рубахе, обернулся, легко перехватил деревяшку и оттолкнул побирушку. Как комок тряпья, старик скатился в канаву с нечистотами и замер в ней без движения. 
-Дядько, дядечко, пусти! – заревела белобрысая, пытаясь вырваться, но куда там! Амбал словно не заметил ее попыток и неспешно двинулся вперед. Его жертва попыталась упрямиться, но он лишь посильнее дернул ее за руку, отчего та, не удержавшись на ногах, повалилась в дорожную пыль. Мужик же продолжал идти, волоча за собой добычу, словно псину на поводке. 
С тяжелых, затянутых свинцовыми тучами небес начал накрапывать дождь. Усилившийся ветер мелкими плевочками швырял капли в лицо. 
- Ах ты ж погань! - процедил мужик и ускорил шаг в сторону тощей кобылы. Тварь бессловесная понуро стояла у обочины, пытаясь израненными от удил губами ухватить пожухшую раньше срока траву. Мужик подхватил добычу и легко, словно перышко, перекинул девчонку через седло. Та и не пискнула – то ли впала в забытье, то ли помалкивала со страху. 
В этот момент земля ощутимо содрогнулась, и вдалеке появилось едва различимое облачко пыли. Зло сплюнув на дорогу, амбал угнездился в седле позади жертвы, ударил пятками в бока лошади, и та потрусила прочь. 
Дождь усилился, теперь вода стекала по нечесаным лохмам и бороде, в которой застряли мусор и крошки, затем впитываясь в рубаху. Худенькие ноги девчонки мотались из стороны в сторону, словно у сломанной куклехи. 
Вот уже показался городской погост с покорёженными крестами и поросшими бурьяном могилками. 
На обочине кладбища гнил труп. Отъевшиеся вороны, при виде всадника, нехотя взлетели с тела покойного, прерывая трапезу. Подле мертвяка валялась заржавленная коса. Видать пришел на кладбище за травой для скотины, да и сам сгинул. Чудно, что косу никто не забрал. Спешится бы, и прихватить, хоть копеечку да стоит, но надо спешить, нагоняют. 
Скоро своротка, а там, глядишь, и не заметят. Времена нынче лихие, кто к мертвякам сунется? 
До развилки оставалось всего ничего, когда отряд конников нагнал похитителя. 
Они окружили одинокого путника, вынуждая его остановится. 
- Что везешь? – выкрикнул один из всадников с эмблемой городничего на доспехе. 
- Падаль, добрый господин, - амбал осклабился, демонстрируя редкие, желтые зубы. 
- На что она тебе? 
- Сгодится, - амбал пожал плечами. – Может, к хозяйству пристрою, а может, за мелкую монетку продам. 
- На к чему тебе падаль в доме? - усмехнулся стражник. - А ну-ка, скинь ее, гляну, может, и нам на что сгодится? 
Его спутники загоготали, предвкушая развлечение. 
Кривясь от досады на столь неудачную встречу, мужик подхватил девчонку за шиворот и как кутенка скинул на дорогу. Та шлепнулась, недалече от трупа косаря, словно куль с костями, неуклюже распластав руки, как на кресте, и замерла. 
- И впрямь падаль, - хмыкнул главный и, перевернув копье, потормошил тельце древком. 
Под не просыхающим небом рогожка, служившая девчонке одежей, быстро намокла. Подол задрался почти до срама. Спутанные светлые волосы облепили бледное лицо. Ноги покрылись ссадинами и грязью. 
- Не страшила вроде, - подал голос кто-то из отряда. 
- И то верно, - кивнул старший, - Ну налетай, кому приспичило, а ты, - он смахнул капли с лица и смерил амбала равнодушным взглядом, словно покойника, - будешь казнён за неповиновение закону. 
Стражники начали спешиваться. Самый шустрый уже суетился подле девчонки, отпихивая сапогом покойника. 
Двое стащили мужика с кобылы, уронив тут же в размокшую дорожную глину 
Распорола небесное полотно молния. Зло и раскатисто громыхнул гром. 
- Помилуйте, добрый человек! - завопил тать, слово в слово повторяя мольбу давешнего нищего. -Не троньте! 
Яркая вспышка осветила занесенное для удара копье, а после навалилась душная, пропитанная ужасом тьма. 
Мужик так и стоял на коленях не в силах шевельнуться, страх пронзил все его тело, сковал мышцы и разум. Он только видел, как мгла, угольно-черным веретеном протянулась от небес до земли и оплела плечи девчонки. Дернулось тщедушное тельце, невидимый кукловод нашел свою марионетку. Медленно она оторвалась от земли и воспарила, но лишь на миг, а затем, пигалица ступила на дорогу. Сверкнула молния в бездонных глазах. Коса мертвяка сама легла в раскрытую ладонь и зазвенела, запела, предвкушая кровавую жатву. Очередной всполох молнии отразился от остро заточенного лезвия и мир погрузился в хаос. 

В стороне зашелся в крике кто-то из отряда. Прочие схватились за мечи. Послышался еще один крик, переходящий в хрип, и еще. 
- Держать строй! – надрывно заорал старший, гарцуя на коне. Колючая молния, как плетка-семихвостка, распорола покров темноты, высветив страшное. 
Подле своих коней в дорожной грязи лежали солдаты со вспоротыми животами и порезанными глотками, и меж ними стояла девчонка. Тощая, чумазая, сжимавшая в левой руке окровавленную косу. 
- Ах ты тварь! – забыв про мужика, конник метнул копье в маленькую дрянь. Но громыхнуло и обожгло пах, он почуял, как по ногам бежит жаркое, заполняет сапоги и льется наземь. Кровь смешалась с глиной, и старшина вывалился из седла, рухнув подле амбала. 
- Эй, вставай, нечего тут валяться! 
Тать с трудом разомкнул глаза пытаясь понять, что случилось и на каком он свете. Подле него стояла девчонка и без страха вытирала о его рубаху изгвазданный в крови и грязи лезвие косы. 
- Да я ж тебя… - зашипел он и хотел было кинуться на дрянь, сжать пальцами ее горло и переломить шею, что куренку. Только стоило девчонке глянуть на него, и он почуял, что не может противиться ее словам. Покачиваясь, мужик поднялся на ноги и огляделся. Вокруг лежали тела стражников. Кони их, перепуганные грозой, разбрелись по кладбищу. 
- Меня Тайкой звать, понял? И отныне ты будешь выполнять все, что я прикажу, – она откинула с лица волосы, утерла ладонью нос и нахмурилась. – А коли понял, так чего стоишь? Лови коней, в город едем, к главному. 
- А эти? – тать ткнул пальцем в тела стражников. 
- А эти, - недобро усмехнулась Тайка, - на закате сами придут. 
Мужик затравленно кивнул и бросился выполнять поручение госпожи, стараясь не глядеть на косу, поблескивающую заточенным лезвием у нее за спиной. 

Автор: Юлия Гладкая

А что дальше?

И тут время замедлилось. Оно стало даже чуть ли не материальным, тягучим, медленным, как солнечный диск на небесах. Скорее всего это было сделано для того, чтобы я смог хорошо и тщательно рассмотреть да запомнить даже самую мельчайшую деталь: неглубокая царапинка на металлическом кожухе гранаты, чуть помятое кольцо, бисеринки пота на лбу убийцы... и только лишь в самое последнее мгновение я увидел в углу комнаты фигуру в черном балахоне и белой венецианской маске птицы. Эта "чумная тень" вальяжно стояла, прислонившись к книжному шкафу, явно дожидаясь определенного момента, притом, скорее всего, именно этого.

