Cat_Cat

Ужасное великолепие римских провинций

 Римская провинция времён Республики штука классная. Если описать её одной фразой, то это будет: узаконенное систематическое ограбление. Да, именно так. Идея продлить навечно оккупационный режим на завоёванных территориях была на самом деле гениальной. Все эти игры в политику, взаимные уступки и обещания, которые приходилось делать в Италии, теперь можно было забыть, как страшный сон. Тем не менее, внутреннее устройство провинции было куда сложнее и многограннее, чем может показаться на первый взгляд.

 Первое, что, конечно же, стоит уяснить, – это положение провинции в составе Римской Республики. В отличии от муниципий и прочих союзных общин, провинция являлась частью Рима, вся её территория считалась римской, на её территории действовали римские законы и обычаи. НО. Всё неримское население для римских властей имело статус перегринов (чужаков), что делало их практически бесправными по этому самому римскому праву. Римляне не отменяли существующих местных законов, но они регулировали только взаимоотношения общины и её гражданина, причём только в той части, которая не противоречила римским законам. Ни один документ никак не регламентировал права провинциала в правовом поле Римской республики, а значит для неё он был никем.

 Единственным субъектом права, отношения с которым в рамках провинциального устройства были регламентированы, была община. Закон lex provinciae, принимаемый Сенатом, устанавливал структуру провинции: её границы, налоговый и таможенный режим, деление на судебные округа и прочие административные вопросы. В нём не было ни слова о каких-либо правах общин, только об обязанностях. То же самое наблюдалось и в отдельных договорах Рима с общинами – они устанавливали конкретный перечень обязанностей общин перед Римом, налоговые льготы, степень внутренней автономии и прочие вопросы функционирования общины. Некоторые общины по таким договорам могли получить избавление практически от всех податей и полную внутреннюю автономию, в то время как другие ставились под внешнее управление Рима и присылаемых им преторов. Наконец, последним законодательным актом, регулирующим жизнь провинции, был edicta provincialia, издаваемый наместником. Он представлял из себя набор принципов, которыми будет руководствоваться наместник провинции в своём правлении. И, опять же, там не было ни слова о правах провинциалов. Единственным правом, которое было у жителей провинции, было обращение в Сенат, но сделать это можно было только по очень серьёзным причинам. И угадайте с трёх раз, какая причина была самой популярной?

 Ага, коррупция. Появилась она неспроста. Провинции были сильно удалёнными от Рима территориями, ручное директивное управление при тогдашних средствах доставки информации было нереально, а потому наместник провинции должен был иметь широкую автономию. Сенат, в мудрости своей, понимал, что нельзя давать наместнику всю полноту власти в провинции, так как это будет слишком похоже на власть царскую. Поэтому наместник получал для управления провинцией «урезанный» империй – военные и судебные полномочия гражданского империя. Формально в вопросы административного управления провинцией он не должен был лезть, так как они уже регулировались сенатскими постановлениями. Но в реальности, из-за отсутствия какой-либо системы контроля за наместниками и удалённости от Рима, они имели почти полное всевластие в вверенных им провинциях, ограниченное лишь личными качествами наместника. Ну, и сроком исполнения обязанностей в 1 год, который в реальности часто и вовсе был 8-10 месяцев, так как на путь из Рима до провинции тоже нужно время.

 Тем не менее, не стоит считать, что наместники были абсолютно всесильными. Да, в руках у них был гарнизон солдат, но в случае массового восстания войска из Рима могут идти долго, а жить и добра наживать всем хочется. Поэтому наместникам приходилось всегда опираться на местные элиты – хорошие отношения с ними были залогом спокойного наместничества. Тем более, что наместничество, как и прочие магистратуры в Риме, были почётным правом, а потому из казны не оплачивались. А ведь наместнику в управлении провинции нужен был собственный штат – никакого постоянного чиновничьего аппарата в провинции не было, чтобы он не мог срастись с местными. Обычно штат наместника состоял из квестора (бухгалтера), нескольких писцов и советников из семьи и клиентеллы. И всех их требовалось содержать за свой счёт, а ещё снимать жильё (Республика не заботилась о том, чтобы была постоянная резиденция наместника), осуществлять разъезды по провинции, принимать делегации… И всё это требовало денег и немало.

 И вот тут на помощь римлянам приходил античный институт гостеприимства. Местные  провинциальные элиты, стремясь заручиться благосклонностью нового наместника, обычно предоставляли тому за счёт общины жильё. Также, по правилам гостеприимства, они устраивали званные обеды, дарили «небольшие» подарки и оказывали услуги, естественно, на совершенно безвозмездной основе. Коррупция? Возможно. Но для античного общества это было нормой – местные показывали благожелательность наместнику, в обмен ожидая подобной благожелательности от него, причём если повезёт, то даже и после его возвращения в Рим. По обычаям, нарушение правил гостеприимства, даже в отношении чужаков, могло оставить значительное пятно на репутации, так как такие обычаи были выше происхождения, и принимая их, обе стороны накладывали на себя ряд обязательств. Поэтому умный наместник не отказывался от помощи местных, а некоторые из них, находящиеся в особо щекотливом положении близящегося банкротства, могли и начать заискивать перед провинциалами, вместо того, чтобы пойти по более простому пути грабежа.

 А ведь грабить провинцию было легко и приятно. Одной из главных целей финта с узакониванием римской оккупации на территории провинции было обеспечение законных оснований для выкачивания денег (муниципии, в отличие от провинций, в большинстве своём никаких прямых налогов не платили). Так население провинций облагалось двумя основными налогами:
стипендиум – особый подушевой налог, который взымался по праву оккупации провинции. По сути, провинциалы платили налог на то, что римляне их завоевали;
десятина — налог за possesio (владение) землёй. Так как вся земля провинции теперь принадлежит Риму, местные жители, живущие на этой земле, должны были платить аренду, исчислявшуюся в десятую часть с урожая или иных доходов с земли;
пошлины для ввозимых товаров в размере до 20%.
Кроме этого, для каждой общины могли устанавливаться дополнительные налоги и пошлины. В общем, фискальные сборы с одной лишь Сицилии достигали миллионов сестерциев (1 сестерций = примерно 1 грамму серебра) и даже если часть из этих денег прилипнет к рукам, то можно было очень неплохо поднять своё состояние. Проблема заключалась в том, что налогообложение провинции было очень и очень запутанной вещью.

 Начать стоит с уже упоминавшегося ранее факта, что каждая община имела свои ставки налогов, зафиксированные в отдельных договорах. Проблемой была и оценка десятины в случае неземледельческих хозяйств. Кроме того, налог мог взыматься как в денежной, так и в натуральной форме (например, провинции Африка и Египет должны были 25% своего урожая отправлять в Рим в качестве налога). Причём в рамках одной провинции налоги могли существовать в десятках разных сочетаний. Сенат понимал, что для администрирования настолько сложной системы нужен немалый административный аппарат, а причёсывать всех под одну гребёнку было категорически нельзя – разные ставки налогов для соседних общин были частью тактики разделяй и властвуй, когда римляне искусственно создавали конфликты, в которых могли выступать медиатором. Поэтому, чтобы не парить себе мозг администрированием всей этой невообразимо сложной системы, большая часть из налогов были отданы на откуп частным подрядчикам. Кто сказал анкапистан?!

 Сенат выставлял на открытых торгах право сбора налога – иногда одного конкретного вида, а иногда всех налогов конкретной общины – за оценочную сумму его величины в этом году (оценка могла быть основана как на величине собранного в прошлом году, так и на банальном – нам нужно Х денег и неважно как). Тот, кто готов был предложить наибольшую сумму за право сбора налогов и выигрывал подряд. Сенат получал здесь и сейчас деньги, а откупщики-публиканы получали дыру в бюджете, которую следовало срочно залатать. В основном в публиканы шли представители сословия всадников, занятые в коммерции, так как у них, в отличие от земельной аристократии Рима, всегда были живые деньги. Они объединялись в фирмы (коллекторские агентства), которые сочетали в себе как функции коллекторов, так и ростовщиков: нет денег выплатить налог? – вот тебе кредит под залог твоего имущества. Формально, публиканы должны были следовать законам при сборе «задолженности», но по факту они стремились выбить как можно больше, чтобы получить прибыль. Естественно, это было незаконно, и естественно, Сенат закрывал на это глаза, так как главное было получить деньги, а что там будет с инородцами уже и не важно. Если народ начнёт бузить, то Сенат всегда мог свалить всю вину на зарвавшихся публиканов и устроить им показательную порку в суде. Вот только суд по таким делам вёлся всадниками, многие из которых сами были публиканами. Итог таких судов, я думаю, очевиден.

 Естественно, что для сбора причитающегося публиканам, нужно было заручиться поддержкой наместников, и вот тут уже начиналась настоящая коррупция. Если у наместника были хорошие отношения с жителями провинции или он был просто честный малый, то деятельность публиканов могла ограничиваться. Но часто случались диаметрально противоположные ситуации, когда публиканы, пользуясь поддержкой наместника вплоть до использования легионеров для изъятия долгов силой, могли собрать налоги сразу за несколько лет вперёд, и так каждый год – ведь каждому новому наместнику тоже нужны деньги. Не раз и не два в истории Республики провинциалы обращались в Сенат из-за откровенного грабежа провинций публиканами, но редко когда дела заканчивались положительным для них исходом. Провинции были просто опутаны сетями римских публиканов и ростовщиков, и нередко случалось, что общий долг провинции превышал её доходы за несколько лет!

 На таком разграблении провинций наживались все участники. И хотя обычно во всех бедах винят наместников, но настоящими бенефициарами провинциальной системы были, конечно же, всадники: именно через них шли основные финансовые потоки из провинций, они вгоняли эти самые провинции в долги, а потом выбивали их всеми возможностями. Наместники были всего лишь их помощниками, которым причитался процент, достаточный, чтобы все остались довольны. Сенат, осознававший опасность роста благосостояния всадничества, а к I веку до н.э. всадники могли уже посоперничать по богатству и влиянию с древними сенаторскими родами, пытался периодически изменить ситуацию, но страх, что создание провинциальных администраций размоет власть Сената, торпедировал все усилия.

