Плохая девочка
Расскажу вам про совершенно отмороженную даму, которая умудрилась в XVII веке жить, как ей хотелось, и сам король с этим согласился. Биография ее настолько невероятна, что многие считают это легендой — не могут поверить, что такое возможно. А между тем, вполне себе исторический персонаж.
Жила-была во Франции Жюли д’Обиньи. Родилась в 1670 году. Отец хотел мальчика, но что-то пошло не так. Увидев дочку, он сказал:
— Ладно, будешь мне вместо сына.
И воспитывал Жюли, как пацана. Научил фехтовать, драться, все время внушал:
— Мужиком, доченька, быть интереснее. Свободы больше. Вот тебе не повезло бабой родиться, но хоть до замужества поживи нормально.
В итоге выросла девочка красивая — изящная, белокурая, голубоглазая. Но вела себя, как мужик, потому что ей так было интереснее. Когда Жюли исполнилось 15 лет, на нее обратил внимание граф д’Арманьяк, у которого папа девушки работал секретарем.
— О, какой пти флёр! — восхитился он. — Иди сюда, я тебя сорву.
Жюли стала любовницей графа. Но в силу возраста д’Арманьяк в койке был не очень — так только, одна галантность, и никакого толку.
Папа об этом узнал, и говорит:
— Придется тебя, доченька, выдать замуж, чтобы позор прикрыть.
Выдали Жюли за некоего господина Мопена. Тот тоже постельными умениями не отличался, зато галантен был до безобразия.
— Что-то хуйня какая-то этот ваш секс, — сделала вывод Жюли. — Фехтование лучше.
Познакомилась со знаменитым фехтовальщиком Сераном. А он как раз замочил человека на дуэли, и говорит:
— Ма шер ами, я вынужден бежать из Парижа. Если хочешь, поехали со мной.
— Да поехали, конечно, — отвечает Жюли. — А то меня тут галантным сексом заебали, надоел этот замуж.
— Дело в том, что я тебя тоже буду сексом ебать, — поясняет Серан. — Иначе никак. Бабы для того и нужны.
— Хуй с тобой, еби, раз это принципиально, — решила Жюли, и сбежала от мужа в Марсель.
Господин Мопен только слезы утер, да сел у окошка ждать возвращения супруги. А она в Марселе развлекалась, как могла. С Сераном на пару выступала с фехтовальными номерами. Причем переодевалась в мужчину, шпагой работала так ловко, что никто из зрителей не заподозрил в ней девушку. Еще у обоих были хорошие голоса, и они подрабатывали оперными певцами.
Но вдруг однажды Жюли увидела среди зрителей прекрасную девушку, дочь марсельского торговца. И влюбилась. Подходит к ней в мужском костюме, говорит:
— Разрешите представиться: шевалье д’Обиньи. Позвольте вас трахнуть, — и каблуками так щелк-щелк выразительно, а глазами зырк-зырк.
Девушка обмерла от такого прекрасного, хоть малорослого шевалье, согласилась. Но увидела его голым, и возмутилась:
— Как так? Вы же баба! Вон и сиськи у вас имеются, и все остальное.
— Ну какая тебе разница, мон амур? — убеждала Жюли. — Зато никакого галантного секса, никаких хуев богомерзких. Выебу так, что век помнить будешь.
Девушка отдалась в порядке эксперимента, ей понравилось. А Жюли наконец поняла, почему ее секс раньше не устраивал:
— Вон в чем дело! Трахать интереснее, чем когда тебя трахают! Вот почему папа говорил, что мужиком быть лучше!
Стали они сожительствовать. Но это очень огорчило родителей девушки.
— Нам до толерантности еще триста лет! Нехуй семью позорить!
Девушку заточили в монастырь.
— Э, ну зачем сразу туда? — просила Жюли. — Лучше замуж ее выдайте.
— Хули толку? — возражали родители. — Тебя вон выдали, чем это помогло? Гарцуешь по Европе и девок портишь.
— А ля гер комм а ля гер, — решила Жюли.
Отступать она не привыкла, переоделась в женское платье, явилась в тот же монастырь, в послушницы. Их роман с подругой продолжился. Но д’Обиньи унылый монастырский быт не устраивал, молиться она не желала, и думала, как бы сбежать. На ее счастье, померла одна из монахинь. Жюли под покровом ночи перетащила ее в келью своей подруги, уложила в постель.
— Ой, зачем ты трупак принесла? — удивилась девушка. — Некрофилией займемся, что ли?
— Это потом, — сурово ответила Жюли. — А сейчас валим, пока не началось.