- Пойдем, выпьем, что ли?
Я согласился, ибо никакого другого выбора у меня просто не было.
В баре было немного прохладно. Хотя, это совсем не удивительно, учитывая его месторасположение и отсутствие окон, дверей и каких-либо осветительно-обогревающих приборов. Да и вообще здесь не наблюдалось даже элементарной техники - стойка, полки с напитками, столы да стулья - вот и все из неодушевленного. Хотя вся эта цветовая гамма, состоящая из красных или розовых цветов кажется мне до жути знакомой.
- Выбирай любой столик, я сегодня угощаю, - нос моего нового знакомого качнулся в сторону трех свободных столиков, а сам он пошел к стойке, за которой стоял одинокий бармен - получеловек-полузебра. И меня уже совершенно не волновало, кто меня угощает, чем меня угощает и кто данные угощения готовит - волноваться больше было не о чем и незачем. Все страхи остались далеко-далеко позади, а впереди... А что же все-таки ждет меня впереди?
Подойдя к столику и сев на стул, я стал ждать, освободив свой разум от всего, что было в нем.
Два стакана со странно светящимся темно-красным напитком, покинутые улыбающейся зеброй легко легли на стол. Что-то сказав бармену, мой спутник вместе с ним лихо расхохотался и неторопливо прошествовал ко мне.
- Угощайся. Сегодня у него отменный нектар.
Я взял стакан в руку. Стало намного теплее, и даже появилось такое ощущение, что этот странный внутренний свет начал впитываться мне в руку прямо сквозь стенку стакана, сквозь кожу, мышцы, кости... Прямо в душу.
Я сделал первый глоток.
- А что ждет дальше? - спросил я фигуру в черном спустя несколько лет, а может минут... секунд...? мгновений...?
- Тебе честно?
- Желательно.
- Тогда я не знаю - никогда там не был. Я не знаю точно, что и когда случится после. Есть лишь только слухи - все они противоречат друг другу, но это совсем не означает, что они не могут быть правдивыми. Они все - это только лишь вера, осознание, мечта. А вера вознаграждается, осознание дает полное представление, мечты сбываются. У каждого - свой путь и не мне решать, что будет дальше. Я знаю лишь, что это что-то точно есть, и что было уготовано тебе твоим же собственным воображением, то и свершится в твоей собственной вселенной, - чуть приспустив платок, закрывающий рот, "тень" отхлебнул еще, - И знаешь, я бы все отдал, чтобы очутиться на твоем месте.
Я вновь уставился себе в стакан. Два или три глотка были уже далеко позади, но ни вкуса ни наслаждения я не чувствовал. Только лишь с каждым мгновением окружающий мир все больше и больше начинал казаться нереальным, призрачным и... сущим.
- Почему я здесь? И почему мы здесь одни?
- На первый вопрос ответить легко - мне скучно и не с кем выпить. А вот на второй вопрос точного ответа я сказать наверное не смогу: здесь и никого нет, и есть все. Вон за тем столиком сидит пушистый фиолетовый кролик с головой ящерицы - у него весьма специфический и очень пошлый юмор, но с ним хоть не скучно. И одновременно на этом же стуле енот, верхом на дереве - у него трагичная история, связанная с личной жизнью. Рядом девушка из роддома - ее недовезли до... уже и не помню, куда ее там везли... И дэпээсник там же. Все мы здесь и всех нас нет. Места нет - и нас нет. Это Конец. Здесь нет атомов... а ведь весь мир состоит не только из атомов, - черная фигура с маской венецианского врача кивнула в сторону стоящего неподалеку животного за стойкой, - Мир вообще очень похож на вон ту зебру - она в основном белая, лишь черные полосы иногда пересекают ее шкуру. Так же и мир. Он состоит из Истинной пустоты, которая иногда содержит в себе маленькие кирпичики материи - атомы. Это и есть та самая грань между ничем, то бишь пустотой, и нашим миром - миром материи.
Мой собеседник замолчал и уставился своим длинным носом в стол, видно самостоятельно переваривая только что сказанную им же информацию. Я, не перебивая образовавшуюся паузу, лишь глотнул темно-красной, как впрочем и стол, жидкости из стакана. Этот "нектар", как выразился мой собеседник чуть ранее, слегка раззадорил мои вкусовые сосочки языка сладким привкусом и теплой волной отправился куда то вглубь желудка, благополучно минуя то, что располагается между.
- Ну так вот. Это, у вас смертных, называется Началом, но вот я бы назвал это... – слегка захмелевший доктор поднял на меня свой полный бескрайней пустоты взор, - А, уже... Ну что ж, тогда дам тебе свой последний совет: наслаждайся.
Но я уже не слушал его. Я был где-то на полпути к своим фантазиям и мечтам, переживаниям и воспоминаниям всей моей короткой жизни, составляя компанию экстракту опьяняющей легкости и жизненного наслаждения. А мир стал таким спокойным, легким, как облачко с красными фиалками и лютиками, полное маленьких ангелочков. В теле царил приятный холодок, а в голове понеслась музыка.
Музыка...
...музыка...

Автор: Иван Абрамов

Дневник Анимэ Героя

Пролетая над гнездом Лошадки

1.

По вечерам Евгений Житомиров ходил к Косолапому на хату смотреть на ядерные пустоши. Они усаживались перед окном и, подключаясь к исследовательским дронам, изучали голые пески за городской стеной. Те, что скрывали его Белую.

— Принес? — спросил Косолапый, откладывая паяльник.

— Как обещал. Красные. — Евгений плюхнулся на кожаный диван напротив окна, в котором отражалась неоновая реклама грязного города, и кинул другу нейроинтерфейсы, собранные с утра на свалке с военного джета. — На пару часов хватит?

— Этих? — Косолапый засмолил папиросой и снова надвинул на глаза оптовизор, дабы осмотреть «презент». — Да. Если, кхах, — он усмехнулся в усы, — мозги не изжарим. Ладно, поворачивайся.

Убрав волосы, Евгений подставил другу затылок, и тот приладил ему свежий, трехсотканальный интерфейс с еще не истраченными талонами на Вход. Было больно, но Евгений постарался отвлечься от неприятного ощущения мыслями о Белой.

Только она могла спасти их всех.

— Черт! — глаза Косолапого подернулись белой дымкой, на зрачках стали мелькать каике-то картинки.

— Что случилось?

— А ты как думаешь, идиот?! — косолапый вновь нахлобучил оптовизор, переключил режим и вновь уставился на принесенный «подарочек». — Твою… Ты же их не у военников брал?

— Я…

— Внимание! Это Комитет Общественной Безопасности. Сохраняйте спокойствие, — раздалось по внутренней связи жилого комплекса. — В доме обнаружена незаконная деятельность. Триста второй этаж считается зоной боевых действий…

— Мать!!! — Косолапый кинулся к горе хлама у дальней стены хаты и стал яростно что-то там искать.

— …все находящиеся на нем подлежат аресту. Без паники. Если вы ни в чем не виноваты, вам нечего боятся. Сдавайтесь, и никто не пострадает.

— Я…

— Вот он, родимый! — воскликнул косолапый, выудив из хлама огромный плазменный пулемет еще военных времен. — А ты чего встал? Вали отсюда!

— Но куда я?..

— ТУДА, куда ж? Уничтожь танк! Найди Белую! А я пока поддам дымку…

После чего он выкинул Евгения в окно, и сквозь новый интерфейс тот упал в Туман.

2.

«Вид, открывающийся из окна, — девять восемьдесят одна», — крутилось в голове у Евгения, пока он в Тумане пытался нащупать подходящего дроида и к нему подключиться. Девять восемьдесят одна — ускорение свободного падения. В каковом и пребывало сейчас бренное тело хакера. Сознание же через новый интерфейс уже успело подсоединиться к какому-то странному дроиду. Четыре манипулятора, острые шипы по всей поверхности. Пыхтит так, словно на пару работает.

Странно, камеры дроида тоже показывали туман. Или это переход в вирт еще не завершился? Евгений попробовал подвигать камерами дроида — все работало. Из правого бока с небольшими интервалами вырывалось облачко — чуть более белое и густое, чем мутная взвесь вокруг. Паровой дроид, серьезно? Ладно, разберемся. Сейчас найти карту, определить, в какую часть пустоши нас занесло.

(Триста два этажа… ну, это, положим, метров семьсот пятьдесят… сколько там времени у меня? Тэ равно… Тэ равно корень из…)

Ох и ё! Вот это занесло. Карту в пять раз пришлось уменьшить, чтобы на внутреннем экране появилась наконец совсем маленькая точка города. Так далеко они с Медведем еще не забирались.

(Конечно, еще нужно умножить на коэффициент виртуального преломления. Здесь время в десять раз быстрее течет. Но даже если… а потом-то что?)

Увлекшись представлением собственного финала — зеленоватая лепешка, кишки, стекающие с военного бронетранспортера, фотодроиды, «хакер выбросился с триста второго этажа», — Евгений не сразу понял, что показывают камеры дроида.

Тонкие, утопающие в тумане ноги. Длинная шея, подрагивающие ноздри. Глубокие темные глаза. Белая!

Евгений всем своим сознанием дернул дроида вперед. И тут оказалось, что этот чертов двигатель внутреннего сгорания подчиняться не желает. Камерами вращайте, сколько хотите, а манипуляторы не трогайте. Упрямая коптилка пронеслась мимо Белой, и Евгений только и мог, что повернутыми до упора назад камерами смотреть, как безнадежно растворяется в тумане его единственная надежда.

— Лоша-а-а-адка-а-а-а-а-а!

3.

На следующем шаге дроид споткнулся и, переворачиваясь, покатился по песчаному склону.

Бултых!

Камера уставилась в зенит, на проплывающие темно-сизые тучи.

— Я ёжик, — печально сказал Евгений. — Я упал в реку.

«Интересно, — подумал он, — как же там Косолапый?

Сколько он продержится?

Сумеет ли отбиться?»

***

— Ничего вы у меня не выпытаете! — хмуро сказал Косолапый, прикрученный ремнями к стулу.

Двое типов в одинаковых серо-сизых пиджаках ехидно переглянулись.

— Даже и пытаться не будем, — усмехнулся один (у которого пиджак был скорее все-таки серый). — Сам все расскажешь… — серый поднял шприц к свету и постучал пальцем, выгоняя пузырек.

— Как лучшим дружбанам, — подтвердил второй (у этого, кажется, пиджак отливал более сизым).

Отпихнув ногами какой-то хлам, все еще дымящийся после штурма, Сизый достал нож и сноровисто вспорол Потапычу рукав.

— И прикиньте, парни, — пьяно улыбался Косолапый, — я ему такой: «Женька, дурень, расслабься, это же вирт!» А он мне такой: «Я дроид. Я должен искать Лошадку!»

— Вот с этого момента поподробнее, — заинтересовался Серый. — Что за лошадка?

— А-а-а! — хитро покрутил носом Потапыч. — Это секре-ет! Но вам, парни, по секрету скажу…

Косолапый заговорщицки наклонился поближе и громким шепотом продекламировал:

«Подводная лодка

В степях Украины

Погибла в неравном воздушном бою!»

Сказав эту вису, Потапыч разразился гомерическим хохотом.

Серый и Сизый мрачно переглянулись.

— Э-э, чо вы как неродные! — обиделся Косолапый. — Это ж главная сталкерская легенда номер пять! Про Белую Летающую Субмарину!

— Слушай, — краешком рта спросил Сизый, — ты там дозировку не попутал?

— Сам ты дозировка! — рассердился Потапыч. — Да эту телегу каждый ребенок знает. Реальная телега! Чума! Янки ее перед самым Крахом построили. Последний писк буржуинской технологии! Прикинь — летаюшая трехтысячетонная дура, внутри ядерный реактор; запас хода вообще бесконечный! Оружия там всякого, радары, компьютеры… ну, полный фарш. А главное — аэродром ей не нужен, она ж подлодка.

4.

— Сидит себе под водой, пока у нас тут наверху содом, геморрой и ядерная война. А потом, как все кончится, — она медленно так кайфно всплывает, поднимается в воздух… Летит, значит, забамбливает врага ваще уже в каменный век, а потом поворачивает — и домой, восстанавливать хозяйство.

«Make America Great Again!»