 Ладно, наместники, публиканы, сенаторы, все получали своё, но как же местные, почему они не восставали то против такого неприкрытого грабежа и закабаления? Простой ответ – из-за римских легионов, готовых утопить в крови восставших. Но реальность была, конечно же, сложнее. Влияла и римская политика «разделяй и властвуй», когда создавались искусственные конфликты между общинами, а Рим, как заботливый родитель, выступал в них посредником. Влияло и то, что местные элиты стремились инкорпорироваться в состав элит римских, кто через становление клиентом благородного римского рода, кто через верную службу с получением римского или италийского гражданства. Рим, несмотря на полное бесправие провинциалов, всё же оставлял тем призрачный шанс на повышение статуса, естественно, тем больший, чем выше твоё положение в обществе. Влияло и то, что провинции имели крепкие торговые связи с Римом, и то, что Рим действительно защищал их в военном плане и устанавливал там вечный мир, и то, что подспудно шла романизация завоёванных. И этого всего, как ни странно, хватало – нам известно предельно мало сепаратистских восстаний в провинциях, даже в тяжелейшие годы гражданской войны империя не развалилась, а провинции послушно выставляли контингенты сражающимся претендентам за власть над Римом.

 Тем не менее, республиканская провинциальная система была ужасной. Запутанная, сложная, дико коррупционная. Будучи компромиссом между желаниями, возможностями и страхами, эта система была жизнеспособна из-за уникального стечения обстоятельств. Да, эта система была явным шагом назад, по сравнению с муниципиями, но шагом вынужденным. Именно провинциальная система позволила Риму стать гегемоном всего Средиземноморья, обеспечила его финансами, необходимыми для перманентной войны. Некрасиво, неэффективно, но работает. А большего и не требовалось.

_____________________________________

Автор: Владимир Герасименко

Антипрививочники наносят удар: Вакцинный бунт в Рио

Посвящается той самой статье про вакцинацию.

 Знаете, что я люблю в истории человечества больше всего? То, что она циклична. Взлёты и падения, войны и периоды мира, переделы влияния – и, конечно же, эпидемии. Сейчас это Ковид. Раньше это был грипп, корь, испанка, чума, чума, и опять чума. Не знаю, как это было в старину, но сейчас на улицах полно народу, которые говорят, мол, Ковид – это всё выдумки, губительное влияние 5G, чипирования, камерунских масонов и Сатаны лично, а самое главное – что ни предохраняться (шутка про родителей), ни прививаться не надо – от этого только хуже. Ну, а история циклична – и тут неплохо было бы вспомнить события почти столетней давности в Бразилии, когда попытка правительства провести вакцинацию обернулась военным бунтом.

 Вообще, эта тема уже всплывала в моей статье про бразильские «Интересные времена», но в малом объёме, так что предлагаю перенестись в славный город Рио-де-Жанейро, в 1904 год. Этот период в истории Бразилии известен, как «Старая Республика» – название, радующее любого ЗВ-фана. «Прекрасная эпоха» в разгаре, новые открытия каждый день, огромные лайнеры пересекают просторы мировых океанов, а Рио уже славится как не самый плохой город для культурного отдыха. Но это – только снаружи. В глубине, за роскошными набережными и приветливыми обитателями столицы, кроется местное Чертаново – огромные трущобы. Планировка города перестала соответствовать его нуждам ещё во времена Империи, а уж тридцать лет спустя, когда город разросся с пятисот тысяч жителей до миллиона, всё стало ещё печальнее. Усугублялось всё это тем, что обитатели трущоб говорили на разных языках, разбивались по своим группам, периодически ходили «Стенка на стенку», и, конечно же, болели. Эпидемии в этих местах случались регулярно, и от них в буквальном смысле не было никакого спасения. Единственным выходом было нахрен снести все эти хибары, и отстроить всё заново, с нормальной инфраструктурой и планировкой. Ни один нормальный человек на это не пошёл бы, ведь всех «местных» нужно сначала куда-то деть, а во временных бараках всё может стать только хуже. Короче, задача была невозможной.

Или же не такой уж и невозможной?

 Историк Джеффри Нидлл в своей статье «Бунт против вакцины в 1904» утверждает, что это восстание являлось только вершиной айсберга, и являлось выражением гораздо больших конфликтов населения Рио и администрации города. Я с этим утверждением согласен на сто процентов, подписываюсь под каждым словом. Нельзя просто так взять и передвинуть несколько тысяч человек с насиженых мест на неопределённые сроки, да ещё и колоть им всякую дрянь, о которой они и понятия не имеют. И начался весь этот цирк безумия ещё в 1902 году, когда пост президента Бразилии занял Родригеш Алвеш. Человек с хорошим опытом руководства – дважды был губернатором традиционно неспокойного штата Сан-Паулу, столько же раз занимал пост министра финансов. С Рио его связывали воспоминания бурной студенческой молодости, когда он ещё учился в императорском колледже. Увидев, в какое говнище скатился город, где он в своё время жил, он предпринял масштабную кампанию по модернизации облика города, название которой я бы вольно перевёл, как «Рио сосредотачивается».

Вот он — великий реформатор Алвеш

Не менее великий инженер-строитель Па́ссос

 Кампания эта состояла из двух пунктов – во-первых было необходимо вычистить трущобы, из которых всё время лезла всякая опасная дрянь, от туберкулёза до криминальных элементов. Для этих целей мэром города был назначен Перейра Пассос – бывший главный инженер Империи, принимавший участие во множестве строек по всей Бразилии – а также в реновации Парижа в конце 1850-х. Последний факт, собственно, и поспособствовал его назначению на эту ответственную задачу. Пассос, сам выросший и учившийся в Рио, подошёл к задаче со всей ответственностью, и вознамерился, ни много, ни мало, сделать из Рио «Тропический Париж». Новую градостроительную программу, недолго думая, назвали просто и понятно, чтобы даже последний строитель догадался – «Сноси всё». Естественно, это подразумевало снос огромной части трущоб и переселение местных обитателей в другие места, на городскую периферию, или вообще, в Минас Герайс к дедушке. Были волнения, но их подавили. Народ терпел, но с трудом – тем более, что город потихоньку начинал преображаться в лучшую сторону.

 Несмотря на то, что значительная часть города была превращена в филиал программы «Школа ремонта», особых волнений среди среднего класса не было – все прекрасно понимали, что и зачем делается, тем более, что результат был налицо – Пассос умудрился убрать с улиц бродяг, запретил огороды, мусора стало меньше, в переулках больше не бегали чьи-то свиньи, а ещё было запрещено плеваться в общественных местах. Но этим всё не ограничивалось – планы у мэра были поистине наполеоновские, к тому же, он на полном серьёзе собирался построить в городе метро – как-никак, он был инженером-железнодорожником, и имел огромный опыт в этой области. Проблема была в другом, а именно – во второй части программы по приведению Рио в божеский вид. Да-да, та самая злосчастная программа принудительной вакцинации.

 Вообще, в Бразилии такая программа была введена ещё в имперские времена – в 1837 была введена обязательная вакцинация детей от оспы, а 10 лет спустя – и взрослых. Впрочем, всем было плевать – сначала не было вакцины, а потом уже просто привыкли, ну а в 1889 грянула революция, и на имперские декреты забили. На это наложилась и без того отвратительная эпидемиологическая ситуация в Рио, даже несмотря на несколько медицинских образовательных учреждений, и тропический климат, лучший друг малярийных комаров. Поэтому когда в 1903 году пост Министра Здравоохранения занял доктор Освалду Крус, ещё один коренной житель Рио, была реализована вторая часть плана, связанная с окончательным решением эпидемического вопроса. Радикальным.

 Крус, как и Пассос, тоже стажировался в Париже, однако уже в конце XIX века. Но не абы где, а в институте бактериологии имени Луи Пастера – так что он тоже был хорошим специалистом, разбиравшимся в своём деле. И вот триумвират из Алвеша, Пассоса и Круса успешно протолкнул в сенате республики закон об обязательной вакцинации в начале 1904 года. И понеслось.

 Сначала Крус решил разобраться с малярией. Тут всё было просто – город разделили на 10 районов, в каждом была санитарная станция, где изолировались больные. По улицам шатались молодчики из санитарных бригад, которые убивали всех москитов, до которых могли дотянуться. Окуривались дома – что тоже не играло в плюс Крусу, потому что делалось это насильно – но, опять же, всем было известно, как передаётся малярия, и зачем всё это делается. После этого доброму доктору попалась под руку бубонная чума – с которой боролись, в принципе, примерно так же, но часть трат легла на плечи домовладельцев – что последним очень не понравилось, с учётом того, что получивший полный карт-бланш Пассос сносит всё, что не движется, поднимая цены на жильё. Для убеждения самых несговорчивых Крус любезно одолжил у расположенных неподалёку армейских частей солдат. Многих пришлось выгонять штыками, потому что дома были загажены до невозможности. Ещё минус в карму реформы. А потом начались уже настоящие проблемы – потому что оспу не победить, перебив всех крыс в городе. И тут-то всё и пошло коту под хвост.