Подожгла келью с трупом — типа, это ее подруга погибла. А сама переоделась в мужскую одежду, сбежала и любимую с собой увела. План так себе, конечно. В монастыре быстро провели ревизию трупов, поняли, что их больше не стало. Заявили в полицию.
Между тем дамочки жили, как хотели. Но вдруг Жюли надоела любовница.
— Шла бы ты домой, — сказала она, — А то это уже на супружество похоже. Трахаю только тебя, тоска и скука.
Обиженная девица вернулась к родителям, и сдала место, где жила д’Обиньи. Ее взяли, посадили в тюрьму, судили. Жюли была в мужской одежде. Никто не мог поверить, что такое вытворила баба, а добрая традиция заглядывать заключенным между ног появилась гораздо позже. Поэтому Жюли судили, как мужика — кавалера д’Обиньи.
— Монахиню сжег? — строго спросили судьи.
Жюли пожала плечами.
— Вот и мы тебя сожжем, — решили судьи. — Приговариваем к смерти через сожжение.
— Так, блядь, не годится, — возразила Жюли. — Я дохлую монахиню сожгла. А вы меня живьем собираетесь.
— А это за похищение невинной девицы, — пояснили судьи.
Правосудие такое не очень: Жюли-то никого не убила. Но суровые времена, чо.
Папа Жюли очень горевал, сумел добиться приема у короля Людовика XIV.
— Помилуйте мою девочку, ваше величество, — попросил он.
— Какую нахуй девочку? — удивился Король Солнце. — Там же мальчик.
— А был ли мальчик? — патетически воскликнул папа, и рассказал всю историю Жюли.
— Ничего себе, какие у нас во Франции девицы есть! — порадовался Людовик Великий. — Трахать баб любит? Я ее понимаю, сам их трахать люблю. Говоришь, ей еще двадцати не исполнилось? Что ж она в тридцать утворит? Желаю посмотреть. Помиловать мальчика д’Обиньи, который девочка. Или девочку, которая мальчик? Похуй, помиловать!
— Ваше величество, — робко попросил папа д’Обиньи. — А может, вы ее к делу пристроите, чтобы она хоть трупы больше не жгла?
— А что она умеет, кроме как трахать баб?
— Фехтовать и петь.
— Ну в мушкетеры ее как-то не очень будет, — задумался Людовик. — Она ж там всех перережет. Ладно, пусть в Парижской опере поет.
Забрал папа Жюли из тюрьмы, привел в Оперу, говорит:
— Предвижу дальнейшие выебоны с твоей стороны, доченька. Поэтому выступай-ка ты под фамилией мужа, нечего наш род позорить, а позорь род Мопен, тем более, у него приставки "де" нет, так что какая хуй разница.
Жюли начала выступать под именем мадемуазель Мопен, никто даже не знал, что она мадам вообще-то. А законный супруг продолжал сидеть у окошка. Скоро Жюли стала получать ведущие партии, сделалась знаменитостью. Ну, а на досуге развлекалась прежним образом: переодевалась в мужскую одежду, выходила в свет, мужиков вызывала на дуэль и убивала, а баб соблазняла и трахала.
Однажды явилась она на бал-маскарад к герцогу Орлеанскому, стала там к бабам приставать. Одну вообще схватила в охапку, поцеловала взасос. Знатные господа возмутились, Жюли вызвала на дуэль сразу троих и качественно их продырявила. После этого сбежала в Брюссель.
Дуэли по закону были запрещены, за них полагалась смертная казнь. Королю доложили о выходке Жюли, но он сказал:
— В законе что написано? Дуэли запрещены мужчинам. Про баб там ни слова нет.
— Но она была в мужской одежде, ваше величество!
— Да, но под одеждой-то баба.
— Но ведь она людей покалечила!
— А какого хуя они вызов от бабы приняли? Сами виноваты. Помиловать девочку.
Так уж ему хотелось знать, что она дальше учинить может. Жюли вернулась, продолжила выступать в Парижской опере. Теперь мужики боялись принимать от нее вызовы, и обиженная мадемуазель Мопен пиздила их палкой, да еще грабила. Короче, унижала всячески. На нее заводили дела в суде, а король все прощал и миловал, ржал только.
Жюли окончательно решила, что трахать интереснее, и с мужчинами больше не спала. Ее последней любовницей была маркиза де Флорензак. Они жили два года вместе, потом маркиза умерла. А Жюли ушла в монастырь, но на этот раз никого не жгла, а провела два года, искупая грехи. Потом скончалась в возрасте 37 лет.
Мораль: если очень хочется, то можно. В любом веке. Главное, понравиться королю. )))
(С) Диана Удовиченко
Я когда младенцем был тоже очень сильно хотел чтоб меня крестили.