У ней же там внутри реактор — целый город запитать можно; куча компьютеров, полевой госпиталь — наука, медицина, фуё-моё…

Янки, чо возьмешь… Они перед Крахом много чего такого понаделали. Чем дороже и безумнее, тем, значит, лучше…

Ну, а как начался Крах, все, конечно, и гавкнулось…

Эта дура тогда напрямик, через самое пекло поперла, Москву выносить. Но ПВО-то, как оказалось, еще работало… Малость не долетела, короче, опаньки! — Косолапый ухмылялся до ушей, но в глазах у него горел какой-то нехороший огонек. — Экипаж, конечно, вдребезги весь; а вот компы, считай, целые… Янки их для космоса еще пилили, там запас прочности ого-го… Вот ИскИн-то, понимаешь, и выжил. Ходит теперь, мыкается по вирту… ищет новых хозяев.

— Кто ищет? — поморщился Серый. — Вотерскин?

— ИскИн, чудила! — рассвирепел Косолапый. — Искусственный интеллект! Я тебе про что тут час рассказывал, чудобище?

— Рассказывал сказки про летающую субмарину, — Серый сердито наставил на него палец. — А тебя спрашивали про «лошадку»!

— Да она и есть Лошадка, блин! — заорал Потапыч. — Проект «SEAL Horse», он же «Белый Всадник Апокалипсиса», он же, в народе, «Crazy Horse»… Что характерно, ИскИн после смерти хозяев и правда звезданулся по полной. Бегает теперь по вирту, воображает себя белой единорожкой, которая ищет друзей…

Косолапый вздохнул, устало откинулся на ремнях и, пробормотав: «кстати, друзья…» — обмяк и закатил глаза.

— И чо? — мрачно спросил Сизый. — Хочешь всю эту ахинею доложить Бате?

Серый пожал плечами.

— Во, — сказал Сизый. — И я чот не готов…

Серый снова пожал плечами:

— Хочешь попробовать не доложить?

— М-да… Засада.

— Ну и какие остались варианты? — поинтересовался Серый, хмуро изучая разложенное на столах вирт-оборудование…

5.

В голове Ежика проносились односложные команды умирающего в воде парового дроида. Тот молотил своими щупами по водной глади, пытаюсь выбраться, но тщетно — очаг уже залило.

Ежик окончательно потерял контроль над ситуацией.

Мозги закоротило…

А река несла, несла, несла…

Сквозь невод и росток, сквозь запад и восток, за пределы, за уют, где их вовсе не найдут…

Туман. Вокруг один сплошной туман, и Еж не мог понять, где заканчивается он и начинается дроид. Он бьет по волне рукой — или же это конвульсии ржавеющей техники.

Лошадка.

— Привет, лошадка…

Большие ноздри обдали его теплым, обволакивающим туманом. А глаза такие… мудрые. Последние в мире…

— Как ты там, лошадка?

Но Белая не ответила Ежу. Не захотела. Или не успела.

Ибо его несло, несло.

Где-то на задворках памяти дроида… или все же он помнил про такое далекое окно, девять восемь одна…

Но он плыл вниз, вниз, вниз…

Вперед, в неизвестность.

Наугад. В темноту.

Над ним снова наклонилась Лошадка. Большая, белая, одинокая. Тонущая в Тумане.

«Слишком высокий фрейрейт у этих нейрофейсов, — подумал Ежик. — Поэтому Лошадка почти не может меня увидеть».

А потому Ежик уснул, плывя по реке сознания, погрузился с головой в густой Туман, отдался себе, для себя, от себя…

Евгений очнулся в реальности. Там, где он больше не был Ежиком, плывущим по волнам виртуальности, а падал вниз с высоты трехсот второго этажа, будучи смертным Евгением.

Или не падал…

Оглядевшись, он понял, что лежит на каркасе одной из неоновых реклам энергетического напитка, которая располагалась на торце жилого корпуса.

«Но если меня еще не нашли, — подумал Евгений, — значит, меня не видно за стеной рекламного огня, так? А, значит, я в безопасности?»

А Белая была так близко… Он нашел ее…

Уйдя в себя, Евгений вновь погрузился в Туман.

— Привет, Лошадка! — прокричал он в белую мглу, когда по логам добрался до старого места в пустыне.

— Привет… Ежик… — раздался оттуда тяжелый механический бас, и на свет вышел противохакерский вирттанк «Спаниель».

6.

— Пришли на именины, — пробормотал Ежик.

Танк направил на Евгения бесформенный обрубок носа-локатора и сразу же начал разворачивать «уши» — генератор запросов и анализатор откликов. Ежик оцепенел. Ничто внутри вирта не могло сопротивляться Спаниелю. Он вычленял логику даже из рандомизаторов.

— Прости, Ежик, — ухнул танк, — нет времени. Умираешь ты.

Ежик попытался убежать в туман, но лишь увяз в грязи. Коротко щелкнул контакт, сервомотор одной из конечностей окончательно отказал. Дроид завалился колючей задницей в лужу.

— Как... умираю? — прошептал Ежик. — А как же Лошадка?

— Ее-то мне и надобно.

Левое ухо Спаниеля засияло невыносимо ярким светом. Правое — почернело и превратилось в бездну.

«Не думать, — сказал себе Ежик. — Не думать. Не думать».

«Я — Ежик».

И сноп света тут же расколотило на мириады вариантов. «Ежик? Почему Ежик? Потому что Евгений Житомиров? Потому что Лошадка? Потому что Медвежонок? Потому что дроид? Потому что мама-сказки-Лошадка-мультик-Лошадка-игрушка-Лошадка-Лошадка?..»

«Я — просто Ежик, — думал Евгений. — (Не думать о лошадке). С дырочкой в правом боку».

... в левом боку у тебя дырочка, «простоежик», и не дырочка, а, с вероятностью девяносто восемь процентов, здоровенная рваная дыра, вот тебе картинка с дрона, вот тебе рекламный щит с потеками крови, твоей крови, весело блистающей в неоновых огнях, вот тебе спецназ, уже на полпути к тебе по выдвижным лестницам, ничего ты не знаешь, Ежик, даже про Лошадку не знаешь...

Нет, я... да, не знаю. Не знаю. Ничего не знаю. Интересно, как там Медвежонок.

...трезубец правды вогнали Медвежонку и бросили связанным среди его же хлама, ты же знаешь, почему он трезубец, после него три варианта — жизнь, смерть или дурка — в равных вероятностях, но в любом случае ему кранты, и ради чего, ради какой-то Лошадки, Лошадки...

Нет, не какой-то. Она же...

...какая?!

Она же...

...что?!

Она же...

...где?!

Здесь! Она здесь!

7.

«Странно, — подумал Ежик, глядя на огромный белый силуэт, проступающий из тумана, — разве она действительно такая огромная?»

Спаниель уже сворачивал уши, сохранял полученные данные, в прыжке разворачиваясь к новому врагу. Но не успел. Не потому даже, что был слишком медленным или Лошадка — слишком быстрой. Просто Лошадка будто пропускала кадры. Кадр — голова проступает из тумана. Кадр — вот она уже вся целиком. Кадр — передняя нога поднимается высоко в воздух. Кадр...

Обсидианово-черное копыто обрушилось на танк, размалывая в труху.

— Садитесь ко мне на спину, — сказала Лошадка. — Я отвезу вас.

***

Сизый дернулся, прижал палец к уху. Затем сказал:

— Он вступил в контакт с Лошадкой.

— А псина?

— Уничтожена.

— Как?! — изумился Серый.

— Каком кверху! — разозлился Сизый. — Видимо, там действительно ИскИн. Только он мог грохнуть Спаниеля. Не наврала эта медвежатина! А я-то думал, Батя совсем с дуба рухнул, поверить в это все... Эй! Ты что надумал?!

Серый выхватил пистолет, подскочил к окну и начал выцеливать фигуру, безвольно свисающую с рекламного кронштейна.

— Подожди! — заорал Сизый. — Очумел?!

— Если это правда, его нельзя пускать в подлодку!

— Нам надо ее найти сначала!

Серый заколебался.

— Если хотя бы десятая часть того, что говорил толстяк, правда, — сказал он, — нам настанет полный конец обеда, как только он доберется до управления.

Сизый силой втащил напарника в комнату.

— Подожди! — сказал он с нажимом. — Пристрелить всегда успеем. Никуда он от нас не денется. А Лошадку найти надо. Мы теперь не имеем права уйти ни с чем.

Серый хмуро посмотрел в окно и сунул пистолет в кобуру.

— Можем и не успеть, — тихо буркнул он.

8.

Наступил вечер, поэтому Ёжик и Лошадка приготовили себе чаю с вареньем и сели смотреть на звезды.

— А почему сегодня звезды не мигают? — спросил Ёжик.

— А я их сама нарисовала, — рассеянно отвечала Лошадка… глядя на поляну, где стоят два больших серых волка.

— Не оказывайте сопротивления, — скалит зубы один.

— Мы ваши друзья! — лает второй (пожалуй, даже не серый, а сизый).

— Друзья… — задумчиво говорит Лошадка. — А почему у вас такие большие зубы?

— Это… чтобы луш-ше… — серый давится, потому что Лошадка подцепляет его зубы копытом и как-то по-докторски («скажите “а-а-а”») заглядывает в пасть.

Пасть распахивается, и там внутри виден Медвежонок с трезубцем в голове, а за ним — висящий в прицеле Женя.

— Видишь, — грустно говорит Лошадка, — какие это друзья…

Серый злится и пытается укусить, но между зубов у него копыто.

Сизый с ревом бросается перегрызть Лошадке ногу, но там у нее почему-то тоже — одно сплошное копыто. Сизый обламывает все зубы, хватает себя лапами за голову и воет:

— …елая! Так нефефно!

— Да? — возмущается Ёжик. — А моих друзей трезубцем тыкать — честно?!

Лошадка обнимает Серого копытами и притягивает к себе, заглядывая ему прямо в глаза…

— Левее… немного… — пыхтит Серый.

Он держит тело Евгения за ноги и пытается сдвинуть; но его собственные ноги, обвязанные силовым кабелем, никак не пускают дальше.