 Вакцинация на тот момент была каким-то очень страшным зверем, от которого непонятно, чего ждать. Куча карикатур, кампания в прессе, общества антипрививочников – всё смешалось в доме Облонских, и всё это было в Бразилии, наложившись на изначально не очень стабильную политическую систему Старой Республики, когда оппозиция поддерживала буквально любую инициативу, направленную против текущего правительства. Например, в октябре одна из оппозиционных газет поместила на передовицу фотографию мужчины с уродливой опухолью, якобы для того, чтобы «Читатели были осведомлены, каковы риски у обязательной вакцинации». А ещё там был примерно такой текст:

«В чём же причина этих жутких перемен? Какая? Всего лишь вакцинация, это уничтожения человеческого счастья, человеческого здоровья, человеческой жизни. Вакцинация, это распространение заразы… ужасный монстр, отравляющий чистую, невинную кровь наших детей, испражнениями больных животных…»

 Естественно, были газетные утки, что доктора намеренно отравляют людей, что заставляют раздеваться догола, я уверен, было что-нибудь в духе «Для создания одной дозы вакцины убивают десять христианских младенцев!». Народ терпел, но чаша терпения была почти полна. Когда выпустили акт об обязательной вакцинации для обучения в школе и получения работы, чаша наполнилась до краёв. Появилась «Лига против обязательной вакцинации», по большей части состоявшая из военных. А потом произошло десятое ноября.

 Согласно некоторым источникам, восстание началось с того, что какие-то пацаны нахамили полицейскому, и тот потащил их в участок. Толпа, видимо, подумала, что людей для вакцинации уже хватают на улицах, и попыталась отбить молодых нахалов. Полицейских спасла вовремя прибывшая кавалерия, разогнавшая толпу, но народны массы так просто было не остановить, и следующую неделю Рио напоминал Петроград образца 1917-го: всё в дыму, баррикады, грабежи, толпы людей шатаются туда-сюда, что-то где-то горит, кто-то где-то стреляет. Двенадцатого числа восстали докеры и строители в портовых районах – портовые сооружения Рио также проходили модернизацию. До администрации наконец-то дошло, что контроль над городом они стремительно теряют, и в Рио были введены войска. Не помогло, и до 14 числа военные были, по сути, на осадном положении, охраняя полицейские участки, газораспределительную станцию и, конечно же, подходы к президентскому дворцу. Протестующие постоянно пытались взять штурмом полицейские участки, периодически возникали перестрелки между военными и полицией. Особенно не повезло 2-му полицейскому участку на улице Святого Иоакима, который несколько раз переходил из рук в руки.

 В этот момент к президенту Алвешу подошёл генерал Сильвейра и предложил, ни много, ни мало, сложить с себя полномочия, обвинив в некомпетентности. Получив отказ, генерал пригрозил, что ещё вернётся, и ушёл в свою штаб-квартиру, готовить восстание. План был прост – поднять на уши кадетов из военных школ Прайа Вермелья и Реаленго, вооружить их, и пойти бить лоялистов, зажав их в клещи. План удался ровно наполовину – на юге кадетов из Прайа Вермелья поднять удалось, а вот на севере, в школе тактического мастерства Реаленго, провокаторов скрутили и посадили на гауптвахту. Так что исход восстания мог решиться только ударом с юга. Пока разбирались, почему Венк не атакует Реаленго не восстала, несколько офицеров сумели улизнуть и предупредить президента. Дворец начали готовить к обороне, которая, впрочем, и не потребовалась – посреди ночи колонна кадетов наткнулась на непонятно как оказавшийся посреди спального района отряд лоялистов, и в результате получасовой перестрелки отступила, при этом сенатор Лауро, второе лицо переворота, умудрился словить в это самое лицо пулю. Алвеш отказался покидать город – а вот администрация президента, отложив кирпичей на новый причал, уже готова была сбегать на ближайший крейсер, когда пришли новости из южных районов. Утром кадеты мирно сдались прибывшему в город подкреплению. Разобрались с одной бедой – появилась другая. Афробразильцы в чёрном квартале огородились баррикадами, нашли себе лидера и яростно отстреливались, размахивая красным флагом с надписью «Порт-Артур». Как и настоящий Порт-Артур, эту крепость пришлось обстреливать с моря, чтобы взять, особенно ожесточёнными были бои за Английскую Мельницу и 19-й полицейский участок. Лидера Порт-Артура, человека по кличке «Чёрное серебро», военные чуть было не линчевали. К 18 числу город был более-менее очищен от протестующих.

 Результатом всего этого балагана стал, во-первых, суд над генералом Сильвейрой и компанией, во-вторых, сворачивание достаточно амбициозного плана по модернизации города, и, конечно же, отмена кампании по вакцинации, послужившей «спусковым крючком» для народного гнева. Было арестовано 950 человек, половину потом отпустили. Погибло 65 человек, хотя тут у меня большой вопрос, как это всё считали. Училище Прайа Вермелья расформировали, чему очень удивился молодой кадет Жуан Батиста Маскареньяш де Мораиш, будущий маршал Бразилии, которому только предстоит поставить раком немецкие дивизии в Италии. Что до мега-инженера Пассоса, то теперь у него было предостаточно работы по восстановлению коммуникаций, так что метро и прочие причуды пришлось убрать в долгий ящик. Он скончается в 1913 году, в возрасте 76 лет, а его товарищ по несчастью, доктор Освалду Крус – четырьмя годами позже, сорокачетырёхлетним. Алвеш уйдёт с поста в 1906, и вернётся в президентское кресло 15 ноября 1918 – как раз на годовщину восстания. Впрочем, пост он будет занимать недолго, и умрёт уже в январе 1919 от испанки.

А в 1908 году по городу прокатилась очередная эпидемия оспы, от которой погибло более 7000 человек.

https://read.dukeupress.edu/hahr/article/67/2/233/147837/The-Revolta-Contra-Vacina-of-1904-The-Revolt — та самая статья Нидлла, за прочтение которой издатель просит 15$, но которые ему не светят, потому что я нашёл бесплатную версию.

____________________________________

Автор: Андрей Маров

Разведывательная программа Corona. Космос на службе у пентагона

 Многие знают, что советская космическая программа являлась вплоть до самого конца Советского Союза практически полностью военной программой. И это действительно так, банально потому что никто другой не мог взять под свое крыло такую гигантскую отрасль, такие гигантские затраты как покорение вечно неизведанного космоса. Однако не одни союзы советы социалисты таким прославились – американцы, заклятые противники всего красного и ярые любители всего зеленого, также покоряли космос далеко не с целью исследований и научной ценности. Сегодня пойдет речь о первом применении космоса в военных целях, а именно о программе Corona по разведке с орбиты земли.

 Еще в далеком 1955 году Соединенные Носители Демократии решили, что космос на пороге, а значит надо задуматься о практической пользе оного. Конечно, космическая гонка это хорошо, но тут навязывается фраза «Эффектно, но не эффективно» - победа в космической гонке не даст тактического преимущества над Советским Союзом, по крайней мере за рамками СМИ. А потому в том же 1955 было объявлено о старте программы «WS-117L satellite reconnaissance and protection program». Она и породит нашего героя – разведывательный спутник KH-1 и его модификации.

 Первая разведывательная миссия свершилась лишь 18 августа 1960 года. До этого было еще 14 разных попыток запуска, из которых была удачна лишь одна тестовая – то на орбите двигатель не туда накренит и спутник окажется в океане, то слишком рано отцепится от ракеты-носителя и даже на орбиту не вылетит, то вообще взорвется при старте. Однако 1 мая 1960 года над Свердловском сбили Гэри Пауэрса, а если быть точнее, то разведчик U-2, который он пилотировал. Помимо скандала на весь мир, этот инцидент очень прочно убедил военных в необходимости вывода разведки в недосягаемый для советского вооружения космос. Финансирование программы повысилось, количество полетов увеличилось в полтора раза, и результат не заставил себя долго ждать. 18 августа 1960 года спутник KH-1 впервые смог вылететь на орбиту, сфотографировать местность противника и сбросить капсулу с пленкой на землю, где ее также благополучно приняли в воздухе. Военные посчитали это великим успехом, ведь не только все этапы полета прошли успешно, так ведь еще и камера не подвела и дала ±отчетливые фотографии. Миссия прошла максимально успешно. Сфотографирован в этой миссии был военный аэродром Советского Союза в Чукотском море; хоть эта фотография и оставляет желать лучшего качества, даже такое изображение означает великий успех.

 Полеты программы продолжались аж до 1972 года, причем к этому моменту фотографии представляли из себя подробные снимки, где можно было различать такие небольшие (если смотреть с орбиты, то небольшие) цели, как отдельные самолеты. Этого добились установкой двух камер, имевших набор из линз, помогавших в точной корректировке изображения. К тому же, начиная со спутников KH-3, на них появилась система стабилизации, которая позволяла не только держать камеры все время направленными на землю (все спутники до этого довольно неспешно вращались по продольной оси и делали съемки только в тот небольшой промежуток времени, когда камера была направлена на землю), но и также давала куда более четкую картинку. Что интересно, для стабилизации спутник использовал звездное небо, то есть отслеживал положение некоторых звезд и выравнивался по ним, но также использовал и несколько бетонных стрел около города Каса-Гранди в Аризоне, дабы калибровать уже сами камеры. Данная система, улучшавшая качество изображение в несколько раз, получила название «Dual Improved Stellar Index Camera» (DISIC).

Схема, иллюстрирующая работу стабилизации камер на KH-3

Первая фотография в программе Corona. Качество хромает, но в принципе аэродром различим

 К концу программы, у американцев были огромные архивы с сотнями, а то и тысячами фотографий самых разных стратегически важных локаций – от аэродромов в Саудовской Аравии до ключевых военных баз Китая и СССР. Особенно программа засияла с появлением спутника KH-4, который сделал сразу несколько шагов в улучшении стабильности полета. Теперь спутник мог самостоятельно поддерживать орбиту, даже несмотря на очень низкий полет (а следовательно стремительное дестабилизирование орбиты). Спутник покрывал гигантскую зону съемок: буквально за один полет он мог сфотографировать как что-то в странах ОВД, так и далекую Чукотку с Китаем. Также, эта версия спутника была оснащена сразу двумя последовательно сбрасываемыми капсулами с пленкой, и это позволяло делать вдвое больше фотографий за один вылет.

Фотографии кремля и пентагона, сделанные на KH-3.