Наверху кабель намертво примотан к батарее, и дотянуться не получается, ну никак.

Сизый, высунувшись из окна, всем своим весом налегает на кабель, пытается сдвинуть еще левее…

...батарея с хрустом отламывается от стены,

подцепив Сизого, с грохотом вываливается из окна,

и все трое падают вниз.

— Ну и хорошо, — пожав плечами, сказал Ёжик. И, подумав, добавил: — Хорошо, что пополам!

— Фто …о-о-ам? — не врубился Сизый.

— Жэ-тэ-квадрат пополам, — объяснил Ёжик.

— Я посчитал, у нас еще целый вечер впереди. Давайте пить чай с вареньем!

9.

Сизый с Серым еще задавали какие-то вопросы, когда Олег (он же Косолапый) понял, какой из трёх зубцов выпал на его долю. Полминуты, максимум минута — и… Созерцать их противные рожи целых тридцать секунд? Нет уж, увольте.

— Кстати, друзья, — пробормотал Косолапый и нырнул в вирт через все ещё прикрепленный к затылку интерфейс. По военному пропуску, но сейчас это уже не имело значения.

***

— А-ой тщай, ты жду-ел? От же она — Лошафь! Подлодка! Полетели!

Ёжик меланхолично смотрел на звёзды.

— Полетели куда?

— Ты сам сдурел, — вмешался Серый. — Она ж давно летать не умеет. Сбили её.

— Я умею летать, — внезапно возразила Белая. — Вот чай допьём, и полечу.

— Так полетели сейчас, ёлки! — Серый, забыв про копыта, подскочил к Лошадке. — Нас ещё можно подхватить в воздухе! Полетели, субмарина ты еловая!

Лошадка легко оторвалась от земли. Вцепившийся в неё Серый не удержался и неловко шлёпнулся вниз. Лошадка описала в воздухе грациозный круг и приземлилась рядом с волком.

— Ничего, ничего, — сказала она, глядя Серому в глаза. — Это ничего…

Тот вдруг завыл и уткнулся Лошадке в бок. Завыл и Сизый.

Так они и сидели — два волка, прижавшиеся к Белой, и Ёжик, размешивающий в чае малиновое варенье.

— Уф, насилу нашёл вас. Я вам веточек можжевеловых принёс, — из темноты вышел Медвежонок, — будет, чем самовар топить.

— О, Косолапый, и ты здесь? — несильно удивился Ёжик.

— Да вот… кончаюсь, да. Дай, думаю, к Ёжику загляну. Может, и Белую повезёт увидеть, — Медвежонок уважительно покосился на Лошадку.

Та благосклонно прядала ушами.

— А я и с дфумя дефчонками зараз это… и с тремя дафе… И море видел… А «кадиллаков» этих у моей маман завались… И чего теперь? — сокрушался Сизый.

Ёжик подливал ему чаю.

— А ты можешь… — заглядывал в глаза Лошадке Серый. — Можешь моей Ленке сказать, что я её это… ну… и детей тоже… что я всегда…

Махал лапой, отворачивался.

Лошадка кивала.

Самовар закипал, пахло можжевеловым дымом.

10.

— А я ей говорю: «Легче ко всему надо относиться. Проще. А ты заморачиваешься, как…» — рассказывал Медвежонок.

— У меня бабушка такие пирожки с малиной делала… На Новый Год всегда, помню, — невпопад подтверждал Ёжик.

— А она: «Ну давай я на тебя буду плевать, буду звонки твои сбрасывать, пропадать постоянно, а ты будешь легко к этому относиться?»

— Лушше фшего ф дерефню было летом. Ф дерефню, и на фелике…

— Я ей: «Ну давай». А она развернулась, и всё…

— Мы секретики ещё делали. Девчонки свои, а мы свои. И искали потом. Мы раз нашли их секретик и разбросали, а одна так ревела потом…

— ...и не звонила больше.

— Так, значит, ты не можешь никого спасти? — тихо спросил Ёжик.

— Почему? Я всех спасу. Смотри.

На небе за звёздами замелькали тени — лица, города, тексты, много, много всего... Ёжик успел разглядеть Фибоначчи, Бродский вроде мелькнул, да что-то вроде из Вивальди послышалось.

Помолчали.

— А нас? Нас ты спасти можешь?

Тёмные глаза, последние глаза… пропасть и приговор… ответь же, не молчи, я уже ко всему готов…

— Ты хорошо знаешь формулу падения, Ёжик, — наконец сказала Белая. — А что насчёт формулы взлёта?

— Нет, это не ответ. Что это за ответ? В мой последний вечер разве я не заслуживаю честности?

Лошадка опустила голову. Сказала:

— Я могу спасти Ёжика и Медвежонка. И даже Серого и Сизого. Но я не могу спасти Женю, Олега, Васю и Николая. Это достаточно честно?

Ёжик вздохнул:

— Не знаю.

Первым умер Олег. Медвежонок как-то дёрнулся и завис. Потом виновато улыбнулся, отпил чаю.

А потом Женя вдруг почувствовал, что его вырывает из этой ночи, прочь от поляны, от чая, от Лошадки — и выбрасывет на крыше военного бронетранспортёра. Сверху на Женю приземляется Серый. Сизый с батареей упали на асфальт рядом.

Но умер Женя не сразу. Он успел услышать рёв, увидеть красный шар взлетающей подлодки. Ах, только лошади летают вдохновенно!

На спине у Лошадки сидел счастливый Олег-Медвежонок и махал Жене.

— Ну что, Женя-Ёжик. Сможешь? Формула взлёта — вторая космическая, одиннадцать и две — ПОЕХАЛИ!!!

Авторы: Иван Абрамов, Елена Петрова, Данила Сергиев, Олег Титов. 

18 рублей

— Убирайся!

Дашка швырнула тарелку через всю каюту.

— Скотина!

Стас увернулся от брошенной плошки. Пластиковая тарель стукнулась о переборку и сползла на пол. С точки зрения Дашки, небьющаяся посуда была существенным недостатком: скандалы выходили вялые, невнятные и без огонька.

— Перестань, — Стас попытался приблизиться, но чуть не получил в лоб кружкой, — нас вся станция слышит.

— И пусть слышит! Пусть все знают, с каким идиотом я живу. Дальний космос! Кому он нужен, а? Собрался он лететь, записался он в экспедицию. Козел! Вот иди и целуйся со своей экспедицией. А я себе нормального найду…

Стас не выдержал. Внутри бурлила обида на Дашку, а ругаться и кричать, как она, была противно. В пекло эту истеричку! Он развернулся и вышел из каюты.

Этот скандал был последний - пообещал Стас себе. Зашел в кабину нуль-транспорта и не глядя набрал код станции на Луне. Хватит! Пора расстаться с Дашкой, и больше не слушать постоянных претензий. Свет на мгновение погас, и мужчина привычно зажмурился, вглядываясь в цветные вспышки под веками.

— Транспортировка окончена, - объявил женский голос, зажегся свет, и открылись створки шлюза.

Всё еще в расстроенных чувствах Стас двинулся по коридору, на ходу подбирая слова на случай, если Дашка остынет и позвонит. Нет, ни в коем случае не мириться. Это будет худшее, что он может сделать. Кстати, а почему горит только дежурное освещение? Что-то случилось?

Стас вошел в главный холл станции. Странно… Кто-то сделал перестановку? И где все?

— Караульный!

Дежурный компьютер отозвался непривычным тонким голосом:

— Добрый день, человек. Вас приветствует станция “Мимас-2”.

— Мимас? Какой еще Мимас? Где Луна?

— Вас приветствует “Мимас-2”, - с нажимом повторил компьютер, - Станция расположена на спутнике Сатурна Мимасе, предназначена для мониторинга больших колец и облаков Сатурна. Находится на консервации последние сто пятьдесят восемь дней.

— Ёшкин кот!

Стас развернулся и пошел обратно к транспортной кабине. Вот балбес, умудрился ошибиться с кодом станции. Давно с ним такого не случалось.

На этот раз код он ввел внимательно смотря на табло. Будет позором ошибиться второй раз подряд. Не дожидаясь, пока начнется телепортация, Стас закрыл глаза и вздохнул. Надо было забрать вещи, но сделать это так, чтобы не встречаться с Дашкой.

Резкий писк заставил его отложить грустные мысли в сторону.

— Внимание! — голос дежурного компьютера звучал осуждающе, — Станция находится на консервации. В связи с этим, транспортные услуги предоставляются только на платной основе.

— В смысле? — Стас растерялся. За всю его бытность в космосе плата за телепортацию не взималась. Он даже представить такого не мог, полагая, что это естественный ход вещей.

— Стоимость телепортации со станции “Мимас-2” составляет восемнадцать рублей. Для подтверждения оплаты приложите вашу универсальную карту к устройству оплаты.

Стас нашел взглядом черный кружок считывателя и поднес к нему синий прямоугольничек карты.

— Проведение транзакции, подождите.

С минуту на табло мигала желтая полоска, а затем сменилась на красную, одновременно загудев маленькой сиреной.

— В приеме платежа отказано.

— Как это отказано? Алё!

— Недостаточно средств на проведение платежа, — казалось, дежурный компьютер довольно хрюкнул.

— Черную дыру мне за шкирку! — Стас хлопнул себя по лбу. Он, и правда, потратил вчера всё, что было, на очередной заказ с Земли. А следующая зарплата должна была прийти через неделю.

— А можно в кредит?

— Данная услуга станцией не предоставляется.

— Я, честное слово, верну. Сразу, как прибуду на Лунную базу, так и переведу. Займу и тот час расплачусь.

— Услуга не предоставляется.

— И что мне теперь, сидеть здесь до посинения?

Компьютер не ответил.

— А если я умру с голоду? Станция возьмет на себя ответственность за это? Как насчет первого закона?

Молчание продлилось с минуту, но дежурный всё-таки ответил:

— Начат процесс частичной расконсервации станции. Все необходимые условия для вас будут созданы. До тех пор, пока вы не покинете станцию или не нарушите стандартные правила. В последнем случае станция снимает с себя всякую ответственность за вашу жизнь.