Качество улучшилось разительно по сравнению с предыдущими нестабилизированными версиям

 А теперь позвольте немножко кулфактов. К примеру, стоит пояснить, откуда взялось такое интересное обозначение – KH. Все довольно просто, и даже отчасти смешно: KH подразумевает под собой «Key Hole» – замочная скважина. А если быть точнее, то имеется в виду процесс подглядывания за комнатой через замочную скважину.
Также, спутники Corona, а именно полет 10 августа 1960 года спутника Dicoverer 13, первыми в мире совершили успешное возвращение искусственного объекта из космоса. На 9 дней раньше, чем это сделал советский Спутник-5 (да, да, очевидная шутка про Спутник-V).

 Итого, за 13 лет полетов, программа Corona доказала, что разведка из космоса является крайне полезным и очень эффективным занятием, а также принесла огромное количество информации о главных противниках и их возможностях. Однако также эта программа являлась большим звоночком человечеству: в космосе еще не ступала нога человека, а он уже использовался в военных целях, на благо пентагона и против злых красных. Но тогда возникает вопрос – а почему после появления такого средства разведки не были искоренены морально устаревшие самолеты-разведчики? Ответ прост – насколько бы не была эффективна эта идея, она, по сравнению с обычным самолетом, стоит нереально много; даже богатые американские капиталисты не были готовы выделять на это достаточное количество денег для вытеснения всем привычных и дешевых в использовании самолетиков. Да и те же самолеты куда оперативнее – в лучшие моменты спутники Corona могли быть запущены на орбиту только через день после появления надобности/приказа, а обычно это время исчислялось неделей-двумя. В сравнении с самолетами, которые могли взлететь буквально за час-два, нуждаясь лишь в заправке и простейшей проверке систем, понятно, что они будут незаменимым звеном разведки (что мы видим и по сей день).

Фотографии аэродрома при Семипалатинском испытательном полигоне и места подрыва китайской атомной бомбы соответственно. Сделаны они на KH-4 и качество уже лишь немногим хуже современных спутников. Видны даже отдельные самолеты

 P.S. Спасибо огромное этому товарищу за поиск львиной доли материалов, а также отчетов ЦРУ об использовании этого спутника. Без него этот текст вышел бы многократно скучнее и бесконечно менее подкрепленным.
 P.P.S. Для желающих, я в комментарии кину ссылки на эти отчеты – они показывают впечатление военных об этой программе, да и в целом являются полезным чтивом.

Гениальный маркетинг от “Пепси”. История в трех частях

Часть 1. Филиппины.

 На Филиппинах ненавидят «Пепси». Её продукцию практически не покупают, на саму компанию всегда смотрят с презрением, и работать в ней считается совсем зашкваром. Поэтому компании и приходится нанимать в этом регионе иностранцев. Кока-Кола, в отличие от неё, на островах доминирует.

 А вот почему так произошло – это очень интересная история.

 Давным-давно, в 1992 году, когда два мировых производителя газировки воевали за Филиппинские острова (причём Кола побеждала с огромным разрывом, контролируя почти 75% рынка), местный филиал «Пепси» решил провести акцию с кодами под крышкой.
 Сказано – сделано. Начало было многообещающим. На КАЖДОЙ крышке был номер из трёх цифр и сумма выигрыша – от тысячи до миллиона песо. Выигрыш, разумеется, человек получал только после оглашения призовых номеров по телевизору.

 После старта продаж бутылочек с заветными крышками дела компании резко пошли в гору. Прибыли увеличились, занимаемый рыночный сегмент тоже. Было принято решение увеличить количество призовых крышек в несколько раз, а успешная реклама сделала то, что казалось практически невозможным – в акции поучаствовало более половины населения островов, а это больше 30 миллионов человек на тот момент.
 Итак, день Хэ. Люди застыли в ожидании у телевизоров, по которым диктор задорно объявлял выигрышные номера. Тысяча песо, десять тысяч, пятьдесят, сто… Кто же выиграет заветный миллион?

 Наконец, объявлен выигрышный номер. Заветные три цифры — 349. Думаете, в этот момент где-то раздался одинокий крик счастливчика?
 Ну да. Вот только не одного. Дело в том, что крышечек с этим номером было напечатано… 800 тысяч. «Пепси» ещё не знала, что её ждёт.

 Десятки тысяч филиппинцев на следующий день пришли за призами. Компания отказывалась выдавать деньги, менеджеры ссылались на сбой в программе и очень извинялись. А потом выигрышным был объявлен другой номер.
 В столице начались беспорядки. Разъярённые победители вышли на улицы. Объединившись, филиппинцы создали так называемый «Альянс 349». Их атакам подверглись сотрудники компании, было сожжено и взорвано несколько грузовиков, заводы «Пепси» были закиданы коктейлями Молотова и даже бомбами, некоторые из руководителей различных отделений были вынуждены срочно уезжать из страны.

 Компания задолжала огромные суммы. Выплатить их было физически нереально. По одним только искам надо было отдать больше 400 миллионов долларов.
 Впрочем, «Пепси» сумела разрулить этот вопрос. Далеко не все суды были выиграны филиппинцами, а в качестве жеста доброй воли компания выплатила многим филиппинцам какую-то символическую сумму. В итоге виновником всего этого сумели выставить… мексиканскую консалтинговую фирму, которой было поручено отбирать выигрышные номера! Якобы им говорили, что есть номера, которые брать нежелательно, а они не послушали, вот какие нехорошие. Насколько это правда, точно неизвестно – сегодня компания отказывается комментировать события тех лет, подчёркивая, что люди, ответственные за произошедшее, в «Пепси» уже не работают.

 Ну а в 2006 году верховный суд Филиппин снял с «Пепси» все обвинения в халатности и заявил, что компания не ответственна за общественные беспорядки. Впрочем, к тому моменту «Пепси» уже и так изрядно настрадалась: одни только судебные издержки с компенсациями превысили изначальный бюджет рекламной акции более чем в 5 раз. Да и репутация компании на островах была безнадёжно испорчена.

 Навсегда.

Часть 2. Наглость компании «ПепсиКо» не знает границ!

 В 1996 году в своей рекламной акции с баллами за напитки они пообещали целый истребитель тому, кто соберёт нужное количество. И когда заветные баллы были собраны – послали призёра куда подальше, причём даже суд был на их стороне!
Но давайте обо всём по порядку.
 Эта история, несмотря на всю свою абсурдность, произошла не в России (казалось бы, 90-е), а в США. Пепси решила провести акцию с баллами за товары. В рекламе показывали футболку за 75 баллов, кожаную куртку за 1450, тёмные очки за 175 и… самолёт «Харриер» за 7 миллионов баллов.
 Да, в рекламе актёр говорит «Штука покруче автобуса» и сажает истребитель на школьном дворе. В реальности всё оказалось куда сложнее.

 Итак, знакомьтесь, перед нами юный авантюрист, решивший поиграть по правилам капиталистов на их же поле и выиграть главный приз – Джон Леонард, 21-летний студент. Джон узнал, что баллы можно не только получать за купленные напитки «Пепси», но и покупать напрямую – по 10 штук за доллар. Так почему бы не приобрести всего лишь за 700 тысяч зелёных самолёт, который стоит точно пару десятков миллионов? Причём совершенно легально.

 Сказано – сделано. Предприимчивый юноша садится за телефон и начинает обзвон. Через некоторое время ему удалось убедить (!) пятерых инвесторов обеспечить ему нужную сумму. Видимо, скиллы харизмы у Джона были вкачаны на максимум – вот вы бы дали незнакомому молодому человеку деньги под такой сомнительный проект?
 Деньги собраны. В «Пепси» отправлены несколько этикеток с бутылочек и чек на огромную сумму. Ждём приз!

…

 Пепси подаёт на молодого человека в суд, прося признать его требования неправомерными. Бонусом компания на всякий случай переигрывает правила акции: теперь для получения самолёта нужно набрать не 7, а 700 миллионов баллов.
 Рассерженный Леонард направил в суд встречный иск с требованием самолёта – всё-таки условия акции были выполнены. История даже получила какую-никакую огласку – простые граждане были возмущены таким отношением со стороны компании и сообщали журналистам, что как-то, мол, неправильно показывать в рекламе то, чего не можешь дать на самом деле. Кто-то даже высказал мысль, что на таком клиенте наоборот, можно было лишь улучшить репутацию, хотя бы покатав его на Харриере и сделав на этом рекламу.

 Впрочем, Пепси решила судиться и вполне закономерно выиграла. Не исключено, что судья был подкуплен или компания как-то ещё повляла на его решение. Но судебные формулировки и общее решение звучат шедеврально.

– «Ни один разумный человек не мог заключить, что реклама действительно предлагала покупателю самолёт «Харриер»
– «Молодому человеку, показанному в рекламном ролике и явно не являющемуся пилотом, вряд ли можно доверить даже ключи от родительской машины, не говоря уже о самолёте, принадлежащем Корпусу морской пехоты США»

 О том, как Леонард потом разбирался с инвесторами, история умалчивает. Но факт остаётся фактом: не играйте с жуликами по их правилам.

Часть 3. Новосибирск

 Площадь в центре города напротив ГУМа. На площади стоит машина. Человек за рулём уже второй день сидит внутри автомобиля и не собирается выходить. В машине он уже провёл ночь, возможно, проведёт и следующую. В машине, которая ему не принадлежит.
 Кто же он? Вор? Преступник? Почему его поддерживают обычные граждане и пресса? Почему его не задерживает милиция?
 Давайте узнаем подробности этой истории, произошедшей на просторах нашей необъятной в 2002 году.

 Компания «Пепси» решает провести рекламную акцию. Аттракцион неслыханной щедрости: на площади перед ГУМом стоит ларёк. Купи напиток – получи купон, который даёт тебе шанс выиграть целую Мицубиси Каризма! В её багажнике лежит бочонок с сотней ключей; один купон – один ключ, покупай Пепси и выигрывай!
 Один из предприимчивых новосибирцев по имени Артём, купив на три тысячи рублей всевозможных напитков, получил 200 купонов и начал методично пробовать каждый ключ. Организаторы лишь тихонечко посмеивались – ну какой дурак положит туда настоящий ключ? И ежу понятно, что за два месяца проведения акции кто-то точно его бы вытащил, а машина на тот момент стоила 20 тысяч долларов!
 Но какой-то дурак ключ, видимо, положил. Испробовав все ключи, молодой человек пошёл на второй заход. И... внезапно один из ключей открыл машину.

_______________________

Автор: Тимофей Бердикин

Порвали, жаль. Или оборотная сторона запуска Московских Центральных диаметров.

_______________________________________

Автор: Анна Корбайн

Ремонт по-дореволюционному

 Сегодняшний пост о быте и нравах дореволюционной России. Некоторые особенности старых интерьеров можно отчетливо увидеть на картинах, некоторые может подметить внимательный читатель, любящий классику.

 Самый примитивный "дизайн интерьера", который был и самым массовым - да никакого! Просто деревянный дом без всяких там обоев и паркетов. По мере необходимости щели конопатили обычно паклей. Такой интерьер можно увидеть на картинах многих художников, например, "Новоселье" родившегося и выросшего в деревне передвижника Василия Максимова. А заодно и в большинстве деревенских домов, да и многих мещанских тоже.

Более «серьезным» вариантом было стены оштукатурить и покрасить. Для деревенских домов это долгое время было редкостью, а вот в мещанских встречалось часто. Дешево и сердито. Именно такой незатейливый ремонт, судя по всему, у хозяев, нанимающеюих прислугу на картине Владимира Маковского. Живет семья (судя по характерным усам, военного, возможно, отставного) весьма скромно, но амбиции требуют нанять еще одну девушку в качестве прислуги. Негоже «благородиям», даже бедным, самим готовить и убираться. Просто оштукатуренные стены можно увидеть и на картине Прянишникова «В ожидании шафера» (1890). Часто штукатурку облепляли ненужной бумагой и красили поверх нее.

 Но были и более презентабельные варианты. Например, обои. Вот только обои по тем временам были понятием более широким. Изначально словом "обои" называли то, чем стены обивали, и речь шла обычно о тканях. Бумажные обои стали популярны с 18 века, а производить их в Европе стали еще раньше, но называли их долгое время бумагами, бумажками. Обычно считается, что бумага была более дешевым вариантом, хотя это не совсем так.

 В 18 веке одним из самых популярных способов украсить стены в том числе в домах дворян - покрыть их холстами, а затем покрасить. Иногда закрашивали одним цветом, но некоторые могли расписать их, превратив стену в большую картину. Дмитрий Благово в "Рассказах бабушки" описывает интерьер бабушкиного дома так: "Все парадные комнаты были с панелями, а стены и потолки затянуты холстом и краской на клею. В зале нарисованы на стенах охота, в гостиной - ландшафты, в кабинете у матушки тоже, а в спальне, кажется, стены были расписаны боскетом, а еще где-то драпировкой или спущенным занавесом. Конечно, это все было малевано домашними мазунами, но, в прочем, очень недурно, а по тогдашним понятиям о живописи даже и хорошо."  

 Подобные настенные художества встречались в России и в 18 веке и в начале 19 иногда тоже. В «Горе от ума» крепостной театр, возможно, украшен аналогично. («Дом зеленью раскрашен в виде рощи, сам толст — его артисты тощи»). Добавление клея делало краску более прочной и водостойкой. В то время модно было в особняках рисовать на стенах пейзажи в подражание интерьерам Версаля. Иногда холсты просто белили без всяких дизайнерских изысков. Довольно часто в первой четверти 19 века в отделке использовались яркие цвета. Изумрудно-зеленый (даже получивший название зеленый графов Апраксиных»), синий («синий бенуа»), красный, вдохновленный в том числе интерьерами зданий, обнаруженных при раскопках Помпей.

 В литературе часто можно встретить упоминание штофных обоев. Обычно под ними подразумеваются обои на тканевой основе, которые к стенам крепились с помощью гвоздиков. Поначалу это было дорогое удовольствие, хотя со временем цены становились все ниже, в том числе по причине появления все большего числа отечественных производителей. Некоторые люди делали обивку стен и мебели из одного и того же материала. К середине 19 века стал популярен относительно недорогой кретон (крепкая хлопковая ткань), а иногда в ход шел и дешевый ситец. Похоже, однотипной тканью задекорирована гостиная в Кусково на акварели Натальи Леоновой.

 Бумажные обои в Европе стали популярны еще в 18 веке, но выглядели по- разному. В Англии это была дешевая альтернатива тканям, поэтому дизайн был простяцкий. А вот во Франции бумажные обои были достаточно дорогими, потому что делались из качественных материалов, а сложные и многоцветные узоры наносились на них вручную. Особым шиком считались вкрапления ворса (обычно его состригали с бархата и осторожно сыпали на нанесенный на бумагу клей), их называли насыпными. При этом ворс могли еще и приглаживать в разных направлениях, создавая сочетание матового и глянцевого узора. Вообще ценились обои, имитирующие ткани, поэтому, глядя на картины 19 века, часто нельзя точно сказать, что именно там использовано при отделке. Бумажные обои было легче использовать, но стоить они могли дороже штофных. Бумажными обоями изначально был оклеен Елагин дворец, построенный в 1820-х. Поначалу «бумажки» состояли из отдельных листов, которые между собой склеивали. В 1799 году Луи Робер создал аппарат, выпускавший бумагу рулонами. В 1823 году англичанин Пальмер сделал первую обойнопечатную машину, а его соотечественник Престон в 1839 году разработал еще более популярный аппарат для нанесения узоров. Все это сделало бумажные обои дешевле и доступнее. Если еще в первой половине 19 века обои в жилищах обычных горожан встречались редко, а в основном стены просто красили, то во второй они уже стали обычным делом. Стандартный рулон был примерно 47 см в ширину, а длинна была разной. У русских производителей 11-12 аршин, то есть примерно 8-9 м. К концу века самые дешевые отечественные обои стоили 9 копеек за рулон.

 Сочетание плитки и, скорее всего, недорогих обоев можно увидеть на картине Николая Неврева "Смотрины" (1888). Кстати плитку тоже широко использовался. Чаще всего для отделки печей, иногда на кухне, в начавших появляться в домах ванных, но иногда и в комнатах. В комнатах ее можно увидеть там, где стоял обеденный стол. Это задняя часть печи. Металлический предмет на стене скрывает продух, куда выводилась труба от самовара.

 А вот потолок обычно просто красили. При этом в краску тоже добавляли клей. Такой потолок можно было мыть. Ценное качество, с учетом того, что из-за свечного отопления он мог быстро закоптиться. Изредка можно встретить росписи. С полом вариантов было тоже немного. И самый массовый из них – просто дощатый. Паркет был дорогим удовольствием, поэтому встречался далеко не во всех домах, да и там обычно не во всех комнатах, а только парадных. Чем более сложный рисунок и больше использованных сортов дерева, тем дороже. Так что роспись на потолке и красивый паркет еще раз подчеркивают зрителю, что папенька, к дочери которого на картине Федотова (1848) сватается меркантильный майор, явно в состоянии дать внушительное приданое. В 1863 году Фредерик Уолтон запатентовал напольное покрытие линолеум на основе линоксина – оксидированного льняного масла. Однако массовым производство этой новинки стало только к концу 19 века, и в дореволюционной России она популярной стать не успела.

 Ну и еще одна характерная особенность домов "благородий" и просто состоятельных россиян - любовь к "показухе" для гостей, а ради нее готовность переплачивать и жертвовать личным комфортом. Во многих домах и квартирах были так называемые парадные комнаты. Хорошо обставленные, с качественным паркетом, и окнами на улицу, что считалось престижным. И все это для гостей, а без них помещения часто не отапливали, и туда могли даже не заходить, проводя жизнь в личных покоях. А там и мебель дешевле, и полы просто дощатые, и окна в унылый двор. Типичная жилая комната на картине Федора Толстого "За шитьем" (1820-е).

Ну и несколько примеров интерьеров на старых фото

И немного крестьянского быта начала 20 века. Фотограф Вадим Шульц

Часть информации в посте взята в книгах

Ю. Федосюк "что непонятно у классиков или энциклопедия русского быта xix века"

Е. Юхнева "Петербургские доходные дома"

А. Васильев "Русский интерьер в старинных фотографиях»

___________________________________

Автор сей статьи Торбова

"Если вам кажется, что за вами следят - это не значит, что вы параноик"

Нам кажется, что теории заговора - всего лишь плод больных фантазий конспирологов. Но иногда парни в шапочках из фольги бывают куда прозорливее нас. Итак, господа, как насчёт теории заговора, которая оказалась правдой?
 В последние годы свой жизни старик Хэмингуэй начал крепко сдавать, как в физическом, так и в ментальном плане - писатель за короткое время из энергичного и жизнерадостного человека превратился лишь в блеклую тень того, что когда-то именовалось Эрнестом Хэмингуэем. Одним из характерных симптомов болезни стала прогрессирующая паранойя - уже немолодому писателю казалось, что за ним постоянно следят, его телефон прослушивается, почта вскрывается, а в доме установлены жучки. На его психику это оказывало самое пагубное воздействие, вплоть до попыток суицида, которые, как мы знаем, в конце концов увенчались успехом.