— И что мне делать тут? Сидеть и ждать, когда я смогу расплатиться?

Дежурный не ответил. Но в коридоре зажглось обычное освещение, и поплыл запах земли после дождя от запущенного восстановителя атмосферы.

Стас угрюмо побрел в столовую, взял тарелку выданную синтезатором, и мрачно стал жевать, не замечая вкуса. Спорить с дежурным было бесполезно, он отлично знал это по собственному опыту. Но и сидеть тут, как минимум неделю, желания не было совершенно. Впрочем, можно для начала выспаться, а затем придумывать выход на свежую голову.

— Дежурный! Какую каюту я могу занять?

— На ваш выбор.

Не мудрствуя лукаво, Стас занял первую с правой стороны. Скинул штаны и только собирался лечь, как увидел блестящий маленький кругляшок в углу комнаты. Это оказалась монетка, целых два рубля с орлом на реверсе.

Стас крутил находку в пальцах, и непрошеная мысль стучалась с черного хода.

— Черную дыру тебе в карман!

Не одеваясь, Стас принялся обыскивать каюту. Через полчаса его добычей стали: билет на концерт классической музыки за прошлый год, леденец без обертки, один тапок в цветочек, засохший надкусанный бутерброд и книга “Истории звездной дороги” в мягком переплете. А кроме этого одиннадцать рублей — три двухрублевые монетки и пять однорублевых кругляшей.

— Кажется, я на полпути домой.

Так и забыв про штаны, Стас ринулся в другие каюты. В двух следующих не нашлось ничего интересного. А затем в коридоре его окликнул голос Дежурного.

— С вами всё в порядке?

— Да-да, всё отлично.

— Для чего вы меняете каюты?

— Не могу заснуть, ищу удобную кровать. Есть возражения?

Компьютер не смог найти аргументов и, хрюкнув динамиком, замолчал.

Увы, найти в остальных спальнях удалось только второй тапок, журнал “Кройка и шитьё скафандров из подручных средств”, фотографию седой женщины в красной шляпе и две монетки по пятьдесят копеек.

Разочарованный, Стас пошел в столовую и налил себе кофе. Дальняя стена большого зала оказалась панорамным иллюминатором. Дежурный не стал возражать, когда Стас открыл ставни. Там, снаружи, плыл величественный громадный Сатурн в окружении сияющих колец. Пленник компьютера долго сидел, пил плохой кофе и любовался видом. И про себя даже решил, что такое зрелище стоило сегодняшних приключений.

Наливая очередную кружку кофе, Стас обратил внимание на стену рядом с автоматом. Какой-то весельчак соорудил там модель системы Сатурна. В центре тарелка, приклеенная к стене, изображала планету. Вокруг фломастером были нарисованы кольца, а спутники были сделаны из разной мелкой ерунды. Около каждого крупного объекта были написаны физические параметры и орбита. Разглядывая мелкие надписи, Стас перебирался от одной луны к другой, пока радостно не закудахтал над Япетом. Этот спутник на стене изображала рублевая монетка. Но вот оторвать приклеенный кружок металла оказалось не просто.

— Что вы делаете! Немедленно прекратите портить имущество базы!

Дежурный заверещал неприятным визжащим фальцетом. Стас обернулся и пошел к шкафу со столовыми приборами за ножом.

— Немедленно прекратите! Или я сниму вас с довольствия! — дежурный, кажется, начал впадать в истерику.

— Я ничего не порчу, — копаясь в ящиках, пробурчал Стас, — наоборот, я делаю уборку помещения. Или это художество на стене имеет инвентарный номер? Если так, я немедленно перестану.

Нож, наконец-то, нашелся, и Стас вернулся к стене.

— Ну, так что? Эта художественная инсталляция есть в списке учитываемого имущества?

Дежурный не ответил.

— Ну и чудно.

Сковырнув монету, Стас пошел обратно в каюту.

— Эй! — компьютер вдруг ожил, — а закончить уборку?

— Я устал. Мне срочно требуется отдых, — буркнул Стас и закрылся в своей каюте.

Пересчитал мелочь. Тринадцать рублей. Расстроенный, решил лечь спать. Когда перекладывал штаны с кровати, нащупал в кармане что-то круглое. Пятачок! Откуда он взялся? Не важно!

Стас бросился к транспортной кабине.

— Вот! Ровно восемнадцать рублей! Давай, железяка, отправляй меня домой.

Где-то в глубинах станции заворочался кремниевый мозг, переваривая неожиданный поворот событий.

— Транспортная кабина не оборудована монетоприемником. Для оплаты приложите вашу универсальную карту к считывателю.

— Зараза!

Стас стукнул кулаком в переборку. И рухнул на пол как подкошенный.

— Человек, немедленно встаньте.

Ответа не последовало.

— Человек, что с вами?

Подождав минуту и не услышав ответа, Дежурный включил сирену.

— Человек находится в опасности. Внимание, человек в опасности. Вызываю медицинскую бригаду.

Медиков не пришлось долго ждать. Ребята в белых халатах выпрыгнули из транспортной кабины и накинулись на больного.

— Пульс есть.

— Дыхание в норме.

— Эвакуируем.

Стаса переложили на носилки и внесли в транспортную кабину. В последний момент больной приоткрыл один глаз и показал выставленный средний палец в сторону зрачка камеры за смыкающимися дверями кабины.

Стас выбрался из медицинского блока станции “Юпитер-3” за полчаса. Посмеялся над своими глупым положением вместе с медиками, обещал угостить их пивом и отправился на заждавшуюся его Лунную базу. Уже в коридоре к транспортному узлу тревожно звякнул коммуникатор. На экране горела надпись: “Выставлен счет за посещение базы Мимас-2 в размере 18 рублей. Дежурный номер 517”. Последнее слово осталось за компьютером.

Автор:Александр "Котобус" Горбов

Без вода и жизнь не та

999

— Твою мать, Дирезвиль, конь копченый! – языки пламени вылетели из третьего рога заведующего управления делами замгениралиссимуса министерства пыток и канцелярского и прочего снабжения Ада, — Как это вода кончилась?! 

— Она это… того, — мелкий бес, стоящий на ковре из переплетенных в самых интересных местах прелюбодеях, нервно трясся от прошибающего его холодного пота, — Пшик. 

— Что пшик? – от напряжения у заведующего лопнул тысяча третий глаз, обрызгав пышногрудую секретаршу змеиным ядом, чем она непременно и воспользовалась, подписав себе ими трехсотлетний отпуск, начинающийся через пару минут. Благо, начальник был действительно занят, и ничего не заметил. 

— Это… Испарилась. Мы в аду, тут… это. Жарко. Вот она и… ну того. 

— Честно говоря, — заметил очкастый демон третьего ранга администрации вылизывайния задниц вышестоящих чиновников, — Вода имеет такое свойство. Помнится, еще сам, — он указал на верх пальцем с длинным желтым ногтем, затрясшись в нечестивом экстазе, — Повелел ей испаряться, дабы приносить грешникам еще большие страдания. 

— Лично я даже не задумывался, а откуда в Аду вообще вода? – пробубнил себе под нос начальник нового, довольно перспективного отделения разумного подхода, но его, как обычно, так никто и не услышал. 

— Да, — мелкий бес взял себя в руки и поднял бумаги с ковра цвета артериальной крови девственницы, — И теперь мы это… не можем варить грешников в котлах. Они просто жарятся, ну, как на сковородках. 

— А ну молчать! – взревел заместитель, плюнув в мелкого беса булыжником горящего магния, от чего того вышвырнуло в окно вместе с ковром, половиной стола и доброй частью стены, — Кто отвечал за водохранилище Ада?! 

Два демона в самом светлом углу помещения в недоумении переглянулись и указали друг на друга костлявыми пальцами. 

Спустя непродолжительный полет еще двух горящих тел за территорию управления делами при владыке Ада, заместитель разбил заранее подставленную услужливой секретаршей, которая тут же слиняла в отпуск на всех законных основаниях, бесценную вазу династии Мин, после чего заместитель вновь был в состоянии членораздельно произнести хотя бы слово, не опалив себе язык и не откусив губу. 

Полившийся с потолка дождь из лягушек, к глубокому разочарованию повара, как ни странно, остался без внимания.

— Ну что, сволочи, — смахнув с рога свой сознательно пропускаемый обед, заместитель обратился к консилиуму самых злободневных и смекалистых демонов Ада, — что делать будем? 

— Поливать грешников маслом и жарить на медленном огне! 

— Брать ежелунную кровь больных сифилисом курв и варить в ней человеческие души!

— Может просто будем мариновать души в ожидании подачи воды всю оставшуюся вечность? 

Полета четвертого тела через более не существующее окно было уже почти что не избежать, пока в дверном проеме из кожи одного старого мужеложца, не появился человек в синем комбинезоне.

— Господа, у меня есть решение вашего вопроса.

666

— Василий, ты мне лучше скажи, как ты к боссам пробрался? У них там сверхсложные замки, сигнализация да охрана, три сотни чертей-бугаев с мозгами ниже пояса. – мелкий бес, все еще черный от копоти и магния, подал человеческой душе «инструмент». 

— Сейчас, гребенку опрессуем, — бывший сисадмин Василий, которого тяжелая судьба наказания в Аду переквалифицировала в сантехника с вечно горящими трубами, не моргнув глазом опрокинул в себя стакан беленькой, крякнул, и занюхал рукавом, — уххх. Ну короче, писюнок там у них на двери… 

— Что? 

— Ну писюнок. Это. Защелка дверная… Дай мартышку, — бес подал монтировку Василию, — По иронии, действительно… писюнок. Все у вас, у чертей, через одно место все делается. Аж смотреть стыдно. 

— Но охрана… 

— А что охрана? Черти есть черти, дай только полениться, да приказы нарушить. В армии бы их по стенке сортира размазали по горшку. Подай кандибобер. 

Бес был еще довольно юн, что такое кандибобер знал лишь из треклятого ТыТруба, но подать заготовку подал – Василию под горячую руку лучше не лезть. 

—  Так, обмоточку, а сверху облаками прикроем слегонца… Отменно. Даже скупердяй Петр носу не подточит. 

— А сработает? 

— А с чего бы нет? Мы нелегально, как вы все здесь просто обожаете, врезались в трубопровод самых элитных баров и саун Рая. У них источник пресной воды аж из самого Магеланова Облака проложен, с тремя очистительными станциями сквозь уголь, озоновую атмосферу какой-то зачуханой планетки и поток нейтрино. Высший класс. Вы мяукнуть не успеете, как водичка потечет. Василич гарантирует! 

— А в Ад то ты за что попал? 

— Пользовательское соглашение принимал не читая.

‡‡‡

Заведующий управления делами зампрезидента министерства пыток и канцелярского и прочего снабжения Ада стоял у проломленной стены своего конференц-бального зала, одной сотней оставшихся не лопнувших глаз на подписанный контракт с сантехником, а другой сотней на горящий район Ада. 

Увы, горящий в самом хорошем смысле этого слова. 

Секретарши нет, ни вазы ни поставить, ни центнеровой попой повилять…

Дернул же ангел его подписать соглашение не глядя. 

Вырвав с корнем кожаные крылья, нареченный при рождении Конистардером, шагнул в пустоту перед собой, полетев камнем вниз, прямиком в бассейн из святой воды, в которую превратился Район котлов. 

α & Ω

— Чего же хочешь ты, раб Божий, Василий, за услугу богоугодную, бесов посрамившую? 

— Хозяйка, а у вас горлышко промочить не найдется? 

Автор: Иван Абрамов

Дневник попаданца в инквизитора

Валька и Графомания

Мальчишка поднял руку и постучал в дверь. Робко, негромко.

Дверь осталась запертой и молчаливой – ни шороха, ни скрипа. Валька стрельнул глазами по сторонам, на всякий случай оглянулся, тронул карман рубашки. В кармане что-то зашуршало.

Дом еще допотопный, наверное. Холодная лестничная площадка, тусклая лампочка под обшарпанным потолком почти ничего не освещает. Краска на стенах – гордые Кордильеры и бесконечные Марианские впадины. Ну и место для встречи, бр-р! Мальчишка передернул плечами, постучал снова, на этот раз громче.

Дверь наконец-то дрогнула, отворилась. В щели показался нос, длинный и заостренный.

– Северус Снейп жив, – еле слышно прогундосил нос.

– Воистину жив. И свет Элендиля да пребудет с ним, – также тихо отозвался Валентин.

Нос нырнул обратно в тень, дверная щель расширилась.

– Проходи.

Валька не без внутреннего трепета переступил через порог. В прихожей было темно, он споткнулся о чьи-то ботинки и чуть не грохнулся на пол. Его вовремя поймали, но мальчишка ощутил себя виноватым за собственную неловкость.

– Прости, – прошептал он.

– Гесер простит. Иди в зал.

Валентин пробрался меж трехногой табуретки, подставки для зонтов, замызганных кроссовок, лаковых туфелек на каблучках и шагнул за стеклянные дверцы «зала». Комната, погруженная в полумрак, производила гнетущее впечатление. По углам пряталась древняя икеевская мебель: шифоньеры, гардеробы, диваны и кресла, но внимание привлек лишь овальный стол в центре комнаты. На нем, расставленные через равные промежутки, горели три высоких белых свечи, возле подсвечников покоились книги в старинных переплетах.

Валька с благоговением узрел на обложках деву в бронелифчике из знаменитейшей фэнтези-саги и треугольный имперский крейсер из новеллизации культового фильма. Черных пистолетов, растекающихся под головами кровавых луж, смеющихся женщин с мопсами на руках тоже было достаточно. Мальчишка расслабился – он среди своих.

За столом сидело четверо, все подростки. Их бледные, сразу видно – книжные, лица выделялись в мерцающем свете свечей. Кареглазый паренек лет четырнадцати, еще один мальчик помладше в угольно-черном плаще и полосатом красно-желтом шарфе, красивая светловолосая девочка, даже, пожалуй, девушка, лет пятнадцати и совсем юная шатеночка, с зажатым в пальчиках покетбуком Хмелевской. Рядом с ними на соседний стул плюхнулся носатый мальчишка, открывавший дверь.

– Толкиен велик… – заученной фразой приветствовал Валька сидящих.

– …и Перумов пророк его, – подхватили ребята.

Только теперь Валентин рискнул пройти к столу и опуститься на единственный свободный табурет.

– Ну что, – сказал носатый, поднимаясь. – Все в сборе, не будем откладывать. Мы приходим сюда каждую пятницу, дабы познать непознаваемое и вкусить запретных плодов просвещения.

Ребята одобрительно загомонили.

– Сегодня среди нас новичок. Конечно, он давно уже душой был в наших рядах, но благодаря Наде, – кивок в сторону шатенки, – окончательно присоединился к обществу Будущих Авторов Ярких Новелл. Возложите на него руки, друзья, проведем обряд посвящения нашего нового брата.

Стулья задвигались, мальчишки и девчонки встали, торжественно кладя ладони на Валькины плечи.

– Во имя бессмертной Насти Каменской, неувядающего Фродо Бэггинса, вековечного Пола Атридеса, незабвенных Слепого и Бешеного… – начал председатель, – посвящаем тебя, Валентин Науменский, в нареченные акулы пера, рыцари клавиатуры и лидеры голосовой записи. Помни три заповеди общества БАЯН: много читать, много писать и передавать накопленный опыт таким же, как ты, будущим авторам. Тебе предстоит много трудов, но надеемся, в конце концов ты станешь достойным сего высокого звания и призвания. ППКС.

– ППКС, – согласился Валька.

– Что ж, от всего сердца поздравляю тебя.

Ребята обнялись сдержанно, но очень тепло.

– Петь, а когда начнем-то? – поинтересовалась Надя у носатого председателя.

– Сейчас уже, сейчас. Не торопись, я соблюдаю повестку дня!

Он на секунду исчез во мраке – в дальнем углу подозрительно звякнуло, – затем появился около стола и водрузил на него огромную фарфоровую тарелку с синенькими гвоздичками по ободу. Следом на столе оказался ватман (огромный круг и написанные готичным шрифтом буквы внушили Вальке почтение), два зеркала, ножницы и красная лента.

Петя откашлялся.

– Как вы знаете, в наше время совсем не осталось хорошей литературы. Сухие справочники по филологии, словари обязательных к употреблению слов и последняя инструкция, одобренная фразеологической партией, окончательно загнали славное искусство владения языком в Жизненно-Обусловленное Первозданное Убежище. Однако мы, горстка несогласных, взяли на себя нелегкую миссию возрождения былого величия письменной речи. Да не посрамим честь столпов прошлого на сём поприще. И Лукьяненко нам в помощь.

– Лукьяненко в помощь! – послышалось со всех сторон.

– Да, мы учимся писать старинным способом, как завещали знаменитые мастера, используя лишь накопленные знания и силу собственного воображения. Но сегодня нас ждет нечто совершенно особое, – Петя сделал паузу, обвел всех горделивым взором. – Слово предоставляется Сёмке… тьфу, Семену Привалкину.

Встал кареглазый.

– Спасибо. Итак, все в курсе, что почетное слово «графомания» ныне совершенно извращено, а ведь раньше оно обозначало всего лишь «страсть к сочинительству». Недалекие врачи-психиаторы, для которых нет ничего святого, стали называть этим благородным термином болезнь. Тогда как графомания – это муза писательства. Она – та, кто вдохновлял Стивена Кинга и Александру Маринину, Анджея Сапковского и Марию Семенову. Она – светлый луч в закомплексованном царстве теперешнего узколобого писательства… а, «писательства» я уже говорил, повтор… – Он почесал затылок, на лице не сразу, но все же отразился инсайт. – Теперешней узколобой беллетристики.

Семен вытер со лба пот и, обернувшись к Петьке, попросил с видом абсолютно умоляющим:

– Петь, слушай, можно я не буду высоким штилем, а? Сил уже никаких нету.

Носатый председатель милостиво кивнул. Мальчишка выдохнул.

– Короче, сейчас мы будем вызывать дух графомании!

– Чего? – Валька открыл рот и сидел так, пока Надя не хлопнула его по нижней челюсти. 

– Дух. Графомании, – пояснил Сёма.

Петька кинулся раскладывать ватман, светловолосая девушка, которую Надя называла то Ларисой, то Лялей (в честь одной известной писательницы), приладила тарелку и маркером начертила на ней черную полоску. Сверху тарелки положили книжку, меж страниц спрятали ножницы и обмотали переплет ленточкой, чтобы те не вывалились. По сторонам ватмана закрепили два зеркала.

– Вот, кажется, всё…

– А я не верю в духов, – сообщила Вальке Надя, наклонившись к самому его уху. – Но все равно интересно.

– Зачем мы его вызываем? – шепотом спросил мальчишка.

– Ну как же! Дух может дать нам талант. Настоящий, без дураков. Сможем писать крутые шедевры. Надо только слова правильные знать. Петька сказал, что знает, где-то вычитал.

Валька скептически покосился на председателя.

– Всем дотронуться до тарелки… или книжки. Кто как хочет.

Тарелку проигнорировали. И то правда, если вызываешь дух графомании, кому нужна фарфоровая тарелка?

Валькины пальцы случайно коснулись Надиных, и он счастливо замер.

Петька задул две из трех свечей. Стало совсем темно. Тоненький лепесток огня дрожал, словно сам боялся грядущего действа.

– Ну… с Ктулху, – Петр посмотрел на застывших товарищей, вздохнул и продолжил громко: – Я вызываю дух графомании. Дух графомании, приди! Заклинаю тебя именем Дарьи Донцовой и Александра Бушкова, явись!

В комнате стояла гробовая тишина. Тарелка лежала на столе, не шелохнувшись.