 Все это, разумеется, печально. Но, в самом деле, кто из нас застрахован от протекания крыши на старости лет?
 Однако много лет спустя выяснилось, что если Хэмингуэй и поехал кукухой на почве чего-то еще, то насчёт слежки он был более чем прав. Однако масштабы ее были куда грандиознее, чем он мог себе вообразить - Хэмингуэй оказался в числе счастливчиков, попавших под полноценную государственную программу по слежке за собственным населением, наравне с Альбертом Эйнштейном, Мартином Лютером Кингом и другими деятелями политики, науки, искусства, а также простыми гражданами, которыми, в силу тех или иных причин, заинтересовалось ФБР. И имя этой программе было - COINTELPRO, действовавшей, без малого, аж целых 15 лет!

 Конечно же, слежка велась и раньше - неужели ви таки думаете, что любимое правительство оставит разных интересных личностей без пристального внимания?
Однако в 1956 году все это вышло на качественно иной уровень, ведь, как сообщит позже некто Фрэнк Чёрч, который расследовал все это дело, "гражданам, которых правительство рассматривало как угрозу, была объявлена самая настоящая тайная война".
 Впрочем, было бы странным, если бы правительство НЕ санкционировало подобной программы, учитывая, что на дворе стояла Холодная Война и призрак коммунизма семимильными шагами шел по планете, и КТО на тот момент возглавлял ФБР (а это был, на минуту, Эдгар Гувер, фигура для американской истории поистине эпического масштаба).

 Итак, битва за умы, сердца и скелеты в шкафах простых американцев началась. Кто же стал целью невидимого удара ФБР?
 Сначала целью были только коммунистические партии и организации США, что само по себе дело, в общем-то, заурядное - периодически кошмарить компартию к тому времени уже стало эдаким правилом хорошего тона для различных правительств разной степени демократичности. Однако список расширялся с пугающей скоростью: движение Мартина Лютера Кинга, движение Джесси Джексона за гражданские права, социалисты, анархисты, Новые Левые, хиппи и пацифисты - да за кем только ребята Гувера не шпионили! На пике программы ФБР на полном серьёзе запускало целые тайные операции по стерилизации лошадей, присланных из СССР в качестве подарка и полноценную слежку за школьниками, имевшими неосторожность позвонить в штаб социалистической партии для сбора данных для соц.опроса.

 Однако, справедливости ради, стоит отметить, что под раздачу попали и откровенные экстремисты, типа "Нации Ислама" (да-да, в США уже тогда были свои исламские фанатики), ККК, "Черных Пантер" (Черные расисты? Дайте две!), организации американских нацистов и другие.

"Ты агент ФБР! Нет, ты агент ФБР"

 Но старина Гувер не был бы собой, если бы все дело ограничивалось какой-то там невинной слежкой.
 Так, в рамках программы, ФБР использовало методы психологической войны - целый комплекс мер, направленных на разжигание недоверия и паранойи в рядах той или иной группы или организации. ФБР подделывало переписку и записи телефонных разговоров, создавало подконтрольные организации и группировки, возглавляемые сотрудниками же ФБР (дело группировки "Нью Грэйтнесс" абсолютно точно не являлось сфабрикованным, верьте нам), рассылало анонимные письма, содержащие дискредитирующую информацию о лидерах движений... Одной из действенных тактик, кстати, было обвинение участников и лидеров общественных и политических движения в...работе на ФБР!

 Все вышеперечисленное, конечно, звучит не слишком угрожающе, однако эффект был самый что ни на есть серьезный, вплоть до доведения до самоубийств (как в случае с Пуэрториканским движением за независимость или с актрисой Джин Синберг) и подстрекательств к убийству (как в случае с Черными Пантерами и некоторыми уличными бандами).
 Подобные манипуляции, в итоге, заставляли рядового Джона, в результате умозаключений в духе: "если он, он и он - агенты ФБР, то... а если агент ФБР - я... Так, падажжи, ебана...", подозревать своих сопартийцев, коллег по работе, мистера Пайлсона, недавно отравившегося кофе на Большом Центральном Вокзале, а также свою маму, бабушку и тещу в работе на Белый Дом и лично на Эдгара Гувера.

 И естественно все это щедро приправлялось сливами компромата и секретных документов со стороны самого ФБР - причем вперемешку с настоящими скелетами в шкафу сливались и выдуманные факты, и поди потом разберись, где там правда, а где ложь... В Сент-Луисе под это дело даже был организован местный аналог "СПИД-Инфо", где публиковались подробности личной и сексуальной жизни местных активистов.
 В конечном итоге, ФБР добилось своих целей - "Черные Пантеры" полностью перестали существовать, Мартин Лютер Кинг и Малкольм Икс были мертвы, компартия лежала в нокауте (85 тысяч членов в 1940-х против 2800 человек в 1960-х), группировки Новых Левых расколоты и находились в перманентном конфликте между собой...

 Малине пришел конец в 1971 году, когда группа антивоенных активистов, пробравшись в офис ФБР в Пенсильвании, стащила оттуда несколько интересных документов и досье, которые были тут же разосланы во всевозможные СМИ. Разразился скандал и Эдгар Гувер был вынужден признать и прекратить деятельность программы COINTELPRO. А через год прекратили и самого Гувера, отправив того на пенсию в мае 1972 года.
 Скандал не утихал ещё долго, в 1975 дело дошло до создания специальной комиссии Сената США под председательством упомянутого в самом начале заметки Фрэнка Чёрча по расследованию всех дел, натворенных ребятами Гувера за последние 15 лет. Которые, к слову, в 1976 были ОФИЦИАЛЬНО ПРИЗНАНЫ НЕЗАКОННЫМИ, вот так-то. Результаты деятельности этой комиссии находятся в свободном доступе и ознакомиться с ними может любой желающий.

 Разумеется, подобными делишками промышляли не только Штаты, но и другие страны. Например, Канада, в которой на протяжении 33 лет (с 1950 по 1983) действовал список PROFUNC, общей численностью в 66 тысяч человек, подозреваемых в симпатиях к коммунизму... Но это уже совсем другая история.
 Когда в следующий раз, дорогой читатель, ты увидишь неприметного человека, настойчиво прогуливающегося по одному и тому же маршруту, то он не прогуливается. Это работа у него такая. Есть, знаете ли, такая профессия...

____________________________________

Автор: Кузнецов Назаров

4 МИГА И БОИНГ В УСИНСКЕ

Так совпало, что два автора в разное время написали заметки по одной теме

Сап, котаны!
 Сегодня не будет прохладных про техногенные катастрофы. Могли бы быть, но их не будет. Даже так: крови и кишок не будет благодаря одному чуваку, и сейчас я вам за него расскажу. Томушта если б не он, они бы тут были.
 Есть такой городок – Усинск. Не Токио там какое, не Лос-Анжелес, дыра дырой, если честно. Расположен в Республике Коми, население под 40к, всех местных достопримечательностей – памятник комару. Серьёзно. Но в этой дыре есть аэропорт с одной ВПП, вышкой и, как положено, диспечером. Из-за него-то этот пост и обойдётся без кровищщи.

 Итак, картина маслом: Усинск, восемь утра 15 ноября 2018 года, молодой (26 лет) диспетчер Алексей Плитин сажает ютейровский Боинг. Пока ситуация развивается нормально, за небольшим досадным исключением: полоса скользкая от изморози и Боинг тормозит в конце, проехав отворот на рулёжку. Казалось бы…
 Внезапно в эфире возникает тридцать первый МиГ, с телегой в духе «Привет, я подсяду?» и утро начинает терять очарование былой безмятежности. Диспетчер сообщает, что полоса занята Боингом (сажать два самолёта на одну полосу строжайше запрещено инструкциями), на что пилот говорит, что у него топляка по нулям, и покурить в сторонке пока рулится Боинг ну прям ваще не варик.

 Утро окончательно перестаёт быть томным, ибо перед диспетчером классическая дилемма двух стульев: ронять МиГ на город, либо ронять прокуратуру на себя, если даст добро на посадку. Парень предпочитает рискнуть, маякует Боингу тихо сидеть в кармане в конце полосы и начинает сажать МиГ.
 Думаете это всё? Авотхуй! В этот момент в эфире нарисовываются ещё ТРИ(!) МиГа в абсолютно таком же положении: топляк по нулям, нужно вотпямщаз садиться. Управление этой четвёркой всадников апокалипсиса становиться похоже на фехтование четырьмя банками нитроглицерина верхом на скачущем коне. Каждый приземлившийся МиГ оставляет на полосе тормозной парашют, не способствующий безопасной посадке последующих. Двоих он еле успевает развести со встречных курсов, но в итоге хеппи-энд, четыре МиГа, как утята пристраиваются под крылом ютейровского Боинга, мир, дружба, жвачка.
 К чему это я? Да к тому, что пока мудаки-рукожопы пытаются угробить любое порученное им дело, этот грёбаный мир держат на своих плечах профессионалы. Поэтому, котаны, будьте как Алексей, и, глядишь, мне не о чем станет писать по моей любимой теме техногенных катастроф.

P.S. Запись переговоров прилагается

________________________________

Автор: Даниил Ли

_______________________________

 Полеты на пассажирских самолетах дают море приятных впечатлений. Если вы никогда не летали, очень рекомендую, можно увидеть много интересного, из иллюминатора огромные дома кажутся меньше спичечного коробка. Даже когда самолет двигается по аэродрому можно посмотреть другие воздушные суда, огромные Боинги-747, среднемагистральные А-320, Суперждеты, а еще...4 МИГ-31 С ПОЛНЫМ БОЕКОМПЛЕКТОМ, КОТОРЫЕ ПАРКУЮТСЯ В 10 МЕТРАХ ОТ САМОЛЕТА В КОТОРОМ ВЫ НАХОДИТЕСЬ.

 Конечно, такое бывает не всегда, но именно такая возможность появилась у пассажиров авиакомпании ЮТейр 15 ноября 2018 года, летевших из Москвы в Усинск.
 Все началось с того, что группа из 4-х истребителей МиГ-31 перегонялась из Перми в Воркуту. При планировании полетов помимо основного аэропорта назначения всегда назначают и запасной или даже два. Военные запросили использовании аэропорта Усинска в качестве запасного, на что им ответили отказом, так как аэродром полностью загружен гражданскими судами и мест там нет, и тормозные парашюты там складывать некому, и вообще идите отсюда. Ладно, сказали военные и назначили запасным Нарьян-Мар.