– Дух графомании, зову тебя. Приди, приди в блеске своих аллюзий и множестве нарративов. Яви нам свет своих дактилей и амфибрахиев. Покажи, что такое истинная ономастика и топонимика…

Лепесток огня вдруг вытянулся в струнку, на миг превратился в маленький оранжевый кинжал, а затем медленно начал вращаться вокруг фитиля. Пришла в движение и книга. Валька чуть было не отдернул руки, когда редчайшее русское издание «Гарри Поттера» не в богопротивном переводе Литвиновой, приподнялось над тарелкой и лениво закружилось в воздухе.

Зеркала покрылись инеем, из них потянулись вверх две струйки белесого тумана. Над книгой струйки сомкнулись, и туман принялся ткать полупрозрачную дымную фигуру.

Ребята сидели не шевелясь. Только ни с того ни с сего начал икать мальчик в полосатом шарфе.

Фигура росла, увеличивалась. Вот уже показались складки платья, мощные плечи, проступило и налилось здоровым румянцем лицо: глаза духа взирали на собравшихся сквозь толстые бойницы век и тонкие стекла пенсне в золотой оправе, щеки волнами ниспадали к шее. На торсе обрисовалась… грудь. И какая! Дым на голове сам собой сплелся в тяжелый пучок волос.

Дух обрел плоть и кровь внушительной тетки (во избежание Валька решил называть ее дамой) и завис над столом.

– Ну, – пробасил он. Точнее, она. – Чего надо, гаврики?

– Э-э… кхм… 

Первым пришел в себя Петька.

– О, великий дух великой графомании… ой, вечной графомании, спасибо, что посетил нас…

– Чего надо, спрашиваю?

Петька огляделся в поисках поддержки, но кроме затравленных физиономий сообщников ничего не выглядел.

– Мы этого…

– Скорее, того, – дух поводил пальцем у виска.

– Ага. Мы того… – председатель набрался храбрости и выпалил: – Хотим стать талантливыми!

– Молодыми талантливыми? – уточнил дух.

– Угу.

– Ясно. Произведения с собой?

– Какие п-произведения?

– Ваши! Как я, по-твоему, должна оценить масштаб работы? Вдалбливаешь вам, вдалбливаешь, бездари несчастные.

– А, это есть, вот!

Ребята отцепились от книжки и судорожно полезли за айпадами, планшетами и нетбуками. Лариса достала старый КПК. Валька, немного стесняясь, вынул из кармана три листочка в клеточку. Но зря боялся, подростки, поглощенные созерцанием привидения, не обратили внимания на эту эксцентрическую причуду.

– Читай, – велела дама Петьке.

– Ночь была темной и мрачной, дождь лил, как из ведра. Амациус, тысячелетний вампир, притаившись за углом дома, высматривал жертву для своего сегодняшнего пиршества. Он потянул носом, наконец почуяв столь приятный для него запах крови. Его губы раздвинулись, из-за рта торчали ужасные клыки…

Дух расхохотался.

– Что? Что-то не так?

– А сопли из-за носа у него не торчали? Следующий! – Дама указала на паренька в черном плаще.

– Давай, Димка, не трусь, это нестрашно, – подбодрила его Лариса.

Трясущимися руками Дима поднял нетбук, открыл рот.

– Супруги Ивановы, проживающие в доме номер десять по улице Васильковой, гордились тем, что они очень обычные люди…

Послышался страдальческий стон.

– О-о, синекдоха и литота! Могла бы и не спрашивать, по твоему дурацкому шарфу и так все ясно, – Дама сурово сдвинула брови, цитируя по-английски: – «Mr. and Mrs. Dursley, of number four, Privet Drive, were proud to say that they were perfectly normal, thank you very much».

Дима снова икнул.

– Так, тебя я знаю – дух развернулся к Ларисе. – Ты меня уже вызывала с месяц назад. Оригинальная зарисовочка, как же, помню-помню: «Ее рука нежно поглаживала внутреннюю сторону левого бедра…»

Лариса смущенно опустила ресницы и покраснела. Дама поправила пенсне, обратилась к Вальке.

– А у тебя что? «Эскалатор полз медленно, натужно»?

– Не… нет. У меня…

Валька, торопясь, развернул листочек и принялся читать с выражением:

– Существует тучка зрения, что корки и альфы антагонистичны изначально, поэтому и воюют между собой вот уже много веков. Однако мы вам раскроем (по большому секрету, разумеется) настоящую причину старинной вражды. Давным-давно, когда Средизубье только явилось из небытия, корки и альфы обитали рядом друг с другом и были добрыми соседями. Тогда корки еще не приобрели своих ужасных черт лица и отвратительного характера, а альфы – своей неземной красоты и… отвратительного характера. Поэтому нет-нет, да и случались меж ними бараки. Что еще больше скрепляло узы двух народов…

– Юмор, – понимающе хмыкнула дама. – Постмодерн. Неактуальненько, но посмотрю на досуге. Может, из тебя что и выйдет. В будущем. Далеком, - уточнила она.

Не дожидаясь очередного чтения вслух, тетка заглянула в айпады Сёмы и Нади. Продекламировала:

«Вот утро пришло, солнце тоже проснулось,

Но капает мокрое что-то с ресниц.

А там, за окном все весной захлебнулось,

И песней любви заливается птиц!»

Задумчиво прищурила глаз.

– Ладно, мои дорогие, все с вами ясно. Пойду-ка я, пожалуй.

Вскочил Петька.

– Э, а как же талант? Нас же так просто не издадут. Я… я слова нужные знаю! Вот! Графомания наша, сущая в рукописях, да аллегоризируется имя твое, да придет орфоэпия твоя, да будет воля твоя и в наших файлах, как в уже изданных романах. Буквы насущные дай нам днесь, и прости нам орфографию нашу, как и мы прощаем пунктуацию врагов наших, и не введи нас во искушение эвфемизмами, но избавь нас от речевых штампов. Ибо твоя есть проза и поэзия, и драматургия во веки. ППКС.

Взгляд дамы потеплел, приобрел некоторую мечтательность и снисходительность. Дымный образ поплыл, изменяясь. Теперь над столом висел мужик в рубахе и лаптях с длинной, не сильно чесаной бородой.

– Талант… Эх, мои милые, я смотрю, вы все Бронзовый век читаете. А ведь был еще Серебряный. Золотой! Какие люди, какие графы! А француз один, душка, не чета вашим «бронзовым», более тысячи романов и драм… вот это производительность. Трудитесь, мои милые, трудитесь, и все у вас будет.

– Так что, таланта не дадите? – обиженно спросил Петька.

Мужик над столом нахмурился и стремительно превратился обратно в толстуху. Потушенные свечи вспыхнули сами собой, зажглась даже электрическая лампа на потолке, и вдруг стало светло. Тетка выхватила откуда-то метлу, настоящую, дворницкую, из прутиков, и со всего размаху огрела ею Петьку по голове.

– Таланта! Я тебе дам таланта! Догоню и еще раз дам. Ишь, халявы захотели!

И дама понеслась по комнате, дубася метлой всех, кто подворачивался под руку. Девчонки с визгом полезли под стол, Димка рыбкой нырнул следом. Для Сёмы места не нашлось, и он с воплем понесся к шкафу, попытавшись с разгону взлететь на полку, но застрял и огреб по мягкому месту.

– Издадут их… Писать надо лучше! Поняли! Лучше! Писать! – дама разбушевалась не на шутку. – Придумали тоже. Да как вы посмели тревожить мой покой! Раньше-то какие люди были, какие конкурсы! А вы, мелюзга… Научитесь сначала компиляцию от контаминации отличать, потом вызывайте!

Вакханалия духа могла бы продолжаться до бесконечности, но тут Валька, скорчившийся на диване и прикрывающий голову ладонями, увидел перед собой ветхий орфографический словарь. Наверное, он завалялся с прошлого сборища, но Вальке некогда было об этом думать. Мальчишка выскочил на середину комнаты и, выставив словарь перед собой, заорал что было сил:

– Именем выделения деепричастного оборота и написания «жи-ши» через «и», дух графомании, ИЗЫДИ!

Толстая баба нежданно просветлела лицом, улыбнулась.

– Находчивый мальчик, – произнесла она, ласково взъерошив ему волосы. – Далеко пойдешь.

И, сменив гнев на милость, растворилась в воздухе.

Несколько мгновений в комнате царила тишина.

Девчонки с опаской выглянули из-под стола. 

– Фу-у… кончилось, что ли?

Сёма рискнул вынуть башку из шкафа.

– Вроде, да.

Ребята полезли наружу из укрытий.

– Как ты догадался? – принялся допытываться у Вальки председатель, потирая ушибленную метлой макушку.

Тот позыркал по сторонам, убедился, что изгнанный дух точно нигде не маячит, пожал плечами.

– Да я наудачу. Словарь увидел, подумал: Графомания, она же опытная, ее никакой архитектоникой не напугаешь. А простейшие правила самое то. Азами ее надо, азами.

Сёма уважительно пожал Вальке руку.

– Молодец!

Расходились быстро, даже не попив чаю, но пообещав друг другу через неделю собраться вновь. Дело литературы не должно погибнуть, несмотря на выпавшие на их долю суровые испытания.

Валька покидал квартиру последним.

– А давай подучимся, романчик в соавторстве напишем и через годик еще раз попробуем, а? Ну, Графоманию вызвать, – спросил Петька. – Маститые уже будем, может тогда она нам поможет.

Валька, занесший было ногу над порогом, остановился.

– Слушай, – сказал он, кладя ладонь на Петькино плечо. – Я тебя очень прошу, оставь ее в покое. Сами как-нибудь.

Автор: Юстина Южная

Фуррятинка

«Большинство так называемых смелых людей лишены воображения. Они не могут себе представить, что произойдет, если что-то вдруг пойдет не так.» 

Чарльз Буковски

«Нам дали инструмент, а будем мы им строить или разбивать черепа — зависит от нас.» 