 Сначала все шло по плану...Достигнув Воркуты, (аэродром Советский) первая пара Мигов заходит на посадку. Но вот погода в Воркуте ухудшилась настолько, что посадка там становится невозможной. Миги пробуют еще несколько заходов, но тщетно. Сильно продолбавшись по топливу, командир группы Мигов принимает решение лететь в Усинск. Нет, не то чтобы они были такие своевольные, просто сеть аэродромов у нас на Севере не слишком широкая и Усинск был единственным, до которого они могли долететь.
 Так или иначе, а 4 Мига с полным боекомплектом, и уже совсем не полными баками летят в Усинск. Диспетчер аэропорта Усинска в курсе об их решении погостить в Усинске, правда он еще не знает о том, что топлива у Мигов почти не осталось.

 В это же время к посадке в аэропорту Усинска готовился Boeing 737-500, авиакомпании Ютейр, он прибудет туда раньше МиГов. На удалении 8 км экипаж Боинга запрашивает посадку в Усинске и получает на нее разрешение. Диспетчер спрашивает у Боинга сможет ли тот освободить полосу по рулежной дорожке Браво.
 Тут следует сделать небольшое отступление. Дело в том, что со взлетно-посадочной полосы можно уехать по двум дорожкам - Альфа и Браво. Альфа находится совсем близко от входного торца полосы, в то время Браво на расстоянии 1200 метров. Если лайнер нормально касается полосы и успевает затормозить, он сразу поворачивает на эту дорожку и освобождает полосу. Если же он не успевает затормозить, то доезжает до конца полосы, там разворачивается и возвращается снова на ту же самую дорожку Браво.

 Однако в тот день полоса была скользкая и экипаж Боинга сообщает, что не успеет покинуть полосу предложенным способом. Спустя 2 минуты Боинг успешно приземляется, и как и планировалось нихрена не успел уехать по Браво в связи с чем рулит в конец полосы для разворота. В это время первый из Мигов уже вошел в зону ответственности диспетчера, но не вышел на связь. Диспетчер вызывает его сам и предлагает МиГу сделать круг, дабы дать Боингу уехать с полосы, однако, пилот Мига утверждает (и как мы увидим впоследствии небезосновательно), что из-за малого остатка топлива он не может этого сделать, а все что он может - это сесть прямо здесь и сейчас.
 Только в этот момент диспетчер узнает о том, что топлива у МиГов практически нет. Тут нужно отдать должное диспетчеру, это вам не Петр Нильсон из SkyGuid, который в этой ситуации, вероятно смог бы столкнуть все 5 самолетов в одной точке одновременно, причем в небе.

 Диспетчер принимает решение оставить Боинг в конце полосы на развороте, а Мигу разрешить посадку и следовать туда же.

 Тщательно заныкавшись аки мышь Боинг 737-500 ждал пока все 4 Мига сядут и также заедут на разворот. Один из Мигов кстати чуть не сел на полосу в противоположном направлении, чем мог бы сделать устроить там огромную кучу трупов. Слава альпакам, диспетчеру таки удалось отговорить его это не делать, несмотря на опасение за малый остаток топлива. К слову сказать, совершенно не напрасные у двух из четырех мигов топливо кончилось сразу по достижении разворота и уехать своими силами они смогли только после заправки.

 Диспетчера, Алексея Плитина, хотели показательно наказать, за то, что он допустил такое опасное сближение, однако справедливость относительно востержествовала. В итоге диспетчеру удалось обойтись без больших последствий, но из аэропорта Усинска он все-таки уволился и сейчас работает по специальности в Сыктывкаре. Сколько кирпичей отложили пассажиры рейса Москва-Усинск тоже достоверно не известно.

__________________________________

Автор: Максим Савин

 Миром модерна принято восторгаться, дорожить и всячески противопоставлять миру Старого Режима, уступившему в кровавой борьбе своё место на пьедестале. Совсем уж безбожно заливаются поклонники виг-истории, что взяли за основу технический прогресс, когда механически перенесли его на общество и культуру, утверждая, что вся наша история — это шаги от худшего-примитивного к лучшему-сложному. Мир модерна — это индустриализованные города, убившие прежний аграрно-патриархальный уклад.

 Здесь и притаилась критика. Часто, не безосновательно, модерн обвиняют в том, что он породил вшивые окопы Первой мировой, огненные смерчи Дрездена и ядерные лаунчи Хиросимы Второй мировой, раскатал колючую проволоку и, на месте бывшего имения князя Освенцима, обустроил фабрику смерти, и вообще – город не такое уж приличное место, каким кажется на первый взгляд. Особо одарённые граждане принимаются вспоминать первого нетленного классика Заратустру с его изречением, что «город прибежище Ахримана». А Модерн, стало быть, пророк его. Нечего сказать — ужасающие аксессуары, Вольтер мечтал, как всегда, в таких случаях не о том. Вполне очевидно, что стало тенденциозной модой противопоставлять этому ужасному железобетонному монстру идеальную пастораль старых добрых времён, удовлетворённо хрюкая при тщетных попытках найти что-либо похожее на Терезин с Треблинкой. Но если долго мучиться, найти что-нибудь получится.

 Нельзя утверждать, что Конфедерация Штатов Америки была образцовой моделью старого консервативного мира, особенно на европейский пересчёт, но в рамках американской системы вполне могут считаться антиподом мира Модерна. В экономической модели приоритет отдавался аграрному сектору с очень высокой долей применения рабского труда, известному ещё со славных времён египетских фараонов в противовес индустриальному Северу с его основной наёмной силой; в социальной сфере приоритет был за семьёй либо кланом в противовес гражданским объединениям либо корпоративным коллективам; в политической отрасли культивировалась децентрализация регионов в противовес подчинению единому центру; в общественной иерархии процветал элитаризм вместо декларируемого эгалитаризма. Все эти факторы и другие, помельче, привели к тому, что в 1861 году вспыхнула знаменитая Гражданская война. Интересная тем, что это, практически, единственная крупная война (не считая двух за Независимость), происходившая непосредственно на территории США, в ходе которой страна понесла наибольшие потери от военных действий, больше, чем за все остальные войны в своей истории.

 И эта же война подарила всему прогрессивному человечеству такое явление как концентрационный лагерь. Андерсонвилль – так называлось то премилое местечко, которое протестировали на своей шкуре пленные солдаты Армии Союза Севера. Здесь-таки следует подметить, что, наверное, только смирным аграриям да пастушкам могло прийти в голову подобное нововведение. Ведь концлагерь, по сути, ничто иное как тот же загон для скота, и пускай Андерсонвилль не был обнесён ещё редкой тогда колючей проволокой, также создававшейся для загонов скота, а всего лишь был обнесён частоколом – людям, пребывающим в нём, от этого было не легче. А участи скотины они могли даже позавидовать, ибо за скотиной до поры-до времени ухаживают и кормят.

 Так что нехитрая идея была рождена от самого примитивного способа ведения скотоводческого хозяйства. Как известно скотина существует для того, чтобы выкачать из неё как много больше материальных ресурсов. Дать размножится, пройти десяток циклов по извлечению молочной продукции и конечный пункт - скотобойня, покуда ещё животина не состарилась и пригодна в пищу. Близка к этому была и организация рабского труда на плантациях. Многие плантаторы держались той идеи, что лучше и дешевле побыстрее выжать из раба все соки, а потом купить на замену новых, чем содержать и кормить его на протяжении многих лет. От такой интенсивности использования труда доходы оставались стабильно высокими и частые затраты на покупку новой живой силы не превышали статью прибыли. Нечто похожее сейчас наблюдается в сфере рынка труда на примере супермаркетов, где также применяется практика быстрого выколачивания трудовых соков из несчастных работников, доводя их штрафами за любую мелочь и неровным трудовым графиком до увольнения. Но месяц-другой они пашут, принося торговым сетям необходимую пользу. Вот подобная психология существовала и у рабовладельцев южных штатов. Людям с этой же психологией один шаг до создания концлагеря.

 Организован Андерсонвилль был 25 февраля 1864 года, когда масса пленных солдат Союза уже перевалила критическую точку и командование армии КША не знало, что с ними делать. Не отпускать же их в самом деле, решили они. Это была территория величиной в тридцать акров, окружённая деревянным дощатым частоколом, охрану которой тщательно обеспечивали стрелки. Посередине лагеря располагалось болото. Единственным источником воды служил небольшой ручеек, берега которого использовали как клоаку для оправления естественных нужд. Довольно-таки скоро всё это великолепие начинало попахивать и заряжать воздух миазмами заразы.

 В локации, где размещено было 35 тысяч человек это, знаете ли, серьёзная проблема. Не хватало на всех палаток, большинство людей вынуждено было обитать под открытым небом, терпя жаркое южное солнце, и дрожать под проливными дождями. Обходясь без одеял, кроватей, чтоб место плена курортом не показалось, живые часто перемежались с мёртвыми, трупы которых никто не спешил убирать. По лагерю перемещались полуживые прозрачные создания, отдалённо напоминающие людей, державшие в руках изъеденные ржавчиной котелки и банки с болтушкой из непросеянной ржаной муки. Иногда, в особо удачливые дни, им удавалось получить кусок гнилой свинины, совершенно негодной в пищу, сорт которой обычно идёт на переработку мыла. Да, мыла тоже не было. Жалкие лохмотья военнопленных стали колониями-поселениями для целых армий паразитов разных сортов. Ситуация усугублялась тем, что в армии царил фонтан кровавого поноса, плясала цинга и пели песни болезни лёгких. Иногда предоставлялась медицинская помощь. Заключалась она в том, что у ворот лагеря появлялся медик и давал полезные советы тем упорным и стойким, которые ещё могли дойти. Получив очень ценные указания они уползали обратно, и одному Богу известно насколько они успешно применяли на практике полученные врачебные предписания. Но хуже всего было когда группы людей начинали терять моральный человеческий облик от невыносимых условий существования и начинали кошмарить своих же товарищей по несчастью, тем самым облегчая работу гарнизону охраняющему лагерь. Ни о какой координации действий и попыток прорыва не могло быть и речи в таких условиях. Отдельные попытки бегства пресекались сразу же на месте метким выстрелом в лоб. Что вскоре стало способом легального самоубийства со стороны пленных. Главным образом специально нарывались на пулю, чтобы прекратить мучения, подростки по 17-18 лет. Не обходилось и без развлечений, иногда устраивались провокации, сравнимые с той, которую устроил Рамси Болтон своему пленнику Теону Грейджою, с погоней и собаками. В данном случае использовались специальные псы-негроловы, годами дрессировавшиеся с целью эффективной ловли беглых рабов. Вот только на сей раз они, ничтоже сумняшеся, ловили белых людей не делая разницы в расовых отличиях кожи и строения черепа.

 Веселье закончилось 7 мая 1865 года, когда 4 кавалерийская дивизия лихой атакой освободила лагерь от внезапно спраздновавших труса южан. На месте остался лишь комендант лагеря Генри Вирц со свитой приближённых и был незамедлительно арестован. Всего за год с небольшим было уничтожено свыше 13 тысяч человек. Подобное не могло пройти мимо общественного мнения. Благо вскоре Юг к тому же проиграл войну. Следует сказать, что в целом специфика Гражданской войны в США разительно отличается от Гражданской войны в России или же в Испании. Не было никакой южноамериканской эмиграции цвета акации или гвоздик, не расстреляли и не посадили ни одного офицера армии КША, преспокойно себе жил и существовал бывший президент Юга Девис Джеферсон, отбыв незначительный тюремный срок. Более того, герои Юга прочно вошли в общеамериканский пантеон героев, одной из основ современной американской культуры ещё недавно был роман «Унесённые ветром», повествующий о гибели «благородного белого рыцарства», а фильм «Боги и генералы», снятый в нулевые 21 века, просто квинтэссенция примиренческого нарратива между тамошними условными «белыми и красными». И всё-таки Вирц, комендант лагеря смерти, был привлечён к суду.

 Так оно зачастую всегда бывает, что палача по итогу отправляют во след своим жертвам. Их не уважают ни враги, ни свои. Таковым не дают орденов, не провозглашают почестей и даже не выносят судебного помилования. Врач имеет право на ошибку, генерал может угробить полмиллиона солдат в зерг-раше, а потом «убедительно» доказать, что тактические условия оказались иными, чем на штабных картах, а что может сказать в своё оправдание палач? Кроме глупого кивания на приказы, тем более, что можно было бы попросится в перевод в действующую армию и сложить свою голову при каком-нибудь Питтсбурге? Вот поэтому люди, подобные Вирцу, всегда попадают под нож не то, что первыми, а зачастую единственными из целой цепочки людей. В данном случае людей, устроивших и оборудовавших Андерсонвилль. Оставшиеся в живых после тамошнего ада даже могли не открывать свои рты в обвинительных речах, они были показательными уликами сами по себе на суде устроенном под председательством генерал-майора Лью Уоллеса, в августе 1865 года.

 Очевидец, военный врач Барроуз рассказывал на процессе как умирали в феврале 700 полуголых узников. Как они корчились под кусками тонкой палаточной ткани от суровых холодов, копошились по трое в ямах, согревая друг друга своими телами как змеи; что за малейшую провинность обессиленных людей подвешивали таким образом, что только большие пальцы ног касались земли. Мальчики-подростки, бывшие барабанщики, лежали в грязных траншеях с поражёнными гангреной ногами и умоляли стражей охрипшими голосами пристрелить их. Число таких душераздирающих историй возрастало, и уже через десять дней председатель Уоллес закрывает судебный процесс. Вирц пытался защищаться, рассчитывал на прощение, очень часто включал тупого шланга, который всего лишь выполнял приказы, но суд и присяжные были непреклонны. Сдалась под конец и защита подсудимого, не найдя убедительных оправданий его действиям. 10 ноября 1865 года Генри Вирц был повешен, под крики двухсот зрителей кричавших – «Вирц, вспомни Андерсонвилль!». Как будто этого было мало, его шея не сломалась сразу после того, как выбили табуретку из-под его ног, и он ещё две минуты умирал от удушья, обильно наделав себе в штаны. Гадкая и мерзкая смерть, недаром в старые времена аристократы были лишены подобного вида наказания под соусом особой привилегии. И вот мы снова вернулись к дихотомии Старый мир vs Новый мир. Несомненно, мир модерна довёл бытие до двух мировых войн, превратив Европу в лунный ландшафт, почти не успел довести до ядерного апокалипсиса и засмердев грешную землю вонючими заводами, от которых впадал в меланхолию старина Толкин. Он же и довёл до совершенства фабрики смерти, да вот начало было положено не англичанами, которые в своей старой-доброй Англии деревню уже видели только на пасторальных полотнах, во время англо-бурских войн, не бюргерами-немцами на Восточных территориях, а славными милыми фермерами Юга, живущими в гармонии с природой, истово верующие в Господа, с целым букетом непреложных моральных истин, вколачиваемых с детства посредством оплеух и розог, свято уверенные, что гедонизм ведёт в ад и только приверженность той жизни как предки заповедали, избавит мир от зла. Один-один в пользу Модерна vs Старого мира.

 Ну, а тем, кто сейчас мечтает уничтожить белых супрематистов, красных марксистов, старорежимных «булкохрустов», веганов, мясоедов, феминисток или сексистов из мужского государства – вспоминайте и вы Андерсонвилль. Если вас не замучают за колючим периметром, то вас назначат виновными. Вот как виновные теперь немцы всей нацией за свои художества, нарисованные 80 лет назад. Как оказался виновным и Вирц, который всё-таки реально был не больше, чем тупой вояка-шланг исполняющий приказы. Как он о себе и заявлял в целях самозащиты. Но не помогло. Как и не помог геноцид армии КША, Вермахту или ещё кому-либо подобным образом удержать власть и систему на плаву.

_________________________________________

Автор: Влад Снегов

 Неожиданным и непонятным покажется нам желание близкого друга или любого другого гражданина России внезапно взять и посетить заседание Государственной думы. И дело даже не в том, что власть ставит всяческие препоны для её посещения, но в отсутствии интереса к деятельности депутатов.

 В случае с Государственной думой Российской империи ситуация ровно противоположная. Желающих посещать заседания, особенно в первые дни работы, было много и властям часто приходилось бороться с наплывом нежелательной аудитории. Особенно если она мешала депутатам заниматься своими прямыми обязанностями.

 Во время работы Первой Думы в Таврическом дворце можно было встретить не только депутатов и журналистов, но и самых обычных граждан, способных из банального любопытства забрести в депутатские залы, возвращаясь из кабака или с работы. Их обнаруживали и во время пленарных заседаний, и в залах, где работали думские комиссии по разным вопросам. Охрана часто выводила наиболее неуёмных, однако в коридорах Таврического дворца было достаточно мест, чтобы спрятаться, поэтому поимка не всегда оканчивалась удачно.

 Начиная уже со Второй Думы власти старались оградить рабочий процесс от праздно шатающихся любителей задних рядов и от журналистов. Так однажды охранники дворца запретили известному депутату от кадетов Петру Бернгардовичу Струве давать интервью в помещениях дворца.

 А с начала работы Третьей Думы журналисты и вовсе перестали допускаться в нижние ложи, соприкасавшиеся с помещениями депутатов. По словам товарища министра внутренних дел С.Е. Крыжановского, сделано это было потому, что под видом журналистов в зал общего собрания забредали "неблагонадежные элементы". Работа СМИ в Думе теперь ограничивалась лишь наблюдением за общими заседаниями, где обсуждались лишь очень важные или очень острые вопросы, создававшие нужный газетам ажиотаж. А о деятельности думских комиссий можно было узнать, официально, конечно, только у их секретарей.

 Руководство Думы, несмотря на препоны правительства, старалось поддерживать тесные контакты с журналистами на своих условиях. Когда им это не удавалось, депутаты сами ставили на голосование вопрос об ограничении доступа журналистов в Таврический дворец. "Газетчики" в свою очередь, стояли на страже корпоративных интересов и не всегда поддавались на уловки думцев, поскольку именно от печатного слова зависел образ того или иного политика в сознании читающей публики.

 Взаимодействие думцев, "газетчиков" и властей образовывало равносторонний треугольник взаимного недоверия и взаимного же использования. Депутаты, недовольные действиями властей по отгораживанию Думы от общества, могли с куда ярче выступать на открытых заседаниях, привлекая внимание публики к вопросам открытого характера их работы.

 "Газетчики", заинтересованные в получении свежей информации, балансировали между думой и правительством, поддерживая контакты во всех возможных инстанциях и получая информацию любыми доступными способами.

 А правительство и министерства, используя подсадных "агентов" могли манипулировать как газетами, так и думцами, для достижения своих целей по сокрытию или, наоборот, гиперболизации отдельных эпизодов думской работы.

 В целом же интерес к работе Думы со стороны общества говорил о том, что она не была просто ширмой, поставленной государством для вида. О Думе говорили, о ней писали, её заседаний ждали - Дума воспринималась как полноценное представительное учреждение, которое даже умудрялись справляться со своей ролью.

______________________________

Автор: Илья Агафонов

1. Ниткин П.С. Взаимоотношения журналистов и депутатов после Первой русской революции в период работы Государственной Думы Российской империи третьего созыва (1907-1912 гг.) // История: факты и символы. 2017.
2. Соловьев К.А. Самодержавие и Конституция: политическая повседневность в России 1906-1917 годах. 2019.