Сергей Лукьяненко «Лабиринт отражений» 

По коридору сверхсекретного правительственного научно-исследовательского центра бежал молодой сотрудник отдела генной инженерии. Его белый халат развивался словно плащ комиксового супергероя, в руках была планшетка с какими-то важными данными и цифрами – в общем и целом самый обычный ученый в час ночи. Таких вот бегающих и куда-то спешащих в этой лаборатории было пруд пруди. Даром чтоль их всех запихнули под толщу земли на пару километров – работайте, батенька, работайте, изобретайте! Но именно на этого работника все обращали внимание и старались заранее расступиться, пропуская человека вперед – взгляд у него был просто бешенный, как будто от его решения сейчас зависели миллиарды жизней. В какой-то мере это вполне могло быть правдой, поэтому мешаться, а тем паче останавливать ретивого молодого человека никто даже и не пытался.

Подбежав к бронированной двери он трижды уронил свою идентификационную карточку, прежде чем поднести ее к декодеру и протиснуться внутрь прежде, чем дверь нормально откроется.

- Борис Игнатьевич! Борис Игнатьевич!

- Да, Коленька? – уже довольно немолодой профессор с чеховской бородкой лениво взглянул на своего запыхавшегося младшего сотрудника поверх какого-то научного труда, - Что-то случилось?

- Процесс… хах… завершен… фуф…

- А почему не сообщил по коммуникатору? Что-то пошло не так? - Младший научный сотрудник, а по факту вообще единственный научный сотрудник в отделе Бориса Игнатьевича не считая самого Бориса Игнатьевича, собирался уже было что-то ответить, но руководитель перебил его жестом руки, - Ладно, расскажешь по дороге.

Отложив книгу на журнальный столик к остальным фолиантам, пожилой профессор довольно резво встал со своего кресла и вместе с коллегой вышел обратно в коридор.

- И каковы результаты?

Николай на ходу передал своему руководителю планшетку. Тот, поправив на носу очки, жадно начал вглядываться в цифры и что-то там бормотать под нос.

- Интересно, интересно…

- Борис Игнатьевич?

- Да, Николай? – профессор вернул принадлежащую младшему научному сотруднику именную планшетку.

- Тут такое дело… Как бы лучше подвести… В общем, не хочу показаться бестактным, но с тех пор как я ознакомился с некоторыми подробностями данного проекта, меня все не оставляет один вопрос… Я боялся задавать его раньше, но сейчас, когда результаты уже на лицо… все равно, каковы возможные области применения данного вида существ?

- Ну, знаешь…

- Простите, Борис Игнатьевич. Я знаю, создание новой формы жизни – к этому стремились люди со времен осознания себя единственным носителем разума на этой планете. А может и во всей вселенной. Да, это триумф, это действительно невероятное открытие, но… Но каковы действительно практические перспективы? 

- Если честно, в момент озарения меня не слишком сильно волновало практическое применение конечно продукта… хотя, если ОНО действительно разумно, то такой термин как «продукт» не совсем подходит… Но все равно, их можно использовать все в той же военной промышленности. Только представь, армия, состоящая лишь из подобных существ. Они сильнее быстрее и некоторые, в будущем конечно, могут использовать свои уникальные видовые особенности. Или же на промышленности… Но моей первоначальной целью, конечно же, было именно создание нового разумного биологического вида.

- Да, но… Я боюсь, что ваше открытие принесет больше бед, чем пользы. Вы же понимаете, что люди существа слегка двинутые…

- Люди вообще существа странные, в этом я с тобой полностью согласен. И кажется я понимаю, к чему ты ведешь. Ты боишься, что современное прогрессивное общество, или же, что более вероятно, прогрессивное общество в недалеком будущем, просто не сможет принять того факта, что они больше не уникальны в своем разуме? Что люди не примут новый вид существ, начнутся разногласия, гонения, распри и войны на сей почве. Да, так было с индейцами, так было с неграми. Да что уж говорить, так есть и сейчас, достаточно лишь посмотреть новости…

- Нет, я… - Николай попытался перебить своего научного руководителя, но если уж того понесло, то уже не остановить.

- Но здесь же все совсем другого рода, не так ли? Ведь данные существа были выведены искусственным путем, то есть полностью подвластны человеку и его природе. Возможно, да, тут уже будет прослеживаться феномен доктора Франкенштейна, когда создание человека из его же биоматериала перенимает пороки своего создателя. Но сейчас не девятнадцатый век, опять же. Массовая культура подготовила умы землян не только ко всяким рукотворным монстрам, но и к существам, имеющим инопланетное происхождение. Человек разумный не перестанет быть разумным при виде своего собрата по разуму.

- Профессор, я не совсем об этом.

- А о чем же тогда?

Проходя очередной пост охраны, Борис Игнатьевич и Николай предъявили пропуска. Хоть охранник преотличнейше знал обоих лично, камера под потолком все-равно обязывала соблюдать установленные свыше правила безопасности.

- Понимаете… - продолжил Николай, - Это больше о психологии конкретно взятых индивидов, а не о разумной популяции в целом. А точнее в основном это будет касаться мужчин, но кто знает. Лично я думаю, что к данной проблеме нужно будет привлечь настоящих психологов, дабы избежать похожих проблем в будущем. Я бог весть какой специалист в данной области, но даже я знаю основной постулат мужского начала – трахай все что движется, а что не движется, двигай и трахай. Простите за пошлость и похабщину, но тут именно этот случай.

- Ты думаешь, что…

- Да, Борис Игнатьевич, я опасаюсь, что наш гибрид человека и животного в первую очередь вызовет интерес именно в этом плане. Понимаете, ведь те или иные фетиши со временем теряют своей остроты ощущений. Так бывает со всеми вещами, вызывающими привыкание. И в таком случае разум человека, извращенный по своей природе, начинает придумывать для себя все новые и новые. А так как у мужчин есть только женщины… присутствие другого разумного вида сразу вызовет огромный интерес в данном разрезе…

- Коленька, ты преувеличиваешь. Следуя твоей логике, человека должно привлекать в извращенно физическом плане абсолютно каждая новинка, появившаяся в его жизни. И ты не прав, это касается не только мужчин, уж поверь моему опыту, - профессор многозначительно ухмыльнулся,- Но вернёмся к теме, взять хотя бы банальный телевизор – я не знаю ни одного человека, которого бы привлекали его габариты и формы. Нет, я не буду отрицать, что на свете есть такие индивидуумы, которые действительно будут, извините меня, наяривать на данный предмет, но это все же исключение, которое только подтверждает само правило. То же и с другими видами на нашей планете матушке. Извращенцы есть, и их даже больше, чем любителей голубого экрана, но не все же поголовно уподобляются данному греху.

- Борис Игнатьевич, вы меня не совсем так поняли. Телевизор не привлекает только потому что он телевизор. А если облачить экран в более привлекательную форму, предположим, фигуру Венеры Милосской, то любителей данного фетиша станет гораздо больше. Я не уделял этой проблеме бы так много внимания, если бы не внешний вид нашего с вами создания. Когда предыдущие отбракованные неразумные образцы были менее похожи на человека, данный вопрос на повестке дня действительно не стоял. Но сейчас… Я думаю, такая же проблема в скором будущем появится у отдела робототехники, если они и дальше продолжат работать в сторону андройдов.

- Хмм… Знаешь, Николай, - Борис Игнатьевич задумчиво почесал свою бородку, - Может быть в какой-то степени ты и прав. Люди – существа странные. Даже искусство они подмяли под свое желание удовлетворить свои потребности в сексе. Мне вот интересно, что же все-таки вас натолкнуло на такую экстравагантную мысль?

- Простите, профессор, - Николай слегка потупился, - личный опыт. Я и пренебрег коммуникатором, бежал к вам со всех ног, чтобы не оставаться в лаборатории с фурри один на один. Я когда открыл застенки капсулы… простите, но первая мысль, что у меня промелькнула в голове, это можно ли ЭТО будет трахать. Простите. Мне стыдно, но это именно так.

- Мдам… Понятно. Не извиняйтесь, мы все не каменные. А ты еще молодой, гормоны играют. И как ты там назвал? «Фурри»?

- Ну, я так их называю… Ну, ОНО… ОНА, как человек, только покрыта мехом, ну и…

- Не плохо, не плохо. Звучит. Так проект потом и назовем, если все выгорит.

Неспешной походкой профессор со своим младшим научным сотрудником достигли дверей своей лаборатории. Пройдя через шлюз, раздевалку и дезинфекторную камеру, они попали в застенки своей лаборатории.

- Она прекрасна, - профессор долго не мог оторвать взгляда от своего нового творения, - Жду не дождусь, когда можно будет приступать к тестированию интеллекта. И не переживай ты так, - профессор положил руку на плечо своего сотрудника, который явно пытался спрятать кое что широкой планшеткой, - Не думаю я, что это станет уж очень сильной проблемой. Но ты прав, на этот факт нельзя закрывать глаза. Привлечём психологов, они то уж нам всю правду матку резать и будут. А наше дело простое – создать, а дальше уже будь что будет. И потом, с нашими то возможностями, всегда можно сначала запустить «проверку на вшивость», как тогда вампирологи с киноиндустрией провернули. Запряжем кого-нибудь, ну предположим, ту новую студию Уолта Диснея, нарисует он нам пару мультиков с нашими «фуррями», а потом посмотрим, как народ будет на них реагировать. Да и к тому же, ну будут они столь желанны, будут подростки в периоды гормональных взрывов беззаботно сидеть и счастливо наяривать на столь прекрасный создания. Лафа! – профессор засмеялся, - Да не, бред какой-то. Не бери в голову, никогда такого не будет, это я так, старый… Ладно, пора вернуться к делам, у нас впереди еще много работы.

Николай счастливо поторопился отойти от объекта навязчивых мыслей в дальний конец лаборатории считывать показания приборов, а Борис Игнатьевич продолжал с упоением смотреть на дело рук своих.

- Лепота… - тихо прошептал он.

Автор: Иван Абрамов